Рыцари смерти

/стр.12/ Резня, учиненная над Хусейном и отрядом его спутников, не пощадила никого. Принято считать, что последний внук Мухаммеда, и погиб последним. Окруженный телами погибших товарищей, он набросился на строй противника. Схватка была жестокой, но недолгой. Удар наотмашь обезглавил его. Даже в рядах врагов, обступивших его, нашлись те, кто не смог скрыть ужаса при виде головы, которую некогда целовал в губы сам Пророк и которая теперь валялась в пыли.

Эта неравная битва имела колоссальные результаты. После кончины Мухаммеда не прекращались яростные споры о праве наследования лидерства над всеми мусульманами. И хотя это противостояние должно было раз и навсегда решить этот вопрос, в действительности происходило нечто противоположное. Действия Амира привели к превращению в мучеников Хусейна и членов его семьи. Чувство свершившейся несправедливости, охватившее членов сформировавшейся шиитской ветви ислама, углубилось вследствие мученической смерти Хусейна и стало причиной острой и радикальной реакции. Вместо того, чтобы подавить сопротивление режиму Язида, совершенное убийство в непродолжительном времени способствовало  формированию оппозиции. В долгосрочном плане последствия учиненной резни привели к тому, что ислам дал трещину в своей сердцевине, наружу вырвались глубинные разочарования, пищу получило давнее стремление к мести, получившее распространение  среди тех сторонников течения в исламе, которые стали известны как шииты.

В начале даже казалось, что уничтожение Хусейна и его последователей приведет к необратимому укреплению позиций Язида и его наследников во всем мусульманском мире. Пустив вначале корни в городе Дамаске, начала расцветать новая выдающаяся цивилизация. Арабские завоеватели, которые еще лет сто назад обитали в основном в пустыне и вели кочевой образ жизни (не забудем, впрочем, что сам факт существования таких населенных пунктов, как Мекка, означал, что городская жизнь не была так уж чужда для них), с необычайным искусством адаптировались к урбанистическому существованию. Было бы неверным предполагать, что подобная трансформация на захваченных территориях происходила одномоментно. Были сохранены многие из структур, существовавших на завоеванных землях. В начале продолжала функционировать византийско-персидская система сбора податей, хотя в конечном счете были, разумеется, привнесены и некоторые изменения. Был учрежден налог на недвижимое имущество или харадж (налог на землю). Убегая от налогообложения, растущее число сельских жителей устремилось в города, в результате чего урбанизация мусульманской цивилизации получила новый импульс.

Несмотря на эти впечатляющие по масштабам достижения, раскол в рядах поклонников ислама был виден невооруженным глазом. В начале восьмого столетия, когда ислам казался неудержимой силой, нарастали внутренние напряжения в недрах этой религии /стр.13/. Появление нескольких непохожих друг на друга течений ставило под вопрос само единство ислама. Трения между этими различными толками и  поддерживавшими их мусульманами неизбежно должны были стать более интенсивными.

Сторонники Язида сформировали в Дамаске династию Омейядов. Некоторое время казалось, что эта династия приобрела неоспоримое могущество и не могла иметь себе равных. Однако с течением времени в новом городе на Востоке образовалась новая исламская династия. В 762 году эта династическая группа, получившая в истории название Аббасидов,  основала поселение, которое в конце концов превратилось в великий город Багдад. Казалось бы, конечная победа Язида и его наследников над Аббасидами гарантирована, но это было далеко не так. Оппозиция набирала силу. Отвергнув легитимность режима Омейядов, новое течение ислама, известное как шиитское, тоже постоянно укрепляло свои позиции. В 685 году (через пять лет после гибели Хусейна) восстание, вспыхнувшее в Куфе и возглавленное аль-Мухтаром, который поддержал сводного брата Хусейна Мухаммеда (третьего сына халифа Али), знаменовало пришествие агрессивной и динамичной оппозиции шиитов Омейядам. Примечательно, что аль-Мухтар провозгласил Мухаммеда махди или «руководимым Богом», а учение о махди суждено было трансформироваться в одну из важнейших концепций шиитского богословия.

По представлениям шиитов, легитимный наследник Мухаммеда и вождь ислама должен доказать, что является прямым потомком Али, зятя и двоюродного брата Пророка. Само название «шииты» происходит от арабского термина «шиат Али», означающего «принадлежащие к партии Али». Важным компонентом их учения было представление о великом пророке или махди, явление которого знаменует наступление конца света и истребление всякого зла. Противники шиитов, всегда представлявшие в мусульманском мире большинство, не соглашались с этим верованием. В свою очередь шииты считали, что династия Омейядов виновна в пролитии святой крови, расправившись с Хусейном.

В знак скорби о гибели Хусейна шииты носили одежды черного цвета и поднимали такие же траурные знамена, чтобы никто не мог усомниться в той степени возмущения, которое они испытывали по поводу того, что считали узурпацией власти представителями династии Омейядов. Поэтому, когда Аббасиды (соперничающая ветвь рода Пророка) атаковали Омейядов, некоторые шииты не раздумывая бросились им на помощь. Число восстаний против Омейядов постоянно росло. Примечательно, учитывая географическую родину низарийцев, что многие из бунтовщиков были персидского происхождения. И когда Аббасиды пошли в большой поход на Омейядов в середине восьмого столетия, последние не смогли оказать сопротивление, поскольку созданное ими общество было поражено экономическим кризисом, их /стр.14/ империя разрослась до чрезмерных размеров, их претензии казались некоторым нелегитимными и  в оппозицию к ним встали большие группы воинственно настроенных элементов, руководимых религиозными мотивами. Правящая каста Омейядов была свергнута, хотя одному из их вожаков удалось бежать далеко на запад, в Испанию, где Омейядам суждено было пережить позднее великолепный ренессанс, обосновавшись в Кордове.

