Узники мира. 17-18

17

На дороге на их маленькую группу никто не обращал особого внимания. Таких маленьких крестьянских отрядов по дороге шло не мало, большинство из них насчитывало по десятку и больше человек. Иногда на пути им попадались купеческие поезда. В них состояло от десяти до сорока телег, груженных товарами, которые тянули монтры. Один зверь мог без серьезных затруднений тащить за собой три повозки, с горкой груженных товарами. Ломанный пояснил, что купцы объединяются в поезда для защиты от бандитов. Если нанять охрану от отряда из десяти – пятнадцати разбойников они еще могут, то защита от шайки в сто голов для одного купа встанет слишком дорого. Поэтому в каком-нибудь крупном городе купцы сбиваются в поезда, совместно нанимают охрану для животных и товара, и следуют сообща до другого города, где состав поезда меняется, ведь каждому надо в свою сторону. Про охрану Ломанный сообщил, что в большинстве случаев это обычные детины, которые только с дубинкой и изредка – луком умеют обращаться. Так что, если на пути поезда появляется копье или другое войсковое формирования, то с частью товара купцам приходится расстаться. Если же идет война, то торгаши недосчитываются половины вещей. А про появление армии неприятеля перед таким поездом и говорить не стоит. Однако, Зуб с усмешкой отметил, что все эти возможные расходы уже давным-давно заложены в стоимость товара, так что торговцы в любом случае остаются с прибылью, в крайнем случае – без потерь.
Пару раз путникам встречались попутные поезда, и тогда они вставали в конец колонны. Однако оба раза через пару часов пути их прогоняли, не давая каким-то крестьянам  быть частью купеческого поезда, хоть они и просили проследовать с караваном до границы.
Из всей троицы Сана оказалась самой любопытной. Если Ломанный думал, что с вопросами ему надоест Гун со своими болезнями и лекарствами, то теперь он точно знал, что ошибся. Сана спрашивала его буквально обо всем: кто как одевается и почему, откуда пошли традиции одежды и фасоны, из чего получают ткани и как их шьют, как живут все слои населения, да с подробностями, что едят, где спят, какие товары и как делают, какие в каждом государстве традиции, порядки и обычаи, кто с кем воюет, кто с кем дружит, кому какие принадлежат города и где границы между государствами, кто сколь существует, были ли раньше великие страны и правители, кто чем прославился, все тоже самое, касаемо оленьего и бычьего материков. Но конечно, как и ожидалось, больше всего Сану интересовали войны и все, что с этим связанно – экипировка и тактика, истории войн и сражений, роды и типы войск, и вообще все, что можно было только вообразить. Зуб отвечал на все ее вопросы, не прерывая, как Гуна, так как если доверием мужчин он заручился еще во время войны, спасая их жизни в бою, то доверие девушки еще нужно было завоевать, так как она казалась опасней своих спутников, которые воинским искусством не владели.
Спрашивала Сана и про рабство. На это Зуб пояснил, что на змеином рабства нет, так как люди, живущие на этом материке, искренне не понимают, как один человек может принадлежать другому, ведь он не вещь и даже не животное. Конечно, если человек не мог погасить взятый долг, то он отрабатывал эти деньги трудом, после чего был волен делать, что захочет. Но и во время отработки человек также не был рабом, у него были строго определенные часы, в которые он работал, работа должна была быть посильной и выполнимой, и не унижать его достоинство ниже общечеловеческого. Также у него были и другие права, которые отличались от государства к государству. Единственное, о чем он не сказал, что рабство, пусть и скрытое, есть в крупных портовых городах, откуда ведется торговля с бычьим материком, и откуда в эти города просачиваются обычаи и традиции заморских земель. А вот на бычьем материке рабство цвело и пахло. Очень много племен, все друг с другом воюют, не считают жителей из другого племени за людей, постоянно берут друг друга в рабство, калечат рабов и убивают. На его же родном оленьем  - рабство есть, но только все рабы принадлежат исключительно Далам, и больше никому. И в рабство можно попасть только за самый тяжкий проступок.
За шесть дней пути с этой девушкой у Ломанного разболелась голова от постоянных разговоров, и не прекращала болеть даже ночью во сне. Зуб уже с вожделением начинал подумывать о том времени, когда избавится от Саны, ведь тогда вновь можно будет говорить лишь по нескольку фраз в день в крайнем случае, что ему с детства привычней.

