Боги

                Все это случилось в России, в Губернии одной то ли центральной, то ли еще какой, где начальником был один мужик, который здесь раньше обкомом партии командовал, а потом перестроился в капиталисты и губернаторы. Потом еще в кого - то переделывался и перестраивался. Потом еще в кого то. Потом запутался в переменах, их названиях и перестройках и, повесив на исполкоме лозунг: «Да здравствует ускорение всяческих благородных изменений к лучшему», уж только делал вид, что меняется, занимаясь тем временем хозяйством.  Звали его все Семеныч. Решил как то Семеныч, по старой доброй традиции,  послать депутатов «пропесочить» одного  крестьянина, призвать его к ратному труду, совести и ну всякое там такое. А крестьянин тот, будто сломанная игрушка, еще недавно новая, весело работающая, вдруг побледнела, заскрипела и остановилась отчего – то.
Честно говоря, депутаты несколько смущалась своего поручения, потому что от него густая тень ложилась на Идеал Мировой Свободы  ( в лице американо европейских симпатичных натюрмортов )  и на выбор крестьянина плевать на всех и пребывать в кризисе. Председатель комиссии депутат Древолаптев, предпочитающий в политике идеи и направление европейского лоска,  обожающий выражение «на самом деле» и совершенно не евший мяса, пытался осторожно бунтовать против поручения первого, зачем то, поминая  депутатскую неприкосновенность. Но ему напомнили о его личной  неприкосновенности, которой в Губернске заведовал  Семеныч. А Семеныч на первом собрании после их избрания так и объяснил: «Пользуйтесь ей аккуратно, этой неприкосновенностью, гадость та еще. А то если каждый будет неприкосновенен, то анархия начнется. Вот ты, Древолаптев, когда личной жизнью занимаешься с женой или в столовой чай пьешь, зачем тебе депутатская неприкосновенность»?
Депутаты, считая первого «старой перошницей», были поражены его светлым умом, поддержали его и согласились.
В знойный летний полдень на узкой деревенской улочке у высокого забора, за которым был виден большой старинный сруб, остановился пропыленный ПАЗик. Через некоторое время из него неспеша и с большим чувством собственного достоинства, вышли трое официальных, судя по поджатым губам и толстым щекам, лиц.  Войдя через калитку высокого забора, люди увидели большой двор. Справа дом, а перед ним сплошь густые кусты сирени до самого забора. Слева небольшой сад и тенистая резная беседка. За садом большой огород, а за ним зеленое поле, река и лес вдалеке.
- Мужик  чего тебе не хватает в жизни?  Ты почему не работаешь, и кто твоих детей будет кормить? -  Речь, зайдя в дом, начал Ершов – Задирайкин.
Хозяин ответил искренне и обстоятельно, как знал и думал.
- Равноправия,  справедливости, нефти, газа, льгот всяких, в том числе налоговых и прочих дотаций. – В голосе его явно чувствовался ветер свободы. Свежесть ветра понравилась, но не всем.
  -  Мужик, зачем тебе льготы, тем более налоговые, если у тебя доходов нет? И дотации с нефтью тебе на что? Завод нефтеперерабатывающий в бане построил? – Удивляется председатель Древолаптев свежести ветра, понимая, что какая - то сволочь мужику ловко  устроила жуткий сквозняк в голове.
- Нет! – Отвечает хозяин и зачем то добавляет.  - Пока.
 - Мужик, тебе просто работать надо и все. Понимаешь?
- Не могу я работать. – Он вздыхает. – Там деньги бюджетные стащили, здесь месторождение прикарманили, где то чиновники людей обидели. Душа не лежит к работе.
-  Какая душа? Зачем тебе чужое месторождение и чужие деньги? Тебе с них, мужик, никогда и ничего не перепадет. Ты сей хлеб, да считай деньги в своем кармане, деток своих расти.  Болельщик! Ты бы еще за голодающих детей с Марса попереживал!
-  Я так и знала!  -  Вступает депутат Петрушкина.
-  Что?
-  Что дети на Марсе голодают. Ночью во сне видела. Я и деньги пыталась собирать для них. Написала объявление во все газеты Москвы, а они не ответили.  Сухари … плесневелые!
-  Подожди, подожди. Какие сухари, какой Марс?  Петрушкина, ты что?!… ты это о чем?
-   И я ей Сан Саныч о том же. Своим сухарей не хватает, а она продовольствие на Марс. Никакого самоуважения. Чем наши дети хуже марсианских, и почему мы должны наши сухари на Марс отправлять?
-   Что ты, валенок, понимаешь в  космических делах?
-  Я валенок? Зачем нам этот патриотизм космический, когда своих не можем…
-  Коль, да подожди ты, подожди…- Председатель Древолаптев пытается остановить эту глупость.
-  Что? Иль, Сан Саныч,  распоряжение, какое было?  Марсинят  в первую очередь кормим?
-  Ну конечно в первую очередь космос. У Сан Саныча масштаб галактический, не то что у некоторых, которые за пять сухарей удавятся…Позорища!
-  Да подождите вы!  Совсем сбрендили. Какой Марс, какие сухари и какая галактика. Кого вы там кормить надумали и чем?! Мы даже не знаем, есть ли там кто, и чем оно кормится…Задача  была от Семеныча поставлена простая. Накормить  Карла Маркса и заставить его работать… эффективно… - Сбавляет обороты Древолаптев, глядя на коллег.
Хозяин дома, Петрушкина и Ершов – Задирайкин  обалдело смотрят на председателя. Он сам ошарашен сказанным.
-  Что то я … того. Заговорился немножко. Так…   Значит, мы приехали сюда … зачем? Ага. К нашему мужику и его детям. Так… А, ну да!  - Древолаптев пришел в себя.  -  Мужик это кто ж тебе такой сквозняк в голове устроил и кто они эти дураки, твои родители, воспитавшие тебя этакой дубиной?  Заставить бы сейчас этих болванов кормить твоих детей.  Я бы таких идейных бездельников, как ты по всей России  собрал и сдал на переобучение в первый класс. – Начинает сердиться председатель. Он понимает, что мужик не виноват в завихрениях, и пытается ему помочь избавиться от сквозняка в голове.  - Жениться и заводить детей таким нельзя - не прокормите. – Размышляет вслух председатель. - Научите вашим несчастьями, глупостям и кривые руки с деревянной головой передадите по наследству. Работать вам только кочегарами и сторожами. Если же и кочерга  с лопатой будут не к руке, то тогда в бандиты ( подвид революционеров. Специализируются на изъятии )  или на митинг протестовать ( это тоже революционеры, но без костоломства ). Против своих же деревянных голов, рук под кукиш заточенных и недалеких родителей, которые вас вырастили этакими дубинами.   А чтобы с этим покончить в России, нужно так делать.  Сыну дали за драку и сломанную челюсть  пять лет – год из них должен отсидеть родитель. Испортил стены в подъезде, дверь сломал или выбил окно? Пятнадцать суток родителю вместе с недорослем школьником и в одну камеру их. По выходу из тюрьмы, кисть с молотком обоим в зубы. Наверно только тогда родители задумаются, как они воспитывают и чему учат детей. Господи, кто же эти дураки, твои родители?! Заставить бы сейчас этих болванов кормить твоих детей. Ну, показывай, куда тебе здесь льготы с равноправием повесить.  Да ведро для нефти давай. С горкой нальем! – Председатель уже успокоился, глядя на девочек двойняшек, сидящих на сундуке рядом матерью, очень симпатичной, но растрепанной, побитой и плохо одетой женщиной. Ему уже жалко мужика, которому кто - то навешал лапши на уши и эту женщину с девочками, и он думает, удобно ли теперь дать ей денег на еду или когда уходить будут, потихоньку оставить на столе... 
