Фото на память

Двери клуба были распахнуты настежь - ну какой в посёлке фейс-контроль. Гремела музыка, внутри танцевали. Костя стоял на крыльце, опираясь на деревянные перила, и курил, курил, курил. Рядом лежали пачка сигарет и букет полевых цветов - уже поникшие ромашки, лютики, хмель. Костя напряжённо вглядывался в темноту. Оттуда, с лавочек, доносились смех, визг, там отчаянно флиртовали и лузгали семечки.
Рыжую узнал чутьём - по походке ли, по белому ли платью - и только на крыльце понял, что шла она не одна, с подругами.
Парень засуетился: зажав сигарету в зубах, сунул пачку в нагрудный карман, схватил цветы и заступил девушке дорогу.
- Кать, привет.
Голос осёкся, Костя смущённо откашлялся. Но Рыжая и не заметила его, отмахивая от лица огненную прядь и обращаясь к подругам:
- Фууу, надымили вонищи. Терпеть не могу, когда куревом несёт!
Костя мгновенно затушил окурок в урне, перепрятал пачку из нагрудного кармана в брюки, но момент был упущен: Рыжая перешагнула порог клуба и скрылась внутри. Костя поднёс ладонь ко рту, дохнул и поморщился. Отошёл по крыльцу в сторону, подальше от света, и принялся часто и сильно дышать, выдыхать из лёгких дым. К его удивлению, из темноты тут же ответили. Под верандой сидел рыжий спаниель и, преданно глядя на Костю, дышал по-собачьи в такт. Костя снова проверил дыхание ладонью: запах оставался. Услышал, как музыка сменяется на медляк, заторопился, откусил верхушку букета, зажевал, ахнул, сплюнул, - горечь какая! - метнул ошмётки цветов в спаниеля и бросился внутрь.

В свете дискотечных огней у всех девушек красные волосы. С балкона второго этажа Костя изучал кружащие внизу пары. Вот одна девушка запрокинула лицо и рассмеялась. Парень скатился по лестнице, проковырялся сквозь толпу и застыл возле Рыжей, висевшей на шее у какого-то пижона с гладко зачёсанными волосами.
- Кать! - Его не услышали. - Рыжая! - Он постучал по сомкнутым пальцам пары.
- Чего тебе? - повернулся пижон.
- Можно тебя на танец? - спросил у девушки Костя.
- Уже танцует! - возразил кавалер.
- Подожди! - Рыжая разомкнула объятия и повернулась к Косте. Тот поднял руки, обнимая воздух и ожидая, что сейчас место воздуха займёт она.
- Фото своё принеси, - сказала Рыжая.
- Что?
- Три на четыре, матовое.
- Чего?
- Для газеты! Участвуешь в конкурсе? Вот! Твоего только нет. Завтра чтоб было.
Рыжая повернулась к пижону и положила голову ему на грудь. Костя опустил руки.

Зал весело гудел под хит "Блестящих". Костя на крыльце догонялся очередной бутылкой пива. Фразу ди-джея "А сейчас последний танец..." он не услышал - пытался напоить рыжего спаниеля. Зайдя в зал, увидел, как пижон о чём-то договорился с Рыжей и исчез в толпе. Покачиваясь, Костя направился к девушке.
- Катя!..Гобозова! Рыжая!.. - Не дойдя, зацепился за двух парней, куривших рядом с ней. - А курить здесь не надо. Не курите!
Парни посмотрели с прищуром, сплюнули на пол, отвернулись. Костя зашёл с тыла, аккуратно вынул окурки у обоих и затоптал на полу, косясь на Рыжую.
- Не курите! Пожалуйста, - громко и убедительно повторил он.
Один из парней сгрёб его за шиворот. Другой поднял с пола окурок, запихнул Косте в рот, чиркнул зажигалкой и долго держал челюсть.
- Ты чей такой борзый?
- Да с отделочного цеха он. Понабрали практикантов.
- Отделали, порядок, - хлопнул по плечу тот, что держал руки, отпустил и исчез.
Костя боролся с прилипшим к губе надкушенным окурком. Пижон принёс Рыжей пальто, они вышли.
Ди-джей надрывался, провожал покидающих клуб: "Вот это был вечер так вечер! Хорошей недели и ударных объёмов производства вам, дорогие заводчане! Прощаюсь с вами до следующих выходных!"
Костя вытер губы, посмотрел вслед Рыжей и вздохнул.

