Глава 26. История болезни или тест на выживание

       В летнее время дед обычно ложился в восемь, и сразу засыпал. И на этот раз он уснул быстро, но ночью проснулся от желания женщины, и не смог уже уснуть. В начале он вспоминал приснившийся сон.

       Красивая молодая женщина, счастливо смеясь, обнимала его, прижимаясь щекой к его щеке, и он подумал: «Неужели она не видит, какой я старый? Верно, нашла во мне что-то хорошее».

       Надо же, - усмехнулся он про себя, - не приснилась же благообразная старушка из прихожанок. Хотя бы та, с которой он беседовал на кладбище. Правда, и она намного моложе его, но все же ближе подходит, а эта вообще ему в дочки годится – срам да и только. Наяву он и в мечтах не допустил бы такое.

       Он, было, попытался отвлечься, принялся читать про себя молитвы, но скоро понял безнадежность своих  усилий, сдался,  и поплыл в неторопливом потоке своих размышлений. Раньше, когда сам был молодой, не раз слышал от стариков, что душа не стареет, и, вспомнив теперь, вспомнил свое волнение от прикосновения женщины. Вспомнил свои мысли, надежды, мечты после разговора с ней, и с грустью думал, что вот он и дожил до возраста, когда сам может в этом убедиться.

       Да, - думал он, - душа не стареет. Сколько он помнил себя – она неизменна, одинаково реагирует на добро, зло, обиду; радуется, грустит, любит, ненавидит. С годами, по мере того, как накапливаются знания, опыт, меняются условия жизни – может изменяться представление об окружающем мире, взгляд на те или иные предметы, убеждения. Но душа остается неизменной. Разве это не доказывает, что она бессмертна? Тело – храм души с годами ветшает, изнашивается, разрушается, и, наконец, умирает, но душа не может умереть, если она не стареет, если она всегда молодая.

      Ему казалась теперь возможность сойтись с какой-нибудь женщиной вполне реальной. Ему приходилось читать в газетах брачные объявления женщин, гораздо старше его и Марии. Они не теряли надежды найти спутника жизни, попутчика на этом кратком отрезке пути. Пусть ненадолго: на десять, на пять лет. Одиночество в старости страшно. Каждый раз ложиться в постель, зная, что ты в доме один. Что кроме тебя никого нет, и если тебе станет плохо, если заболеешь – некого позвать на помощь, некому вызвать врача, накормить, подать воды.

       Более сорока лет прожил с Катюшей. Привык постоянно чувствовать ее присутствие, чувствовать ее рядом, тепло ее тела. И теперь, оставшись один, не мог никак смириться, что это уже все, конец, что он уже никогда не прикоснется к женскому телу. И эта неожиданная встреча на кладбище родила в душе его веру, что не все еще потерянно, желанная женщина приняла реальный образ, породила надежду.

       Он вновь и вновь возвращался к дому на краю села, где она жила. Ну и что, что она моложе его намного. Он знал случаи, когда разница в возрасте супругов была гораздо больше, чем у них. То, что она оказала ему внимание, уже можно понимать, что для нее это не является препятствием. Ее можно понять. Она, как и он, тоже прожила со своим мужем всю жизнь, и вдруг оказавшись одна, вполне возможно, переживает свое положение, так же, как он; и мысли, и надежды похожи.

       Пожалуй, ей еще хуже, чем ему. С ним, все же, Андрей, а она вообще одна. У ней есть сын, но живет он в городе. У него своя жизнь, и он что-то не торопится возвращаться к матери в село. Пожалуй, будет даже рад, если она найдет себе сожителя, и хоть на время освободит его от бремени долга. Кому молодым нужны старики? Он сам давно чувствует, что в тягость Андрею, хотя и старается как можно меньше досаждать ему, не вмешиваясь в дела его, стараясь меньше мелькать перед его глазами; насколько возможно это, живя под одной крышей, стушеваться, сделаться незаметным, будто его нет.