Впрочем, те из шиитов, которые ожидали получить какую-то пользу от последовавшей смены режима, были во многом разочарованы. Пристальное изучение структуры шиитского элемента в исламе дает весьма четкий намек  на то, почему такое могло произойти – в их собственных рядах не было единства. Хотя каждый шиит был согласен с тем, что единственный законный руководитель мусульман должен происходить из рода Али, входившего в семью Пророка, не было согласие о личности кандидата. Поэтому, объединившись в основном на почве ненависти к конкурирующим разновидностям ислама, сами шииты представляли собой весьма пеструю и разобщенную группировку. Например, те шииты, которые поддерживали Аббасидов, считали, что один из родственников Али, Абу Хасим, завещал свои права Аббасиду Ибрагиму. В результате эта группировка выступила на стороне Аббасидов в успешной попытке изменить статус-кво. Однако пришествие к власти первого халифа из Аббасидов, некоего Абуля Аббаса, не означало для шиитов начало нового периода господства шиитов. Надежды шитиов  на то, что фортуна резко повернется в их сторону, оказались чересчур оптимистичными. Это обстоятельство в свою очередь привело к формированию весьма воинственной тенденции в рядах шиитского движения и к появлению трещин в идеологическом фундаменте.

В конечном итоге произошло дальнейшее дробление шиитов на мелкие группировки. Они имели кое-что общее. Все они признавали, что главой государства или имамом должен быть кто-то из потомков Али. Такой имам представлял собой безупречное толкование воли Аллаха. Предлагались разные интерпретации полномочий имама, причем наиболее экстремистски настроенные толкователи предлагали наделить его почти божественным статусом. Разгорелись споры о личности кандидата. Одни шииты верили в легитимность первых двенадцати имамов-наследников Пророка и законность той генеалогической линии, которую они выстраивали с момента основания их религии Мухаммедом. Они считали, что последний из этих имамов исчез или скрылся («ушел в затмение», как говорят сами шииты), но в надлежащий  час «скрытый имам» явится снова, чтобы восстановить в мире праведность. Впрочем, и по поводу этой интерпретации среди шиитов произошел раскол.

/стр.15/ Разногласия касались легитимности Измаила, сына шестого имама Джафара Садика. После кончины Джафара в 765 году разгорелись споры о законности наследной линии, что привело в свою очередь к серьезному  расколу в течении шиитов. Первоначально приемником Джафара был назван Измаил, но затем было объявлено, что это назначение аннулировано. Таким образом, те шииты, которые верили в «Двенадцать праведных имамов», отвергли претензии Измаила на власть и провели наследную линию вплоть до двенадцатого имама, проигнорировав Измаила.

Однако поклонники Измаила отказались признать законность такого решения. Чтобы обеспечить себе безопасность, сыновья Измаила бежали из Медины. До сих пор идут споры о судьбе самого Измаила. Согласно одним описаниям, он скончался и был похоронен Джафаром, когда последний показал правителю Медины труп сына в знак доказательства его смерти. Однако некоторые из приверженцев Измаила поставили под сомнение подобные предания, утверждая, что их предводитель не умер. В своем упорстве они доходили до того, что и через пять лет после кончины Джафара рассказывали, что Измаила будто бы видели в Басре, где он приобрел сверхъестественные способности, позволившие ему дарить зрение слепым и исцелять хромых. Те, кто поддерживал претензии Измаила и его потомков, стали известны как исмаилиты. Учитывая то значение, которое имам играл в их вероучении, этот спор о том, кто же являлся законным имамом, неизбежно привел к жестоким разногласиям в рядах самих шиитов.

Описанные разногласия наглядно демонстрируют, что через сто лет после кончины Мухаммеда в 632 году в основанной им религии произошел очень серьезный раскол. Разногласия проявились через кровопролития и противостояния. В последующие века различия во взглядах претерпели мало изменений. Напротив, часто происходило их обострение. Ислам уже тогда начал распадаться, раскрылись его глубокие раны, нагноение которых привело к потрясающим осложнениям. Именно эти разногласия стали катализатором той цепи событий, которые приведут непосредственно к образованию течения, получившего название низарийцев.

      

/стр. 16 /
2. Взлет движения низарийцев

Несмотря на то, что династия Аббасидов пришла к власти частично благодаря помощи со стороны некоторых шиитских кругов, ее восхождение к власти в мусульманском мире мало в чем способствовало укреплению шиитской группировки. Позднее вожди Аббасидов без обиняков дали понять, что не разделяют специфическую интерпретацию ислама, предложенную шиитами. Вместо поддержки шииты в ряде случаев столкнулись с преследованиями. Наиболее памятным примером репрессий стал инцидент, когда аббасидский лидер Мутаваккиль разрушил в Кербеле храм, воздвигнутый  в 851 году в память о мученике Хусейне. Подобное кощунство не могло не разжечь страсти среди шиитов (1).

Династия Аббасидов проявляла весьма живой интерес к вопросам вероиспорведания. Аббасидские халифы старались укреплять свой религиозный престиж, принимая при вступлении во власть святые для мусульман имена. Например, самый известный из первых халифов Харун (Гарун в традиционной транслитерации) прибавил к своему имени «титул» ар-Рашид, что в переводе значит «Наставляемый во благо». Впрочем, это не избавляло Аббасидов от вспышек недовольства, происходивших тут и там. В череде религиозных восстаний, направленных против Аббасидов, следует упомянуть два --- одно в Медине в 762 году и другое в Мекке в 768 году. Как бы там ни было, расхождения среди противников Аббасидов в этот конкретный период не позволили объединить их усилия таким образом, чтобы представлять серьезную угрозу правящей династии, по крайней мере в краткосрочной перспективе.