Комиссии речь понравилась. Они присматриваются к хозяину, который сейчас отчего - то им кажется трепетно знакомым, или напоминает о каких - то неприятностях.  На стене висят три портрета с расплывшимся изображением и плоский дорогой телевизор.
- Хозяин, а кто это у вас на фотографиях? – Древолаптеву  становится интересно.
- На первой президент России. Вторую сынок принес. Сказал, что это Пан Ги Мун, генеральный секретарь ООН.  -  Представляет хозяин актера Джеки Чана.
- А ну да, это же Пан Ги Мун, -  соглашается депутат Петрушкина, совершенно не представляющая кто это, зато регулярно смотрящая по телевизору интервью с инопланетянами и считающая себя космическим воином.
- Господа, это не Пан Ги Мун. Я думаю это Йоко Оно. -   Древолаптев недавно слышал это имя в разговоре коллег, и оно ему ужасно нравится. Да и разговор  этот поднимает его на европейский уровень.
- А кто это? – Это опять звездная амазонка.
- Это, как Надежда Константиновна Крупская. –  Влезает неизвестно зачем Ершов – Задирайкин.
-Что, жена Путина?!  А кем они хозяину приходятся? – Настораживается Петрушкина.
- Я думаю, дедушкой и бабушкой. –  Ершов – Задирайкин идет напролом к правде.
- Господа, ну что вы городите.  Йоко Оно живет за границей. И женой она доводится…
-  Ясно, ясно, Обаме. – Депутат Ершов - Задирайкин опять радостно влезает в интересную дискуссию. Мнения меняются, разделяются, догадок много. Кто - то отмечает схожесть изображения с  Аскаром Акаевым, президентом Афганистана. 
Древолаптев  смущено фыркает, понимая, что это перебор. Все же знают, что Аскар Акаев президент Якутии. Молодой и горячий Ершов – Задирайкин тычет пальцем в третий портрет.
- Ну, это то, сразу понятно кто. Это госпожа Клинтон!   
Петрушкина внимательно разглядывает мутный снимок №3 в рамке из чистого золота за десять рублей и ей кажется, что на фото присутствует борода, причем пушистая и седая.
 –  Коль, у Клинтонши бороды вроде не было. – Сомневается  Петрушкина, вопросительно поглядывая на хозяина.
-  Это Карл Маркс, в преклонном возрасте. – Комментирует хозяин старинный снимок, какого - то нижегородского купца с выпученными глазами от намедни принятого, неизвестно зачем и как попавшего в этот дом. – Тоже, как и я был, борец за капитал всенародный.
Комиссия ехидно смотрит на «грамотея» и выскочку.  Раздосадованный Коля крякает, чешет зачем то ухо, которое совершенно не чешется и решает вернуться к основной теме. В это время в дом входит мальчик лет десяти – одиннадцати с жутким косоглазием. Депутаты смеются, а мальчик сердится и от того глаза у него совершенно разъезжаются в разные стороны. Одним глазом он сердито смотрит на старое ржавое ружье, второй его глаз начинает приглядываться к входной двери, находящейся за его спиной. Хозяин продолжает поднятую тему борьбы с несправедливостью.
  -    Меня недавно научили  экономическому анализу и к кому нужно его применять, и я проанализировал  экономику у соседей. Раньше бы я подумал, что они просто все это сами заработали. А сейчас как то не верится в это, подозрительно как то. Нехорошо. Только конфискация в пользу государства.  Жену в первую очередь. Знаешь, какая она у соседа красавица? Во. – Мужик разводит руки на уровне бедер. –  Баллон зиловский. В туалет ходит в норковой шубе.
 Жена хозяина на сундуке заливается слезами. Следом  около нее начинают всхлипывать две белобрысые девочки двойняшки.
 – Ну чего ты?  Думаешь, не имею права на борьбу за справедливость? – Протестует хозяин.
- Имеешь, Родь. -  Продолжает  всхлипывать жена, утирая слезы. – Но все равно жалко свое отпускать к соседке. Да я и сама ничего…
Мужик  машет рукой на жену.
-   Марусь, ничего ты не понимаешь в этом остром антиреволюционном моменте. Конфискант отходит не ко мне, а к государству.
- Не верю я. На что государству ее баллон?
-  Нет, ну кому такой анализ нужен со слезами и соплями.  -  Хозяин оглядывает свою супругу, женщину молодую и симпатичную, но в затрепанном платье, небольшой шишкой на лбу и расцарапанными коленками. Анализ собственного имущества неутешителен. -   По дому ходит, собирая на пути все шишки и царапины, не пропуская ни дверей, ни косяков. Хоть каску на нее с наколенниками одевай. В этом у меня тоже, какой - то непорядок, то ли антиборьба с антиперестройкой в самом разгаре, то ли архизастой уже наступил. А диктор  по телевизору так и сказала, достоин ты, Русский Народ, лучшей доли. 
- Да не тебе это она сказала. –  Древолаптев успокаивает мужика. 
Ершов - Задирайкин шутливо сдвигает глаза к носу, притворяясь косоглазым. Сын хозяина, видя, что гость дразнится, начинает сердиться всерьез, ухитряясь двумя глазами смотреть на ружье, при этом странным образом выкручивая шею и помахивая головой.
- Не, это мне. Во - первых меня зовут Нарадион Нарадионович  Русский.  А во вторых вот!  – Мужик включает телевизор. Там на экране симпатичная женщина журналист,  рассказывающая о новостях Страны. Мужик обращается к ней в телевизор. – Марин! Ты же говорила про то,  что нужно сделать анализ и как, и что  мне положены льготы, нефть,  равноправие, благополучие, дотации, а главное что несправедливость кругом творится?
- Несправедливость всегда вокруг нас. Как я ее обожаю! Родя, это кто у тебя там? Никак сатрапы мелкие губернские приехали, нарушающие твою свободу, - радостно вещала  дикторша с экрана голосом Левитана, - гони их, мы тебя поддержим! Мы защитим твое право обижаться и бездельничать.  – Она неожиданно поворачивает голову от экрана, так словно ее кто - то позвал.  – Родя, давай я позже с тобой свяжусь, а то здесь начальство ругает, новости нужно читать.
