Сосна. Иван Чичинов

        Каждый шаг, поднимавший Сергея на несколько сантиметров вверх, отнимал его последние силы. Сердце гулко, часто и беспорядочно вырывалось вместе с приступами выворачивающего грудь кашля. Сдавленные астмой, бронхи хрипели и свистели. От бессилья хотелось упасть на начинающую зеленеть майскую землю, под ноги молодых сосен и ждать возможного чуда исцеления…

        Сергей чувствовал, как постепенно его силы тают, и он превращается в передвигающуюся бесплотную тень. Пробы сделать что-то полезное по дому оканчивались приступами кашля и удушья. Уже пора и грядки в огороде готовить для посева, но даже и это простое дело Сергей не мог осилить. Посещали и самые мрачные мысли. Кто-то сказал, что от астмы не умирают. Возможно, но процесс-то не проходит, сил-то нет! Что делать?

        Сергей с тоскливой надеждой стал смотреть на недалекую от дома гору с большим, густым вечнозеленым бором. Вот бы туда попасть, подышать сосновым лечебным воздухом! Движение, к тому же, говорят, полезное дело, в движении – жизнь. С давних времен и вот до сих пор, до болезни, Сергей постоянно «тягал» гантели, чувствовал, как организм чутко на них откликается, требуя повторения нагрузки в следующие дни. Но это было, а сейчас не до гантелей. «Всё! Иду! Хуже не будет, и так уже некуда!» – решение окончательно созрело, и он потихоньку заковылял к подножию манящей горы.

        Городок, где жил Сергей, окружали со всех сторон горы ростом побольше и поменьше. Они внимательно наблюдали за городской суетой, днем и ночью впитывая в себя бензиновую гарь и вечную пыль от машин, угольную сажу от бесчисленных кочегарок, отдавая взамен очищенный воздух. Потому летние зеленые склоны были для любителей грибов и ягод приветливы и хлебосольны, а зимой – катали на своих пружинистых многоснежных спинах всех любителей лыжных подъемов и спусков. Принимали горы всех, кто поднимается на них, чтобы взглянуть на окрестности с небольшой высоты.
      
        ...Несколько десятков лет назад трудолюбивые студенты, школьники и молодежь старательно и долго украшали окрестности и эту гору саженцами сосны, взамен вырубленных в войну деревьев, заполняя ими облысевшие склоны. И вот теперь множество сосновых лесов опоясывают город, делая его красивее, чище и здоровее.
Если разобраться, то деревья этих сосновых массивов – того же примерно возраста, что и сам Сергей, однако, век их только начинается, им еще расти и расти до полного взросления, а на голову Сергею уже скоро выпадет первый нетающий снег и быстро приблизит недалекую зиму…

        Гора кокетливо касалась одним из своих многочисленных невысоких склонов волн негромко говорливой речушки Маймушки. Насмотревшись в свое отражение, она встряхивала свои березовые кудряшки и, довольная своим вечно юным телом, отступала подальше от воды, боясь застудить белые ножки. Другой бок горы стремится на юг, ежедневно нежась под лучами солнышка, бесконечно удлиняясь от такого удовольствия. Красивая, вечно молодая гора. Рядом, через речку – центр городка с кинотеатром, танцплощадкой… Густая сень под зелеными подолами березок-подружек…

        Как удержаться юности, чтобы не пойти вдвоем на такое лоно природы! А юность тогда у всех почти, поголовно была комсомольская. За что и получила верная подружка юности – гора красавица, свое звонкое имя – Комсомольская, а проще говоря – Комсомолка.
        Подножие южного бока Комсомолки, насколько позволяла крутизна и границы соснового бора, застроено, освоено, отвоевано и эта одноэтажная деревянная часть городка называется гордо – Партизанский лог. Возможно, когда-то в этих местах и действовали одноименные отряды. К манящему своей исцеляющей силой хвойному массиву можно добраться переулками, пройдя по ним поперек улиц, вытянувшихся вдоль склона. Улицы тоже носят революционные имена: Фурманова, Чапаева, Партизанская и великого Пушкина…

