Я Верю!

Заехал как-то столичный корреспондент в провинциальный городок N…
Обозначенный на карте небольшим территориальным размахом; и столь же незначительным размером населения.
Это был обычный журналист, но, как подобает людям его профессии, ведомый желанием найти какую-либо сенсацию, написать и прославиться, одновременно продвинувшись по карьерной лестнице как можно выше. Вот и в этот раз он заехал в сию глухомань, преследуя определённую цель. Мотивом, побуждающим его к подобным поездкам, были поиски разных эпизодов, случаев из жизни страны, интересных не столько для него, сколько для читателей колонки, отведённой ему редактором в городской газете, среднего масштаба.
Не успел он покинуть транспорт, закинувший его в очередное   захолустье, перекусить лёгкой трапезой в местном кафе, перекинуться несколькими фразами с бабками, торгующими семечками, как и погрузился с головой в атмосферу местного спектакля, разыгранного самой жизнью для него лично.
  Повстречался ему на пути немного странный, но общительный человек. Одет он был даже по провинциальным меркам несколько вычурно!  Но не столько одежда привлекла внимание журналиста, как что-то другое, которое он не мог никак уловить. Но это-то лишь усиливало интерес к гражданину. Может быть поведение этого местного? ...
Неторопливы были шаги, речь, походка, интонация нового знакомого. Все его действия, движения были плавные, словно растянутые. Неряшливо и неспешно "деревенский интеллигент" исполнял свой долг собеседника; словно желая придать вес положению своего "Я", но не совсем знал, как и что надо делать для этого.
Ну а рассказчик истории он был не менее интересной, чем своего наружнего вида!
А начиналось всё так:
После непродолжительного знакомства и взаимопредставления; после диалога о том, как хороши по-своему такие вот местечки, как это, которую посетил столичный гость - далёкие от цивилизации, шагающей по большим городам, сминающей культуру старины, традиции, уклад жизни народа, поколениями копившего опыт в ремёслах, знаниях, мастерстве, сельском хозяйстве; в воспитании детей, в развитии в себе не единиц производственного конвейера, но личностей, отличающихся друг от друга как манерой, способностью мыслить, творить, так и разными талантами, умениями.
После обоюдных вздохов: «Эх, урбанизация!»; после заданного журналистом вопроса: «А что, бывали у вас какие-никакие интересные случаи?», прозвучал ответ, переросший в целый длительный рассказ.
 - Была у нас одно время где-то на окраине сатанинская секта. Бывало тогда и люди пропадали. А  исчезнувших спустя какое-то время находили, но изуродованных, с вырванными сердцами, без голов, без рук, без ног, полностью обескровленных. Иной раз останки было не узнать, потому, как частей не хватало. Полагали, что эти бедолаги приносились в жертву на их чёрных мессах. Так сказать, были главными героями на их ночных обрядах – улыбнулся как-то странно мужчина. Наверное, ему самому понравилась фраза про героев.
 Какие пытки им приходилось терпеть – проносилось в голове у любознательного корреспондента – или же их израненному телу после смерти (это хорошо ещё, если после смерти),
 - Никому не было известно – словно, прочитав мысли собеседника, дополнил рассказчик этой жуткой истории – и не представлялось даже в кошмарных снах, что с ними там происходило! Поэтому все были напуганы, наполнены ужасом  и трепетом!
Последние слова были сказаны этим новым знакомым с некой горячностью, возбуждённым порывом; сильным голосом, словно он хотел их выкрикнуть в простор, во вселенную. Как когда-то в древнем мире жрецы выкрикивали заклинания, стараясь разбудить нечто и вызвать это к жизни, в мир. Искатель сенсаций для газетных колонок даже несколько отпрянул от своего попутчика, при этих словах, при этих выраженных эмоциях, опешив от такого образа. Но, попятившись назад, всё-же не закрыл рот, который предательски открылся, пока он слушал, затаив дыхание, речь этого местного-
 - Артист! – подумал писака, и они шли дальше.
 - И никак их не могли найти – продолжал свой рассказ мужчина –  Но потом, спустя какое-то время, эта дьявольская шайка как будто растворилась. И не было о ней ни слуху, ни духу. Перестали исчезать люди, не было страшных  и кровавых находок. И никто не знал, что с этим всем стало. Люди, конечно, бывает и сейчас пропадают, но как- то не так, не с такими последствиями. Да и время сейчас такое; на сатанистов особо никто и не думает, не приписывают это им; сомневаются, что это их рук дело.  Стали забывать потихоньку прошлое, все успокоились.