       Но не смотря на это, по неожиданным взрывам раздражения, часто по ничтожному поводу, он чувствовал, что мешает ему. Часто приходила мысль: уйти бы куда, оставить его одного, освободив от своего присутствия. Но куда?

       И вдруг предоставляется такая возможность. Почему бы нет? Дом у нее большой, и огород тоже. Ей, конечно же, тяжелей, чем ему. Намного тяжелей женщине, прожившей всю жизнь рядом с мужчиной. Ему легче освоить женскую работу – стирку, уборку, чем ей мужскую.  Один огород только сколько требует сил, а содержать такой большой дом в порядке?

       Он представил себя со стороны глазами ее, одинокой женщины. Конечно староватый, но держит коня, и значит еще в силе. У ней же и сарай готовый для коня, наверное, лучше, чем его. Судя по дому, муж был хорошим хозяином. И телегу он видел, тоже, пожалуй, лучше, чем у него. Ну и сбруя осталась.

       Он представил, как вместе будут ездить за травой. Он будет косить, она – собирать. После уборки, вместе будут ездить за кукурузой, за виноградом. Вместе орехи будут собирать. Размечтавшись, дед представил, как первый раз ляжет с ней рядом в постель, и вновь почувствовал волнение. Решив про себя, что зашел в своих мечтах слишком далеко. Он, потянувшись, включил ночник, глянул на часы и удивился: было начало третьего. Пора вставать.

       Не выключая свет, он полежал немного, и, откинув одеяло, сел, спустив ноги с кровати. В стоящем напротив шифоньере в зеркале отразился сидящий маленький, худенький старик. Он некоторое время разглядывал его, как постороннего, незнакомого человека. Потом встал во весь рост, и теперь уже критически внимательно принялся изучать, в связи с тем, что передумал только что. Тонкие ноги, желтоватая кожа, впалый морщинистый живот, чуть отвисшая кожа на груди, тонкие губы, морщинистый лоб, переходящий в лысину, тусклые глаза, мешки под глазами, тонкая морщинистая шея.

        «Какая гадость», - подвел он итог своего осмотра. С такой мерзостью не всякая женщина даже за доллары согласится лечь в постель. Женщина просто поговорила из жалости, сочувствуя его несчастью, а он уже вообразил кто знает что. Стоило лишать себя сна на несколько часов? Размечтался, как мальчишка.

       Ведь не подумал о том, хотя бы, как она, сельская женщина, восприняла бы его режим, что бы она подумала бы о нем, если б он после первой ночи вот так бы встал в три часа, а летом, когда к вечеру только начинает спадать жара, и люди все на огородах, он бы завалился бы спать. Катюша, на что прожившая с ним жизнь, и, кажется, должна была привыкнуть, и та иногда недовольно ворчала:

       - Солнце еще в задницу светит, а он уже завалился дрыхнуть.

       А начало этому распорядку дня положил гастрит, которым он страдал с юности лет тридцать – не меньше. Вначале он постоянно носил в кармане таблетки Фталазола, но после нескольких лет нашел другое средство против болезни. Когда ему было плохо, он в этот день ничего не ел и только пил крепкий чай, и на следующий чувствовал себя нормально, и питался как обычно.

       А где-то в восьмидесятых годах попалась ему статья в газете «Правда». В которой врач писал об этой болезни. Статья была адресована водителям дальнобойщикам, которые часто страдали гастритом и язвой желудка. Главной причиной этого он считал беспорядочное питание, обусловленное характером их работы, и советовал, все же, придерживаться режима, питаться в одно время. Если условия не позволяли нормально пообедать – съесть хотя бы бутерброд, кусок хлеба, но вовремя.

       Надо было прочитать статью, чтобы обратить внимание на определенную закономерность в течении его болезни. Чаще всего она давала о себе знать в понедельник, после выходного дня, когда он после рабочей недели давал себе хорошенько выспаться, долго валялся в постели после сна, и первый прием пищи трудно было бы назвать завтраком, но и до обеда он не дотягивал. Соответственно, и обед переносился на какое-то время, а ужинал он, когда в обычное время уже спал. 