        Сергей доковылял до первого переулка. Паровая топка в его груди начала разгораться, выбрасывая с кашлем сгоревшие ненужные отходы… Почти каждый шаг вверх приходилось брать с трудом, но Сергей не оглядывался. Вот он уже выше построек… Внизу – Партизанский лог, впереди – долгожданный лес. Вот уже рядом – весенние нежные листочки на березах, а на земле - белые и желтые цветочки. Разве можно болеть в такую пору, в таком лесу? Хотелось быстрее, минуя березовую полосу, добраться до гущи сосняка.
        В кармане куртки Сергея, прописавшись недавно, ждал своего применения ингалятор. «Ничего! Обойдусь без него, отдышусь и так!» – постоянно твердил Сергей, пальцами перекатывая спасительный флакончик. Топка в груди работала вовсю, меха, хотя и со свистом и хрипом, но работали, мотор стучал громко, но воздуха не хватало, кашель выворачивал изнутри отходы… «Всё! Дальше – нельзя» – промелькнуло в сознании Сергея.

        Вот, дошел до первых сосенок. Не бор еще, тут заросли березы, черемухи, калины, рябины, боярки… Почти все голени, коленки и бедра березок – в белых шрамах. Это березы сами себя лечат березовым бальзамом. Лечат свои вены, недавно вскрытые человеком, чтобы добыть из них березовый сок. Теперь тела березок издали кажутся обмотанными ватой. Пройдет время и заживут апрельские раны до следующего сокодвижения, до следующих безжалостных ударов топора по белой березовой коже…

        Как светло вокруг! Птички насвистывают свои незатейливые песни про весну, листочки просвечиваются лучами весеннего долгожданного солнышка. Того не замечая, Сергей, пыхтящий постоянно, не отрывался от народившейся заново жизни, постепенно начиная радоваться, как и всё вокруг – всему. Вот он – миг! Миг, ради которого стоит не только жить, но и, находясь на грани, бездумно восхищаться бездонной зеленью нарождающейся природы. Зачем думы и мысли? Бесполезный труд! Нам не дано умом понять сущность окружающей натуры. Думы о необъяснимом совершенстве природы сделают нас мрачными и пугливыми. Зачем нам это? В светлом лесу можно лишь светлеть всем, что внутри себя, да вбирать все, чем он богат.
        И Сергей, отдышавшись, выбрал между деревьев ровный пятачок, принял стойку косаря, поднял руки, будто держа ими невидимую косу-литовку и начал ею «косить» воздух: - Р-раз! – резкий взмах. Выдох. Досчитав до десяти, Сергей решил, что хорошего – помаленьку и, переминаясь, ждал затухания бухающего сердца. Дождавшись, побрел вниз, на спуск. Снова переулки, вот и калитка дома. Ура! Начало есть. Сколько отходов поглотил лес? Никакое лекарство еще не очищало так грудь.

        На следующий день маршрут был повторен, но уже более легко, и точка подъема была уже намного выше. В этот раз Сергей без особого труда вошел в глубину соснового бора. Со всех сторон его окружили высоченные стройные стволы, которые лишь ближе к вершине были увенчаны разлапистыми вечнозелеными ветками. У крайних, охраняющих внешние границы бора сосенок и стволы были покороче и ветки мохначе и начинались они пониже от земли, закрывая соседей своими карнизами …
Сергей снова ритмично, с большой амплитудой начал махать невидимой литовкой. Вдох – выдох… Вот уже три десятка взмахов… Хватит. Ведь и просто так, стоя, можно вентилировать легкие, оперевшись о ствол сосны рукой.