Было бы неверно предполагать, что эти вызовы аббасидской гегемонии исходили исключительно из шиитских кругов. Несколько восстаний против владычества Аббасидов были инспирированы другими исламскими движениями.  Подобные бунты проявлялись не только через взрывы физического насилия. Интеллектуальные войны между духовно-научными /СТР.17/ авторитетами исламского мира питали непрекращающиеся и эволюционирующие споры, которые в свою очередь подстегивали все более изощренные  богословские баталии. Решающую роль сыграл тот совокупный эффект, который создавали и вооруженные восстания против Аббасидов, и все более смелые интеллектуальные изыски, бросавшие вызов вероучениям, на которых покоилась власть династии. При этом не было какого-то массового натиска, который разом разрушил все здание власти. Скорее происходило постепенное растаскивание созданной Аббасидами постройки --- по камешку, по кирпичику.  И все же результат этого процесса был не менее потрясающим, хотя и не одномоментным и не столь впечатляющим.  В конечном итоге переплетение физического и теологического факторов привело к свержению  Аббасидов.

Долгое время на первый взгляд все развивалось прекрасно. Под покровительством Аббасидов процветали искусства и науки. С другой стороны династия находилась под постоянным давлением со стороны политических проблем.  Аббасидам не повезло на сильных руководителей --- исключения не отменяют общее правило. Контроль над далеко разбросанными регионами исламского мира был зачастую временным или даже эфемерным.  Территории, которыми взялись управлять Аббасиды, поражали своими размерами. Общество включало многочисленные и непохожие друг на друга культурные элементы, оказывавшие на фундамент власти такое постоянное давление, что потребовалось не так много времени, чтобы империя Аббасидов потеряла внутреннюю устойчивость.

Ранние успехи распространения ислама зависели от процесса арабизации тех земель, которые покорялись нашествию армий, состоявших, кстати, в основном из бедуинов. Однако культурное завоевание так и не было доведено до победного конца.  Сопротивление арабизации порой достигало большой силы и остроты и в конечном итоге создало непроходимый барьер для дальнейшего окультуривания. Одним из самых мощных очагов подобной контр-культуры  стала Персия. Вряд ли стоит этому удивляться, если вспомнить потрясающее культурное наследие, оставленное древними персидскими империями. Так и не сумев подавить персидскую культуру, Аббасиды в конце концов обнаружили себя ее заложниками. К концу 9 века при дворе халифов весьма заметную роль стали играть персидские советники и даже официальная мода Аббасидов была персидской по своему происхождению. Аналогичным образом произошло изменение и в рядах армии. Влияние бедуинов ослабевало, на смену им шли другие этнические элементы и прежде всего персидские, а потом и турецкие наемники. Перечисленные факторы играли не только академическую роль; они являли собой доказательства все нарастающего процесса распада исламского мира.

С течением времени империя Аббасидов подвергалась все большей децентрализации. В результате региональные вожди все чаще пользовались /СТР. 18/ возможностью  сбросить иго багдадских правителей. «Парад суверенитетов» создавал для династии дополнительные трудности. Последовавшие за этим социальные волнения привели к проявлению все большей воинственности на разных этажах исламского общества и нарастанию социального антагонизма. Правящая династия  сталкивалась с постоянной угрозой все новых заговоров. Узды правления уходили из рук Аббасидов, в результате чего они вынуждены были прибегнуть к «импорту» членов посторонних кланов (2). В довершение к прочим бедам Аббасиды теряли контроль над экономикой.  Потеря эффективного управления многими территориями неизбежно приводила к сокращению базы налогообложения. Династия, обросшая расплодившейся и удушающей общество бюрократией, все чаще теряла маневренность, необходимую для любого развитого и идущего в ногу со временем государства. Наглядным примером такой деградации  служит постоянная «порча денег», обесценивание государственной валюты к которому Аббасиды вынуждены были прибегать в условиях все более ухудшавшейся обстановки. За эту «соломинку» на протяжении всей истории хватались многие лидеры суверенных государств, погрузившихся в пучину безденежья и отчаяния.

Меньшую угрозу Аббасидам предстояло испытать со стороны «двунадесятников» или «дюжинников» --- шиитов, которые верили, что Двенадцатый имам в наследственной линии, идущей от Мохаммеда (и происходящий, разумеется от ветви Али), однажды исчез, чтобы вернуться и восстановить в некий предопределенный момент будущего праведность в масштабах всего мира. Двунадесятники не сомневались в грядущем пришествии спасителя или махди (мессии) и создали учение  о мученичестве некоторых первых имамов, убитых за свою веру. Впрочем, двунадесятники в сущности трактовали догмат о махди пассивно, полагая, что мессия объявится в должный час независимо от вмешательства со стороны людей. Говоря в самых общих чертах, двунадесятники, готовые примириться с окружающей действительностью, предоставив статус кво самому себе, вступили в результате на путь приспособленчества к правлению Аббасидов, причем правящая династия мало что делала для распространения доктрины двунадесятников.

В отличие от подобного смирения перед лицом судьбы, исмаилиты (известные также как «семиричники», поскольку  первые исмаилиты в своем большинстве признавали только семь имамов, последним из которых был Мухаммед ибн Исмаил) взяли на себя более энергичную, наступательную, проповедническую  роль, нежели пассивные двунадесятники. Исмаилиты верили в необходимость готовиться к пришествию  махди и вмешиваться в ход событий. Посему они с меньшей готовностью подчинялись аббасидскому правлению и в непродолжительном времени начали канализировать общественное недовольство, которое достигло существенных масштабов во многих столь непохожих районах исламского мира, какими были /СТР.19/ Персия, Северная Африка и, особенно, Йемен. Рвение исмаилитов, их радикализм, выделяясь на фоне менее решительных двунадесятников, неизбежно должны были привести к росту раздробленности империи мусульман. Именно подобная традиция породит позднее такие воинственные группировки, какими оказались низарейцы.

