Фантастическое путешествие

Верочка Непогодина была маленькой и милой девочкой восьми с половиной лет. Она сидела за одной партой с Эдуардом Гинзбургом. Однофамилец известного в стране физика был близорук и хил и имел освобождение от занятий физкультуры. Такая же бумажка с печатью была и у Верочки – и потому они сидели с Гинзбургом в почти пустом кабинете и читали очень интересную зелёную книгу. А их учительница Ольга Герасимовна вязала свитер.
В книге были тоже мальчик и девочка. Только они были родственниками. Непогодина время  от времени поглядывала на Гинзбурга, но не спешила называть его своим братом. За бледность и тёмные волосы мальчишки прозвали его Пьеро. 
А Непогодину все считали второй Мальвиной.
Гинзбург немного завидовал Карику. Во-первых, тот легко взбирался по гладким цветочным стеблям, а во-вторых. Об этом Эдуард даже не мог помыслить. От одной мысли об этом его сердце начинало стучать так, как будто он пробежал несколько кругов по спортзалу.
Верочка изредка бросала взгляды на голого мальчишку на картинке – он не был ненастоящим и плоским, зато милый Гинзбург был рядом. Но он был одет. И тупо потел…
«Интересно, а что бы делал он, стань мы такими же маленькими?»
Мысли прыгали, как маленькие конфетки. Верочке ужасно хотелось быть такой же как Валя. Она была не прочь прокатиться на стрекозе, но не сейчас, когда за стёклами окон царила зима.
В классе было пусто и душно. Дети пролистали почти всю книгу, и тут взгляд Верочки поймал щекочущее мозг слово.
- Послушай, Эдик, - начала она, стараясь говорить маминым голосом. – А что бы ты делал, если бы мы с тобой и вправду уменьшились?
- Не знаю…
- Ну, мы же бы с тобой были… - Она помолчала, ощущая предательскую ёрзость колготок. – Ну, мы бы с тобой были… Ну, ты понимаешь?
Эдик не понимал.
Он снял с носа свои детские очки, протёр линзы промокашкой и уставился на дверь класса.
- Какой же ты дурак, Гинзбург. Мы же были бы «го-лы-ми», по-ни-маешь… - произнесла она, чеканя каждый слог.
Гинзбурга бросило в пот.
Он вдруг иначе взглянул на нарисованных человечков. Теперь не Карик и Валя, а он, и Верочка были в той удивительной стране.
Ольга Герасимовна вспомнила, что надо  зайти в учительскую. Там давно ожидали, когда она пожертвует коллегам совершенно лишний в её классе шкаф. Он стоял в углу и ожидал только крепких рук старшеклассников.
- Так, дети… Не шалите… Я сейчас вернусь…
Она постаралась спрятать вязание подальше, и, переваливаясь, как утка, с ноги на ногу направилась к двери.
Дети затаили дух.
Им ужасно хотелось стать Кариком и Валей. Гинзбург мечтал доказать все, что он не влюблённый слюнтяй,  настоящий мужик, а Верочке было тесно в её прошлогоднем платье.
- Ну, - проговорила Верочка.
- Ага! – выдохнул покрасневший, как рак Гинзбург.
Сопя и вздыхая, они распрощались сначала со школьной формой, а затем с бельём…
Стояли и дрожали, не зная, что делать дальше. Где спрятаться…
- Давай, в шкаф спрячемся, а потом на перемене вновь оденемся. – предложил Эдуард, смотря на свой болтающийся, как маятник писун.
Верочка пожала плечами и в три прыжка, как пантера оказалась внутри шкафа.