       Следуя совету врача, он стал вставать и в воскресенье, как в прочие дни, и только после завтрака доставлял себе удовольствие поспать. До пенсии он вставал утром впять часов, и времени до ухода на работу вполне хватало. Но купив корову, пришлось перенести время подъема на полчетвертого. В четыре Катюша шла доить, а он – чистить и кормить. Несколькими годами позже, он почувствовал потребность после зарядки отдохнуть, снова ложился и спал около часа. Это обстоятельство потребовало еще отодвинуть время подъема. А когда он начал ходить в церковь и молиться по утрам, пришлось подниматься еще раньше.
Вначале приходилось пользоваться будильником, но под конец он стал сам просыпаться  часа в два – в полтретьего.

       И в этот раз, хотя и не доспал, дед свободно поднялся, и, одевшись, потушил свет и встал на молитву.

       - Слава Тебе, Господи. Слава Тебе, - прошептал он, и сделал глубокий поклон, не сгибая колен, коснулся кончиками пальцев пола.

       Если даже Господь и не услышит его молитвы, он был убежден, что поклоны, как физические упражнения, принесут свою пользу. За всю свою жизнь, с тех пор, как болезни стали донимать его, он постепенно, из года в год совершенствуя, выработал систему защиты. И последние года три-четыре уже ничего не менял в ней, считая ее завершенной, неукоснительно следуя ей, не упуская не единого слова молитвенного правила, ни одного движения из упражнений. Чувствуя себя в положении канатоходца с шестом, в положении крайне неустойчивого равновесия, когда облегчение одного конца шеста, может нарушить его, и он упадет с большой высоты. Шестом была вера, и с одной стороны была вера в Бога, с другой – вера в животворящую силу движения.

      Два случая он вспоминал всякий раз, когда его одолевали сомнения. После сорока лет упорного сопротивления донимавшему его радикулиту, окончательно избавился от него после того, как начал ходить в церковь, и ежедневно утром и вечером совершать молитву. И в том не могло быть сомнения. В чем он не мог быть уверен, так это в том, что именно помогло исцелению: его молитвы, в которых он ежедневно просил о  даровании ему здоровья, или поклоны, как физические упражнения, которых он совершал во время молитвы в течение дня около двухсот.

       Как-то лет тридцать назад он в газете « Советский спорт» прочитал письмо женщины, которая делилась своим опытом, уверяла, что можно победить радикулит, если ежедневно делать триста наклонов. И он их делал во время зарядки, и результаты были явными, хотя полного исцеления не произошло. Болезнь реже стала беспокоить, и боли, сопровождавшие приступы, были гораздо слабее. Уже мог обходиться без помощи врачей. Решил, что положение вполне терпимо, и смирился с ним. И вдруг это неожиданное исцеление. Может не хватало именно тех двухста наклонов?

       Второй случай был связан с аденомой. Сначала простатит, затем аденома держали его в напряжении тоже не менее тридцати лет. Вначале он обращался к врачам, глотал пачками лекарства – получал лишь временное облегчение. Потом плюнул на лечение, если не считать, что продолжал съедать ежедневно по луковице и грызть тыквенные семечки, когда они были, которые тоже давали лишь временное облегчение. Смирился и покорно вставал по несколько раз за ночь, стоял с закрытыми глазами, чтобы прогнать сон над ночной посудой, снова ложился и привычно тут же досыпал, чтобы через час-полтора снова подняться.

       Но однажды поднятый очередным позывом, он обнаружил, что не может выжать из себя ни капли. Постояв, он снова лег, но понятно, уснуть уже было невозможно. Он снова встал с тем же результатом. Катюша спала, и он не решился снова лечь – пошел на кухню, зажег свет.

