Возлюби ближнего...

 «Арамильские вести», 2012


    Женя Нефедьев был достопримечательностью Арамили. Хотя бы один раз его видел каждый житель города, а вот извилистую историю его жизни знали далеко не все.


Кривая судьба


Арамили он появился после освобождения с зоны, куда попал по пьяному делу. До этого была служба в «горячей точке», травма. После этой службы и запил безбожно. В наш город его привез кореш, с которым они вместе зону топтали, прописал в своей коммуналке. Вместе пили по-черному. Однажды Женю избили пьяного. Били смертным боем, ногами по голове. Врачи думали, не выживет, но он очухался. У него и до этого с головой было не совсем нормально, а тут и вовсе крыша съехала. Да еще туберкулез обнаружили. Зато оформили инвалидность, как психо-неврологическому больному, стали небольшую пенсию платить. Но тут новое несчастье: около года назад  умер друг, а его родственники быстренько Женю с квартиры выгнали. Женя бомжевал, пил, воровал, спал в канаве. Ходил по городу страшный, как чума: опухший с перепою, беззубый, весь в репьях и коростах, грязный, вонючий.  Но весну и лето как-то прожил, а осенью стало совсем невмоготу. Спать на улице нельзя: холодно, пенсию платить перестали, сказали: надо инвалидность переоформлять. Забрел как-то  в церковь, его накормили. Стал ходить туда каждый день, вечером, когда она закрывалась, садился на лавочку и ждал утра, когда она снова откроется. От холода испростыл, потом отказали ноги…  Пожалуй, замерз бы в одну из зимних ночей, но специалист Центра социального обслуживания Надежда Перевышина однажды посадила его в машину и отвезла в Православный приют Каменска-Уральского.


Таких неприкаянных было много всегда. А уж наше жестокое время  воспроизводит их тысячами. Мы сталкиваемся с ними на улицах, раздраженно отводим взгляд, морщимся. Даже в голову не приходит, что они такие же люди как и мы.


Складская жизнь
   

 - Мы все созданы по образу и подобию божьему, – говорит отец Алексей – иерей Святотроицкого собора в Каменске-Уральском, – и облик человеческий терять не должны.


Уже шесть лет он руководит приютом для бездомных при соборе. А возник приют случайно. В 2007 году Каменской епархии передали здание бывших заводских складов, постройки 19 века. Перед этим здание долго пустовало, поэтому больше походило на сталинградские руины. Средств на ремонт не было, но за помещением необходимо было присматривать, для этого и откомандировали отца Алексея. В брошенный дом часто наведывались бомжи: все же под крышей ночевать лучше, чем под открытым небом. Днем они побирались  у церкви, а ночью шли в бывший склад, благо стоял он рядом с собором. Отец Алексей не гнал их, ему нужны были сторожа. Сначала отремонтировал для них одну комнату, затем, когда бездомных стало приходить больше, все вместе привели в порядок вторую. А бездомные все шли и шли, сначала их отправляли к отцу Алексею только церкви Каменска, а затем стали присылать и из других городов. Отремонтировали еще одно помещение, затем оборудовали столовую. Так отец Алексей начал заниматься социальной работой. Хотя до этого был уверен, что возьмется за строительство. Планы были большими, в бывших складах собирались разместить епархиальное управление, семинарию. Он даже пробовал обращаться к бизнесменам, с просьбой пожертвовать на ремонтные работы. Но на это денег никто не дал. А когда стал просить их помочь бездомным, сразу нашлись деньги, продукты, одежда. Совсем наладилось положение, когда о стихийном приюте начали писать местные газеты. Жители Каменска вдруг словно очнулись, начали нести в приют одежду, мебель, посуду, белье, медикаменты. А главное продукты, овощи, выращенные на своих огородах.


«По приютам я с детства скитался, не имея родного угла…»


- По сути нас содержат горожане, – говорит отец Андрей, – каждый день кто-нибудь что-нибудь приносит.


А еще приют неожиданно получил два гранта, на деньги которых  была оборудована столовая, медкабинет, санпропускник. После этого бездомных к отцу Алексею начали привозить со всей области, а затем и из других регионов.


Везут из больниц, доставляет милиция, направляет соцзащита. Знают, отец Алексей возьмет всех: умирающих, пьяных, стариков, детей, сумасшедших, бомжей, освободившихся из тюрем. Тех, кого не берут государственные учреждения призрения. На сегодняшний день у него находится 60 человек, зимой численность доходит до сотни. В основном народ бродячий, пьющий. Тех, кто помоложе, покрепче устраивают на работу. Иногда люди вдруг берутся за ум, начинают добросовестно  работать, снимают жилье, переезжают в квартиры, но это не часто. Отец Алексей считает, что труд – лучший воспитатель, поэтому у него работают все. Те, для кого не нашлось рабочего места, трудятся в приюте: женщины стирают, варят, мужчины метут, чинят, а еще все помогают друг другу – ни нянечек, ни медсестер здесь нет. Правда, в последний год число крепких, работоспособных бомжей заметно уменьшилось. Все больше везут в приют безногих, безруких, немощных стариков, ожидающих смерти от болезни.
Когда число лежачих стало превышать число ходячих, отец Алексей организовал для них хоспис. Ему выделили здание бывшего вытрезвителя. Сейчас там находится около двадцати человек, все лежачие, наблюдает за ними медсестра. Ежемесячно два-три  человека умирают, хоронит их администрация за счет города.