 Мужик поворачивается к обалдевшей от таких дел комиссии и говорит.
- Вам что уже Столица не указ?  –  Он изучающе  прищуривается на комиссию.
Комиссия с ужасом вспоминает Семеныча,  частенько срывающегося в борьбу с мировой буржуазией, то есть со своими нерадивыми и вороватыми подчиненными. Прищуры очень похожи. То есть просто братья близнецы.
- Сын Семеныча. Внебрачный. И крыша у него в Москве…- Испуганно шепчет Петрушкина.
-  Семеныча,  кормильца и отца родного ругали позорно… обзывали дубиной и болваном. – С ужасом вспоминает Ершов – Задирайкин.
-  А телевизор подарил мне сам Семен Семенович в Губернске. За ратный труд. – Комиссия впадает в ступор, вспоминая, что точно, было и такое. Сам Семеныч и поручил вручить именно этому мужику.  По лицам комиссии течет холодный пот, руки и ноги холодеют.  Древолаптев  теперь ясно видит, как Семеныч по их приезду в Губернск  отрывает им голову по эту самую треклятую европейскую неприкосновенность, а потом по этой самой неприкосновенности вваливает ремнем.
- Бать, а может, по козлам этим из ружья засадить?! – Сын Роди, тоже Родя, обиженный на насмешников, снял со стены древнее ржавое ружье, из которого последним стрелял Денис Давыдов в 1813 году по французам.  Его бы в музей отдать за большие деньги, да никто не знает, что это антиквариат, принимая за вполне современное вооружение.
- Нет, сынок, по народной традиции только кулак или вилы. – Родя безоблачно шутит. Мальчик вешает ружье и, с сомнением поглядев на свой маленький кулак, решительно уходит за дверь. Комиссия, с ужасом думая о маленьком маньяке, ушедшем за вилами, вожделенно смотрит на мировую свободу в неплотно закрытую дверь.
- Народ Народыч перечислите, пожалуйста,  ваши пожелания, мы зафиксируем их к исполнению. – Древолаптев превращается в верного слугу, и решает завести дружбу с здесь Семеныча и внуком то ли Владимира Владимировича, то ли Владимира Ильича.
-  Да здравствует однополая любовь и свободный секс!  – Комиссия понимает, что теперь вляпались так вляпались. То есть вляпались по самую макушку.  Ненависть Семен Семеныча к этим темам  устойчива.  За обнародование  позора сына он убьет. Нужно бежать. Срочно! Пока мужик еще чего нибудь не попросил.  Родя видит, что городские гости хотят смыться и продолжает успокаивать их шутками.
  – Сынок малость того. –  Он крутит рукой у головы. -  Вспыльчивый. Как бы с вилами у крыльца вас не встретил... Если решите уходить, то идите вон через то окно. Там метров через пятнадцать забор и свобода. - Депутаты  рвут к окну, пихаясь и вылезая через подоконник в тесное окошко.  – Там, правда, Шарик, кавказец мой.  -  Избранники замирают в окне, но мужик успокаивает. – Зато у Шарика вил нет, -  и комиссия продолжает  эвакуацию через окно, мысленно проклиная большевиков с их дурацкими поручениями. По исчезновении комиссии, в двери входит младший Родя с ведром воды. В это время за окном раздается многоголосый визг, вой, звук рвущейся ткани и удовлетворенное урчание крупного тигра.
- Теперь Шарика дразнят, - досадует мальчишка.
-  Пусть поразамнуться немного.  А то заспались. Да и Шарик в наморднике.  – Свежий ветер в голове стихает, и на Родю опять нападают сомнения. -   Марин, а Марин!  - На экране мгновенно  появляется Марина. -  Может, и правда в мире порядок, а мне работать пора.  Если несправедливости нет,  то я пошел пахать….
- Родя, ты чего совсем дурак?! Какой тебе пахать? За справедливость кто будет болеть? – Марина смеется. Никогда непонятно говорит она серьезно или нет. Она все время улыбается, иногда зло.  -    Будешь организовывать политическое движение фермеров с однополым уклоном. Машина за тобой ушла.  Скоро будешь у меня дома в Москве. 
- А зачем я тебе в Москве? Я и здесь хорошо борюсь.  – Заробел Родя Москвы…
-  Родь, я тебя три года убеждала, что тебя попирают и обворовывают!  Ну что вы мужики за дети. - Она понимает, что Родя боится ехать в Москву, но сил убеждать, сейчас, нет.  Здесь ей вспоминается  ее шеф, и она заводится с пол-оборота, так достал ее этот дурак. То по заднице погладит, то по груди, а как до «дела» доходит, так отлынивает.   – Это вы мужики, сволочи главные в этом мире! -  Ее глаза темнеют от гнева, а в голосе звучит настоящая стервозная истерика, и правдоподобия в голосе сейчас хоть отбавляй.  Она вспоминает время, когда считалась официальной любовницей главного. Мужчина он и тогда был очень темпераментным и горячим, правда, только на очень короткие дистанции. Сил у него в кровати хватало только на то, чтобы изорвать в лохмотья на ней колготки и трусы, затем расслабиться и заснуть. Так, на одном энергичном вступлении она с ним промучилась два года. Хорошо свежую, нашел в официальные. Он иногда и сейчас при встрече, вспоминал те времена и, отдавая должное своему «пороху в пороховнице», мечтательно заводил глазки в потолок:
- Да, горяч, горяч был…   жеребец! – При этом раздувая ноздри, и тараща заплывшие глазки. Марина удивлялась: «Если тогда ни фига ничего не делалось, что же сейчас они делают в постели с официальной своей. Вот девчонке незадача …»
- Ну ладно, ладно, верю. – Верит Народушка «праведному гневу» Марины на большом экране.

За день до этого разговора в кабинете главного редактора.
- Марин, завтра приедут американцы. Некий Джонсон, один из самых опасных разведчиков, зав отделом ЦРУ, разработчик операции по уничтожению Бен Ладана. Американцы дают  20 миллионов долларов. Нам нужна «Фронда», герой с кашей в голове и небольшой регулируемый скандал. Мы эту кашу объявим последним писком интеллекта, политической моды и мудрости. Твой фермер как?
- Будет. Окучила по полной. Машину завтра отправлю с утра. Только плевелы на нашей земле не приживаются. Даже за большие деньги. 
- Плевать. И на плевелы и на политику. Сделаем вид, что сажаем и что у этой бахчи, есть огромная перспектива, вырасти в субтропические политические джунгли, и что даже у нас там есть Че. Может, они лучше нас понимают, что это глупость, но с этой глупости просто мал, мал имеют. Мы же не знаем, сколько им выделили долларов на самом деле.  Да. Я тебе подошлю человека. Умного. Ты с ним побеседуй и Родю своего обязательно ему покажи, они,  что нибудь присоветуют для него.