       Был первый час ночи. Он стоял посреди комнаты, посреди ночи, не зная, что предпринять. Да и что можно делать в его положении? Чем заняться, чтобы хотя бы отвлечься? Впереди полночи. А точнее, часов семь, когда можно будет что-то сделать. В семь часов можно уже идти на остановку автобуса. Семь часов одиночества с тревожными размышлениями в ожидании грядущей беды.

       Ему приходилось не раз слышать о подобных случаях, и будущее ясно виделось им в своей неотвратимой последовательности. В семь часов он идет на остановку, едет в город. Затем часа два томится в очереди – сначала в регистратуру, затем у кабинета врача терапевта. Тот дает направление к хирургу – это произойдет не ранее чем через двенадцать часов, как он последний раз опорожнил свой мочевой пузырь. Что с ним будет к тому времени?

       Он не сомневался, что его тут же положат на операционный стол. Это в лучшем случае. Могут направить и в областную клинику. Это еще часа четыре. И опять-таки, если за это время ничего худшего не произойдет. Операция пройдет нормально, ему вставят трубочки напрямую через живот, и из нее постоянно будет сочиться моча в бутылочку, с которой он должен будет постоянно ходить.

       Но до того времени, когда его выпишут из больницы, Андрей успеет сдать Марата мясникам, чтобы оплатить операцию и лечение. А если не сдаст, если как-нибудь обойдется, у кого-нибудь займут? Как он весной будет косить с этой бутылочкой? Впрочем, можно будет удлинить шланг и выпустить его через штанину, привязав к ноге. Чтобы представить все это, потребовалось не более получаса, а впереди семь часов, когда можно будет действовать.

       Он стоял посреди ночи наедине со своей бедой, когда все его существо, все мысли были сосредоточены на одном желании. Как прожить эти семь часов, как убить время? Чем можно заняться в его положении?

       Он потушил свет и принялся молиться. Он читал все молитвы, какие знал, а некоторые по два-три раза, сопровождая глубокими поклонами, не сгибая ноги в коленях, касался пальцами руки пола. После молитвы он зажег свет, благополучно справил свою нужду, лег рядом с Катюшей и проспал до утра. В больницу он не поехал ни в этот день, ни позже.

       И на этот раз он не мог бы с уверенностью ответить, что помогло, что отвело беду: молитвы, или может поклоны, как физические упражнения. Но даже если последнее спасло его, разве не через молитву к этому? Разве пришло бы ему  в тот момент в голову заняться физкультурой? И не хотел бы он повторения той ситуации, дабы исследовать причину. Но все же, на всякий случай, добавил в систему своих упражнений движения, способствующие усилению кровообращения в болезненном месте.

       Дед окончил молиться и пошел на кухню, достал из холодильника свое лекарство от аритмии.

       «И о сердце забыл, - усмехнулся он про себя, вспомнив о недавних матримониальных своих поползновениях, – чуть женщина поманила – и готов. Хороший был бы подарок ей, если б я, сойдясь с ней, не выдержал такого счастья, последовал следом за ее мужем, и снова ей пришлось бы избавляться от коня. Нет уж, пусть Андрей исполнит этот последний долг. Он молодой – нервы покрепче, и опыт уже есть в этом деле».

       Дед уже и не помнил, когда он обнаружил у себя аритмию. Он был еще молод, и вначале эти сбои в работе сердца вызвали у него тревогу. Но как-то прочитал в газете, что у одного из космонавтов тоже была аритмия, и все же его допустили к полету, и успокоился. И благополучно дожил до пенсии.
 
       Но спустя несколько лет болезнь приняла довольно угрожающие формы. Как-то, работая дома, он почувствовал себя плохо, и пришлось полежать часа полтора, прежде чем сердце начало биться в нормальном ритме, и он смог продолжить работу. Второй приступ длился уже часа три. Третий раз сердце прихватило его в бане, и он уже с помощью Катюши и Андрея добрался до кровати, и только проспав часа два, пришел в норму.