Среди постояльцев не только бомжи, но и вполне состоятельный народ. Те же старики и инвалиды, у которых есть пенсии, квартиры. Деньги и имущество есть, а вот родных и близких людей нет. И дохаживать некому. Доживают свою жизнь в приюте. Пенсию отдают на общие нужды,  квартиры стоят опечатанными. Однажды отцу Алексею посоветовали приватизировать квартиры, которые после смерти его постояльцев забирает государство. Можно было продать их, пополнить скудный бюджет приюта, начать ремонт помещений. Он даже начал что-то делать, да ничего не вышло.


- Хорошо, что не связался с этим, – говорит он, – бог отвел. В других приютах пробовали, да потом замучились с родственниками судиться. Нам и так хорошо. Правда, иногда бывает, что едим одну картошку да кашу. Но постояльцы у нас люди неприхотливые, всему рады. Мы им помогаем, чем можем, какие условия смогли создать, в тех и живут. Это все же лучше, чем умирать на улице.


Наш Женя Нефедьев отмылся, отъелся, чисто одет, пострижен. Узнал свою спасительницу Надежду Петровну, разулыбался беззубым ртом. У него своя кровать с чистым бельем, тумбочка. А что еще надо?


«Забота» о людях


А вот с чем действительно серьезная проблема, так это с врачами. Не идут, не хотят возиться с приютскими бомжами, лечить чесотку, туберкулез, истощения, язвы, пролежни. Даже за деньги не хотят. И времени нет, все дежурят сутками, да и коллеги косо смотрят. Медицинский кабинет стоит пустым. Да и само здание просто жуткое, пол сгнил и провалился, кирпичи сыплются из стен.


В государственных интернатах сейчас делают евроремонты, кровати противопролежневые ставят и другое современное медицинское оборудование, уход, присмотр. Только для того, чтобы попасть туда, надо пройти медицинскую комиссию, словно в космонавты собрался, а не в богадельню, да собрать кучу бумаг, а потом еще подождать год-два. Бомжам в такие заведения путь закрыт, у них и паспорт-то не всегда есть. Разрекламированный государственный центр в Лебяжьем, куда набрали здоровых работоспособных бомжей-мужчин, где создали для них прекрасные условия, поработал чуть больше года, сейчас закрыт. Государство не увидело положительной динамики и конечного результата – не встали бомжи на путь исправления – и вложения в такие центры сочло нецелесообразным. А уж доходяги отца Алексея и вовсе никого не интересуют.
Пенсионеры для того, чтобы попасть в дом ветеранов, должны завещать городу свою квартиру.


За «спасибо» ты госучреждениям не нужен. Дом инвалидов в Каменске закрыли в прошлом году: нерентабельно.


- В нашем приюте мы от своих постояльцев ничего не ждем, – рассказывает отец Алексей, – ни исправления, ни воцерковления. Не станут они вдруг умными, красивыми и здоровыми. Не обретут веру, да и нет у меня миссионерской задачи. И будущего никакого у них нет. Но пусть они доживают свою жизнь в тепле, сытыми. Кто может работать, пусть работает. А нет, так нет. Но в приюте у нас строгий режим, нельзя пить, курить, побираться, выходить без нужды из помещения. Нарушил – уходи. Правда, нарушителей прощаю, прощаю… Возвращаю обратно… Нет, это не люди второго сорта. Они, как дети. Иногда они уже и не способны думать ни о чем. Например, сын привез к нам свою мать. Она старая, больная, плохо соображает. Ну, в чем она виновата? Только в том, что воспитала такого сына, который сдал ее в приют…


Мы православные?


Часть тех, кто сейчас брезгливо читает эти строки, закончит свои дни в одной из таких богаделен. Никаких преувеличений, об этом свидетельствует статистика. Никто никому не нужен, люди хотят жить только для себя. Отцу Алексею частенько приходится сдерживать враждебность местных жителей, которые готовы стереть приют с лица земли. Никакой особой благодарности жители к нему не испытывают. «Убирайся отсюда со своими бомжами, им здесь не место!» – нередко слышит он. Это вполне соответствует русскому менталитету. Когда это у нас человека при жизни оценивали по заслугам? То, что для его подопечных необходимо другое помещение, где-нибудь на окраине города, он и сам понимает. Только кто же ему его предоставит? И кто из жителей согласится терпеть рядом со своим домом такой приют. Да и есть ли в наших православных городах место для старых и убогих?


Вопрос без ответа


Отец Алексей молод, невысок, сухопар. Говорит спокойно, с иронией, без нравоучений, без пафоса. Улыбчив, умен, эмоциями владеет, остается только догадываться, какой огонь горит внутри него. Внешне производит впечатление прагматика, говорит о хозяйстве, ремонтах. О земном. Спросить бы его: зачем вам все это надо? Ведь благодарности никакой, одни нападки, да проблемы. Но как задать такой вопрос священнослужителю? Ведь он просто живет по вере, согласно принятым на себя обетам, где заповедь: «Возлюби ближнего своего, как себя самого»  - норма. Хотя, пожалуй, надо было спросить. Нечасто в наше время встречается  человек, выполняющий взятые на себя обязательства. Несущий свой крест просто, без истерик и лицемерия. Зато вполне нормально встретить монаха, раскатывающего на «Бентли». Это уже никого не удивляет.


Лариса Ушакова