Наблюдения и размышления-6

Карамзин, “История государства российского”. Смутное время, Лжедмитрий... Впечатление игрушечности происходящего: бессмысленная кровавая суета, где не имеет значения даже судьба государства и тем более жизнь человека, а “государственность” сводится к внешней пышности, размаху, к игрушечной эффектной нарядности. Куклы, движущиеся фигурки. Жестокий кукольный театр.

* * *

Ненароком стал перелистывать старые журналы – “Огонёк” перестроечных лет. Свежим глазом просматриваю былые материалы: умные статьи, обличающие, конечно, советскую власть и все предыдущие 70 лет жизни страны. И грустно, и смешно… Характеристики и впечатления можно отнести уже и к сегодняшнему дню. Правда, советской власти уже нет, а нынешнюю обличать как-то “не принято”. Былые обличители неплохо устроились на своих шестках, где они уже никому не мешают, и мирно поют друг для друга задушевные песенки о судьбах литературы, о нравственности, образовании… Их не трогают (наконец-то!), не мешают петь и корм не отнимают (а то и подбрасывают). Они (или их преемники) с удовольствием вспоминают о славных тяжёлых временах и славных именах мучеников.
И, кроме них самих, никому это не нужно. И весь былой пафос уже не нужен, и имена мало кто помнит, и времена те уже не интересны. Былые умные слова потеряли всякую важность. Новые времена, новые слова… Может быть, и они кому-то кажутся важными, но – всё это пусто. А значит – враньё. Что-то говорят политики, что-то говорят чиновники, что-то говорят их толкователи… Вот – телевизор: народ общается с премьером-вчерашним президентом, задаёт вопросы, обращается с челобитными. Лучшие представители овечьего стада собраны по всей стране в аккуратные кучки, произносят аккуратные бессмысленные слова. Аккуратные бессмысленные ответы.
Что, собственно, изменилось за 20 лет? Для сытых певчих канареек изменения налицо. А народ всё так же – с поклоном, с челобитной… И – слова, слова, слова… Ничто не вечно под луной? Пожалуй, что всё-таки – всё течёт, но ничего не меняется.
И от пустословия уже тошнит, и тошнит от понимания происходящего, от бессмысленности слов, от бессмысленности собственного понимания… И понимаешь уже другое: что для мира всё это – норма. Глупость и пустословие одних, “умные речи” других… Таковы правила игры. Мир в очередной раз представляется огромной сложной иллюзией, но для абсолютного большинства он и есть непреложная реальность. И в этой реальности начальник всегда прав, враньё является непременным условием, трусость и предательство необходимые формы существования… И так далее, и так далее.

* * *

“С прискорбием сообщаем, что ушёл из жизни...”  Ушёл из жизни и не вернулся.

* * *

Очень много музыки, очень много литературы, кино, всевозможной “духовной пищи” и разнообразных зрелищ и развлечений. Много простого и сложного творческого продукта. Эра потребления! Неизбежна девальвация этого продукта, девальвация искусства и вообще творчества. Всё больше в цене ширпотреб, внешняя мишура, упаковка. Легко привлекающее внимание, простое и доступное.
Писатель мог стать пророком, проповедником в эпоху почти полной неграмотности. Лев Толстой, например. Чем больше пишущих (говорящих, творящих), тем меньше пророков. Но всё больше шарлатанов, претендующих на роль пророка.

* * *

Иногда поражает, как превозносится всё новое. Ну, ладно – обычная мода в одежде, в образе жизни. Техника, политика... В культуре, в искусстве какая угодно новизна идёт на ура, подаётся без малейшего критического отношения, без анализа, без оценки. Всё новое хорошо, потому что – ново! Любая яркая пустышка, любая новая погремушка привлекает внимание, вызывает восхищение, возводится на пьедестал...

* * *

По телевизору бардовский концерт, крупным планом – порхающие по грифу пальцы... Ловко. Ловкость рук необыкновенная... Научились. Не пресловутые три аккорда... А песни нет. Что-то красиво прозвучало, а в памяти не осталось. Не осталось в душе. “Три аккорда” ушли, ушли безголосые корявые гении – и ушли песни.

* * *

Вот фильм о великом историческом событии: бушующее человеческое море, трагедия отдельных людей... Ещё одна иллюстрация “на тему”. Известно, как это происходило, но – почему это происходило, почему происходило именно так? Конечно, есть какие-то объяснения. Множество исследований посвящено этому, но хоть одно из них приблизилось к истине? Скорее, это тоже лишь описание события: более подробное или менее подробное, более правдивое или менее правдивое, более бесстрастное или менее... Попытка нарисовать картину шторма, гибели кораблей и людей. Да, у всего есть причины, их можно предположить и перечислить. А причины эти возникают в силу действия установленных физических законов. Но – откуда эта непреложная сила под названием “закон”? Почему существует тот или иной физический закон?
Почему происходят войны и революции? Конечного, исчерпывающего ответа на это нет. Есть лишь видимость объяснения.
И вся жизнь человечества и жизнь отдельного человека – как будто объясняются, но при этом совершенно недоступны для объяснения.