       Он уже думал, что следующий приступ будет для него последним. И как раз в это время знакомый дал ему почитать книгу о правильном питании. Надо сказать, что это маленькое событие совпало со временем развала Союза, с разрухой, когда предложение почитать книгу с рекомендациями, как следует питаться, можно было принять за тонкий юмор.
Рацион их был и так довольно скудным, чтобы можно было что выбросить из него. Состоял в основном из картошки и из других овощей со своего огорода. И еще молока и молочных продуктов. Размеры их пенсии все равно не позволяли внести какие-либо поправки, и дед лишь из привычки читать все, что попадало ему в руки, просмотрел и это пособие, остановившись лишь на некоторых статьях.

       В частности он внимательно прочитал о молоке и вспомнил, что однажды, еще в молодости, ему попадалась в газете статья об этом, но тогда он скептически воспринял утверждение, что молоко в зрелом возрасте, а особенно в преклонном, не только не полезно, но может принести вред здоровью. Он любил молоко, готов был пить его вместо воды, и мечтал, что когда выйдет на пенсию. Обязательно заведет корову.

       И мечта его исполнилась – у них теперь была корова. Утром он сразу выпивал пол-литра парного молока, и затем в течение дня пил не раз, просто для утоления жажды.

       Теперь, прочитав статью о молоке второй раз, он более серьезно отнесся к словам автора статьи. Тем более, что сопоставив время, когда они приобрели корову, и начало серьезного нарушения работы сердца, он не мог сомневаться в причине. Ему пришлось отказаться от своего любимого напитка, и теперь он потреблял его только в виде простокваши. Приступы стали реже и были слабее, так, что чаще не ложился, продолжая работу. Он заметил, что если в это время постоять в наклонном положении так, чтобы голова была на уровне колен, то сердце быстрее успокаивается.

       Года три он жил спокойно, затем все началось сначала. К этому времени у них уже не было коровы, и даже простоквашу он теперь пил реже. Видно, возраст давал себя знать – сердце становилось слабее, и уже недостаточно было принятой меры. Он снова стал подумывать о близком конце, и снова каждый раз после очередного приступа думал, что следующий будет последним.

       В этом году не уродила картошка, но зато был небывалый урожай топинамбура. Дед давно сажал эту культуру, но понемногу. Осенью и весной они ели его, потерев на терке, добавляли в квашеную капусту. Но в этом году Андрей, увлекшись идеей кулис, предохраняющих огород от ветра, обсадил им весь огород вдоль забора. Полгода дед каждый день ел клубни топинамбура, а позже он в православной газете «Мир» прочитал заметку о нем, из которой он узнал, что он помогает при аритмии, и обратил внимание, что за это время у него не было ни одного приступа, и он возблагодарил Бога.

       Но культура эта все же сезонная. О более надежном средстве он узнал из отрывного календаря. Пять лимонов, пять крупных головок чеснока перемалывал на мясорубке вместе с кожурой, добавляя к этому пол-литровую баночку меда, перемешивал. Хранил в холодильнике. Принимал по чайной ложке три раза в день за полчаса до еды. Съев чайную ложку своего снадобья, и еще семь ягод шиповника, дед приступал к зарядке.

       Начало привычке начинать день с зарядки, было положено еще в юности, когда он занимался спортом. Он не мог забыть того приятного ощущения легкости, бодрости, ощущение здоровья, силы, молодости. И он всегда, когда была возможность, делал зарядку. Потом, когда сошелся с Катюшей, делал постоянно, ежедневно. Делал просто в силу привычки, и потому что знал, что это полезно.

       Но целеустремленно, с тем стремлением и упорством, за которым видится желанный результат, он стал делать, когда заболел радикулитом. Он работал на огороде, наклонился, и вдруг, как от удара тока упал на землю. Боль, свалившая его, была мгновенной, и он лежал, будто ничего не случилось. Но когда попытался подняться, резкая боль уложила его снова.

