Тётябабушка. Сталиниада

                "Товарищ Сталин, вы большой ученый
                в языкознанье знаете вы толк,
                а я простой советский заключенный,
                и мне товарищ — серый брянский волк..."
                (Песня о Сталине – Юз Алешковский)


Максимка родился в Ленинграде уже после войны. Когда он пошёл в первый класс, их семья: папа, мама и старшая сестра, переехали в новую квартиру, точнее в комнату, в коммунальной квартире. Там жили ещё две семьи - пожилые дядя Вася с тётей Паней и их дочь Тамара с мужем Женькой, пьяницей. Комната у семьи Масимки была большая, светлая и выходила окнами на проспект. Можно было часами лежать на широченном подоконнике, наблюдая за снующими по своим делам людьми. Дом был небольшой, трёхэтажный. Часть его занимала городская столовая. В небольшом дворе-колодце вечно стояли пустые ящики из-под овощей. По вымощенному круглыми булыжниками двору, из бочков с пищевыми отходами к единственному канализационному люку в самом центре, вечно текла зловонная жижа. Во дворе всегда воняло какой-то гнилью. В углу двора находились деревянные сараи для дров. Комнаты в доме отапливались по старинке, печами.

- А что же было в нашем доме до революции? - спросил как-то Максимка у отца.

Отец сам этого точно не знал, но слышал о том, что дом принадлежал купеческой семье Волковых. А весь второй этаж занимал ресторан под названием "Лондон".

- И наша квартира тоже была ресторан "Лондон"? - не успокаивался Максимка.

Отец погладил сына по голове и сказал:
- Лучше об этом расскажет тебе наш сосед дядя Вася. Это теперь он работает мясником в магазине, а до революции он работал в этом ресторане главным поваром.

Вечером Максимка уже сидел в комнате соседей, где он был частым гостем. Тётя Паня угощала мальчика чаем с вишнёвым вареньем. Максимка прихлёбывал чай из блюдечка, а со стены на него смотрел с большого портрета Александр Сергеевич Пушкин. Тётя Паня часто сажала Максимку рядом с собой на диван. Дядя Вася, её муж, тоже садился рядом, и она читала им наизусть стихи Пушкина. Вот и сегодня, попив чай, все уселись на диван, чтобы начать  чтение стихов. Но Максимка, решив, что настало самое время узнать про дом, про буржуев Волковых, про ресторан, который был в этой квартире.

Старики растерянно переглянулись, не ожидая такого вопроса. Тётя Паня, помедлив, ответила:
- Максимка, они не были буржуями. Владимир Никодимович Волков и его жена Анастасия Лукьяновна были умными, образованными людьми. Их дочь, красавица Наташа, училась в Смольном институте для благородных девиц. Это было в ту пору лучшее учебное заведение в столице. Мы были с ними хорошо знакомы. Мой Вася, тогда ещё молодой человек, работал в их ресторане главным поваром, шеф-поваром.  Потом - революция...

Как это - умные и образованные? Они же буржуи! Свой ресторан, свой дом. Нет. Надо бы у дяди Васи расспросить, как следует - подумал Максимка.

Все сели играть в карты, в "подкидного дурака". Дядя Вася всё время выигрывал и поэтому был в приподнятом настроении.
Ну, самое время спросить у него про купца Волкова - решил Максим.
- Дядя Вася, а что случилось с Волковыми после революции? - глядя в карты, тихо спросил Максим.
- Ну, когда начался этот... - дядя Вася тут замялся, подбирая подходящее слово.
На помощь пришла Тётя Паня, как бы продолжив:
- Когда наши взяли власть...

Дядя Вася продолжил:
- Да. Когда наши пришли к власти, и всё стало ни...  Дядя Вася опять умолк, ища нужное сравнение.

Тётя Паня:
- Всё стало народным.

