О чем плачет дождь. Глава шестая

Исправленная и дополненная

6.

- О, Лиз, смотри… Кто-то бумажник обронил, - сказал Ник и поднял с
тротуара кошелек. Заглянул внутрь и присвистнул: - Ничего себе! А
сумма-то неслабая!
- Посмотри, там документов нет? Может, вернуть сможем?
- Нет… Документов нет, вроде… Только деньги.
- Давай в милицию отнесем.
- В милицию, говоришь?.. – Никита секунду подумал, потом вытащил телефон
и набрал номер. – Валер, привет! Узнал? Ты сейчас где? На работе?
Отлично… Да я понимаю, что у тебя выходных не бывает. Только тут,
понимаешь, такое дело… Вышли сейчас с женой…. Да погоди ты… ага… чаще
звонить надо… Короче, нашли сейчас бумажник, а в нем немало зеленых
денег… Думаю, что да… Подъедешь? Да мы здесь, недалеко от нашего дома…
Сколько тебя подождать? Ага… Ждем…
Он отключил телефон.
- Ну вот, - сказал он, притягивая меня к себе, - Скоро милиция сама к нам подъедет.
- Нехорошо чужие деньги присваивать, - вдруг раздался за нашими спинами
голос.
Мы повернулись. Перед нами стоял невысокий парень с отчаянно голубыми
глазами. Просто васильковое поле, а не взгляд.
- Уж не твой ли кошелек? Участливо, но с легкой усмешкой спросил Никита,
помахивая перед его носом портмоне.
- Нет, не мой, - спокойно ответил парень, - но и не твой. Я видел, как
ты его с земли поднял.
- И что?
- Да ничего. Даешь мне половину того, что в кошельке, и я молчу, как
скала.
- Нет, не дам. А вдруг сейчас хозяин появится, а мы тут с тобой чужие
деньги делим?
- Ну и это вряд ли… -покачал головой синеглазый.
- Вряд ли, не вряд ли… - усмехнулся Никита, - да только подождем еще
минут десять – пятнадцать. Раз кошелек до нас не взяли, значит, хозяин
недалеко ушел, глядишь, спохватится.
- Ну подождем, - покладисто согласился парень.
Минут пять мы молча стояли в ожидании неизвестно кого. Я уже замерзла, и
Никита старательно прикрывал меня от ветра. А мне лезли в голову всякие
предположения и теории, но постигнуть до конца поступок Никиты я так и
не смогла.
- А вон и хозяин подъехал, - уронил усмешку Ник, показывая на выходящего
из машины плотного коренастого мужчину.
- Не…навряд ли… а, может, и да, - невразумительно ответил парень.
- А ты откуда знаешь? - прищурился Никита.
- А… я… я не знаю, - он почему-то вдруг смешался. – Бедновато одет для
такой суммы.
- Ага… А ты знаешь, сколько там денег?
- Да что ты привязался? - Разозлился вдруг синеглазый. – Не знаю!
Лопатник вон толстый какой. Немало там, наверное.
- Что за шум, а драки нет? – коренастый крепыш протянул руку Никите для
рукопожатия.
- И тебе здравствуй. Тихо, тихо, стоять, Зорька…
Парень дернулся и затих. Я вообще перестала что-либо понимать. А
мужчина поздоровался со мной и, поцеловав руку, представился:
- Валерий Старцев, когда-то был соседом вашего мужа. В одном дворе гуляли, в одном саду яблоки воровали. Но давненько не встречались. А то бы вы сейчас не с ним гуляли.
- Вот, вот, потому и не сообщил тебе, - засмеялся Ник. – Испугался, что уведешь
В этот момент из-за угла быстро вышел мужчина средних лет и прямиком
направился к нам.
- Простите, господа, вы не находили здесь кошелек… - он посмотрел на
Валерия и тоже сник, как и синеглазый.
- Это какой кошелек-то? Опишите пропажу, – Валерий взял из рук Никиты кошелек.
- Может быть, - неуверенно сказал подошедший. – Разрешите взглянуть? Да,
мой кошелек…
- Сколько у вас там примерно было денег? Давайте проверим…
- Да, да… Давайте я проверим, - он стал пересчитывать купюры, а потом удивленно посмотрел на нас. - Но позвольте, тут не хватает половины суммы!
- А вы ее с этого парня стребуйте, - Валерий кивнул на синеглазого. Тот
сжался.