       Он лежал недалеко от дома, и ползком, стараясь не менять положение тела, кое-как дополз до стены, и, осторожно цепляясь руками о стену, с трудом  поднялся, зашел в дом, подошел к кровати, попытался лечь. Но стоило чуть согнуться, чтобы присесть, и снова удар в позвоночник. Кое-как он все же лег и пролежал десять дней.  Местный сельский фельдшер приходил делать уколы.

       Это было начало. Затем последовали годы, десятилетия, в течение которых болезнь не давала о себе забывать, держа почти постоянно в напряжении. Он с трудом поднимался утром, но после зарядки становилось легче, и он шел на работу. Но раз в год случалось, что боль была нестерпимой, и он шел к врачу. Ему выдавали больничный на десять дней, и десять дней ему делали уколы. Лечение не избавляло его совершенно от боли, лишь давало значительное облегчение, когда боль становилась более или менее терпимой и он мог работать.

       Он пытался как можно больше узнать о своем враге, выписал журнал «Здоровье», не пропускал еженедельную программу с одноименным названием. В надежде, что прочитает или услышит что-то, что подарит ему утраченную веру в полное излечение. Но сведения были весьма скудны и приносили лишь разочарование.

       И лишь с приходом капитализма, когда на прилавки книжных магазинов хлынул поток популярной литературы, в том числе и медицинской, он приобрел пособие о болезнях позвоночника, подробно рассказывающее о всех неприятностях, какие могут произойти в этой части человеческого организма, и понял, что прежняя система была права, не посвящая больного в подробности его болезни.

       Познакомившись с содержанием книги о болезнях позвоночника, он пришел к выводу, что медицинское просвещение населения должно все же быть в разумных пределах. Пусть врачи знают все о болезнях, у больного же знания, скорей всего, породят чувства уныния и безнадежности. Он понял, что весьма примитивное представление о болезни все же сослужило определенную пользу.

       В своих усилиях проникнуть в природу болезни, он, в конце концов, представил позвоночный столб в двух видах. Один в виде палочки, состоящий из костяшек бухгалтерских счет, с закругленными краями, нанизанных на нитку; второй, в виде нанизанных на нитку игральных шашек, у которых края прямые. Палочка из костяшек счет легко сгибается во все стороны. Если же попытаться согнуть палочку из шашек, прямые края не позволят это сделать, и если все же будешь продолжать гнуть, приложишь усилие, нитка может порваться.

       Первая палочка – это позвоночный столб здорового, тренированного человека, нитка – центральный нерв. Закругленные края позвонков дают возможность без особого усилия наклоняться в любую сторону. Палочка из шашек – это позвоночник человека, ведущего малоподвижный образ жизни. Он не позволяет наклоняться, и при резком движении позвонки могут сместиться, причиняя боль, или защемить нерв. Следовательно, чтобы избавиться от болезни, необходимо постоянно тренировать позвоночник, чтобы позвонки были с закругленными краями. И еще укреплять мышцы вокруг позвоночника, чтобы держать его под жестким контролем, оберегая от случайных, непроизвольных перегибов.

      Система упражнений, преследовавшая эти две цели, дала результаты. Последние несколько лет он ни разу уже не обратился к врачу. Время от времени все же боль была, но вполне терпимая, дававшая возможность работать.

       Дед заканчивает зарядку, и теперь наступает самый неприятный момент наступающего дня – водные процедуры. К тому же, он не выспался, и неприятна даже мысль о предстоящем испытании. Он раздевается, выходит из дома, и заходит в пристройку к бане, где находится бассейн. Включает свет, и стоит некоторое время у края бассейна, с отвращением глядя на его темную гладь. На миг, как мысль об избавлении, приходит на ум, что может это его последнее купание, что сердце вдруг откажет – не выдержит, и всему конец. Ни боли, ни страдания.