        Поначалу все деревья казались Сергею одинаковыми: рослыми, стройными, и, может быть, даже живыми. Снизу чешуйки стволов окрашены серой краской, которая постепенно, начиная с высоты двух – трех метров переходила к ярко - оранжевому, очень теплому цвету. От этого весь бор, даже в пасмурное время, выглядит привлекательным, теплым, красивым. А уж когда солнышко коснется каждого ствола – начинает бор переливаться и блестеть яркой янтарною чешуей и живою зеленой хвоей. И хвоя-то у сосен имеет свой, тоже теплый светло – русый оттенок.

        Оглядев ближнюю шеренгу сосенок, Сергей выбрал ту, у которой чуть потолще ствол и прислонился к ней спиной. Как хорошо! Можно бесконечно долго глядеть вверх, где зеленые хвойные верхушки неслышно, по-соседски обсуждают свои лесные новости. Спокойно раскачиваясь, они поддакивают в такт словам руками – ветками. Ствол сосенки не холодный, а чуть шершавый, притягательный. Закрыв глаза и замерев надолго, можно, наверное, раствориться в живительном пространстве окружающих деревьев. Раствориться до полного с ним слияния и улететь в нем в любом направлении хоть на десять, хоть на двадцать лет вперед или вернуться назад. Нет, забегать вперед как-то не хотелось. Ничего красивого, интересного там, скорее всего, нет. Не юный же возраст, когда все еще впереди. А вот вернуться назад, хотя бы на часок в далекую юность – не помешало бы. Хотя… Что было, то прошло. Что было не так – уже ничем и никак не исправишь…  А эта толстенькая сосенка – на кого-то очень похожа. Она как будто действительно живая. Сергею даже показалось, что она все видит, понимает, чувствует, от нее исходит тепло, радость и молодость.

        Потом Сергей поворачивался к сосенке-толстушке, обнимал её шершавый ствол и смотрел вверх. Там янтарные стволы перемежались с тепло-зеленой хвоей. Красота! Вот эта сосенка, недавняя девчонка, казалась самой красивой в шеренгах своих подруг. Сергей иногда посматривал по сторонам – а вдруг кто увидит? Скажет – с чего это вдруг он обнимает дерево? В лучшем случае – покрутит пальцем у виска… А что? Вон, Шукшин даже и в кино все время разговаривал с березками. Мол, такая ты, едакая… Подружками называл все время, гладил по стволу… А Есенин? Тот вообще в состоянии крайнего лиризма «… утратив скромность, одуревши в доску, как жену чужую обнимал березку!» Вот! Говорят, что у деревьев полно энергетики какой-то, потому полезно находиться в лесу, получать ее. А короче – отдают ее они бесплатно людям для лишнего здоровья. Коли этак, то и обнять сосну не грех, но только не любую, а ту, что глянется. Да и ревновать Сергея к кому – либо некому. Нет, так-то он еще здоровый мужик. Подумаешь, каких-то там 45 лет от роду. Просто так сложилась жизнь. Как говорится, знал бы прикуп, спал спокойно…

        … Прожили они с женой и сыном много лет, да вздумали переехать поближе к цивилизации. В новой квартире от старых хозяев остались их кошка с котенком. Котенок был какой-то дикий, таких Сергей еще не встречал, да еще в каких-то струпьях, шишках, не поймешь ничего. Кошка привыкла к новым хозяевам, а котенок – даже смотреть на себя не разрешал. Если же хозяевам случалось оказаться вблизи него, то он тут же орал, прыгал на занавески и чуть не бросался при этом на человека. Приходилось брать что-то в руки и осторожно открывать дверь на улицу. Надоела Сергею такая «котовасия» и разделался он с этим дикарем. Кошка его поначалу искала, громко мяукала. Отвез ее Сергей на мотоцикле из дому, километра за три ниже деревни, в старом портфеле с застежкой. В последнее мгновение перед броском в буйную весеннюю речку расстегнул застежку. Через два дня кошка снова была дома.