* * *

Какой-то не очень молодой мужчина в экстравагантных одеждах с экрана телевизора рассказывает о себе:
– Да, со мной трудно, сложно... Но интересно!..
Оказывается, известный театральный художник. Короче – художник в широком смысле. Наверно, юбилей. По этому случаю и откровения. На тему “какой я интересный человек”.
Эпоха откровенностей, самых интимных подробностей, выворачивания всего и вся наизнанку... Эпоха “Хочу всё знать”. Соответственно – “Я вам сейчас выложу всё, что думаю о себе любимом и таком интересном”.

* * *

Серия телепередач “Сталин и писатели”. Горький и Сталин, Демьян Бедный и Сталин... А без Сталина никак нельзя? Неужели своим существованием и своей властью он определял содержание и уровень литературы в какой-то отрезок времени? Это определяется талантом и совестью. А если определял, то грош цена такой литературе и таким писателям, и говорить о них не стоит.
Но для кого-то значительность темы определяется присутствием большой фигуры. Рассуждать о Горьком и его произведениях вообще – кому это интересно? А тем более о Демьяне Бедном... А вот на фоне Сталина! Никак без тирана не обойтись.
В новостях упоминается о съёмках фильма по “Жизни и судьбе” Гроссмана... Опять Сталин, конечно. На фоне Сталина снимается семейство... На фоне сталинизма. Снимает сравнительно молодой режиссёр... Что он понимает в этом времени? Что такого прочувствовал? Можно понять Бондарчука, взявшегося за Толстого через 150 лет после 1812 года: большое видится на расстоянии. А здесь что и как можно было увидеть? Конъюнктура, спекуляция... Хотя и это выглядит странным. Режиссёр сам не из сталинского поколения, а зритель будет и вовсе юный. Ему что Сталин, что Иван Грозный – всё едино, всё древность.
И таких фильмов, если покопаться, навалом.
А если поразмышлять, то обнаруживается ещё один феномен, гораздо более глубинный. В человеке и вообще в человечестве таится потребность в поклонении кому-нибудь, в преклонении перед кем-либо или чем-либо. Перед силой, властью, богатством. Перед неизвестным и потому страшным. Перед неуправляемыми силами природы, которые в человеческом сознании символизируются понятием “Бог”. Перед большими людьми, которые могут заменить божество и сами стать божеством. Так произошло с Лениным и Сталиным: обычного Бога отменили, но свято место пусто не бывает.
И это происходит независимо от уровня цивилизации вообще, от уровня образования и интеллекта. Вспомним Германию и Гитлера... И потребность в сильной руке. “Лучше плохая власть, чем безвластие”. А ещё лучше – плохая, отвратительная, страшная, но сильная. Страх перед хаосом, перед разгулом всеобщего беззакония заставляет выбирать диктатора. Мир вообще пребывает в постоянном хаосе, и большинство втайне всегда мечтает о Порядке. Овцы всегда готовы взять себе в охрану волкодава: его тоже надо кормить мясом, надо отдавать какую-нибудь овечку, но он – свой, защитник от волчьего беспредела. Он обеспечит Порядок. Так появляются Муссолини, Гитлеры, Сталины...
Нужны кумиры. Великие и ужасные. Ужасные вызывают больший трепет, большее чувство, большее преклонение.
Вот Наполеон: пустышка. Очень громкий боевой барабан, а внутри пустота. Но наводил ужас на всю Европу и стал божеством для французов (да и для всех других тоже: пусть даже с отрицательным знаком). Шаман – как особа, приближённая к Богу – должен быть обязательно с бубном, с барабаном. Должен выкрикивать что-то непонятное... Или хотя бы бормотать. Должен быть загадочным, чтобы быть “великим и ужасным”. Шаман, как и любой другой служитель культа, представляет собой целую религию, в конце концов – самого Бога.
Из преклонения рождается религия. Или подобие религии. Достаточно вспомнить самодельные “алтари”, посвящённые битлам. Приобщение к кумирам, к религии, соединение с толпой поклонников придаёт значительности собственной мелкой фигуре, наполняет уверенностью, возвышает.
Самое печальное, что на этом, судя по всему, мир стоял, стоит и стоять будет. Пока человек состоит из костей, мяса и крови. Страх – самое сильное выражение инстинкта самосохранения, и в этом сущность всего живого. Непреодолимая сущность. И всегда – “размер” будет иметь значение. Размер когтей, зубов, мускулов... И готовность это применить.