18

Крель притаился в засаде. По правую руку от него лежало еще с полдюжины соратников. На противоположной стороне дороги, как он знал, находится еще около десятка человек. Вот уже два дня его команда ничего не ела кроме травы и мха. И как назло мимо проходили либо вооруженные караваны, на которые таким числом не нападешь, либо крестьяне, у которых взять нечего кроме их лохмотьев.
Но вот вдали послышались очередные шаги, и спустя несколько минут на холм поднялась группа путешественников. «Опять крестьяне» - с досадой подумал Крель. Однако, когда путники начали спускаться с холма, он увидел, что с собой они тащат небольшую тележку, доверху набитую вещами. «Будет чем поживиться. Может и еда есть», - вторая мысль в голове Креля промелькнула с небольшим запозданием, но рот уже открылся и подал условный сигнал своим братьям. Крестьяне как раз шли по дороге по направлению к засаде, когда Крель увидел, что среди этих четверых есть девушка. «Значит - развлечемся», - еще одна короткая мысль в голове разбойника. Он подал второй сигнал, согласно которому никто не должен был убивать этих людей, ведь лишние смерти им ни к чему, а то и охота из местного замка выйдет по их душу.
Когда Креля от крестьян отделяло шагов десять, с другой стороны засады вылетела стрела, пролетела перед лицом первого крестьянина и врезалась в дерево. Человек остановился, его примеру последовали другие трое. Крель вышел из своего укрытия вместе со своей шайкой.
- Тележка и еда – наши. – Без предисловий начал он. – Бабу через два часа вернем. Можете подождать. – Он кивнул одному из своей шайки и тот стал приближаться к девушке, убирая лук за спину. Еще двое пошли к тележке на осмотр. Крель уже начал радоваться, что теперь удасться прокормить шайку и еще несколько дней питаться по нормальному. Да и развлечение с девушкой пойдет всем на пользу.
Однако, как только Бельт приблизился к крестьянке, он тут же согнулся пополам. Крель не успел понять что происходит, но его разбойник уже лежал на земле. Только тут он увидел в руках девушки палку. Одновременно с этим и другие крестьяне напали на разбойников. Девушка и один крестьянин, шедший первым, двигались с невероятной скоростью, которой Крель не видел даже у солдат. К тому моменту, как он достал дубину из-за пояса, эти двое уже успели вывести из строй пять его человек: всех трех лучников и еще двоих товарищей с копьями. «Киай!» - выматерился Крель и бросился в атаку.
Другие двое крестьян бились не так хорошо, но тоже неплохо. Первого сковали боем сразу трое разбойников, другой же только что ударом повалил на землю одного противника и сейчас дрался с другим, пытаясь как можно быстрее положить его на землю. Вот к нему-то и побежал Крель. Он подбежал сзади и со всей силы нанес удар по затылку, крестьянин тут же потерял сознание и упал на землю. Крель развернулся и увидел, что его шайка потеряла ранеными еще троих человек. Однако одного крестьянина он уже оглушил, со вторым почти расправились двое копейщиков. Так что теперь получалось, что двум, оказавшимся искусным воинам противостояло шесть бандитов. Не так плохо как могло быть. Все это Крель подметил, даже не включая свою голову, на подсознательном уровне. Ведь не первый и не второй раз ему приходилось сражаться.
Крель решил, что быстрее будет расправиться с девушкой, после чего уже всеми силами напасть на мужчину. Однако та очень искусно парировала палкой все удары, вертясь при этом как канифиль у костра. Хоть на нее одновременно и нападало трое мужчин, если считать Креля, но она уже успела выбить одному из них глаз, и заставить сильно хромать второго. Только Крель еще был без единого ушиба.
Что-то врезалось ему в спину с левой стороны. Что-то острое и быстрое. И мужчина изогнулся от боли и закричал. Тут же это «что вышло» из его спины, стало немного полегче. Однако через долю секунды опять это же «что-то» уже вошло в его шею, и также стремительно вышло из нее. Что-то теплое потекло на плечо Крелю, но он уже этого не ощущал.
Боль в спине отступила на второй план, уступая боли в шее. Однако и это было не так страшно, как то, что Крель не мог никак набрать в грудь воздуха. Он задыхался. Паника. Паника и страх, а вернее даже ужас смерти охватили все его сознание. От бессилия разбойник стал заваливаться на спину. Он еще вертелся, пытался всеми силами остановить кровь, набрать в легкие воздуха. Всеми силами пытался выжить, несмотря ни на что. Хоть на секунду, хоть на две подольше. Где-то на заднем плане блуждала одинокая мысль: «Несправедливо! Я хотел поесть. Всего лишь поесть!»
Крель катался по земле в агонии, пытаясь предпринять хоть что-то. Ужас смерти руководил им. Но с каждой секундой его зрение все ухудшалось, тьма заволакивала взор. Притуплялась и боль. Его сознание угасало. По нему уже не блуждало ни одной мысли. Тело все еще машинально дергалось, и какие-то волны боли доходили до Креля, но он уже слабо ощущал это.
Когда тьма почти заволокла все перед собой, он увидел перед собой вспышку. Быструю вспышку яркого света. Он рассеяла тьму, оставив ее лишь в самых дальних уголках зрения. Свет сиял будто изнутри, он будто исходил из самого Креля. Он то слегка угасал, то вновь вспыхивал, то оборачивался небольшим, но ярким лучом. Где-то что-то промелькнуло про загробную жизнь. Промелькнуло и тут же угасло. В отличии от света. Казалось, еще немного, и он действительно заполонит все пространство, и за этим, кристально белым и ясно чистым потоком что-то окажется, промелькнут какие-либо видения и образы. Что еще немного, и Крель что-то увидит. Но свет угасал, с ним угасал и человек. С последним проблеском не стало больше и сознания, и зрения, и даже тьмы, занимавшей место света, тоже не стало.