 - Так что же с ней случилось? Неужели так всё и закончилось? – не унимался журналист, требуя продолжения, заискивающим вопросом, пытаясь пробудить в человеке желание болтать всё больше и больше, и выговорить всё, что тот знает, даже если при этом, что и приукрасит!
 - Да есть одни слухи – как-то ответно оживился, местный хроникёр событий.
 - Так-так …..?
 - ….. хммм!
 - ….я могу и заплатить!
 - Ну, пошли тогда ко мне! Что на улице стоять, разговаривать?! – жестом указывая направление, повернулся к нему мужчина с какими-то горящим взором.
 - Тогда нам сюда!
 - Да, да, конечно! «Ему и самому охота поболтать!» – подумал парень, и они направились, куда-то в сторону!
  - Кстати, ты крещённый? – через какое-то время, спросил новый друг молодого корреспондента.
 - Нет! А что?
 - Был бы крещённый,рассуждал бы по-своему,без понимания нашего некоторого смысла.
 - В смысле? – как попугай переспросил журналист.
 - Суть в том, что если есть вера в Светлого Бога, есть и Сатана; и принятие того, что ему есть место! Если веры в Творца нет, то и противопоставления нет!
 - Что-то я совсем заинтригован тобою уже?!
 - Ладно, это потом! – словно перехватив инициативу в свою сторону, закрыл тему разговорчивый товарищ!
Мимолётная искорка настороженности вспыхнула в мозгу гастролёра, но присущее людям этой профессии любопытство пресекло её попытку разгореться, потушило и приготовилось пожинать новые плоды, так сказать, утолять жажду новых сенсаций!
А тем временем они шли  улицами, переулками, проулками, какими-то тропами, частного сектора этого и без того малого по размеру и виду городка.
 - Ну, слушай дальше! – продолжал предводитель этой прогулки.
И начал он своё повествование! (Будем его вести от первого лица.)
Попал как-то в их сети один человек. Его, как полагается, собрались принести в жертву на очередном их "чёрном празднике".
И вот идёт сам ритуал. Помещение без окон. Одна дверь. По середине комнаты чёрный алтарь. По стенам  висят головы чёрных котов, вперемешку с петухами уже без голов.
- Может, предыдущие жертвы – подумал пленник – а может…., кто знает?!
Те же стены расписаны кровью, формой разных символов, пентаграмм, иероглифов разных народностей мира, цифр и прочих вычурных фигур. Звёзды и кресты, фашистские символы перемежались с латинскими буквами, треугольники и полумесяцы с набором непонятных надписей, разные образы, точные контуры которых, и запомнить-то сложно было. Дополняли эти росписи по камню разложенные по полкам и висевшие, стоящие и лежащие тут и там кувшины, сосуды своеобразной формы, какие-то травы, жуткие маски, чёрные балахоны, некие наряды, настольные ступы, по-видимому, для
измельчения какой-любой массы в порошок. Пространство, вобравшее всю эту нечисть в себя и напоминающее частью склеп, частью похоронную комнату, где отправляют в последний путь, частью какой-то колдовской чёрный дом, страшно угнетало и подавляло!
Подведённого к месту, наподобие алтаря, несчастного, стали подготавливать к отправлению культа. Положив на жертвенный стол, адепты в чёрных балахонах, с накинутыми, закрывающими лицо капюшонами, закрепили, словно на кресте, его ноги и руки. Остальные стояли кругом этого действа, образовав собой некую фигуру, если смотреть на это сверху.
Над головой жертвы склонился поклонник зла, рассматривая того, кто сегодня должен порадовать их чёрного бога, затем выпрямился, обращаясь к собратьям своим на языке жестов.
 - Это их главный, наверное! – подумал приготовленный к обряду – жрец, так сказать.
Начали раздаваться голоса, тихо сначала, но потом всё более нарастаемые песнопения во славу дьявола.
И вот тут у этого человека, которого, собравшиеся душегубы пожелали подвергнуть жуткой смерти, внутри что-то пробудилось. У него создалось впечатление, что не настоящие какие-то эти сатанисты.
