Часть 6. Новые горизонты. Санкт-Петербург. Сказочн

      В детстве, когда мне было грустно или одиноко, родители сажали меня в кресло рядом и начинали читать или рассказывать сказки. В эти моменты мир казался полным счастья, радости и добра. И даже сказочное Зло не могло нарушить в детском сознании бесконечных ощущений тепла и доброты. Позже мы вырастали и забывали и о сказочном подаренном нам тепле, и о так легко преподнесенных нам уроках жизни, и о сказочных существах, героях и товарищах…
      Изгнание… Как его не назови — это всегда паршиво. В сущности, становиться не важно, как ты ушел. Важно только то, что ты имеешь здесь и сейчас. Так уж вышло, что на тот момент на руках моих козырей не было. Я выжидал. Занятие, я вам скажу, не из самых приятных. Надо было думать, искать выходы, решать…
      В свое время, когда я еще был достаточно молод и глуп, чтобы слушать чужие советы, я нашел фразу, которая так и осталась во мне на долгие годы… Впрочем, это сейчас уже не важно… Не о том речь. Моя жизнь начиналась так же, как и у большинства обычных и нормальных людей. Родился я на окраине Великого Города Гордых Ветров. Детство ватажно пролетело в местных кривых улочках, дворах-колодцах и закоулках между ними. Позже были школа, институт, армия… Закончив брать и отдавать у своей Родины, я пошел работать. Первое мое рабочее место не отличалось ни высокой оплатой труда ни перспективами карьерного роста — я был наборщиком объявлений в одной из местных газетенок. Однажды, разбирая пачку записанных операторами заявок на объявления я обнаружил аккуратный листик. Он был размером с визитку и на нем не было ничего кроме рисунка дракона, да номера телефона.

***
когда раздаешь эту жизнь по кусочкам
лелея в сумерках остатки огонька
ты собираешь жизнь свою по строчкам
и отражениям мечты в чужих глазах

      К приходу в ее дом я готовился каждый раз тщательнее, чем на свидание: исправно выбривался, отглаживал вещи, аккуратно размещал по сумкам заранее купленный товар, клал в карман записку с покупками последнего захода и обязательно откладывал денежку на цветок. Все действо начиналось за сутки до прихода в гости. С утра пораньше, часов так в восемь, я поднимал сумочки и выходил за порог. Несколько пересадок на транспорте и я Дома. Именно так. Несмотря на то, что к тому времени я смог заработать себе на отдельную квартиру и даже переехать в нее с женой и парой ребятишек, Дом у меня был именно тут. Окна обшарпанной девятиэтажки смотрели в сторону залива, от чего в них всегда пахло взморьем и влажностью. Окно на третьем этаже гостеприимно светилось ровным светом. Я заворачиваю в подъезд, достаю ключи, отпираю дверь и вручаю хозяйке квартиры очередной небольшой букетик и…
      Поначалу она читала их мне, а я слушал и глотал их с запоем, как ребенок еще не умеющий не верить в чудо. Позже она стала сама рассказывать их, до селе не опубликованных, не звучавших, хранивших память веков. Она читала, рассказывала, поясняла и снова рассказывала, а я боялся… Боялся в них поверить. Я ждал чуда, но оно не приходило. Встречи проходили, а я все слушал и ждал. Ждал что однажды все-таки сбудутся все рассказанные ею Сказки и я поверю… Однажды я пришел совсем не в духе. Ничего не объясняя, я плюхнулся на ее подоконник и уставился в окно. Я не помнил, как она начала рассказывать, просто замер и вслушивался в каждое пророненное слово. Эта Сказка стала чем-то особенным, она не была похожа на все предыдущие… Это была сказка о Мире Умирающего Солнца…

