То, что выше истины...
Маяковский, этот громогласный титан революционного стиха, в своем эссе «Как писать стихи» завещал поэтам одно: работать во имя образа. И он прав — не только в поэзии, но и во всем искусстве. Потому что искусство — это всегда предательство. Предательство факта, логики, даже морали — ради того, чтобы родилось нечто большее, чем правда.
2. Поэт — вор и лжец
«Поэт ради красного словца готов продать мать родную» — какая точная формулировка! В ней есть что-то от древнего, почти шаманского понимания творчества. Поэт — не летописец, не судья, не праведник. Он — "предатель по призванию". Он берет реальность и ломает ее, как стекло в калейдоскопе, чтобы сложился узор прекраснее, чем сама жизнь.
Философ (чьё имя я, конечно, не стану уточнять — не в правде же дело!) сказал: «Поэт — это тот, кто метафору ставит выше истины». Да, чёрт возьми, да! Если выбирать между «солнце взошло» и «золотой нож разрезал тьму» — кто из настоящих поэтов выберет первое?
3. Достоевский и ересь выбора
Достоевский в письме к Фонвизиной высказал мысль, от которой у моралистов волосы встают дыбом: «Если б кто доказал мне, что Христос вне истины… я лучше хотел бы оставаться со Христом, нежели с истиной».
Боже, какая крамола! Какое святотатство против рационального мира! Но в этом — суть искусства. Поэт, художник, музыкант — они все еретики. Они говорят: «Да, возможно, это неправда. Но это — прекрасно. И потому я выбираю это».
4. Я тоже предатель
Могу признаться: я — из их числа. Я не с Христом (хотя и он — великий поэт, если вдуматься в его притчи), но со словом. Я продам истину, переверну факты, сошью реальность из лоскутов лжи — если так получится красивее.
Вспомним Бодлера, который писал «Труп» — отвратительный, разлагающийся, но как же ослепительно описанный! Или Рембо, который *«Я — это другой»— и этим всё сказал. Или нашего Хлебникова, который изобретал язык будущего, плевал на грамматику и творил мифы.
Искусство как измена
Искусство — это всегда измена. Измена реальности. Измена здравому смыслу. Иногда — даже человечности.
Гоголь сжег второй том «Мёртвых душ», потому что правда оказалась "недостаточно гениальной". Пушкин в «Евгении Онегине» издевался над героями, играл с сюжетом, предавал читательские ожидания — и создал шедевр.
А Маяковский? Он кричал: «Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо!» — но при этом выдумывал новую реальность, в которой даже смерть становилась частью спектакля.
Вывод? Его нет
Потому что искусство не обязано делать выводы. Оно должно взрывать. Должно заставлять говорить: «Боже, как же это неправильно… и как прекрасно».
Так что да — я предам истину. Ради строки. Ради образа. Ради того, чтобы в мире было хоть что-то более живое, чем сама жизнь.
А если кому-то это кажется кощунством — что ж, значит, они просто не понимают, что "святотатство" и есть высшая форма творчества.
Свидетельство о публикации №213042101073