 - И в самом деле – подумал он – всё как-то наиграно, словно спектакль. Сумбурно всё кажется, несерьёзно. Будто сброд собрался, питающий надежду походить на служителей тьмы. Потом эти головы котов; ну, ладно, может они и правда должны быть реквизитом на таких мессах. Их предводителя, того, что стоял в изголовье у алтаря, все называли Мастером. Хотя сам себя он величал Магистром. Присутствующие хором за ним повторяли слова их нечестивых песен, как зомбированные. Обратил на себя внимание один субъект, отличавшийся от всех тем, что больше всех разевал свой рот, стараясь петь вместе со всеми в один голос. По другую сторону, у его ног стояла полуголая девушка, держащая над головой череп с отсечённой верхней частью.
 - Не удивлюсь, если её зовут Маргарита! – промелькнуло в голове осужденного на смерть, словно, пробудившегося теперь ото сна и скидывающего оковы забытья. И такое мнение у него сложилось от всего происходящего, мол ребята, собравшиеся здесь в столь поздний час, начитались разных книжиц различного толка и повествования, насмотрелись подобных же фильмов, загорелись все вместе идеей, собрали все свои познания в кучу и начали делать всё это безобразие, что тут творилось время от времени. И слова из их песнопений, что начинал «Магистр» и подхватывали послушники были, как собрание стихов на одну тему.
 Тут были фразы, взятые явно из фильмов про мистику и подобное, отрывки из «Некрономикона», предложения из книг Лавкрафта, Кроули...,да и слова собственного сочинения. Этот сумбур сквозил своей разбросанной, нелогичной абракадаброй. Дополнял картину этого театра, появившийся в кружке посвящённых кот. Здоровый такой, немного пузатый, как и подобает персонажу всем известного произведения. 
 - А вот и Бегемот! – молвил еле слышно наш страдалец, распятый на столе!
Может тут прозвучат ещё и другие имена!
И тут у распластанного на столе-жертвеннике человека задрожали связки и с трепетом он начал свой монолог; перебив своим, воодушевлённым и усиливающимся с каждой минутой, становившимся стройным, громким, уверенным голосом, своей ясной, красной речью, наполненной глубоким смыслом, эти проклятые песни, изрыгаемые из глоток сатанистов.
 - У вас ничего не выйдет! Того, той цели, к которой вы несётесь!
Я жертва, как бы для него, но не для вас! У вас нет понимания, что такое жертвоприношение! Вы меня просто убиваете, хотите это сделать!Как инквизиторы в средневековье, особо и не желающие вникать - верит ли в Бога, представший на их суд, добру ли он поклоняется или иначе. И поскольку это для меня неизбежно, я приму смерть, как должное! Но я её не боюсь! Моя душа принадлежит единственному Богу! Только Вышний Создатель миров имеет право на то, чтобы моя душа предстала пред ним! …
Но, …но не падший ангел, желающий только властвовать!
Лишь Творец всего и есть целое! Он начало целого и конец целого; он составляющий целое и единица целого, и всё целое сразу! Он есть полнота, глубина и суть, истина! Он всё – и атом, и вселенная!
Сатана же  - пустота! Там бродит лишь желание, вожделение, идея «Я», хочу, корысть, порок гордыни. Это «Я» - пузырящееся во все стороны, словно надутый пенный шар и готовое лопнуть в любой момент! В пустоте  лишь отсутствие хоть какой-нибудь полноты, глубины. Это как чёрная точка, коя не осветлена светом, не переиначена, клякса на холсте!
Вот и ваша шайка взращена на пустом месте, из ниоткуда! Каждым из вас руководит лишь слепая гордыня, желание выделиться хоть как-либо!
Для вас я не дрожащая жертва, которая с трепетом, страхом, будоражащим фантазию, ожидает встречи с нечто; которая ликует и горит, волнуется и боится, ненавидит и любит, переживает смысл и не чувствует опасность, гордится и умирает. Для вас я очередной пленник для обычного убийства!
Жизнь – это творение, созидание, глубина, полнота, смысл!
Смерть – это пустота!
Весь ваш смысл заключён в убийстве. Он раздут на пустом месте, не из ничего. Ничего не побудило его на это!
Полнота жизни – напротив, творение, любовь горячая и родящая, это постоянное созидание чего-то. Говоря это я побуждаю к возникновению в вас искорки тепла, добра и радости к окружающему миру!