      «Вообще-то таких Миров много, но суть не в этом. Да и надо как-то уж все по порядку, а то как-то… Она говорила, что у каждого Мира есть Душа — это существо мыслящее, помнящее, любящие. Еще в каждом Мире есть физический носитель этой души… Словом каким-то его называла, не то Танцующим, не то Помнящим, не то Поющим… Неважно во общем… Не об этом речь. С определенной периодичностью Мир спрашивал у носителя имена тех, кто должен в Мире остаться, кто должен покинуть его, кто просто должен быть наказан или убран подальше… И Он называл Имена… Каждый кто был назван — оставался как и прежде жить в Мире, кто был наказан — отправлялся на годы смертей на Великий Рубеж, но те, кому не хватало грехов до Рубежа, но кого уже не терпел Мир — изгонялись в Миры Умирающего Солнца…
      Это была узкая кромка земли, на которой можно было даже не существовать, только лишь цепляться за жизнь в условиях полной анархии, беззакония, безвремения. Миры, выброшенные из остального потока Времени, не подчиняющиеся ни чьим законам и никому не принадлежащие… У каждого свой, личный, персональный Ад и карманный Рай. Однажды, на Земле родилось два брата-близнеца, поделившие между собой право носить Душу Мира. Когда пришло время они каждый долго называли имена и не назвали только имена друг друга. И Мир, забрав у них свою Душу, изгнал их обоих… Оба они попали в один Мир Умирающего Солнца, но в разные его очаги. Первый, назовем его так для отличия, попал в лесистую зону, где за километры не было ни одной живой, разумной, мыслящей души. Второму же не повезло уродиться в небольшом поселке. Поселок зарабатывал на скудное и безропотное существование, торгуя светлыми отражениями-лучиками зеркал. Их консервировали и продавали на ежесезонной выставке съестных продуктов и прочих местных чудес. С каждым сезоном лучиков становилось все меньше — консервация тепла приводила к постепенному истощению местного светилы. В какой-то момент оно сжалось в крохотную точку, едва поднимавшуюся над горизонтом. Как это не нелепо не звучало, но у местного Солнца не было сил подняться выше. Все аналитики и ученые ежедневно писали в прогнозе «на завтра» очередной конец света, но свет жил… Жил едва поднимаясь над горизонтом, едва согревая, едва улыбаясь и утешая остатки этого едва пригодного к обитанию Мира. Спустя несколько лет жители привыкли, лишь один ученый из вымершей деревеньки пытался найти объяснение такому странному феномену. Он потратил долгие годы, но нашел ответ совершенно случайно. Однажды к нему попала одна из консерв с отражением. Трясущимися от волнения руками он открыл ее и… Увидел на приборах изменения в светиле — оно стало ярче! Не на много, едва заметно даже для самых точных приборов Мира, но стало! И тогда ученый стал искать… Он обошел все города и поселки, анклавы и вымершие деревни Мира ища то, что светило бы Солнцу, но не находил… Этим ученым был Второй из братьев. Научившийся творить даже в этом Мире чудеса, он стал спускать все свое состояние на скупку консерв-лучиков. Выкупив, он выходил под уставшие лучи светилы и выпускал их. Шли годы, но вопрос мучившей Второго: «на чем работало Солнце предыдущие годы?» все больше не давал ему покоя… Годы спустя, заплутав и сбившись с пути, он перевалил через горный хребет, куда никто раньше не ходил, и вышел на лесную поляну. На ней стояла основательно сделанная лачуга. Хозяин заведения не запирал, хотя его и не было, и Второй прошел чистое, светлое и очень уютное помещение. Внимание его привлек один из подоконников. Он был больше остальных и на нем, от времени и по выгоревшим следам, можно было прочитать силуэт сидящего человека. Ученый осмотрел подоконник, пытаясь понять на что можно было смотреть столько лет что б оставить столь четкий след… И наткнулся взглядом на вмурованную в стену фотографию двух улыбающихся, держащихся за руку, молодых мальчишек и обнимающей их женщины из давно забытого места под названием Земля…»

      Когда сказка кончилась, было уже давно за полночь. Я, неуклюже напялив свой плащ, шагнул под странно теплый и усталый дождь. Пытаясь переварить рассказанное, я не заметил, как чуть не сшиб худенького парнишку. Он стоял посередь пустого городского проспекта подставив лицо дождю…
      — Простите, — неуклюже буркнул я, спеша прочь…
      — Как тебя зовут?.. — вдруг окликнул он меня, не прекращая своего странного занятия. Я не внятно пробурчал свое имя и остановился.
      — Я запомнил тебя сейчас и вспомню потом… — послышалось мне из-за спины.
      — Когда потом? — неожиданно даже для самого себя спросил я и обернулся к говорившему.
      — Когда спросят… — парнишка неуклюже повел плечами и медленно зашагал по пустому проспекту, чтобы раствориться в пелене весеннего дождя…