Притязания исмаилитов сталкивались с широким и резким отпором со стороны их врагов. В конечном итоге угрозы антиисмаилитов стали настолько опасными, что Мухаммед ибн Исмаил (Седьмой имам исмаилитов) вынужден был скрыться в некоем убежтще. В последствии он стал известен как Имам аль-Мактум или «Скрытый имам». Следовательно, имамат тезки Пророка также ушел в тень, оставаясь сокрытым в ближайшие сто лет, причем власть наследников имама Мухаммеда  тоже передавалась из рук в руки под покровом тайны.

В результате всего этого  исмаилиты вынуждены были перейти к строгой конспирации как в вопросах вероучения, так и в практике его проповедования. Что касается первого, то есть, веры, доктрина исмаилитов была окружена завесой загадочности. Они, напрмер, утверждали, что священную книгу Коран не следует воспринимать и читать как последовательность литературных текстов. Для них Коран стал средоточием  аллегорий, которые следует толковать не в буквальном смысле, но после глубокого осмысления каждого слова, раскрывающего скрытое до поры внутренне значение. Для большинства ортодоксальных суннитов столь «расширительная»  интерпретация Корана воспринималась как анафема и сам а по себе служила прямым поводом для преследования исмаилитов.

Шииты в свою очередь третировали суннизм как такое течение в исламе, которое нарушает легитимный миропорядок.  Шииты, как мы уже убедились, полагали, что лишь потомок Али может стать законным духовным вождем исламского общества. Следовательно, все, кто не являлся отпрыском этой ветви рода Пророка (т.е. первые халифы и тем более представители династий Аббасидов и Умайидов), представляли собой простых самозванцев, нарушивших естественный ход наследования. Подобные разночтения неизбежно должны были привести к серььехным, а зачастую и жестоким, сопрам между суннизмом и шиизмом, особенно в его исмаилитском варианте.

Конфликты проистекали из принципиальных различий в доктринальных подходах. Сунниты считали, что любая легитимность воплощает в себе пожелания «больштнства членов релишиозной общины». Это положение вело к продолжителдьным дискуссиям в попытке выработать единое мнение по некоторым основополагающим вопросам. Говорят сам Мохаммед /СТР.20/ поощрял подобные интеллектуальные изыскания. Один аналитик отмечает, что «именно таким образом широкое хождение приобрела традиционно приписываемая Пророку фраза «Благословенны различия во мнениях среди членов моей общины». Подобный консенсус (по-арабски «иджма») находился в прямом противоречии с шиитским подходом к религиозным вопросам, согласно которому «Бесполезно знание, извлекаемое из ненадежных источников». «Твердое, истинное знание может быть получено от непогрешимого имама», который, следовательно, приобретает доминирующее положение в шиитском обществе.

 
При таких мировоззренческих разногласиях в двух направлениях ислама можно было не сомневаться, что они рано или поздно обернутся серьезными проблемами. Специалистами отмечено, что «с возникновением и расцветом суннизма  понятие мусульманской общины, столь энергично сформулированное ранними толкователями корана, получило новый импульс и обрело свежий контекст. Если в коране мусульманская община была специально выделена среди прочих общин, то сунниты теперь противопоставили взгляды и обычаи большинства членов общины мировоззрению тех, кто находился на ее периферии (sic). Весь массив накопленных традиций приписывался самому Пророку, что на практике означало: мусульмане обязаны следовать примеру большинства, а все мелкие группировки обречены очутиться в аду, пока Аллах простирает свою длань над большинством правоверных, которые никогда не могут ни в чем ошибаться» /4/.

Сунниты (а тем более некоторые представители шиитов-двунадесятников) резко выступали против исмаилитов, которые, по их мнению, выдвигали экзотические доктрины. Посему на головы исмаилитов обрушилась волна черной пропаганды. Наиболее резкие обвинения в адрес отступников гласили, что исмаилиты строят заговор с целью разрушения ислама изнутри. Так рождалось то, что позднее стало известно как «черная легенда», демонстрирующая, насколько глубоки были антисмаилитские настроения /5/.

Разногласия усугублялись еще и тем, что исмаилиты искали в коране некий скрытый смысл. Перед посвящением нового члена в исмаилиты он должен был пройти определенную церемонию посвящения и уже потом допускался к сакральным секретам, получившим название «батин»/6/. Только после череды тайных ритуалов новички допускались в исмаилитское братство и  узнавали батин в полной мере. Ключевым моментом всех этих тайных обрядов являлось то, что  тайна соблюдалась свято и не доверялась бумаге. Посему нам представляется, что с самого начала исмаилиты, как правило, сознательно редко оставляли письменные источники своего учения.  Из этого общего правила были, разумеется, свои исключения.  Остались документы, несомненно /СТР.21/ составленные исмаилитами. Впрочем, речь в них идет обычно о теологических, а не исторических аспектах. Это  означает, что мы имеем больше ключей к мировоззренческим тайнам исмаилитов, чем фактам раннего этапа их развития /7/.

Несмотря на эти ограничения, мы  мы имеем возможность взглянуть, хотя бы мельком, на эволюцию исмаилитов в конце восьмого столетия и в течение всего девятого века, когда все существование этого движения висело буквально на ниточке. Хрупкость секты означала насильственный уход в подполье, поскольку у нее не было иного выбора, как перейти на нелегальное существование. Тем не менее, есть факты о том, что в эти трудные годы во многих районах Ближнего Востока была создана целая миссионерская сеть (даис). Почва Персии и Сирии оказалась, по-видимому,  наиболее благодатной  для распространения религиозных взглядов исмаилитов.