-  Учили бы чему нибудь доброму, хорошему.  Шеф, какой мы гадостью занимаемся!  Тебя совесть по ночам не мучит? 
- Не главное, что мы занимаемся гадостью, главное, что за хорошие деньги. А учить взрослого человека?.. Нет!  Его хоть через колено согни, хоть убей, он ничему не будет учиться. Учить человека нужно в пять, шесть лет.  И то, часто бывает поздно потому, что родители  до шести лет превращают сознание ребенка в хлам и помойку.  А взрослых мы будем ублажать в их комплексах, извращениях и уродствах, только бы они нас смотрели и получали свое  удовольствие. Тебя, кстати, что - то раздражает и как часто это бывает?
- Не часто.
- Если будет часто, скажи. Крыша может съехать, причем быстро. Поняла?
-Да.
- А сверчок иногда в гости ко мне приходит, беспокоя мою бессонницу. Но я думаю, что он меня будет больше допекать, если вы маленькую зарплату будете получать за свою работу. Поэтому, мы с тобой передачу хорошую обязательно сделаем и отдадим из этой сумы 80 процентов, но нам с тобой и четырех миллионов хватит. Делим по честному? Мне три, тебе один?
- Естес – сно, по честному, мы ж с тобой джэнттмэнны!
- Если не приедет фермер твой, или напортачишь, заменю. Я таких семь про запас держу. – Ворчит для порядка главный.
- Шлюшек своих тупых со мной не сравнивай.  – Для самоуважения ворчит Марина.
- Им до тебя далеко, но им можно зарплату в тысячу раз меньше платить. А текст, для них я найду, кому написать. 
- Шеф, я тебя тоже люблю. Все будет нормально. – Успокаивается и заглаживает Марина. В сторону и тихо. – Ты конечно козел  изрядный, но деньги притягиваешь стабильно, да и делишься нормально.
Древолаптев понимал, что на доклад к Семеновичу нужно ехать с утра пораньше, сбежав в понедельник с заседания губернского совета, иначе опередят и наплетут Семенычу гадостей, но все равно не успел. Ершов – Задирайкин проник в приемную губернатора в пять утра. Он сам точно не помнил, как преодолел два милицейских поста, пять закрытых дверей и попал в приемную. То ли лез на второй этаж прямо по стенке, нырнув в открытую форточку приемной, то ли просочился по водосточной трубе на крышу, и оттуда проник в приемную через вентиляцию. В общем, с утра было так, секретарь губернатора Людмила Ивановна, зайдя в приемную в семь сорок пять, едва не упала в обморок, обнаружив там подозрительного, заикающегося и дрожащего гражданина, оказавшегося при ближайшем рассмотрении всего-навсего депутатом Колей  Ершовым – Задирайкиным. До прихода губернатора она его долго отпаивала валерьянкой и горячим чаем с  коньяком…
….- а еще, Семен Семеныч,  Петрушкина говорит, что она космический воин, все запасы пшеницы нужно отослать на Марс … фу – фу, фи - фи, -  депутат крутит рукой у виска, -  а еще она, Семен Семеныч нашего родного Карла Маркса Клинтоншей обзывала.  А про сына вашего хочет на телевиденье интервью разоблачительное дать…ну что он, то ли  инопланетян, то ли в Битлз к Полу Маккартни вступил… одним словом, наглость, извращение и империализм…
Тайну появления Петрушкиной,  непосредственно в кабинете Семен Семеныча в восемь тридцать, долго и безуспешно разгадывали помощники губернатора с секретарем Людмилой Ивановной.
-…Представляете?! А внуку вашему глаза косил, вас с покойной супругой обозвал болванами и хотел в одну камеру посадить, то ли с Владимиром Ильичом, то ли с Владимиром Владимировичем, то ли с вашим сыном на пятнадцать суток. Представляете, на кого замахнулся, на самое святое - на сына вашего?! А еще он противник прогресса и начисто отрицает марсиан…
Древолаптев зашел к губернатору легально, через приемную и сразу понял, что опоздал. Людмила Ивановна, всегда относящаяся к нему с симпатией, смотрела испуганно, сразу указав на дверь Семеныча, даже не поздоровавшись.
- Рассказывай без эмоций и кратко. Краткость помнишь, что такое?
- Да, Семен Семеныч. Я кратко….
Семен Семеныч не перебивал. Слушал внимательно, иногда морщился. Кажется даже не на слова Древолаптева, а на собственные мысли.
- Ладно, Саш, спасибо. Иди.  – И Древолаптев вышел.
                …Сейчас, пожалуй, из губернии не просто уезжать придется, а как распоследнему  сукиному сыну и преступнику бежать с позором, под улюлюканье. Но даже не в этом было дело. Плевать на власть, позор и изгнание. -    Он сейчас вспоминал мать Родькину.    -     Встретил он и разглядел ее, когда ей было чуть за тридцать, и она была замужем, а ему было под пятьдесят, и он тоже был не свободен.  Детей своих у него с женой никогда не было. Потом он овдовел и долго ждал ее.  Пока не похоронил, лапушку. Вот так сложилось. За всю жизнь всего лишь три дня они провели вместе в Губернске, куда она приехала на какие - то курсы. Потом она запретила ему звонить и приезжать, а когда сын родился, запретила говорить сыну, кто его настоящий отец и вмешиваться в его дела. До сих пор он любит ее, свою красавицу деревенскую, хотя уже, сколько лет нет ее на этом свете. А Родю хотелось немного только подтолкнуть. И так все мое, его. И завещание написал на него. Когда Родя, неизвестно почему перестал работать, он ему деньги переводил из Губернска без обратного адреса. А если бы мать была жива, позор то какой. Приверженец однополой любви. Не уберег сына. А еще он вспоминал, в каком «аховом положении» принимал область. Он вспоминал, как построил здесь первый дворец спорта, потому что сам любил спорт. Как построил первые теплицы и начал выращивать зимой розы и гвоздики, лимоны, помидоры и огурцы. Как построил новый детский дом и дом малютки, комфортабельные, светлые, чистые. Как строил заводы, крытый бассейн, театр и электростанцию, посадив при этом двух начальников ПМК, их прорабов и бухгалтеров и одного начальника БХСС. Как недосыпал ночей сначала на стройках, потом в теплицах и на кухнях, лично пресекая воровство и следя за качеством строительства, приготовления еды и выращивания лимонов и цветов. Как однажды прошел слух о том, что он уходит из области, и как люди дежурили у обкома, пытаясь увидеться с ним, убедить остаться. Как горожане писали письма в Москву, чтобы его оставили в Губернске…Старый большевик с горя сегодня  хлебнул лишнего. Вместо обычных  150 грамм Посольской,  выпил почти  0,7. Сначала и не почувствовал ничего. Из кресла встал легко. В приемной под руку подхватила верная старая секретарша. И только когда выходил из фойе исполкома, споткнулся о порог, а за порогом лужа. Небольшая такая лужа, но сидеть в ней было неприятно. Это была последняя капля в неприятностях и неприятных мыслях, случившихся за этот день.  Отпустив верную подругу вперед, он поднялся и, развернувшись, шагнул назад в фойе. Этот момент проспали все… Когда он вышел назад на крыльцо, в его руках была знаменитая БСЛ. Историческая. Последний раз он ей второго секретаря обкома, демагога, лентяя и сплетника тогда еще в СССР «увольнял».