Панкрат и Серый были рады слинять со скучного урока физики.
И когда появившаяся в дверях училка малышей  попросила перенести в учительскую пустой шкаф, они согласились, надеясь проваландаться до конца урока, а затем отпроситься домой.
Панкрата и Серого держали в классе из жалости. Оба они балансировали на грани отчисления – потому что почти по всем предметам явно не успевали. Зато любили таскать тяжести.
Училка открыла дверь – и два бугая направились к шкафу. Ольга Герасимова осталась в коридоре, чтобы не мешать. Парни подхватили шкаф и потащили его прочь из класса.
Верочка и Эдуард затаили дыхание. Им было стыдно и страшно. Верочка ещё ни разу не получала замечаний, и теперь подумала, как рассердится бабушка, если узнает, что её примерная внучка разделась догола перед мальчишкой. А Эдуард вспомнил, что совсем забыл про то, что выпил за завтраком две чашки чаю, и теперь ужасно хочет по-маленькому.
Они сидели на полу шкафа и думали, а что будет, если их запрут здесь. Превращаться в два маленьких скелета не входило в их планы. Верочка боялась уколов не то, что смерти; и уже собиралась громко крикнуть, как Гинзбург закрыл ей рот своим.
Девочка задёргалась и замычала.
Панкрат и Серый изнемогали от неожиданной тяжести.
«Что там – кирпичи что ли? – пробормотал Серый.
- Ага…
Им обоим хотелось устроить перекур – но курить посреди коридора было стрёмно, и они, чертыхаясь, вновь взялись за днище и потащили шкаф дальше.
Так медленно и торжественно, словно носилки с патрицием – шкаф двигался к дверям учительской. А голые узники старались не издать ни звука.
Им понравилось тыкаться губами друг в друга. Поцелуи слегка пьянили. И Эдуард не выдержал – и описался.
- Дурак, нас услышат! - прошипела Верочка, округляя глаза.
Ей было стыдно. Эдуард трогал её, и от его прикосновений становилось горячо и страшно. Она знала, что должна противиться – но не могла, не решалась быть грубой.
Она вдруг представила себя бесстрашной Гердой. Та ведь не побоялась дойти до Северного полюса босиком и почти голой.
«Как же мы домой попадём. Неужели  и нам придётся идти домой голыми?
Верочка засопела. Ей вдруг стало жаль своего коротенького платьица, особенно той неказистой звёздочки с мальчиком, чьё лицо походило на лик ангела. Стало жалко бабушки, которая аккуратно, как часы приходила за ней в школу. И особенно жалко, что она такая дура, и здесь в темноте может только трогать Эдика, но не видеть его.
Гинзбург тоже страдал. Он вспомнил, что за табель без троек его обещали взять с собой в цирк, а ещё сделать ему костюм Пьеро. Он уже мысленно представлял себя незадачливым поэтом из сказки, когда шкаф поставили, наконец, на пол.
Дети затаили дыхание.
Им было стыдно. Игра не получилась. Они так не стали Кариком и Валей, а остались самими собой, но только больше не верили в это.
Голый Эдик вытянул из шкафа руку и выдернул маленький желтоватый ключ.
- Теперь  нас точно не запрут.
Верочка глубоко вздохнула и страстно, как во взрослом кино поцеловала его в губы.
От собственной смелости она едва не описалась. Надо было покидать это убежище. Пока сюда не вернулись взрослые и не наказали их.
Верочка вовсе не хотела становиться камчадалкой. Все плохие девочки сидели именно там.
«Но если и Гинзбурга пересадят, то я согласна!».
«Я пойду – посмотрю, что там! – прошептал Гинзбург. – Сиди тихо…
Он выскользнул наружу и, словно киношный сыщик, на цыпочках пошёл к двери.
Верочка не сводила глаз с его попы.
Она уже не понимала, как называть его. Да и собственное имя уже казалось ей чужим.  «Всё решено – я - Валя…».
«Карик»  выглянул в коридор. Там было пусто. Он уже сделал шаг вперёд, но вдруг замер, оглянувшись на шкаф. Кто-то внутри его истошно пищал «Беги!»
Но Эдик не хотел прослыть трусом. Он вдруг заметил пару красивых светло-красных скатертей на столах. Они были красивы, а главное, под ними можно было спрятать озябшие от страха и стыда тела.
В какой-то книжке он уже видел, как это делают.
Он вернулся к шкафу и вытянул посиневшую от ужаса Веру.
- Я Валя – зачем-то прошептала она.
Эдик показал ей на столы. Девочка подбежала к одному из них и резво сдёрнула скатерть. То же сделал и «Карик».
Через минуту, они были украшены багряными хитонами.

Ольга Герасимовна пол урока проползала на коленях. Она не верила в сказки – но никак иначе эти двое не могли пропасть. Она заглянула во все горшки, даже посетовала на пару мух, те отчего-то никак не желали спадать в спячку.
«Нет, это – наваждение какое-то… Надо, да, надо отправляться на пенсию!»
В свои шестьдесят она только об этом и мечтала. Но надо было довести до выпуска этот и так сложный класс, а тогда думать о заслуженном отдыхе.
Пропажу Непогодиной и Гинзбурга ей бы явно не простили. Главный бухгалтер  прядильной фабрики был человеком нервным, а главное, со связями. Он легко мог бы накапать на неё в ГорОНО, а тогда.
Она словно собака-ищейка, в какой уже раз внюхивалась в брошенную под парту одежду. Сначала, она переворошила эту кучу, пытаясь понять, а отчего эти дети могли стать лилипутами?

Скатерти напоминали большие лепестки садовой розы.
Вера и Эдик, уже давно были в своём царстве трав. Они постарались идти, не замечая ничего кроме выдуманного ими мира. Даже отвернувшаяся на миг техничка, была скорее гигантским насекомым, чем человеком.
Под босыми пятками проскользили все двенадцать ступеней. Они вбежали в пристройку и устремились к своему кабинету.
На довольно плохо покрашенном ромбике едва угадывалось: «2 «А»»