Перед тем, как отправиться с проповедью в иные края, даис проходили специальную подготовку. Прибыв в район, выделенный для миссионерской работы, проповедники в первую очередь пытались слиться с местной общиной, раствориться, стать по возможности неприметными и для этого зачастую маскировались под ремесленников или купцов. Обосновавшись в данном районе, они присматривались, кто из членов общины может стать кандидатом для обращения на истинный путь в ходе череды тайных обрадов посвящения. Эта вне сомнения подпольная процедура носила одновременно налет прагматизма и двусмысленности.  Исмаилиты занимали столь непрочные позиции в мире, что  их учение порой требовало прибегать к тактике осторожности (такыйя), позволявшей исмаилитам отрекаться от своего вероучения перед угрозой насилия или смерти. Такой подход мог показаться чересчур экзотическим для многих западных мыслителей, воспитанных на примерах христианских мучеников, которые отказывались отречься от своей веры перед лицом пыток и даже казни. Тем не менее трудно спорить с тем, что такыйя  мощно способствовала долгожительству исмаилитского движения.

Сердцевиной доктрины исмаилитов является учение о «скрытом имаме», наследнике Мухаммеда-ибн-Исмаила, «богонаправляемом» вожде, провозвестнике  эры праведности. Однако личность этого «скрытиого имама» была столь надежно зашифрована, что лишь немногие имели достоверные  данные о нем. В краткосрочной перспективе столь эзотерическое учение скорее всего предотвратило физическое истребление духовного вождя, который согласно доктрине обязан был происходить из рода Исмаила. В долгосрочном же плане доктрина означала, что личность «скрытого имама»  /СТР.22/ оберегалась столь надежно, что при его выходе на арена открытой деятельности в начале десятого века, когда зарождалась династия Фатимидов, врагам ничего не стоило заклеймить его как самозванца, причем обвиняемый не мог предъявить никаких контраргументов в свою защиту.

Лишь во второй половине девятого столетия исмаилиты смогли покинуть подполье и выйти на яркий солнечный свет. Кроме прочего, на этот подвиг их могло и то социальное напряжение, которое нарастало в пределах империи аббасидов. В провинциальных городах среди представителей низших классов  подспудно зрело возмущение. Подобные настроения вели к тому, что часть бесправного населения с большей готовностью отождествляла себя с более радикальным сегментом в движении исмаилитов.  Наиболее ярко бесопорядки проявились на морском побережье Ирака в районе Басры.


Купцы-мусульмане открыли для себя ранее малоизвестные континентальные районы Африки, а также другие удаленные части земного шара /8/. Причем торговля велась не только неодушевленными предметами. Рабский труд использовался широко. В районе вокруг Басры земледельцам приходилось вскрывать плотный верхний слой азотистых грунтов, чтобы обнажить нижний плодородный слой, пригодный для сельскохозяйственной культивации.  Эта работа была очень тяжелой физически и весьма вредной для здоровья. Заболеваниям способствовало и широкое распространение в этом районе соленых болот. Чернокожие рабы из Африки использовались на подобных работах в невыносимых для человека условиях. В конечном итоге рабы (зандж)  потеряли остатки терпения.  Они не намерены были в поте лица ублажать безжалостных работодателей. Ярость рабов вылилась в полномасштабное восстание.

Восстание «Зандж» поразило ближневосточную империю аббасидов в тот момент, когда ее правители были меньше всего готовы для борьбы с ним. Ранее то тут, то там на всей территории вспыхивали локальные «революции». Однако нынешнее восстание приобрело такие размеры,  что аббасидская династия оказалась бессильна. В результате на юге Ирака был создан целый рабовладельческий анклав, просущуствовавший четырнадцать лет и исповедовавший идеи раннекоммунистического государства. Для нашего повествования урок этого восстания заключается, пожалуй, в том, что «Зандж» стал одной из многочисленных иллюстраций того социального брожения, которое по сути дела стимулировало выход исмаилитской «бабочки» из своего кокона. Именно на территории Ирака мы находим наиболее очевидные признаки растущиго исмаилитского радикализма.

/СТР.23/   Миссионерская операция исмаилитов по распространению своего учения (дава ) в «подпольные годы» контролировалось из Сирии, где главным центром исмаилитов стал город Саламийя. По мере того, как шло девятое столетие, движение имаилитов набирало впечатляющую силу. Тем не менее, успех, пришедший к исмаилитам  к концу этого века, инициировал те события, которые в конечном итоге привели к тому, что Сирия утратила контроль над миссионерами-проповедниками. К числу последних даис относился человек, который носил имя аль-Хассан аль-Ахвази.

Он проповедывал в районе города Куфа и в числе его учеников оказался некий Хамдан Кермат. Последний с пылом новообращенного прозелита вскоре сам взялся проповедывать истину от собюственного имени и привлек на свою сторону большое число людей. Его миссия оказалась столь успешной, что последователи вскоре начали называть себя «керматидами». Совершенный керматидами рывок стал возможен благодаря воинственному канализированию того социального брожения, которое охватило весь регион. Неоценимую помощь оказало керматидлам и восстание «Зандж» (к 880 году керматиды даже предприняли попытку сформировать союз с победившими рабами). В этот момент многие представители эксплуатируемых классов были далеко не в восторге  от того, что шиитские лидеры предпочитали пассивный тон в критике правящей элиты. Лозунги еще более радикальной революции, выдвинутые керматидами, нашли живой отклик в душах их сторонников. Воспользовавшись настроениями народа, керматиды ввели тяжелые подати (которые достигали пятой части всех видов доходов), чтобы более успешно финансировать свою революцию. Шансы керматидов возросли неизмеримо после того, как Аббасиды потеряли власть над южным Ираком в результате восстания «Зандж» и иных социальных возмущений. Керматиды существовали уже несколько десятилетий, когда Аббасиды наконец осознали исходившую от них угрозу --- в такой упадок пришла система сообщений в их империи. Лишь в последнее десятилетие девятого столетия Аббасиды наконец предприняли активные шаги для подавления керматидов, но к этому моменту джин уже неудержимо вырвался из бутылки.