       К холоду невозможно привыкнуть. Хотя и весна, температура плюсовая, но так же неприятна сама мысль, что вот сейчас он окунется в воду. Уже более тридцати лет он каждое утро окунается в воду, и не может привыкнуть – приходится делать над собой усилие. И зачем ему это надо? Что заставляет его ежедневно превозмогать себя, лезть в холодную воду? Когда пришла ему в голову эта безумная идея?

       Может начало этому положила книжонка, которая попала случайно в его руки когда он учился в пятом или шестом классе. Посмотрев начало, он понял, что рассказывается в ней о каком-то старом генерале, и не стал ее читать, а лишь полистал, ища картинки. Его внимание привлекла одна фотография, на которой видна была лишь одна бородатая голова генерала, и рука на кромке льда; сам же весь он был в проруби. Снимок этот настолько поразил его, что остался на всю жизнь в его памяти.

       А потом был рассказ попутчика о Порфирии Иванове. Это уже где-то в середине пятидесятых годов. Он не помнил уже, куда и зачем он ехал, но помнил, что было это где-то в Ростовской области.

       Был серый осенний день, и  они стояли на обочине степной грунтовой дороги в ожидании попутной машины, и мужчина, немного старше его, с увлечением и заметной гордостью рассказывал о своем земляке. Он не только слышал о нем, но и видел его совсем рядом. Однажды ему посчастливилось ехать с ним поездом в одном купе. Была зима за окном, мороз с ветром, и в поезде не очень тепло – многие сидят не снимая пальто, а он сидит раздетый, в одних трусах, и время от времени выходит в тамбур освежиться.

       Благодаря ему дед узнал о Порфирии Иванове задолго до того, как о нем стали писать в газетах, в журналах, рассказывать по телевидению. Рассказал он и о случае, когда во время войны немцы, дабы испытать его, посадили в кузов открытой машины, и по морозу прокатили, поливая время от времени водой. А после этого на ночь заперли в пустой конюшне, и утром, найдя его живым, доложили генералу о результатах эксперимента, и тот, пораженный, приказал отпустить его.

       После этого он прочитал еще не мало статей, рассказывающих о поразительной способности организма противостоять холоду, пока, наконец, решил попробовать. Дело в том, что его непременно раз, а то и дважды в году мучил грипп. Болезнь длилась не менее десяти дней, и притом, в тяжелой форме. Несколько ночей он не смыкал глаз. Иной раз, поддаваясь слабости, он подумывал, не лучше ли помучаться дней десять, пусть двадцать за год, чем истязать себя ежедневно, но тогда у него еще не было своего опыта, и он не мог сопоставить, что лучше, выбрать меньшее зло из двух.

       Через год он уже мог оценить результаты. Грипп не перестал его посещать, но держал его в некотором напряжении дня три – четыре.

       Дед стоит на краю бассейна с минуту, мысленно понуждая себя: «Ну пошел, пошел. Ничего страшного. Подумаешь: каких-то полминуты неприятных ощущений. Порфирий Иванов совершал ежедневно двухчасовые прогулки в любую погоду в одних трусах. А пловцы в ледяной воде плавают по часу и более». Он встает на первую ступеньку, на вторую, и окунается с головой, моргает в воде тридцать раз и выходит из воды. Тут же чувствует, как тепло волной вливается в его тело. «Ну вот, а ты боялся – ничего страшного». Он, не торопясь, тщательно растирается полотенцем, уже не обращая внимания на свои ощущения. И возвращается в дом.

       Моргать в воде он начал лет пять назад. В том году, словно эпидемия поразила село. Нет-нет, да и услышишь, что та или другой из его знакомых ложатся в глазную клинику. И соседу сделали операцию, соседке, и Катюше сделали операцию. Старик Панкеев продал телку, чтобы оплатить операцию и лечение жены, но она все равно ослепла.

       У деда тоже начал побаливать левый глаз, будто что-то давило на него изнутри. А потом покраснело глазное яблоко, что не на шутку его встревожило. Денег на вторую операцию не было. Андрей у кого-то взял брошюру «Как улучшить зрение». Из двадцати-тридцати страниц текста, существенным были советы  делать ежедневно упражнения для глаз и брызгать водой в открытые глаза.