        Как думает Сергей, эти греховные действия круто повернули его дальнейшую судьбу. Проходя мимо, всяческие напасти стали прилипать к его небольшому домику, а возможно, даже специально кем-то создавались да направлялись к открытой, с большой зеленой оградой усадьбе Сергея, его семье и «хозяйству». Сначала теленок вдруг один из десятков объелся рапсом, пришлось заколоть его, бедного. По весне сама корова не смогла растелиться, ветврач вытянул теленочка из утробы, но под утро коровы-кормилицы не стало… Спустя еще год – заболел тяжело сын, сгорел за месяц…
        Скрутились Сергей с женой, распродали все, что можно было, и переехали в этот городок, в купленный старый домишко, подальше от той, проклятой кем-то квартиры… Сергей работал и пил одновременно столько, сколько мог, пока не сорвал на невинном прорабе накопившуюся обиду и злость на окружающую его, ставшую постылой и чужой земную жизнь. Силой-то он не был обижен и его удара челюсть прорабская не смогла выдержать, да еще затылок крепко ударился о бетонный пол… Хоть и ругнул его прораб по делу, но нервы до того уже были измотаны…

        Дали два года за избиение при исполнении… Питье само собой отпало. В тюрьме он насмотрелся на других горемык, наслушался разных, ласкающих слух биографий и перед выходом на волю решил завязать с дурманным прошлым. Не он один такой. Жить, может быть, действительно надо - куда же денешься? Посмотрим…
        Еще раньше, до тюрьмы, решил расстаться с женой. Зачем ей алкаш? Какая я теперь опора для нее? Один балласт на шее… Найдет еще кого-нибудь, не пропадет… Крыша над головой есть, руки-ноги целы. Переживет… Да и я не буду напоминать ей о прошлом своим присутствием… «Так будет лучше!» - наконец отрезал Сергей самому себе, а жене сообщил обо всем уже из тюрьмы. Не стал он читать её ответное письмо, выбросил. «Всё перемелется… За два года…»

        Два года неволи перевернули, можно сказать, жизненные ценности Сергея. Частенько вспоминает он своего соседа по камере, рецидивиста по воровской части. Парень молодой, лет тридцати. Рассказал однажды Сергею, что было ему видение. Скорее всего, после того, как получил с воли посылку. Мол, явилась ему под утро сама Богородица и сказала: «Молись парень Богу, да читай Библию! Иначе – пропадешь, век воли тебе не видать!» И тут же превратилась в конвоира, крикнула: «Подъем!», закрыла за собой дверь и исчезла…
        А после этого, грит, так легко стало на его душе, что весь окружающий мир стал добрым-предобрым. Хотелось всем угодить во всем, увидеть книгу под названием «Библия». По его просьбе нашли такую и вручили её новоявленному верующему и стал вор-рецидивист бывшим, а теперь, наверное, дошел и до служителя Богу, в церкви какой-нибудь просвещенствует…
        Видя преобразования соседа, задумался и Сергей. Ярым верующим он не стал, но на вопрос: «Веруешь?», отвечал серьезно: «Я к богу без посредников обращаюсь!» Веришь – верь потихоньку, а зачем кричать всему миру об этом? При освобождении Сергею бывший вор подарил свою библию. «Я, - говорит, - её почти наизусть знаю, пусть и тебе будет с ней хорошо!» Оставалось «сидеть» ему еще четыре месяца…

        … Снова и снова Сергей степенно поднимается к сосновому бору. Поджидавшая его толстенькая светлая сосенка, которую он звал «Оленек» чувствует его приближение: «Да, это он. Он похож на юного пионера, который высадил меня когда-то здесь. Хотя, все люди похожи друг на друга. А мне нравится время, когда он приходит ко мне, смотрит восхищенно и гладит мой стан, а иногда прижимается ко мне щекой» .

        Сергей подходит к своей сосне, гладит ее шершавое тело с перламутровой чешуей и вздыхает:  «Одна ты у меня осталась, сосенка, такая хорошая…»
И, приняв позу косаря,  принимается отмахивать невидимой литовкой тридцать раз перед собой,  слушая все более уверенные и сильные удары сердца…