             …Бронированный Мерседес  летел по исполкомовскому двору кругами и зигзагами со скоростью звука голоса шефа, пытаясь от него оторваться и не смея уехать из двора без команды, уворачиваясь от вращающейся с огромной скоростью БСЛ. Лопата в руках Семеныча была похожа на меч джедая, да и сам Семеныч сейчас немного смахивал  на Оби Ван Кеноби. Обогнав мощный Мерседес,  в авангарде, почти не касаясь земли ногами, летели  следующие люди – полицейские охраны исполкома со служебной овчаркой, дворник с метлой и техничка со шваброй и ведром.  Верная секретарша Семеныча Людмила Ивановна, телохранители, два советника по науке и производству, три помощника, пятеро припозднившихся посетителей, пришедших поблагодарить, за что - то Семен Семеныча, и даже соседский кот, зашедший дурень лохматый по глупости в этот вечер во двор исполкома. Мероприятие обещало быть долгим, дыхалка у старого большевика была очень крепкая…
                В кнопках и блестящих ручках в душевой кабине он разобрался сразу, но сначала  долго разглядывал всю эту красоту в ванне, величиной с его горницу в доме, трогая чудные голографические картинки океанских цветных рыб на белом прозрачном кафеле. Разглядывая  большую ванну, вешалку с кучей огромных мягких полотенец и халатов, светящийся потолок и ощущая голыми ногами теплую сверкающую плитку под ногами. Он слышал про Царство Небесное и думал теперь, что наверно оно такое и бывает. Теплое, ароматное, сверкающее необычной чистотой и красотой. После душа он увидел, что одежда его исчезла, и по большой квартире Марины  Родя шел босиком, в одной набедренной повязке из мягкого полотенца, постеснявшись надеть махровый халат. Марина куда - то исчезла, потерявшись в этом бесконечном пространстве комфорта. Огромные комнаты с белыми стенами и потолками, красивые картины, мягкая мебель и белые ковры на полу. Черное фортепиано у стены было ярким контрастом белой комнате. Он подошел к фортепиано и присев на табурет, открыл крышку и заиграл «Болезнь куклы» Чайковского, затем «Шутку» Баха. Мама. Был в его жизни Ангел во плоти. Она его учила поэзии Пастернака, Есенина, Ахматовой, прозе Чехова и Достоевского, игре на стареньком пианино и даже лепке и рисунку. А еще она его учила честности и сопереживанию  людскому горю. Ее не стало, когда ему было шестнадцать…  Окна в квартире Марины, большие как пруд в его деревне, выходящие на бесконечный город красивых, больших домов и широких улиц. Город за стеклом  уходил, вернее даже улетал  своими улицами вдаль и ввысь, куда - то в  облака на горизонте и Роде казалось, что он и там, за облаками продолжается, бесконечными кварталами удивительного талантливого зодчества, уходя в глубокую синюю чашу неба.
      Странно, она не последний человек в Москве и ее кто - то обижает? И как я ей в этом помогу? Чем?  Но бросать нельзя и помочь все равно нужно. Она три года беспокоится о Стране, о людях, обо мне, думает, говорит со мной о моих делах. И еще эти денежные переводы. Я на них и выживал, детей кормил, пока не работал.  Стоя у окна, в своем пляжном виде, он разглядывал город своими яркими синими глазами. У вошедшей в комнату Марины в груди захолонуло.  Высокий и стройный, словно только что с Олимпа.  Его тело дышало таким покоем и силой. А в одном полотенце вокруг бедер было ох как видно, что он олимпиец.
              Как она его не разглядела там, в его доме?! Казалось,  квартира эта сделана  была специально для него.  И на фига ему этот колхоз, когда здесь ему самое место, рядом со мной, - думала она, разглядывая мощную грудную клетку и стройные длинные ноги.  Подумаешь извращенец, плевать. Она с грацией  леопарда,  несколько раз прошла мимо Роди, смотрящего в окно, как бы случайно касаясь того то бедром, то грудью. Затем остановилась рядом, взявшись за его плечо, как будто разглядывая вместе с ним горизонт Москвы.
- Марин, спасибо тебе за переводы и …вообще, - он посмотрел на нее и, казалось, облил  нежным, синим светом глаз.
Она смеялась, и не совсем понимала, о чем говорит этот красавец, думая, совсем о другом.
- Спасибо, я обязательно отдам …
Она, взяв его за руку, как маленького, потащила  пить чай с бутербродами на кухню. В голове какое - то время крутятся слова о деньгах, каких - то переводах, но они сейчас не к месту. Усадив его пить чай, она отмахивается от мыслей и просто нападает на Родю, расположившись на его коленях, как на кресле и обняв за шею. Родя не сразу  отвлекся от чая и, ошарашено поглядев на сидящую у него коленях Марину, покраснел и отрицательно покачал головой. Затем, боясь двинуться,  начал, что - то бормотать о своей однополой любви. Марина же, сидя на коленях, чувствовала, что ее потихоньку поднимает в воздух его плоть. Она прижалась к нему:
- Родя, ты мне объясни, что это у тебя за любовь такая однополая с сексом свободным. По - моему ты нормальной ориентации. Да у нас с тобой еще три часа свободных. Мы с тобой сейчас такое закрутим, пока кровать не разломаем… 
-  Он ощущает тепло и  аромат ее тела, от которого кружится голова и руки сами начинают тянуться к женщине, но внутри что - то жестко сопротивляется.
-  Ты же сама говорила про однополую любовь. Я так и понял, что ты о порядочности говорила и  что нам с Марусей моей на двоих один пол нашего дома до конца жизни.  Правда, доски кое - где скрипят, нужно поправить лаги... 
- Да, ты что? Вот, блин, однополая, свободная  любовь!..  А на фига  тебе соседка понадобилась?
-  А справедливость? – Родя смеется испуганно, немного смущено и удивляется, - ты же призывала бороться за справедливость и равноправие.
- Ой, блин. – Марина слезла с удобного теплого кресла Родиных ног и села на табурет, напротив него. –  Ты только про свою однополую любовь на передаче не рассказывай никому, а то мне голову оторвут за вранье. Родь, а, вообще, тебе здесь у меня  нравится?