Как бы то ни было, миссионерская деятельность или даис оказалась успешной не только в Ираке. Проповедники исмаилитов выбрали в качестве мишени также южную Персию и Йемене.  Йемен оказался особенно перспективным вербовочным пунктом  для исмаилитов.  Проповедник Али ибн аль-Фадль приобрел особенную славу в этом регионе. Он сам перешел в ряды исмаилитов во время посещения Кербелы. Даи Али ибн аль-Фадль, его сторонники и сподвижники обосновались в горных цитаделях в необжитых, недоступных и отдаленных районах, откуда они принялись благовествовать по всему региону. В этих укрытиях в горах Йемена они чувствовали себя /СТР.24/  защищенными от нападений со стороны местных недоброжелателей. В этом смысле они оказались предшественниками низарейцев, которые позднее переняли подобную стратегию.

Исмаилиты получили мощную поддержку со стороны местных племен и к 906 году по существу взяли контроль над большоей частью территории Йемена. Хотя некоторая часть Йемена была впоследствии  утрачена, начиная с этого периода страна стала важной опорной базой имсмаилитов, которые существуют в стране и по сей день. Из Йемена новые волны миссионеров покатились на восток, вплоть до Индийского субконтинента, и на запад, через Синд и далее, охватив Магриб, на территорию северо-западной Африки. Одним из кульминационных моментов в истории исмаилитов наступил с основанием династии Фатимидов. Еще несколько районов Аравийского полуострова подверглись воздействию исмаилитских ресургентов, в частности, Бахрейн и Оман. Идя далее на север, даис с некоторой долей успеха действовали в Хорасане, по ту сторону Аму-Дарьи и прочих районах Средней Азии. Это миссионерское направление позднее унаследовал даи Абу Хатим ибн аль-Рази, который перенес сферу деятельности на Азербайджан. Подводя итоги, можно сказать, что  в описываемый период исмаилиты энергично и на обширной территории проповедовали свое учение.

Это внезапное появление исмаилитов на авансцене после целого столетия подпольного развития привело к непредсказуемым последствиям. Поначалу проповедники (даже весьма процветающий Хамдан Кермат) смирялись, хотя бы в некоторой степени, с центролизованным контролем из  Сирии. Затем тайное по форме и эзотерическое по содержанию развитие доктрины исмаилитов и учение о «скрытом имаме» привело к появлению чисто внутренних проблем. Мистика, окружавшая эволюцию исмаилизма, имела своим следствием полную неопределенность. От неопределенности всего лишь малый шаг до недоразумений, которые поразили многих и прежде всего тех, кто находился внутри движения. В результате снова начал набирать темп процесс фрагментации всего исламского мира.

Как мы убедились, ислам разделился на ортодоксальных суннитов и шиитов, а к середине восьмого столетия шиитское течение в свою очередь разделилось на «двунадесятников», исмаилитов и третью группировку, которую мы пока не рассматривали и которая получила название «саидизм». Эта группировка получила название в честь основателя, которым был Саид ибн Али, возглавивший восстание против династии Умайядов в 740 году, закончившееся поражением. Политика саидитов представляется противоречивой во многих отношениях. Саидиты получили репутацию умеренных теологов, сдержанность которых заключалась в том, что они не осуждали первых халифов, правивших до Али, и сдержанно критиковали тех мусульман, которые не признавали прав потомков Али на престолонаследие. С другой стороны они вели себя как политические революционеры, /СТР.25/ зачастую защищая право на вооруженное восстание против правящей касты. В ряде случаев на протяжении последующих столетий эти столь разные сегменты шиизма выдвигались на политическую авансцену /9/.

И вот теперь для исмаилитов  тоже наступил черед делиться. По мере того, как девятый век приближался к своему окончанию, исламский мир находился на пороге новых раздоров, на сей раз поразивших исмаилитское движение в самое сердце. По иронии судьбы эта дезинтеграция должна была стать катализатором цепной реакции событий, которые в свою очередь послужили мощным толчком к победам исмаилитского движения. В подоплеке этих событий лежала стычка между керматидами и другими мусульманами шиитского толка. Хамдан Кермат утратил контроль над созданным им же движением. Радикальные тенденции, порожденные его движением, оказались с течением времени настолько мощными, что вождь оказался не в состоянии сдерживать их. Фактическое руководство воинствующего крыла керматидов перешло к человеку по имени Закруйя. Под его началом керматиды вооружились и предприняли серид жестоких налетов на Ирак и Сирию.


Аримя, посланная аббасидами для их уничтожения,  сама потерпела поражение и силы керматидов, в состав которых входили в основном свирепые воины-бедуины, вступили в период больших побед.  В 903 году они атаковали и разграбили Саламийю, где располагалось руководство всем исмаилитским движением. Они явно пошли на серьезный разрыв в отношениях с исмаилитским руководством. Однако, если они планировали уничтожить главного лидера исмаилитов, их ждало разочарование. Убаид Аллах аль-Махди, имам, стоявший у кормила власти, видимо, осознал, что стал мишенью керматидов, бежал еще до того, как противник вступил в Саламийю.  Аббасиды, предупрежденные о его побеге, предприняли отчаянную, но безуспешную попытку перехватить и пленить своего врага. Имам добрался до земель далеко на западе, миновал Египет и попал в Магриб (примерно в район, занимаемый ныне Тунисом).