Дядя Вася:
- Когда всё стало народным, купец Волков сделал из ресторана "Лондон" столовую для пролетариата. Освободил, занимаемый их семьёй весь верхний этаж, отделив себе лишь четырёхкомнатную квартирку. Остальные отдал пролетариату. Мне он выделил эту квартиру из трёх маленьких комнат, отрезав  от ресторанного зала отдельные кабинеты, которыми пользовались раньше  хорошие посетители. Ну, вот, теперь и вы от неё отрезали ... - дядя Вася опять глубоко вздохнул.
- Василий,- укоризненно одёрнула мужа тётя Паня. И, глядя на Максимку, добавила - теперь вы с нами в ней живёте.

Дядя Вася продолжил:
- Хозяин кормил людей хорошей едой за копейки. Ведь ещё сохранились его старые связи. Наташа пошла работать сестрой милосердия в Мариинскую больницу. Всё делали для народа. Но их всё равно отправили на...

Тётя Паня, опять укоризненно взглянув на мужа, произнесла:
- Отдыхать на курорт отправили.
- А когда они вернутся? - не унимался Максимка.

Дядя Вася очень грустно, погладив мальчика по голове:
- Видишь ли, малыш, они теперь никогда не вернутся.

Максимка уже был готов задать свой коронный вопрос:"
- А почему?

Но  Тётя Паня, предупредив его, вздохнув, сказала:
- Им там так понравилось, что они остались там навсегда. А вот Наташа недавно вернулась, но уже не одна, а с мужем, и продолжая начатую тему, уже словно рассказывая самой себе - да если бы не случившаяся там беда, то и не вернулись бы. Приехали, а квартира то их уже занята. Никто их и не ждал совсем. С того курорта, как правило, не возвращаются. Теперь они живут в отделённом для них от кухни фанерной перегородкой маленьком закутке с половиной кухонного окна. Помоги им Господи. И, словно опомнившись, посмотрев на Максимку, прикрыла себе ладонью рот.
- Ой! А у меня крестовый туз! Дядя Вася, ваш король бит! - воскликнул Максим, уже забыв и о буржуях Волковых и о их красавице дочке Наташе..."

Теперь Максим стал внимательно присматриваться к жителям дома, ища в них семью хозяев Волковых.
Зайделиху - сухощавую бабку , Максимка отмёл сразу. Уж она-то никак не могла быть красавицей в юности.
Семья офицера, из этой же квартиры, не подходила тоже. Во-первых, очень молодые, во-вторых, буржуи бы не стали служить в Советской армии.
Перебрав всех людей, кого он встречал иногда на лестнице дома, Максимка остановился на одной красивой женщине. Она и одевалась, как артистка, и ярко красила губы красной губной помадой, и носила чулки со стрелками и туфли лодочки. Название такое он слышал от мамы. И главное, что и работа у этой женщины была очень вкусная. Она работала в нашем магазине, в конфетном отделе. Максим поделился своей догадкой с родителями. Засмеявшись, отец похвалил сына за проницательность. Максимка гордо произнёс в ответ, повторяя слова соседа Женьки:
- С детства терпеть не могу буржуев - и прибавил от себя - даже, если они продают конфеты и сами такие красивые.
Максимка, проходя мимо, принципиально не здоровался с этими людьми.

Ура! В классе  карантин из-за ветрянки! Молодец Мишка Андреев, что заболел! Всех из Максимкиного второго "Б" распустили по домам.
Максимка, намазав маслом толстый кусок белой булки, посыпав его с горкой сахарным песком, вышел во двор. Все сегодня продолжали учиться. Максим скучал один, сидя на пустом ящике из-под картошки и  наслаждался сладкой булкой.
В углу двора, у сараев, стояла, опершись одной рукой на костыль, толстая тётка-инвалид (у неё была одна нога). На ноге был надет огромный, грубый ботинок. Максимка даже подумал - а зачем же ей нужен сейчас костыль, на таком огромном ботинке и так можно стоять крепко не падая. Другой рукой эта женщина таскала за ручку, туда и обратно, по лежащему на козлах бревну, пилу. На другом конце пилы был, словно подвешенный к ней, пожилой, совершенно измождённый мужчина. Его лицо было жёлто-зелёного цвета. Старик был так худ, что ноги, по-видимому, не держали его. Он сидел на деревянном ящике, ухватившись за ручку пилы. Мужчина не тащил пилу на себя, у него на это просто не было сил. Он лишь придерживал пилу, не давая ей горбиться, когда толстая тётя-инвалид тянула её на себя по полену.

