6 лет тюрьмы?

        Вот – Красный уголок бетонного завода № 5. Его не пройдёшь по пути от дома в школу и обязательно прочитаешь на столбе объявление с названием кинофильма, который привезут в Красный уголок завтра или послезавтра.

        Но вот сегодня на столбе вместо обычного объявления о кинофильме читаю нечто странное и непонятное:

                «13 сентября 1950 года
                в помещении Красного уголка завода № 5
                состоится выездное заседание
                Краснопресненского районного суда.
                Слушается дело гр. Колпакчи Г.И.,
                обвиняемого по ст. 216 ч. 2
                и ст. 318 УК РСФСР.
                Начало в 18 час.»

         До чего же смешная фамилия: колпак + чи = Колпакчи!

        – Мам, а Колпакчи – это наш Колпакчи? – спрашиваю я.

        – Что значит наш – не наш? – переспрашивает она.

        – Ну, то есть это – Григорий? Ну, тот ещё, который к нам в комнату приходит, и ты ему даёшь деньги взаймы, в долг до получки?

        – Тот, тот.

        – А почему его судят? Что он такое сделал?

        – Он на огородах, которые за нашими сараями, выкопал шесть с половиной килограммов картошки и пришёл на работу с опозданием часа на полтора или даже на два.

        – И что? Разве за опоздание на работу – в тюрьму?

        – Да. Если больше, чем на двадцать минут, то в тюрьму – такие у нас законы.

        – А почему в объявлении написано "гр Колпакчи"? – не унимаюсь я. – Что такое "гр"?

        – "Гр" – это значит "гражданин". Так-то все мы – товарищи, а вот если человека судят, то он – уже преступник, и тогда какой же он нам товарищ? Он уже не товарищ, а просто  гражданин. Понял?

        – Понял. А почему заседание суда выездное? Почему судят не на Красной Пресне, где суд, а на нашем заводе?

        – А это –  показательный суд. Чтобы все-все видели, чтобы все-все знали, что нельзя делать так, как сделал Григорий. Понял?

        – Понял.

        Понял-то понял, а только не понимаю: что такое он особенное сделал? Ну, вырыл у кого-то там на огороде шесть кило картошки. И что? За это – в тюрьму? А, может быть, ему есть было нечего? Может быть, он был голодный? Он же из Молдавии! Он же – вербованный!

        Вербованные. Появились они на нашем заводе совсем недавно. Чуваши, мордва, молдаване. Какие-то необщительные, замкнутые, дикие. Одеты бедно – даже по сравнению с нашими, заводскими. Все чуваши – в белых тёплых носках и в резиновых галошах вместо обуви. И это – в любую погоду, даже в жару. В послевоенное лихолетье и голодуху все они из своих обездоленных мест – чтобы выжить – определились на работу в более благополучную столицу, то есть завербовались и стали завербованными. Только мы всё равно называем их не завербованными, а просто вербованными.

        Один из них и есть наш Григорий Колпакчи – красивый молодой молдаванин, длинноволосый, молчаливый и застенчивый, с глазами, как на иконе. Как же стесняется он, как мнётся с ноги на ногу, когда приходится ему просить у моей мамы деньги – до получки. И всегда во время возвращает долг… А теперь вот – тюрьма?... Не понимаю.

                *     *     *

        Вечером Красный уголок забит до отказа. На сцене, за столом, покрытым красным сукном, – трое не знакомых мне людей.

        – Почему не начинают?

        – А некого судить: не привезли ещё.

        Привозят его с большим опозданием. Два милиционера проводят его через зал на сцену и становятся рядом с ним. Обритый наголо, понуро опустив голову, стоит Григорий на сцене.

        На вопросы судьи он не отвечает. Судье приходится повторять свои вопросы. В ответ Колпакчи только кивает головой или произносит что-то краткое, но что именно, нам в зале не слышно.

        А, может, он просто не понимает, о чём его спрашивают?

        Да так оно и есть: Григорий очень плохо – я это точно знаю! – говорит по-русски. А тогда почему же его – молдаванина – судят на русском языке? Даже без переводчика! Абсурд какой-то! Нелепость!

        … Объявляют приговор: шесть лет заключения в колонии.

        Не может быть!

        Как же так?!

        Товарищи судьи!

        Разве можно так: это ж получается по году тюрьмы за каждый вырытый килограмм картошки? Слишком жестоко. Несправедливо. Хочется кричать … а "народ безмолвствует".

        Хочу знать: понимает ли страшный смысл приговора сам Колпакчи?

        А он всё так же стоит на сцене и только молча кивает бритой головой…

        Всё. Суд окончен.

                Вывели болезного, руки ему – за спину,
                И с размаху бросили в чёрный воронок.

        А тот "чёрный ворон" унёс нашего Григория Колпакчи в места не столь отдалённые …

        Я же теперь каждый раз, когда прохожу мимо заводского Красного уголка, припоминаю и прокручиваю в памяти, как фильм, всё это жуткое нелепое судилище…

        Вот и сейчас тоже…