- Да. 
- А я нравлюсь?
- Да, очень.
- Так оставайся здесь, со мной в Москве. –  Он сейчас был похож на далекий экзотический остров в океане из детства, на котором она мечтала побывать и ей, наконец, показали ею мечту, но тут же опять спрятали.
- Нет. – Он улыбается и отрицательно качает головой. – Я Марин, домой хочу. Вот тебе помогу и поеду.
В это время в дверь звонят. Она идет открывать, отправляя Родю одеваться в спальню, где уже все для него приготовлено. Когда Родя возвращается одетым, в гостиной на диване сидят двое. Напротив них в кресле сидит хозяйка. Слева на диване сидит черноволосый симпатичный мужчина, со странным застывшим взглядом, одетый в какие - то старенькие джинсы и потрепанный свитер, грубые и симпатичные кроссовки. Второй одет с иголочки, даже можно сказать пижонски. Темно синий костюм в едва заметную белую полоску, изящные туфли, белая рубашка и галстук. Седые волосы на его голове аккуратно подстрижены. Он кивает Роде и показывает на кресло рядом с Мариной, продолжая свою негромкую, выразительную речь.
… Вы кто? – Мужчина неожиданно обращается к Роде.
- Человек.
-  Понятно. А в чем смысл вашей борьбы, протестов. Зачем вам политика, партия. И чему нужно случиться на этом свете, чтобы вы вашу борьбу прекратили и просто были счастливы?
- Я хочу, чтобы на белом свете победила справедливость. – Родя останавливается, но мужчина молчит, спокойно и даже приветливо  глядя Роде в глаза. Родя понимает, что говорить придется еще. И думать.  – Я хочу счастья ей.  И покоя. - Он кивает на Марину.  – Мне кажется, что ее кто – то все время обижает…
- Так это ты из – за нее борьбой и справедливостью занялся? А,  может, ты деньги хочешь заработать в политике?
- Нет, не деньги, ее жалко. Она чувствительная и все время жалуется с экрана. Переживает за кого то, волнуется. То там обидели кого – то, то там обокрали или обманули. Это наверно антиперестройка. А деньги….
- Стоп. Тебя кто научил этим терминам, и тому, что нужно кого - то искать и бороться за справедливость. – Широко улыбается Юрий Юрьевич.
- А я внимательно телевизор смотрю. Ее передачи  …
- Понятно.  Ох уж эти наши журналисты, предпочитающие  в передачах  мстительную ненависть в красивой обертке благородных намерений, запускающие по стране цунами злобы  и зависти. Когда нибудь, господа унылые учителя, вы неожиданно увидите ненависть и желание убить, в глазах собственного ребенка, и тогда, чтобы вытащить его из пагубы страстей, которые вы запустили с экранов телевизоров, вы постараетесь научить своих  детей самой большой гадости в этом мире – холодному сердцу и равнодушию к ближнему.  Простите за высокий стиль. Так это похоже на гневные приговоры времен Сталина. Чтобы не повторять, нужно, наконец, взять ответственность на себя и сказать: Да,  мы продолжаем то же самое дело, что делалось в тридцатые, сороковые, пятидесятые. Чем мы от них отличаемся, от тех журналистов? Ничем. Чем мы на них похожи? Своим гневом! Своим осуждением! Своей радостью и поддержкой всякой жестокости к душе чужой. Мы осудили, мы арестовали, пытали в застенках и расстреляли перед рассветом, спрятавшись в овраге или в стенах отобранного монастыря. От простого гнева и до казни с палачами прошли мы. Мы нажимали на курок и крутили баранку в черном воронке. Это все сотворил наш праведный гнев по поводу…любому самому нужному…очень благородному … самому распрекрасному. Хорошо законы сейчас мягче, а то кровь лилась бы такой рекой…точно, как тогда.   
  …  Я вот скинулся с друзьями  и строю на окраине Москвы два приюта для собак. Мы начинали вдвоем и почти без денег, а сейчас отбоя нет, от желающих помочь. И деньги появились! Мы сейчас, видя свой успех, решили для людей ночлежку построить. С питанием, с душем.  Это справедливость. Понимаете? Самая великая справедливость, самая правильная справедливость. Она в обычной  доброте, а не в мести.
- Ясно, ясно, Юрий Юрьевич. Мы ведь не совсем серые и изучали психологию на высоком уровне. Я, например, защитила кандидатскую степень в МГУ. Работы великих  психологов Юнга, Фрейда, Хорни...
-  Дело как раз в этом, так называемом высоком  уровне психологии, который отличается от Божьего тщеславием. – Заговаривает второй мужчина с небольшим грузинским акцентом, продолжая глядеть, куда - то в сторону. -  Уровень Бога, который мы когда нибудь, думаю,  познаем, это мудрость и простота. В отличие от горстки очень талантливых ученых психологов, которые лет сто назад кичась, друг перед дружкой умом, понаписали  сложного для человеческого понимания чтива и сказали Миру – это уровень.  Я вам расскажу о настоящем уровне. Пришел на Землю Бог. Две тысячи лет назад. Его звали Иисус Христос. И обратился к нам, как к Богам, таким же, как Он, как равный к равным. С учетом одного обстоятельства, что мы сейчас временно находимся в программе «Человек». Что такое программа «Человек»? Мне кажется, что это наука развития для молодого Бога. Точнее будет сказать, что мы не молодые, а недавно сотворенные Боги, поскольку мы бессмертны. Когда Он нам объяснял некоторые моменты, оказавшиеся сложными для нашего восприятия и развития, Он прибег к простоте и мудрости, показав все это  на самых простых житейских ситуациях и в притчах. Чтобы поняли все, чтобы усвоили  неумные и неталантливые и, наконец, прошли программу «Человек». Он мог сказать нам слово сверхумное и сложное с высоты Бога? Мог. Но Он говорил на нашем уровне, потому что Он Бог, а это милость, простота и мудрость. Вот это уровень высокий, а те господа  перемудрили немного…
- Заза! .. Вы хотите сказать, что я Богиня? –  Марина удивленно и восхищенно смеется. –  Это вы загнули! Никто не сомневается в вашей гениальности, но я вам не верю. Ну, какой я Бог?
-  А кто вы? Птичка, суслик, облачко? Если вас создал Бог по своему образу и подобию, то кто вы? Скажите привычное  -  человек!
- И скажу. Я человек …
- Да, вы обязательно скажите, что вы человек. И тем снимите ответственность за свое развитие с себя, переложив все на Бога. Пусть у Него голова болит за наше развитие!  А Творец каждому своему творению дал свободу выбора во всем, в том числе в желании развиваться.  Если мы ленивы и нерадивы, получается остановка в развитии. Нам уже пора признать, что мы Боги и взяв на себя ответственность за свой духовный  рост, идти к Богу, учиться у Него, становясь таким как наш Учитель. По крайней мере, психологами, но не политиками. Ведь политик это душа потерявшая веру в себя и ищущая себе господина. Но справедливого! Но с плеткой! Но с извинениями за плетку! Но совершенного как Христос!