Максим, доев свою булку, подошёл к пилящим, и предложил женщине сменить её. Женщина, посмотрев на этого маленького человечка, вздохнула и как-то неласково, произнесла:
- Ну иди, встань с той стороны - показав  на мужчину.

Старик сполз на другой, стоящий у стены, ящик и закрыл глаза, словно отделив себя от этого суетливого мира.

Пилить дрова Максимка умел хорошо. Ему часто приходилось это делать, когда отец, работающий шофёром на грузовике, привозил найденные где-то на дороге бревна.
Это бревно оказалось еловым и очень суковатым. Отец никогда не привозил ёлку, говорил, что от неё в печи только треск идёт.

Работать с тёткой было удобно. Чувствовалось, что она этому труду хорошо обучена. Но пилить из-за сучков было очень трудно и дело двигалось медленно. Когда первый чурбак был всё же отмучен и отвалился от полена, женщина сказала, что отдохнёт минуточку - дерево тяжёлое попалось.

Максимка вспомнил, как учил его отец делать в таком случае. Он сбегал в свой сарай, смочив там тряпку керосином, протёр ею полотно пилы. Теперь работа пошла легче, и они быстро распилили бревно.

Когда с пилением было покончено, женщина, присев на ящик, показывала Максимке костылём куда складывать кругляши. Максим перетаскал напиленные чурбаки в сарай. Старик всё это время так и дремал сидя, прислонившись к стене дома.
Максимка был горд тем, что помог инвалидам. Он чувствовал себя Тимуровцем, ведь наверняка, эта  пожилая женщина потеряла ногу на войне, а дедушку, может, даже немцы пытали...

- Теперь иди, мальчик, и не надо говорить дома, что ты нам помогал, - сказала женщина грустно.

У Максимки уже был готов сорваться с губ любимый его вопрос - "А почему?", но увидев мрачное лицо женщины, он промолчал. Надо было как-то попрощаться. Назвать женщину бабушкой было неудобно, ну, а тётей - тоже никак, - она выглядела очень пожилой. Максимка не нашёл ничего лучшего как выпалить:
- До свиданья, тётябабушка!"

Когда он уже отошёл от стариков в центр двора, то услышал позади, после глубокого шумного вздоха, очень похожего на стон:
- Спасибо, мальчик. Спасибо.

Тут из окна высунулась голова старшей сестры Максима, Светки. Она позвала его домой. Когда Максимка уже поднялся на свою лестничную площадку, взглянув в окно, увидел, как через двор медленно двигаются старики, которым он только что помогал. Дедушка держался за костыль тётибабушки, на который она опиралась подмышкой. Максимка подумал, что эти старики, наверно, решили сэкономить, купив один костыль на двоих.

Ну, разве Максимка мог удержаться и не похвастаться перед домашними своим трудовым подвигом, -  зачем бы было тогда помогать? Конечно же, он всё рассказал за ужином. Пусть родители гордятся им! Реакция родителей была очень странной. Мама воскликнула:
- Ну, что ты ко всем лезешь?

Отец спокойно сказал:
- Помог и хорошо, но как же ты мог нарушить данное людям слово, никому не рассказывать об этом?

Максимка знал, что если отец говорит с ним таким твёрдым голосом, то тут уж никакие вопросы задавать ни в коем случае нельзя.