Страх. Страх с большой буквы. Ненависть к Сталину и ко всему, что сопровождало это имя, вызвана именно страхом. Как и любовь... От любви до ненависти, как известно, один шаг. И наоборот. Любовь и ненависть – две стороны одной медали. И эта ненависть – не к себе напуганному, оказавшемуся таким слабым и жалким, а к нему, “великому и ужасному”. Вся ненависть к Сталину – лишь вывернутый наизнанку неистребимый Страх, страх на каком-то глубинном подсознательном уровне, определяющий и образ мысли, и всё поведение. Своеобразная болезнь.
Вот наблюдается очередная волна под названием “десталинизация”. Мол, опять стали вспоминать с ностальгическим чувством (“Сталина на вас нет!”) – надо опять разоблачать, изничтожать... Надо ещё раз выкопать ужасный труп и ещё раз пнуть его как следует, потоптаться и отвести душу. Вспоминается начало “Космической одиссеи” Кубрика, где одно первобытное племя вступает в схватку с другим, более сильным и потому наводящим ужас своим появлением. Удачное использование камня и дубины – и вот могучий вражеский предводитель повержен. Поверженный уже и признаков жизни не подаёт, но всё равно надо ещё раз с опаской подскочить и треснуть мёртвого по голове. И тут же испуганно отбежать в сторону. Враг уже мёртв, его уже нет, а ненависть осталась. Потому что остался великий Страх.
Пройдёт время, забудется этот враг, а Страх останется.
И с какими бы благородными и красивыми словами ни подавалась очередная порция ненависти, она остаётся всего лишь ненавистью. Это сильное чувство нужно во время драки, во время войны, но войны нет, врага нет, а так хочется помахать кулаками после драки... Бесполезное занятие, бесплодное.
Надо бы из себя Страх изгонять, из себя раба по капле выдавливать, но это вряд ли возможно. Горбатого могила исправит... Проще ещё раз пнуть мёртвого врага.

Что же касается “Жизни и судьбы”, то настоящее искусство – жизнь и судьба без “великих” событий, без сражений, без подвигов. “Шинель” Гоголя, “Холстомер” Толстого... Весь Чехов об этом. “Зеркало” Тарковского. “Война и мир” – не Наполеон, не Александр Первый и не Кутузов.
Самый гениальный, в этом смысле, роман Гончарова “Обломов”. Человек всю жизнь провалялся на диване... Но была дружба, было в его жизни светлое мгновение – любовь. Это, собственно, и есть главное содержание жизни.

* * *

Чехов когда-то писал брату: “За талант всё простят.”. Всё ли можно простить за талант? У Пушкина “гений и злодейство несовместны”, но жизнь ставит это под сомнение. Может быть, конечно, и не прямое злодейство “совместно”, не убийство, но – косвенное соучастие, мелкая подлость, мелкая подлая трусость. А ещё – своеобразная подлость по убеждению. Это крайность, но в обычной жизни почти обязательный набор мерзких личных качеств. И качества эти обязательно начинают выпирать с обретением “имени”, положения, поклонения.
Что всё-таки должно перевешивать: талант (гений) или личная порядочность? В каком порядке всё-таки должны стоять слова: “мерзавец, но талант” или “талант, но мерзавец”?
Или: талантливый мерзавец лучше бесталанного?

* * *

“...Фиксация живой речи, ничуть не уступающая по качеству опытам Владимира Сорокина, производит ударный эффект в сочетании с динамичным сюжетом, построенным вокруг...”

Вот прочёл эту фразу в случайно попавшей на глаза статье и подумал: опыты, эксперименты... Сколько их было, ярких экспериментаторов! И вообще, и в искусстве, в частности. В живописи, в литературе, в кино. И что от этого остаётся? Некие музейные экспонаты. Странные конструкции, восхищающие знатоков. Эксперименты с материалом, с формой... Дома, в которых обычно не живут. Дома-памятники сами себе и своему творцу. Новые идеи растаскиваются по кирпичикам, укладываются в фундамент и стены жилищ стандартной массовой застройки (домов, предназначенных именно для жилья!). Отдельные камешки, пристально вглядевшись, можно заметить. Так в литературе, в живописи, в кино. Да ладно бы – камешки... А то ведь – и камешки эти часто рассыпаются в пыль, разносятся ветром, перемешиваются с землёй, – уже невидимые, ставшие частью почвы. Яркий воздушный шарик, летящий в небе, провожаемый восхищёнными взглядами, – что с ним становится? Да, был такой… И что?

* * *