       Об упражнениях он читал и раньше, и время от времени делал их, а вот о водных процедурах для глаз было для него новостью. Он попробовал брызгать, но ничего не получилось. Во-первых, как только набрав в ладонь воды он плескал себе в лицо, глаза тут же, помимо воли, закрывались. К тому же, в старости глаза стали маленькими, и было весьма трудно в них попасть.

       Тогда он рискнул во время купания открыть их в воде. Вначале он моргнул раза три, на следующее утро пять раз. Уже после трех раз, покраснение исчезло, и боль уже не тревожила его. И после этого он моргал в воде уже каждый раз, постепенно увеличивая число раз, довел его до тридцати. И упражнения для глаз теперь он делал каждое утро. Чтобы не тратить время специально для упражнений для глаз, он стал совмещать их с движениями зарядки.

       Когда он вышел на пенсию, зрение его начало быстро слабеть. Вначале ему прописали очки 0,8 диоптрий, через года полтора он сменил их уже на 1,5, а затем еще года через два сразу на третий номер.

       Приблизительно в это время он начал соблюдать все постные дни, предписанные церковью. В начале это давалось ему с трудом, особенно продолжительные посты. Каждый раз он с нетерпением считал, сколько дней осталось до конца, в предвкушении, как он наестся в первый день. Но в последние годы он заметил, что стал с таким же нетерпением ждать начала поста.

       После двух-трех месяцев всеядения, где-то в глубине своего организма он ощущал что-то вроде легкой тоски, будто тело его требовало отдыха от тяжелой пищи. И еще чувствовал во время поста заметную легкость.

       «Что же, - думал дед по этому поводу, - какой бы смысл не вкладывался в понятие «пост», в конечном счете это тысячелетний опыт питания, а я только за это время заметил пользу этого воздержания в пище». И еще заметил то, что мало кто способен ограничить себя в пище, даже зная, что это только на пользу для его здоровья. Смог бы он сам соблюдать старую диету на протяжении почти двух месяцев Великого поста?

       Сила или слабость человека в том, что он ради удовольствия щедро расплачивается за него днями, годами жизни, сокращая время своего пребывания на земле? Даже страх перед болезнями, перед страданиями, которые они несут, не может заставить отказаться от удовольствия от курения или выпивки. Только страх прогневить Бога, страх перед расплатой за грехи может удержать его. «Вера спасет вас».

       Дед, сделав еще несколько упражнений, теперь более для того, чтобы окончательно согреться, идет кормить своих подопечных. Он ставит миску перед подплясывающей в нетерпении собакой, и, взяв мешок с сеном, приготовленным с вечера, идет к Марату. Тот чувствует его приближение, и часто-часто бьет копытом о настил.

       - Ну, ну, Малыш, успокойся – иду.

       Дед зажигает свет, открывает дверь и сует Марату кусочек хлеба, посыпанный солью. Пока он жует, жмурясь от удовольствия, дед вываливает из мешка сено в кормушку, берет лопату и принимается чистить. Почистив, он закрывает сарай, тушит свет и возвращается в дом.

       Все самое тяжелое, трудное, неприятное позади. В предвкушении удовольствия, как награду за утренние труды, со спокойной уверенностью и удовлетворением, что он все сделал от него зависящее и Господь подарил ему этот день, он раздевается и ложится в постель. Он находит наиболее удобное положение тела, расслабляется, и теперь уже с удовлетворением, как о деле решенном, перед тем, как уснуть, думает, что не стоит затея эта, нарушившая его сон в эту ночь, чтобы стеснять себя, делить с кем-то это ложе. Невозможно ничего вернуть. Все прошло, и с этим надо смириться.


       Окончание следует...

       28.04.2013 выходит заключительная 27 глава: "Искушение".