Но, лишая моё тело жизни, движения, энергии, вы создаёте пустоту, тем самым надуваете всё тот же мыльный пузырь. Моя же душа устремится к сути, истине, потому как будет искать полноты и смысла! Вы лишь получите бренное пустое тело, кости да кожу! Даже кровь моя вытечет вся и отдаст энергию в эфир космоса прежде, чем вы к ней прикоснётесь! Та же часть тепла, что сохранится и вам, для вас ошибочно покажется частью меня, что якобы уготована вами вашему вождю, предводителю ваших чёрных мыслей и вашего же падения в тлен, только докажет вам, что даже после смерти мои члены, внутренности и воды хранят полноту жизни! Хотя вы её и попробуете, может быть даже испить, следуя примеру чёрной магии мрачных времён, она на тот момент уже прекратит созидание, и вы опять же получите пустоту!
Гробовое молчание, тишина в склепе – так можно было бы обрисовать ту атмосферу, наполнившую угрюмое помещение. Лишь только дождь был слышен, начавшийся ливнем не так давно. А спустя секунды красноречие этого человека изливалось дальше полноводной рекой, наполненной сутью, содержанием и большим, глубоким смыслом.
 - Я не жертва для вас, но несчастный, будущий убиенный – повторил он то, с чего начинал своё обращение к этой группе сектантов.
 - Жертва будет для него, кому вы служить стараетесь; как вы это полагаете. Но для него, по крайней мере, я должен быть адептом,  посвящённым в смысл обряда! Наверное, свято верящим в силы зла, или в то, что вы пробуете проповедовать...; или жертва должен быть с чистой душой, не разобравшейся в своём выборе пути, и не примкнувшей в какую-либо сторону, не решившей ещё, кому отдать свою веру! Жертва должна быть жертвой! Как ягнёнок, кричащий ввысь, и молящий о спасении, и боящийся смерти. Ягнёнок, который ещё не знает ни Бога, ни антипода его! Для которого волк ужасен; а существует травка, солнышко и водичка, и так хорошо жить.
Но я не ягнёнок! И я смеюсь вам в ваши рыла! Поскольку ваши образы напоминают диких зверей! Но напоминают лишь маской, которую вы натянули на себя. А вы – глупые бесята!
Я вам кричу… даже вы рождены полнотой и смыслом и ради сути. Даже вы, примкнувшие к тьме. Просто вы в тени  пустоты, попавшие под её влияние и слепо бредущие под её идеей превосходства «Я»! Пустота вас затягивает как трясина, потому как она желает заполнить своё  пустое, бесформенное чрево, хотя бы чем, даже хоть вашими пустыми, бездушными телами!
Я верю! …в добро, свет, в Бога, единственного для меня, Творца всех и Творца всего!
А для того, в честь которого вы здесь сегодня собрались, во славу которого я должен быть убит, я не принесу пользы, или чего-либо подобного, о чём вы думаете! Он не возьмёт мою душу. Так как она в руках Бога, того, кто сотворил всё и вся! И Огонь Мироздания и Любви лишь меня может поглотить всецело, направить к Истине!
Но не ваш мрак, не ваша свеча мистики и тайны, огонёк вашей гордости бездны в кою вы летите уже сейчас...
И тут случилось то, чего никто не ожидал увидеть. Луч света, непонятно откуда, проник в этот склеп. Через какую щель он пробился к страдальцу, неизвестно.  И, словно длань Божья, лёг он на чело этого человека после слов:
 - А теперь я замолчу и улыбнусь! …Я приму смерть достойно, без страха!
Обозлённый «Магистр» в каком-то исступлении, сбросив с себя оцепенение, схватил ритуальный нож и ткнул им в пылающую, огромную, полную духом грудь несчастного. Горячая кровь брызнула и ударила  молодому чернокнижнику в глаза, а также попав частью на его сообщников. Те отвернулись с каким-то выражением на лицах, словно вину за происходящее почувствовали на себе. И покосившись на алтарь, смотрели, что будет дальше. Будто ожидая продолжения некоего чуда, такого, которого раньше на их мессах не было. Кому-то, попав в глаза, алая жидкость их словно промыла, очистила голову от безумия, наставив на путь истинный, что и произошло с некоторыми в скорости после этой ночи.
А умирающий, сквозь боль и смерть, приходящую к нему, улыбнулся:
 - Бог мой! … Я иду к тебе!!!