Я не делаю выводов за эту душу и ее противоречия, пусть сама разбирается, чего она хочет. Но все же, согласитесь, психология это движение, это жизнь, это весна, а политика это тупик и осень… Родя, по - моему политика вам не нужна. И даже можно сказать, что она ну совершенно лишняя в вашей жизни…
…- Ребята, как с вами интересно. Три часа, как одно мгновенье, но нам пора с Родей на передачу. Надеюсь, вы с нами?
….Господи ну, какое всеобщее счастье и равноправие, - думала она, пока переодевалась, - если у одного человека вкус устойчив на всю жизнь, а у другого он меняется каждый час. Ему, то блондинку, вина и коттедж, а то воду, Индию и медитации. Какое тут всеобщее счастье?! Какая справедливость, если один желает все время дома и жены соседа, и даже если ему это дать, он расхочет, и подавай ему другой дом и жену третьего. Или вот равноправие. Ты что, сама согласна поделиться с кем - то своей зарплатой или квартирой? Да задушу за свое!  А кто такие, эти бедные и несчастные?! И зачем их жалеть?! Им это как поможет? Ты им лучше три рубля ссуди без отдачи, чем с экрана сюсюкать. А еще лучше научи самоуважению и он сам найдет и работу и благополучие.  И разве властью или политикой здесь поможешь? Учиться надо…  – Впечатлений, чувств, мыслей в голове Марины было много, а еще она с тоской смотрела на своего фермера по имени Аполлон…

              - Здравствуйте дорогие гости, участники, телезрители!  - Марина начинала передачу в большой студии Останкино. Она обожала свою работу. Когда в студии гас свет, у нее появлялось ощущение того, что она попадала в какую - то праздничную сказку с чудесами из детства.  - Сегодня у нас в передаче участвуют лидеры нашей политики, анархисты и государственники, левые либералы и правые центристы. Сегодня у нас гости, руководители фонда из США «Мировая политика» и гости нашей студии. Сегодня у нас в гостях Русский Народ.
Первым взял слово вождь свободной анархической партии.
- Господа политики, уважаемый Народ Народыч! У  нашего Мирового Общества Свободных Граждан Земли есть силы и возможности построить Мир совершенный, без власти и эксплуатации, Мир  абсолютного равноправия, гармонии и добра. Ведь необходимость присутствия власти и ее деятельности декларируется лишь только самой властью, а значит такими же людьми, как и мы, которым свойственно думать, заблуждаться. Это она говорит, что нужны правительства, деньги, тюрьмы, суды и т. д. Я предлагаю сделать следующие несколько вещей, после которых совершенно отпадет необходимость поддерживать мировую эксплуатацию в лице любой  власти вообще:
1. Построить по всему миру такое количества  жилья, какое необходимо людям всего Мира. Жилье должно быть  комфортным, а главное бесплатным.
2.Создать бесплатные столовые с хорошим трех, четырех разовым питанием, поручив здравоохранению разработать двенадцать, пятнадцать самых различных диет. 
3.Создать бесплатные магазины одежды и бесплатную медицину. 
Вы представьте на одно мгновенье, что  утром просыпаетесь в хорошей квартире, завтрак вас уже ждет, как, впрочем,  обед и ужин, вы прекрасно одеты и свободны. Перед вами весь мир и естественно поищете себе интересное занятие. Я не знаю, что это будет – журналистика, наука, космонавтика, альпинизм или мореходство, сельское хозяйство или авиация. Все в ваших руках.
- А столовые совсем бесплатные, то есть без денег?
- Конечно. Деньги мы отменяем навсегда! Они лишние в этом мире. – Публика в студии гудит и разражается вопросами.
- А сто грамм дадут? А жареная колбаса…Шашлык будет? Рыба? А милиция будет, ГАИ?
- Здоровым, пожалуйста, по желанию, хоть триста. Вместо милиции будет народная добровольная дружина. И суд совести.
- Класс! Здорово! Ураа- а! – Публика в восхищении. В студии ажиотаж. Кому нужна эта дурацкая работа? – А когда начинать будете? Где в очередь записаться на квартиру? Как в вашу партию вступить?
- Записывайтесь у меня сейчас, после передачи. А насчет начала так. Мы договорились с руководством Чукотки об эксперименте. Начнем оттуда…
- У…не…на фиг … далеко… холодно, блин, там… вы че, совсем что ли?! Мы подождем, когда вы в Москве начнете…- Публика в зале разочаровано гудит. В дискуссию вступает лидер следующей партии. 
- Мы слышали о вашем Рае. Как раз сто лет назад Русский Народ заманили в эту ловушку обещаниями ватрушек с медом, плывущим по молочным рекам с кисельными берегами, а власть передали сумасшедшим маньякам с манией преследования. Нет, нет и нет…Вас горлопанов безголовых за семьдесят лет добровольного сумасшествия…
- А что предлагаете вы? Пенсию и зарплату? Народ должен мечтать о звездах…
- Знаем мы эти звезды… Кто - то мечтает о звездах, а кто - то их рвет у власти…
- Вы сами взяточники и воры…
- И вам не хворать, болтуны...
- Нужно мечтать о несбыточном! Только тогда к нему приблизимся или вечно будем сидеть в ваших обещаниях и в вашей смешной пенсии с зарплатой по самые уши…
- Вот вы уже двадцать семь лет Народу врете…
- Блин! А вы сто двадцать семь лет врете, если считать от вашего непутевого нулевого съезда…
- За сволочей ответите! Я тебе твою толстую рожу… - Один из лидеров демократии и российской справедливости начинает снимать пиджак за четыре тысячи долларов, закатывает рукава, достает из кармана ржавый маузер и деревянную лимонку, покрашенную под боевую. О том, что это старый понт и оружие не действует, знают все россияне, кроме американцев, которых прошибает холодный пот…
- Господа, господа, вам пора вспомнить, что мы живем в одной Стране. Прекрасной стране. В которой люди умны, воспитаны и тактичны. Они сейчас нас слушают, и, думаю, могут сделать неправильные выводы. Наши люди поддерживают наши политические партии…- Марина красиво берет ситуацию пол контроль. Маузер и лимонка волшебным образом пропадают.
- Большей частью нас, а некоторых совсем не …   -   не сразу успокаиваются оппоненты.
- Да у нас по рейтингам намного выше оценка… а в некоторых плюют…
- Денег у вас больше, а не оценок… и слюней с соплями…
- Господи, это кто говорит?! Это…
- Господа, - Марина улыбается нежно, но с легким упреком, и жесткая перепалка тихо умирает. – Господа у нас в студии гости, я хочу дать им слово. Джон Джонсон, представитель фонда «Мировая политика».
