Скрипач

В школе его все звали Скрипачом. Скрипка для него была божество и наказание. Иногда она его отрывала от земли, уносила за облака в синеву небес, замутняла и переворачивала сознание; в такие минуты менялась действительность, окружающие предметы плыли перед глазами, он не узнавал их. Он погружался в окружение миражей, в сон наяву.
Не хотелось просыпаться, не хотелось возвращаться к привычной обстановке, слышать голоса и уличный шум.
Но такое парение над землёй было очень редко, а чаще скрипка ему надоедала и он только под давлением родителей брался за очередной домашний урок.
Но ничего не проходит даром. Скрипка научила его усидчивости, терпению, тяге к познанию мира музыки, театра, литературы, живописи.
Он хорошо учился и заметно отличался от сверстников багажом знаний, эрудицией.
В шестнадцать лет он влюбился в одноклассницу. Нет, подойти к ней и признаться он ни за что не мог. Он терялся при виде её, у него пропадал дар речи, он был смешон и нелеп.
И это видела она и видели все, и все немного беззлобно подтрунивали над ним, а она стыдилась и избегала его.
Он охладел к скрипке и скрипка охладела к нему, простаивая в углу за шкафом целыми днями.
Теперь он не играл, он слушал записи прекрасных исполнителей произведений Генделя, Баха, Чайковского, Бетховена, слушал подолгу, а во время летних каникул заслушался, заболел музыкой, стал меломаном.
Он перестал с кем-либо общаться. Днями  когда родители находились на работе, он плотно закрывал окна шторами, негромко включал музыку и не отрываясь слушал и слушал, растворяясь в очаровательных звуках.
Он плакал над скрипичными квартетами Бетховена, его чистая слеза сопровождала симфонии Чайковского, «Реквием» Моцарта и фуги Баха. Он незаметно отрывался от окружающего мира, он отвергал его и переход в мир иной для него стал казаться спасением от всех его несчастий и страданий.
Из медной трубки он сделал поджиг, испытал его – дробь пробивала толстую доску. Перед выстрелом музыку он не выключил, этого уже не требовалось – музыка отчётливо звучала в его голове, она звучала постоянно такт за тактом не сбиваясь, и он никак не мог её остановить…
Выстрел вернул его на землю, оборвал звучание музыки, перевернул сознание, разбудил инстинкт самосохранения. Ему пронзительно захотелось жить, захотелось, чтобы этот выстрел был не настоящим, был во сне, что с ним ничего не произошло. Он со страхом посмотрел на свою грудь – майка по кругу окрашивалась кровью, он осознал что случилась страшная, непоправимая грешная и от бога и от людей беда. С дивана он медленно осторожно опустился на колени, на коленях дошёл до тумбочки с телефоном; ноль три набирал почти вслепую – оранжевая пелена застилала глаза, он успел назвать адрес и в следующее мгновение умирающее сознание озарилось яркими, бегущими ему навстречу с пугающим пронзительным звуком, огнями.
После больницы на скрипку, на музыку было наложено табу – достаточно  было лёгкого джаза, песен и весёлой оперетты, а чувствительные пальцы музыканта со временем оказались очень нужны его профессии врача – хирурга.