Конечные слоги были уже едва слышны. Затихающим свистом выходили они  на такую не своевременную свободу. В это время злодей выдёргивал сердце. Тело качнулось, словно не отпуская его, держа ещё связь с ним, тканями, волокнами. Разрубленные клинком лёгкие расставались с последними каплями такого дорогого тепла, уносящего с собой остатки воздуха. И конечный глас был уже эфиром, витающем вне горячего ещё тела. Пальцы правой кисти, собранные было в кулак ослабели после того, как рука, качнулась, чтобы в последний раз сотворить достойный ответ врагу; но силы оставили конечность, мышцы уже не слушались, тело обмякло. Словно миллионы лампочек поочерёдно затухали, так мозг покидали последние нервные импульсы. Энергия оставляло тело, уносившись прочь из этого проклятого места!
А никто не рвался к бездыханному телу с чашей, чтоб набрать багрового нектара, полученного таким путём; никто не читал чёрных стихов, заклинаний, нечистых молитв; сегодняшний ритуал явно не удался. Тёмные адепты стояли молча, не шелохнувшись; в окаменении они ждали, что будет дальше, как поведёт, и главное, куда поведёт их предводитель. Не было издано ни единого звука. Даже шуршание балахонов от телодвижений под одеждой не нарушало гнетущую тишину. Пустота пространства убивала отсутствием в ней даже этих мерзких песен, что недавно отскакивали эхом от стен. И вместе с тем она была наполнена смыслом, который каждый определял для себя сам! И который каждого не оставил равнодушным.
Даже сам Мастер не знал, что ему делать дальше. Будто забыл всё напрочь от сегодняшних ночных переживаний. Наконец он поднял вырванное сердце над головой; но это уже был не тот жест, что раньше возвещал о некоем триумфальном завершении обряда! Уже не так решительно, не с той пылкостью и величием, страстностью движений и речей, как в прежние времена. Он был смешан и обескуражен; подавленное состояние выдавало его и это выводило его из себя.  А горячий, кровавый орган уже перестал биться. Одновременно с этим, появившийся неизвестно откуда луч света исчез так же внезапно, как и возник!
Опозоренные «Магистр» и его коллеги долго ещё стояли в замешательстве. Так кончилась та ужасная ночь!
  А между тем наши спутники забрели явно в какую-то глухую, безлюдную даль. 
 - Вот после этого и перестали находить изуродованные трупы людей! – заканчивал свой рассказ местный хроникёр. – Все подумали что всё, секта перестала существовать.
Теперь голова журналиста постепенно освободилась от встававших в ней образов, навеянных грустной историей, поведанных, теперь казавшимся  таким странным, очевидцем тех событий, провожавшего его неизвестно куда. Как корреспондент понял, они уже были на самой окраине этого городка; да ещё и возле кладбища!
 - А откуда вы знаете все эти подробности? – настороженные нотки послышались в голосе любознательного приезжего.
 - Слухи! – был хладнокровный ответ.
 - Хм ….! Но так детально?!! Словно сами там были?!! – вслух пролепетал бедный парень. Вот тут-то любопытный бедолага и почуял неладное.
Они стояли одни, в сгущавшихся сумерках, у ворот погоста. Тёмные кусты зашевелившись, стали оживать, превращаясь в тени людей! Холодок пробежал по его спине, спустился ниже и подкосил колени. Со страхом и беспокойством бедолага озирался по сторонам, словно затравленный зверь. 
И его оживлённость, пребывавшая с ним прежде, и не оставляющая его при интервью со столичными звёздами,  куда-то улетучилась. И впервые он подумал, что его интерес к сенсациям может завести его дальше, чем он предполагал ранее, когда мир казался добрым и хорошим, где мусорные переулки, разношёрстная публика остаются далеко за дверью его тихой, уютной квартиры.
 И поэтому резким внезапным голосом, разорвавшим воздух и слух, ворвались в его мир слова:
 - Я тот посвящённый, что стоял, разинув рот! А теперь я новый Магистр! А  ты – наша жертва!
А журналист действительно не хотел умирать так скоро и ужасно!
 - А где старый? – дрожащим и безнадёжным лепетом едва проблеял ягнёнок, вопрошая к волку.
 - Я теперь за него! От нас тогда половина братьев ушла. Приход в церкви пополнила. Молится, у попов прощения просит, якобы за свои грехи и отступничество.
-  «И всё благодаря тому оратору, надо же было попасться такому!» – про себя молвил новоявленный Мастер. Но ничего не сказал –«Пусть трепещет!».