***

  В то же время, и в том же месте. Ещё вчера мне запретили идти по набережной Лейтенанта Шмидта под предлогом, что там снимается сериал, а уже сегодня у спуска к воде, перед парусным судном «Мир», две девочки вместе со своим папой запускают бумажные кораблики. Тонкая корка льда начинается не от самого берега, а на некотором удалении от него, и корабликам хоть немного, но есть, где развернуться. Раскрашенные волнообразными линиями, с подписями и названиями, они потихоньку плывут по течению, изредка цепляясь за кромку льда. Девочки пытались запустить ещё и бумажный самолётик, но это была неудачная затея: упав в воду, он насквозь промок, его складки распрямились, и получившаяся масса в виде прямоугольной трапеции погрязла, будто в стоячей воде. Зрелище раздосадовало девочек, одна из них стала искать утешения у отца, но ему не оставалось ничего более, как перевести внимание дочек на морскую флотилию: она уж точно удалась на славу. Девочки бегали вдоль берега, провожая их в дальний путь: то взбегали по ступенькам, взирая на них с высоты, то опять спускались ближе к воде, и, проводя рукой по поверхности, с восторгом наблюдали за уплывающими в сторону залива корабликами. Я посмотрел им вслед и предался фантазии, как они будут проплывать вдоль знаменитого ледокола Красин.

  Пройдя вдоль Невы, я свернул на Благовещенский мост; вместе со мной, но уже со стороны Университетской набережной, на мост заворачивал знакомый троллейбус с номером «11».
  Мы оба покидали Васильевский остров, направляясь к Английской набережной. По правую руку от нас открывался вид на Неву, вдалеке вырисовывались Адмиралтейские верфи. За то время, пока я шёл, успело выглянуть солнце; его света, пусть даже редкого и рассеянного, мне как раз не хватало. Порой троллейбус, поравнявшись со мной, замедлял свой ход, и я разглядывал его пассажиров, но когда впереди возникало движение, он вновь обгонял меня и ехал дальше. Преодолев половину моста, ему вскоре пришлось остановиться: перед ним двое рабочих из ремонтной бригады, стоя на крыше грузовичка, осуществляли непонятные манипуляции с проводами. Водитель троллейбуса в ярко-оранжевой форме открыл дверь своей кабины и пошёл выяснять, что случилось. Вид у него был слегка растрёпанный: волосы на голове топорщились, развеваясь по ветру, в руках он держал серые тряпочные перчатки, уже перепачканные от частого использования. Рабочие ему ответили односложным предложением. Теперь он шёл обратно к троллейбусу. Поработав с тросами, опоясывающими его рожки, он снял их, а дальше поехал, просто сняв машину с ручника.

  Те, кто ни разу не видел, как троллейбус с опущенными штангами катится по наклонной плоскости, в особенности, с моста, многое потеряли. Поначалу его скорость была минимальна: с такой скоростью неспешно идёт пешеход. Но затем, исполнив грациозный манёвр и объехав бригаду ремонтников, он стал двигаться быстрее, а под конец моста разогнался до такой степени, что успел проехать на зелёный свет и пересечь Английскую набережную.

  Мне пришлось его догонять, но опять же недолго; на площади Труда перед ним стоял ещё один троллейбус одиннадцатого маршрута. Пассажиров в нём не было, а его водителя, похоже, ровным счётом ничего не беспокоило: он спокойно курил, почитывая газету. Когда к нему заглянул водитель известного троллейбуса, ему пришлось прерваться и ответить на интересующие его вопросы. Оказалось, чуть далее, перед Конногвардейским бульваром, стояло ещё четыре «десятых» троллейбуса, прижавшись друг к другу, словно вагоны поезда; все четыре водителя, стоя у кабины самого первого из них, разговаривали о жизни.
  Похоже, это надолго.
  Водитель вернулся в кабину и открыл двери пассажирам. Тех, кто остались в нём, он выгонять не стал, терпеливо ожидая возобновления движения.
  А я тем временем пошёл дальше, по набережной Крюкова канала, где вдалеке виднелся уголок светло-зелёного здания Мариинского театра…