Аль-Махди был личностью примечательной. Не будучи фанатиком или экстремистом, он напротив обладал, похоже, великим талантом действовать с большой политической находчивостью и способностью завоевывать на свою сторону самых невероятных на первый взгляд союзников. Похоже на то, что властители Магриба, которые, естественно, не питали к гостю особых симпатий, почувствовали, что Аль-Махди может стать потенциально опасной силой, притягивающей к себе всех недовольных жизнью обитателей этого региона, и незамедлительно бросили Аль-Махди в темницу. Однако узник мог явно опереться на помощь могущественных союзников. Самым влиятельным среди них был Абу Абдаллах, который проповедовал учение исмаилитов с 893 года и к тому моменту, когда аль-Махди прибыл /СТР.26/в страну в первое десятилетие девятого века, Абу Абдаллах организовал внушительную поддержку делу исмаилитов. Не исключено, что он в течение какого-то времени вел тайные переговоры с аль-Махди и по его совету последний предпочел Магриб в качестве страны изгнания.

Когда аль-Махди  оказался за решеткой, Абу Абдаллах почувствовал, что настал момент для активных действий. Соответственно, он собрал в кулак свои силы и провозгласил имамом заключенного в тюрьму аль-Махди, тем самым дав сигнал исмаилитам о том, что их мечта свершилась. Охваченные духом светопреставления люди бросились на помощь явленному им имаму. Начались открытые столкновения с властями, правящий класс был свергнут и аль-Махди был освобожден из узилища. В 909 году исмаилитский имамат, скрытый столетием ранее в период после Мухаммеда ибн Исмаила, был восстановлен и явился во всей своей красе.

Наступил момент великого торжества и для аль-Махди, и для Абу Абдаллаха, хотя последнему пришлось затем несладко. Всего через год имам аль-Махди, получивший свободу и власть из рук Абу Абдаллаха, почувствовал со стороны друга такую угрозу, что организовал ему физическую расправу. Неясно, почему произошла эта казнь, хотя одно из наиболее достоверных объяснений гласит, что Абу Абдаллах, проповедовавший жесткую линию и крутые методы, оказался экстремистом на фоне более умеренного аль-Махди /10/. В этом плане от имама потребовался талант дальновидного дипломата, вынужденного иметь дело с новыми поданными, большинство которых составляли берберы, известные своей жестокостью и непокорностью. Подобная гибкость ментальности и практических подходов станет характерной для некоторых последующих вождей низарейского движения.

Хотя аль-Махди благополучно пустил корни в Магрибе и попутно основал новую могущественную династию на севере Африки, за успех пришлось заплатить. Дело в том, что имам оказался в тисках на первый взгляд неразрешимой дилеммы. С одной стороны ему требовались доказательства того, что он завоевал лояльность магрибских жителей. Задача была не из легких.  В регионе проживали два главных берберскиз племени --- заната и санхаджа. Учитывая склонность берберов к независимости любой ценой, трудно удивляться тому, что два племени постоянно хватали друг друга за глотку. В результате общая обстановка страдала от крайней нестабильности. Сознавая, что сам он пришел к власти благодаря по сути дела дворцовому перевороту, имам аль-Махди естественно должен был проявлять сверхосторожность в сношениях с подданными, чтобы не повторить пример своих предшественников. /СТР.27/ Кроме того, существовал и внешний враг: враждебный имаму египетский режим, восточнее Аббасиды, а по ту сторону Средиземного моря на территории нынешней Испании правили остатки династии умайядов.

При этом внутри самого движения исмаилитов существовали многочисленные радикальные элементы. Они не могли не испытывать разочарование династией Фатимидов /14/, как стали называть аль-Махди и его потомков. Радикалы обвиняли Фатимидов в неспособности осуществить преобразования, которые, по мнению радикалов, были необходимы в процессе установления исламского рая на земле. Еще несколько лет было распространено мнение, будто  и керматиды действовали сообща, но современные исследования опровергают такую точку зрения /12/. Прежняя гипотеза исходила из того, что оба движения сталкивались с недоверием, которое питали к ним представители многих иных могущественных исламских групп, ошибочно полагавших, что керматиды олицетворяют собой все движение исмаилитов. Вследствие этого специалисты пришли к выводу: коль скоро Аббасиды представляли для этих группировок общего  врага, следовательно,  и керматиды должны были действовать в духе братского единства.

Такой подход следует считать упрощенческим. Первоначальная энергия керматидов в конце концов улетучилась, но поражение, которое они потерпели в Сирии, лишь стимулировало жестокость их акций. Весь мусульманский мир был потрясен регулярными атаками керматидов на караваны паломников, направлявшихся в Мекку. Во время только одного такого нападения было убито, как сообщают, около двадцати тысяч человек. Разбойные налеты осуществлялись на крупные города, в числе которых оказались Куфа и Басра. А потом в 930 году произошло нечто совсем из ряда вон выходящее: керматиды напали на не ожидавший беды священный город Мекку, переполненную паломниками. Город был застигнут врасплох и быстро пал. Мекка подверглась чудовищному разграблению. Паломников вырезали десятками прямо на улицах, залитых невинной кровью. Омерзительнее всего было надругательство над священным черным камнем, который  был свергнут с пьедестала в храме Кааба и увезен в неизвестном направлении.