- Вы хотите присвоить мои деньги? Но тогда я буду вынужден вызвать
милицию, - сказал он доставая мобильный телефон.
- Не стоит беспокоиться. Милиция здесь, - Валерий предъявил свои
документы. - Для установления принадлежности кошелька и ваших личностей
прошу пройти в отделение. Оно тут рядом, процедура много времени не
займет.
- Ээээ… Знаете ли, - буркнул хозяин кошелька, - у меня времени нет.
Может, полюбовно решим?
- Ты что, обалдел? Я вообще тут случайно мимо проходил… пусти, ну! Пойду
я. Домой мне надо.
Сказали мужчины в один голос.
- Ну, домой так домой. Вали отсюда. – Парень незамедлительно исчез. - А
вот вас, гражданин, я попрошу все-таки пройти… Деньги большие, отдать
просто так я не могу.
- Разрешите еще раз взглянуть на кошелек? – Мужчина протянул руку.
- Ну, взгляните, взгляните, - Валерий отдал ему портмоне.
Тот повертел его в руках и с сожалением протянул оперу.
- Не мой, оказывается. Приношу свои извинения. Вы позволите мне идти?
- Ага… идите. Всего вам доброго.
- Ну, что, ребята, - сказал Валерий, когда мужчина отошел от нас на
довольно приличное расстояние, - молодцы вы, однако.
- Валерий, а не могли бы вы объяснить, что здесь только что было? –
недоумение и любопытство просто заливало меня с ног до головы.
- Да все просто как столб, - улыбнулся Валерий. – Аферисты, чтоб им. Вот
синеглазого этого я знаю, да и он меня, судя по всему, узнал. Кидают
кошелек, его кто-то подбирает, потом подходит вот такой парнишка и
предлагает поделить деньги. Вскоре появляется якобы хозяин,
пересчитывает деньги, находит недостачу, ну а дальше уже тому, кто
поднял кошелек, приходится либо выкладывать свои деньги, либо получить
по, простите, физиономии.
- Мамочки… - меня окатило волной страха. – Так это же преступники… А
почему вы их не задержали?
- А что я им предъявлю? Тем более, что от денег они отказались, а в отделение не пошли. А деньги... С деньгами этими еще столько мороки будет... Человеку одному их передам, чтоб ни у кого проблем не было. Ну да вам про то знать не обязательно, - Валерий улыбнулся. – Не все в нашей работе так просто, как описывают детективы. Ладно, ребята, поехал я. Был рад с вами познакомиться, Лиза. А ты, гад, теперь просто обязан пригласить меня в гости.
Мужчины рассмеялись, пожали друг другу руки, и мы направились к машине.
Ощутимо подмораживало, ветер был холодным и промозглым, по небу неслись темные, рваные облака, но в воздухе носилось предчувствие весны. Не знаю, как объяснить это ощущение. Пахло талым снегом и морозной свежестью, будущими зелеными листочками и влажной землей, и еще чем-то неуловимо нежным и приятным. Я вдохнула всей грудью эти запахи, захлебнулась в порыве ветра и рассмеялась… Неожиданно легко, бездумно-счастливо и весело.
Никита удивленно посмотрел на меня и тоже расхохотался. Пару минут мы стояли посреди улицы, смеясь непонятно чему и пугая одиноких прохожих. Наконец, он вытер тыльной стороной глаза и сквозь смех спросил:
- Ты чего хохочешь?
- Не знаю. Просто мне очень хорошо с тобой… Ты не представляешь себе, как я счастлива. – Я потянулась к нему, обняла за шею и поцеловала.
Целовались мы, наверное, целую вечность. Пока не услышали за спиной ворчливый недовольный голос:
- Вот же молодежь пошла… Стыда на них нет… Посреди улицы лижутся…
Старушка недовольно сплюнула и прошла мимо нас, исполненная праведного гнева и осуждения. Мы снова рассмеялись и подошли к машине.