- О, да. Господа, братья!  Дорогая молодая недоросль свободы! - Джонсон весь в адреналине от страха и на радостях, что остался жив, решает добавить молодой демократической недоросли долларов, путая флору и Грибоедова. -  Мы приехали к вам с великой миссией от нашей Великой  и Гуманной Державы научить вас как это … великой свободе, равноправию, морали и честности…при нашей финансовой поддержке… и да поможет нам Бог…-
 В очочках с толстыми стеклами, небольшого роста, пухленький и сдобный, словно свежий пончик. Одним словом классическая ботаника. Даже скорее природоведение. Женщины бросали, не успев познакомиться, с любой работы выгоняли через месяц, сбережения потерял, вложив в… . С  отчаяньем приговоренного к казни он попросил командировку у своего товарища из фонда «Мировая политика» и приехал в жуткую Россию, решив покончить с жизнью талантливо и необычно, обманув свою ботаническую сущность хоть в чем то. Он поселился в гостиницу Москва и каждый день с ужасом, как в последний раз, выходил в гостиничный ресторан, а по ночам дежурил у своей двери, ожидая мучительной смерти. …Толи от ядовитого сибирского борща из лаптя с деревянной ложкой, толи от мороза в застенках КГБ в Арктике, где надсмотрщиками работают белые медведи. Но судьба
 ботаника и здесь подгадила. Мафия как в воду провалилась, КГБ, оказывается, больше нет, а в Русской Сибири прекрасно живут самые богатые люди России – нефтяники и газовики. Джонсон понял, что ботаник он и в России ботаник. Когда его пригласили на телевиденье, он прозрел. Нужно в этой стране сеять вечное и доброе. Нужно учить свободе. Он почувствовал себя гладиатором на арене со львами.  - Свобода и честность!…
Два только что смертельно дискутирующих врага превращаются в родных братьев, удивленно радостно переглядываются, и бешено округлив глаза, спрашивают в один голос, предчувствуя международный  скандал:
- Кто это тут бесчестный?! Какие такие поддержки? Да у нас, мурло,  знаешь, сколько своих гринов?!
- Стоп, стоп, ребята, он просто по русски плохо понимает и говорит так же. Мы, россияне, уважаем гостеприимство, гостей и наше телевиденье! – Регулирует поток «будораги» и разом обламывает высокий рейтинг партий на передаче Марина.
Два руководителя противоборствующих партий с улыбкой победителей хлопают друг друга ладонь в ладонь.
Американец на радостях разражается речью, которую никто не перебивает, но и не понимает в ней ни одной буквы, потому что заокеанский гость, решив блеснуть знанием русского языка, несет полную абракадабру  на смеси американского продрогшего на Аляске техасского  ковбоя и сленга рязанских беззубых бабушек.
Оба лидера глядят на часы  и один спрашивает тихонько другого:
- Вань, а как ты думаешь, народ долго еще нас кормить будет?
- Пока верит, Вань, что мы ему родные отцы и кормильцы.
-Вань, а сил то хватит у него, прокормить нас, а то мы растем?
- Да что ты Вань, одной левой управляется. Если правую в ход пустит, еще три страны таких прокормит. Но нельзя ему это понимать. Ну… , что он много может, а то, еще чего лишнего поймет и захочет.
- Вань, а чего лишнего захочет и поймет?
- Что мы ему не нужны, Вань, и он без нас обойдется. Его «уверенность в себе и даже временное поумнение  может навредить политике Страны, а особенно политикам».
- Свят, свят… Вань, а вот говорят, есть легенда о первых двух депутатах. Ну, это как «Слово о полку Игореве», только про нас.
Ваня некоторое время напряженно думает и, наконец, вспоминает:
- «Сказ о том, как один мужик двух депутатов прокормил»
- Вань, а тебе не кажется, что мы много последнее время ругаемся?
- А что делать, Вань, если это у нас считается признаком порядочности, безгрешности и добродетели – ругаться с властью, с прессой, с оппозицией. Делать ничего не надо. Ругайся, да ругайся себе…
- Да, я читал в последнем мировом бестселлере по психологии одного известного автора. Он дает  очень серьезные заговоры, как спастись от напасти. Например, хочешь купить хорошую машину, нужно ругать депутатов: «Гадкий, гнусный депутат, не получишь ты наград». Произносишь это 364 раза каждый день перед обедом в течение трех лет. Я крутые тачки меняю  раз в квартал.  Средство верное. Или вот жена рога наставила, сразу начинай ругать министра образования: «В министерстве наробраза села страшная зараза». Этот заговор достаточно говорить каждый день перед обедом 3179 раз с утра натощак и тебе уже ничего страшно не будет…. То есть, вообще, ничего.  Ни ЦРУ, ни конец Света. Жена рога тебе спилит, опилки сдует, любовника рассчитает и верна будет тебе словно ангел хранитель…
 … Родя сидел среди этих людей в студии, и так ему было хорошо. И то, что он недавно сотворенный Бог, и то, что у него есть его родная деревня, и свет из его окошек, уютный, как на картинах Томаса Кинкейда, которые он видел в квартире Марины. Он с нежностью вспомнил свою Марусю, прекрасней которой в мире нет, однополую любовь с ней, и своих деток. Сиротливое незасеянное поле, которое теперь он обязательно засеет. А еще хорошо, что у Маринки на самом деле все прекрасно, но телевизор по приезду сразу за забор.  Ему как Богу, захотелось  сейчас  взлететь в открытую фрамугу окошка останкинского, и через часок приземлился у будки Шарика в своем дворе, под своими окнами…
…Они стояли у машины. Марина, положив руку ему на грудь, смотрела в луга. Эти сутки ему казались целым прожитым годом, а гордая и недоступная красавица Марина сейчас казалась усталой и несчастной девчонкой, а потому Роде казалось очень близким, своим, почти любимым человеком и он не понимал, как можно любить двоих. Ему хотелось взять ее на руки, погладить, успокоить, но он понимал, что делать этого нельзя, опять начнет звать с собой, а здесь дети, жена. Поэтому они оба смотрели через травный луг в сторону окраины деревни, где стоял Родин дом. Он с радостью, как будто год здесь не был. Она с ненавистью.
- Это не я тебе денежные переводы отправляла. – Она пыталась вывести из себя деревенского Аполлона.
- Я знаю. На передаче вспомнил, что печати Губернские на бланках были.
…Все уже было сказано. Она  села в машину, хлопнула дверкой, и ауди рванула с места по грунтовке, подняв облако пыли. Он вздохнул, и, спустившись с грейдера, пошел по едва заметной в густой траве тропке через луг к дому. Уже у калитки, он остановился, погладил  ручку на калитке и зачем то оглянулся вслед ушедшей машине.  Марина, стоя рядом с машиной у пересечения грунтовки и шоссе, напряженно,  словно чего то, ожидая, смотрела в его сторону…