Как-то Максимка возвращался из школы и, поднимаясь по лестнице, столкнулся с тётейбабушкой. Ах! Как же трудно давалась ей каждая ступенька. Опираясь одной рукой на перила лестницы, крепко прижимая костыль к себе, ставила его на ступеньку ниже, не вдруг опиралась на него, а словно вкручивая костыль в каменную поверхность, как бы пробуя её на прочность. Из кармана её короткого пальто, похожего на  матросский бушлат, торчала сетка-авоська.

- Здравствуйте  тётябабушка! Если вы за хлебом, то давайте я сбегаю, а вы покараульте пока мой портфель. Мне всё равно надо ждать сестру, ведь, я ключи дома оставил. Какой вам купить, - круглый и два  батона, как я покупаю нам?
- Ну, хорошо, мальчик, сбегай. Но купи один «кирпичек» чёрного хлеба, - нам ещё до конца месяца дожить надо - сказала тётя, давая Максимке сетку и 14 копеек.

Вернувшись и передав хлеб женщине, - Максимка услышал в благодарность лишь  жёсткое:
- Спасибо. - Затем, - послушай, мальчик, а не мог бы ты ещё и в аптеку сбегать, лекарство купить? Что-то мой муж совсем плох и у меня нога разболелась. Сбегаешь?- просила женщина уже мягким голосом. И добавила - а я поднимусь домой, нельзя мужа надолго оставлять. Так ты, когда вернёшься, позвонишь мне в квартиру - звонок наш нижний. Да, давай мне твой портфель.

Максимка был рад от того, что мог помочь этой совершенно больной женщине.

Вот он уже стоит перед дверью с принесёнными лекарствами и, перед тем, как нажать на звонок прочёл надпись под ним - "ВОЛКОВЫМ".

Пронеслось лето 1954 года. Максимка вернулся в город повзрослевшим, ну, как же, теперь он уже ученик третьего класса! Хорошо было с бабушкой на даче, но Максим соскучился по друзьям, да, и по соседям тоже. Вот он уже стучится в дверь к тёте Пани и дяди Васи. Наполненный радостью от предстоящей встречи, Максим, не дожидаясь разрешения войти, распахивает дверь и просовывает голову в комнату.

Он видит, что за столом, вместе с соседями, сидит тётябабушка Волкова. Максимка тут же говорит, что зайдёт попозже. За соседей ответила Волкова:
- Максимка, мальчик, заходи дорогой. Я вот тут беседую с твоими друзьями.

Максим осторожненько зашёл в комнату.
Дядя Вася при этом сказал:
- Сейчас будем чаёвничать. Панюша, прибери со стола бумаги, да накрывай нам чаю. Наталья Владимировна попробует твоего варенья. Максимка увидел на столе раскрытый альбом с фотографиями и большой лист бумаги с печатью. Максимка спросил, а можно ли ему посмотреть фотографии? Тётя Паня усадила его на диван и дала альбом.
Тётябабушка Волкова вытирала красные глаза платком. Глаза тёти Пани тоже были заплаканы.
Наталья Владимировна Волкова произнесла грустно, что и всего-то Николай не дожил до этого письма один месяц. Но посмотрите, как долго оно до нас шло! Решение-то,  согласно дате на печати, было принято как раз перед нашим неожиданным освобождением. Тогда нас отпустили из лагерных поселений якобы, из-за его болезни и моей инвалидности. Как они могли? Они же уже имели этот документ о том, что мы не виновны ни в чём, и что нас осудили напрасно. И она опять заплакала...

Как послесловие:

                "Ученый, сверстник Галилея,
                был Галилея не глупее.
                Он знал, что вертится земля,
                но у него была семья."(Евтушенко.)
      

Процесс реабилитации репрессированных лиц в СССР начался в 1953—1954 гг., были отменены незаконные акты против народов, подвергнувшихся переселению и высылке, признаны незаконными решения внесудебных органов ОГПУ—НКВД—МГБ, вынесенные по политическим делам.