В салоне было холодно. Никита завел мотор, и, пока машина прогревалась, мы минут пятнадцать, словно дети, бегали вокруг нее друг за другом, кидаясь комьями заледеневшего снега. Наконец, Никите удалось поймать меня в свои объятья… Он смотрел в мое разгоряченное лицо, и его глаза затягивали меня в свои омуты… Голова закружилась, я как-то вдруг разом ослабла и обмякла в его руках… Он нежно поцеловал меня и прошептал:
- Ну все, малыш, поехали домой…
- Да, Никитушка, поехали…
Никита вел машину сосредоточенно и осторожно. Дорога, размякшая и раскисшая днем, сейчас превратилась в отвратительный неровный каток. Несколько раз, не смотря на невысокую скорость, нас заносило, но Ник легко справлялся с управлением. Да и машина была хороша: легко слушалась руля и старалась довезти нас до дома без приключений.
Я прижалась к двери и с упоением разглядывала четы лица моего любимого. Неверный, перебегающий свет фонарей то подсвечивал его глаза, то скрывал в мимолетной тьме… Никита изредка косился на меня и легко улыбался.
За окнами машины плыла ночная Москва. Покрывало ночи скрыло то, что днем казалось серым и некрасивым в сумеречном свете. Город пылал огнями витрин, фонарей и иллюминацией. Люди суетливо спешили по улицам от магазина к магазину, торопились домой, входили из метро и спускались под землю. Машин на дороге было не очень много, и все двигались почти на цыпочках. На переднее стекло машины ложились маленькие колючие снежинки, постепенно снег становился гуще, и скоро плотная белая стена повисла над городом, отгораживая друг от друга дома, людей и машины.
Лицо Никиты стало еще более сосредоточенным. Он аккуратно пробирался по заснеженной дороге. Впрочем, снежный заряд вскоре ослабел. Мы выехали на прямое просторное шоссе. И почувствовали, как спадает напряжение. Ник постепенно набирал скорость. Еще немного, и мы будем дома.
Удар был так силен, что я сначала не поняла, что случилось.
Потом пришла боль.
И темнота….
Когда я очнулась, то ничего не увидела, кроме белых стен и потолка.
- Никита! – мне казалось, я закричала очень громко, но из горла вырвался лишь тихий стон, смешанный с хрипом….
- Очнулась! – услышала я тихий вскрик. – Очнулась…. Лиза, Лизонька, милая…
Я с трудом повернула голову и увидела стоящего у постели Кирилла. Его глаза были обведены синими кругами бессонницы, но сами они сияли от невыразимого счастья.
- Как ты, родная? – суетился он, то сжимая мою руку, то бесцельно поправляя одеяло и подушку.
- Никита… - прошептала я. – Что с Никитой?
Глаза Кирилла внезапно потухли и забегали. Я поняла все и сразу. Словно сквозь вату, я слышала крики, видела суетящихся около меня врачей, но мне все это было безразлично. Я не хотела жить. Дни тянулись, как резиновые. Спала я или бодрствовала, мысль моя работала только в одном направлении: умереть, чтобы не жить без Никиты. Врачи упорно вытаскивали меня в жизнь, но я сопротивлялась. Приходили мои родители, говорили о чем-то с врачами, уговаривали меня, но я никого не хотела слышать. Впрочем, несмотря на мое сопротивление состояние мое улучшалось, с меня сняли гипс, постепенно я смогла садиться, а вскоре и вставать.
После очередного осмотра мой лечащий врач пригласил меня в ординаторскую.
- Елизавета Викторовна, вы достаточно окрепли, поэтому я могу сказать вам то, что вы еще пока не знаете, - сказал Андрей Иванович. - Вы готовы меня выслушать?
- Да, Андрей Иванович.
- Авария, в которую вы попали была более, чем серьезная. Вы это знаете.
- Да, Андрей Иванович.
- Но вы не знаете одного... - он замолчал, словно обдумывал что-то. - Вы беременны. Срок шесть-семь недель...
- Что? Что вы сказали? Я беременна? - у меня перехватило дыхание, перед глазами поплыли круги.
- Елизавета Викторовна, вам плохо? Лиза!
Едва справившись с рухнувшей на меня дурнотой я посмотрела на врача.
- Я в порядке, Андрей Иванович. Теперь я в полном порядке.
- Лиза, я вас прошу обдумать создавшееся положение. Ребенка мы сохранили, но, я повторюсь, авария была очень серьезная, и если вы хотите, мы можем...
- Нет! Нет! - я схватилась руками за живот, защищая и оберегая тот случайный подарок, частичку самого моего любимого человека, который уже шесть или семь недель жил во мне.