Подобные события демонстрируют, что в недрах ислама нарастала теологическая напряженность по целому ряду вопросов. Совершенно очевидно, что некоторые группировки были недовольны положением вещей в исламском мире и стремились изменить статус кво. Можно не сомневаться, что погром в Мекке, родине ислама, явился шоком для многих мусульман. Осквернение святыни дало в руки пропагандистов, настроенных против исмаилитов, шанс обвинить всех исмаилитов скопом в намерении с помощью заговора разрушить ислам: то обстоятельство, что керматиды к этому моменту уже обособились от /СТР.28/ прочих исмаилитских группировок, мало что значил для подобных комментаторов. Однако самая радикальная акция керматидов была еще впереди.

В 931 году предводителем керматидов стал человек по имени Абу Тахир, ответственный за организацию налета на Мекку. Он заявил, что открыл истинного махди в лице молодого перса, незадолго до описываемых событий прибывшего в Бахрейн. Кстати, Бахрейн в конце концов станет опорной базой движения керматидов. Сам факт подобного явления махди демонстрирует весьма наглядно расхождения, существовавшие между керматидами и Фатимидами. Последние утверждали, что их имамы являются прямыми потомками Мухаммеда, которые скрывались в течение многих десятилетий, пока шли преследования исмаилитов; таким образом, только  могли называться единственными истинными духовными руководителями исламского мира. Претензии керматидов на обретение собственного махди были прямым вызовом, обращенным против режима Фатимидов.

Как бы там ни было, провозглашение собственного махди повлекло за собой настоящую катастрофу керматидов. Допущенная ими серьезная ошибка стала очевидной весьма скоро. Начать с того, что новый махди проявил странные религиозные наклонности. В этом мессия не был одинок --- многие керматиды  с упоением занимались астрологией и, узнав о конъюнкции планет Юпитер и Сатурн, восприняли это событие как знак грядущего великого события. Есть указания на то, что сам махди весьма интересовался огнепоклонством и, следовательно, его мировоззрение уходило корнями в зороастризм /13/. Для исламского пророка кандидат имел чересчур экзотические качества.  Ситуация усугублялась тем, что новый махди либо страдал самоуверенностью, либо был напрочь лишен навыков политического деятеля. В непродолжительном времени он прин6ялся утверждать свое господство в той самой группировке, которая вручила ему власть. Ведущие деятели керматидского руководства были обвинены в различных преступлениях и казнены.  Даже ближайшие родственники Абу Тахира лишились неприкосновенности. Осознав свою роковую ошибку, Абу Тахир решил покончить со своим непредсказуемым ставленником, удалив его от власти через 80 дней после восшествия на престол и организовав вскоре его физическое уничтожение.

Все эти аномальные шатания показали, что движение исмаилитов еще способно породить новые сверхрадикальные группировки, хотя лучшие для керматидов дни остались позади.  Хотя керматиды продолжали контрлировать Бахрейн и в новом столетии, они скатывались в прогрессирующую изоляцию и теряли влияние. Воинственность керматидов возросла немыслимо. Путешественники одиннадцатого века, прибыв в Бахрейн, замечали, что в стране практически не осталось мечетей. Оппоненты обвиняли керматидов в том, что те якобы /СТР.29/ обмениваются не только своими товарами, но даже собственными женщинами, словно те были неодушевленными предметами. Ходили слухи о том, что керматиды, большие специалисты по части проведения налетов и грабежей, отменили даже взимание податей из-за тех награбленных богатств, поступавших в страну из-за рубежа. Керматидам приписывали экстремизм и в религиозных верованиях, и в беспорядочной половой жизни. Отклики этих слухов повторятся позднее в обвинениях, выдвигаемых против низарейцев.
      
По мере того, как звезда керматидов клонилась к закату, происходило возвышение Фатимидов. Этому способствовал продолжающийся упадок династии аббасидов. К середине десятого столетия режим аббасидов опустился на колени. Режимом управляла целая череда слабых халифов. Изнутри его подтачивали жестокие социальные конфликты и экономические потрясения. Утрачивая реальную власть, династия переживала свои последние дни. В Багдаде обосновались Буиды --- шиитская династия персидского происхождения  Это означало конец правления Аббасидов. Хотя халиф продолжал сидеть на троне, это уже была лишенная власти чисто номинальная фигура; к тому же он был креатурой шиитов и поддерживался только шиитской группировкой. Можно представить чувства халифа, пережившего подобные унижения.

Не менее разочарованными чувствовали себя и шиитские радикалы. Для тех, кто стремился к торжеству воинствующего шиизма, большим ударом стало то обстоятельство, что Буиды поддержали суннитского халифа, даже не имеющего реальных полномочий. Для этих радикалов, которые хотели считали свой путь единственно истинным и воплощающим их духовные искания, главной мечтой было установление святого чистого шиитского режима; тем более к этому стремились и те, кто был неудовлетворен своей судьбой в силу социальных причин, и кто не собирался мириться с горькой пилюлей в лице существовавшей власти. Единственной альтернативой суннизму стал радикальный исмаилизм. Как отмечал один комментатор /14/, династия Буидов «еще более дискредитировала и без того потускневший суннитский  Халифат; в то же время династия в конце концов расправилась с умеренным шиизмом, усмотрев в нем серьезного конкурента».

Тем временем в Африке режим Фатимидов набирал силу. Несколько раз в первые десятилетия десятого столетия  предпринимали поход на Египет, но получали решительный отпор. Они не только шли на соседнюю страну открытым штурмом, но создавали агентурную сеть в Египте. Их тайные лазутчики раздували среди населения чувство недовольства и параллельно поставляли своему фатимидскому руководству в Магрибе ценную информацию. Повторюсь, сделав важное замечание о том, что и эти подпольные операции не были эксклюзивным изобретением появившимхся позднее низарейцев.