Триптих Макондо, Чегем и Разгуляевка

Триптих: Макондо, Чегем и  Разгуляевка





Роман «Сто лет одиночества» Габриэля Маркеса и его Макондо.
Роман «Сандро из Чегема»  Фазиля Искандера и его Чегем.
Роман «Степные боги» Андрея Геласимова и  его Разгуляевка. 



Странно сплелись для меня  эти миры-книги, казалось бы – не пересекающие три прямые, в одну вязь единого  литературного пространства. Счастье писателя – создать современный эпос своего народа и, одновременно, показать глубинные вневременные пласты человеческой мудрости.

Совершенно разные книги, оглушающие и притягивающие местным колоритом, оказались  понятны и близки  самым разным  людям мира. Почему?



Макондо

«Время рассортировало воспоминания, испепелило непролазные груды ностальгического мусора, которые  жизнь накопила в моем сердце…»

В нобелевской речи Маркес сказал, что писатель несет ответственность за «создание утопии, где никто не сможет решать за других,  как им умирать, где любовь будет подлинной, а счастье - возможным и где народы, обреченные на сто лет одиночества, обретут, в конце концов, право на жизнь».


Неординарное, дождливое, сказочное Макондо несёт в себе код жизни не только народов Латинской Америки. Недаром книга полюбилась миллионам читателей всего мира, которые, не выпуская её из рук, перечитывают произведение,  пытаясь раствориться в точной мудрости авторского слова.

Наш общий мир, подобно Амаранте из Макондо, продолжает шить себе бесконечный саван, пытаясь обмануть смерть.





Чегем


«В этой прекрасной  жизни было одно страшное и непонятное: все, все, кого он любил, рано или поздно куда-то исчезали».

«Самое великое свойство души – доброта. Самое естественное состояние доброй души — добродушие».

Цветущая, сложная Абхазия предстаёт перед нами во всём блеске её колорита, поданная через миры её героев, каждый из которых почти мифологический образ. История, подлинная, не запротоколированная, увиденная персонажами Чегема, приобретает привкус настоящей правды.

Традиции народа, безжалостно растоптанные железной поступью мифического прогресса, и людскими пороками, приспособившимися к навязанной «цивилизации», постепенно угасают, – жестокий двадцатый век сминает их грубой действительностью.

Общение с героями Чегема помогает нам вспомнить, что в доме человека когда-то был костёр, был очаг. Как символ родного дома.


Разгуляевка


«А русского человека так просто голыми руками не возьмёшь. Это немца можно, румынца там какого-нибудь, а русский человек – его много. Он ведь почему буйный? Да потому, что он в себя целиком не помещается. Немец – тот не только в себя уместится, там ещё  человек пять войдет. А русскому в себе тесно, вот и рвётся наружу. Сильно много русского человека. Оттого и бушует».

Главные слова в книге о русской натуре,  вложенные в уста отнюдь не положительного героя, явно перекликаются с классикой. Чичиков – о Птице-тройке. Как до сих пор ругают Гоголя за то, что он посмел вложить «такие» слова в уста этого "проходимца"!

Мир русской деревни середины двадцатого века, мастерски изображенный в книге, генетически заложен в  каждом из нас, знакомых с далеким прошлым только по книгам и скупым рассказам очевидцев.

Андрею Геласимову удалось создать наше, русское Макондо. Но Разгуляевка не будет залита дождями. И при всем прочем она, как ни странно, – она сильнее. Такие параллели возникают постоянно при чтении романа. Вспоминая   о прошлом на уровне памяти предков, интуитивно воссоздаешь свою историю, свои корни.

Узнаваемость и неоднозначность мира Разгуляевки, тем не менее, дарит нам маленькую надежду. А не это ли самое главное в наш жестокий, объемный и сложный век?





Благодарю автора Рефата Шакир-Алиева
http://www.proza.ru/avtor/oldhorse
 за идею дополнить название произведения.



Иллюстрация из интернета. Спасибо автору.