- Тихо... тихо... Лиза, вы понимаете, что это все довольно опасно. Вас с ребенком спасло в общем только то, что вы были пристегнуты ремнем...
- Мне все равно, Андрей Иванович. Мне теперь есть для чего жить. Понимаете?
- Я понимаю, Лиза. Я желаю вам счастья.
- Спасибо.
Я пошла в палату и впервые за все последнее время спокойно и глубоко уснула.
В один из ярких солнечных дней приехали Нина с Колей. У Нины уже округлился животик, они были веселы и счастливы.
- Лиза, Лизонька, как ты? - затрещала Нина с порога. - Мы вот тебе вкусненького привезли и витамины. Они тебе сейчас очень-очень нужны, - многозначительно сказала подруга. - Ты ведь уже знаешь, да? Знаешь?
- Знаю, Нин, - ее позитивное настроение передалось и мне и так тепло и хорошо стало на душе.
- Вот и хорошо, - Коля присел на край моей кровати. - Тут, Лизавета, вот какие пироги нарисовались. Уж не знаю, рассказывать тебе или нет...
Рассказывай. На меня в последнее время новости так и сыплются. То плохие, то хорошие. Через раз...
- Плохие я тебе вести принес или нет, это тебе решать придется... В общем, дело вот в чем... Помнишь, мы все думали, кто писал эти записки, звонил по телефону? Так вот это была моя сестрица...
- Надюша? Но этого же не может быть! Она ведь совсем ребенок!
- Этому ребенку уже семнадцать лет, вполне себе такая взрослая барышня. Они с подружкой и писали тебе те самые письма, и пожарных и врачей тоже они вызывали.
- Как ты догадался?
-Да, в принципе, все очень просто оказалось. Помнишь, мне показались знакомыми духи, которыми пахла одна из записок? Как-то я заехал к родителям и почувствовал этот запах. Надя очень любит этот аромат. Кроме того, все письма приходили не по почте. Ведь так? А появлялись они тогда, когда к нам приезжала сестра. Вот с этими фактами я приехал к родителям и долго разговаривал с Надеждой. Она, к слову сказать, и не отпиралась особо. Когда вы с Никитой попали в аварию, она ужасно перепугалась. Потом родители с ней долго говорили. Отец просто рвал и метал.
Не наказывайте ее. Она не виновата. Это была ее первая любовь.
Отец сказал, что она сама себя наказала. Но выпороть ее очень хотелось. И это еще не все...
- Что-то еще случилось?
- Да... и это уже более серьезно... К тебе полиция не приходила еще?
- Нет. А должна?
- Да... Видимо, к тебе их пока врачи не пускают. Но придут обязательно.
- Почему?
- В аварию вы с Никитой попали совсем не случайно. Когда вашу машину обследовали, оказалось, что были повреждены тормоза.
Я похолодела:
- Неужели, это тоже Надюшка?
- Нет. До этого девчонки, к счастью, не додумались. Идет следствие. Есть подозреваемые.
-И кто это?
Коля замялся.
- Вообще-то меня Валерка Старцев просил никому ничего не рассказывать... Он не занимается этим делом, но кое-какие справки навел...
- А кто это?
- Наш с Ником приятель, он служит в полиции..
- А! Кажется, я его знаю. Невысокий крепыш такой?
- Ну да. А откуда ты его знаешь?
- Мы с Ником в тот... последний... вечер заезжали к ним домой. Мама его, вроде, смирилась с моим присутствием в его жизни. Была очень мила и внимательна. А когда мы вышли на улицу, нашли кошелек. И Ник позвонил Валере, он приехал. Оказалось, это были мошенники.
- Вы были у матери Ника в тот вечер? И Мария Семеновна была мила?
- Да.
- Хм... теперь многое становится ясным. Так вот главным подозреваемым в этом деле идет как раз Мария Семеновна.
- Ты хочешь сказать, что она хотела убить Никиту? Своего любимого сына?
- Не Никиту, а тебя. Тебя она хотела убить. Она ведь не говорила, что в тот вечер вы были у нее.
- Нет, я не могу поверить...
- Понимаешь, Лиз, слепая материнская любовь иногда может быть страшной силой. Тебе не рассказывали, что она тут вытворяла?
- Нет. А она была в больнице?
- Да. Ты тогда была еще без сознания. Ее к тебе не пустили. Она устроила истерику, кричала, что это ты убила Никиту. В общем, не просто так она была тогда милой...
- Господи... как мерзко...
- Лиз, ты только не расстраивайся сильно, - обняла меня Нина. - Тебе нельзя сейчас расстраиваться.
-Да... - я обняла свои живот, как тогда, у врача, снова пытаясь защитить моего малыша. - Да... я не буду расстраиваться.
-Вот и молодец. Ты замечательная женщина. Сильная, красивая и умная, - сказал Коля.
- Мы пойдем, Лиз?
- Конечно, конечно, - ответила я, уже почти не слыша и не видя их.
В палате я долго лежала на кровати, обдумывая услышанное. И никак не могла понять, как можно так любить кого-то, чтобы жизни и судьбы других людей обесценивались. Почему такие люди никогда не думают о том, что последствия такой любви могут ударить по ним же самим. И еще я поняла одну вещь... Я никогда не стану любить моего ребенка бездумно. Так, как любила Никиту его мать.
Все это время со мной практически неотлучно был Кирилл. Когда он не мог быть рядом, приезжали мои родители. Меня не оставляли одну ни на минуту.
Я смотрела на исхудавшего Кирилла и не могла понять, что удерживает его возле меня. Мы ведь всего лишь друзья, ничего больше. Но он упорно приходил ко мне в палату, приносил свежие фрукты и даже подкармливал меня всякими вкусностями, которые в моем состоянии были не очень полезны.
На улице уже во всю бушевала весна. В открытые окна ярким потоком врывались солнечные лучи, вымытая голубизна неба и запах мокрой молодой травы.
Мы гуляли в больничном парке, только что прошел дождь. Было сыро, но солнце уже грело. Я размотала шарф и отдала его Кириллу.
- Закутайся, Лиз, - заботливо сказал он и попытался вернуть шарф на место. – Холодно еще. Заболеешь.
- Я и так не совсем здорова, - улыбнулась я.
Он как-то нерешительно взглянул на меня и спросил:
- Не устала? Может, присядем?
- Скамейка ж сырая.
- Это ничего, - он снял свою куртку, бросил ее на лавку.
- А сам не простудишься?
- Нет. Не переживай.
Я села на краешек куртки.
- Садись рядом.
- Нет, я постою… Лиз…
- Что, Кир?
- Я люблю тебя. Нет, ты только не перебивай… Я жалею, что не говорил тебе никогда. Надо было сказать давно, но я не решался. После того, как ты прогнала меня тогда, еще в школе… Все эти годы я любил только тебя. Я вообще всегда любил только тебя.
- Почему ты молчал?
- Я хотел сделать тебе предложение. Помнишь, я приехал, сказал, что у меня комп сломался? Я привез тебе это…
Он полез во внутренний карман пиджака и вынул оттуда маленькую коробочку, в которой лежало обручальное кольцо.
Дальше я ничего помню… Я потеряла сознание и очнулась только в палате. Кирилл сидел рядом и смотрел на меня. Я не знала, что делать, как сказать ему, что я не люблю его, что для меня существует только один человек, и он сейчас во мне.
- Ты в порядке, Лиз?
- Да, Кир. Все хорошо.
- Прости меня. Ладно?
- Я на тебя не обижалась, - я постаралась улыбнуться, но улыбка вышла какая-то бледная.
- Тогда я пойду.
Он встал, подошел к двери и вдруг, остановившись, сказал:
-Не прогоняй меня. Не надо. Вы очень нужны мне...
И, тихонько прикрыв дверь, вышел из палаты.
Я стояла возле окна и смотрела, как он шел к воротам больницы по мокрой от дождя траве сквозь опушившиеся зеленью невысокие кустики. Сгорбившийся, понурый, уставший Кирилл, мой верный добрый друг и товарищ...
Молния сверкнула так рядом и так ослепительно, что окружающее на миг померкло и оглохло от раскатившегося по небу грома, и радостно залупили по дорогам, по деревьям, по домам и машинам тугие ливневые струи. Ветер закрутил макушки деревьев, но слег, устал как-то сразу. Снова во всю ширь неба улыбнулась молния, расхохотался гром и через несколько минут туча унеслась куда-то, сияя и хохоча. Оказывается, все это время Кирилл стоял в беседке, пережидая внезапный дождь, он оглянулся, посмотрел на мои окна и я поняла, почувствовала, что он улыбается. И сама внезапно улыбнулась ему.