В парке было темно. Девушки стайками шли мимо Кости. Он стоял на обочине дороги, обнимал стройную берёзку, прижимался щекой к коре.
- Потанцуй со мной! Осень придёт - ты станешь рыжая, да? Мне рыжие знаешь как нравятся, ты мне смотри…
Потом Костя плутал, искал дорогу, натыкаясь на заборы и лай собак. Он заблудился. Пошёл на смех и набрёл на пару, целующуюся у белой калитки. Подошёл, не смог разглядеть лицо девушки, взял на ладонь прядь её вьющихся волос и попытался рассмотреть в лунном свете. Девушка вскрикнула, оказавшись вовсе не Рыжей. Парень наотмашь ударил Костю в скулу.

Костя постучал в окошко проходной заводского общежития. Дежурная, щурясь, вязала на спицах.
- 805-ая, Грачёв.
- Время видел? - вскинулась дежурная. - За полночь не пускаем! Нормально ходить надо!
- Я не знал.
- Ну, и я не виновата.
- А я заблудился.
- Ничего не знаю! Иди, откуда пришёл, иди!
Дежурная захлопнула окошко.

Парень оглядел пустой внутренний двор общежития, перевалился через проволочную сетку и пошёл, не таясь, к пожарной лестнице. Возле лестницы поплевал на ладони, прыгнул, с трудом подтянулся на нижней перекладине – хмель ещё кружил голову – и тяжело полез вверх.

Окно на втором этаже было открыто – жара даже ночью. С лестницы Костя увидел картонные щиты и рулоны ватмана, разложенные на полу. Девушка в клетчатой рубашке и в розовой косынке рисовала на щите углём, сверяясь с маленьким фото, портрет усатого старика с надписью "Фёдор Костынко".
- Ты за кого будешь голосовать? - спросил женский голос из глубины комнаты.
- В какой номинации? - отозвалась Клетчатая.
- Ну, в авторской. На.
Вторая девушка вышла из глубины комнаты к Клетчатой, подала чашку чаю.
- Да хоть за кого. Главное дело, чтоб на банкет позвал.
- Кто?
- Кто приз получит. Ой, за что мне эта каторга... С утра ранёшенько рейс на вокзал, а тут не спи, малюй этих... - Клетчатая отпила глоток, устало потёрла глаза и пошла к окну, развязывая на ходу косынку. Костя полез дальше, наверх.

В комнате на третьем этаже мягко горел ночник. Рыжая сидела на застеленной постели в обнимку с Пижоном, на столе стояла початая бутылка вина. Костя застыл на лестнице, вытянув шею и ловя тихие слова девушки.
- Лёш, а чё ты меня не зовёшь никуда.
- Опять двадцать пять... Ты ж стонала - у тебя сдача номера горит. Чё волосы-то опять прокурены? - пижон поморщился, и Рыжая торопливо собрала, свернула пряди в клубочек на затылке.
- Так с дискотеки же!.. А мы верстать не можем, всех фото нет. Будут фото - зароюсь в вёрстку по уши, не докличешься. У нас 26 страниц, понял?
- А у нас третий конвейер встал, чинить будем неделю.
- У тебя конвейер встал, а у меня личная жизнь.
- Сейчас поправим! - улыбнулся пижон и нагнулся к губам Рыжей.
- Тебе только это... Пойду, голову помою, что ль? Я быстро…
- Потом…
Она потянулась к ночнику, свет потух. Костя закрыл глаза, сильно ударил лбом по железной перекладине и полез наверх.

На следующий день он сидел в кабинке "Моментальное фото" в углу фабричной столовой, рядом с автоматами кофе и сладостей. Столовая бурлила, стучала и гудела - обычный для обеда аншлаг. Костя оглядел в зеркале свою физиономию, залитую брызгами веснушек, плеснул в ладонь воду из бутылки и заложил назад и без того прилизанные, мокрые уже волосы ярко-медного цвета. Потрогал левую скулу, вздувшуюся здоровенным синяком. Задёргивая шторку, скользнул взглядом по длинной очереди к кассе; повернулся к камере здоровым боком, нажал кнопку, улыбнулся, но увиденное заставило вновь обернуться к очереди.
К кассе двигался Пижон, впереди него – пышная курносая блондинка с подносом. Пижон, улыбаясь, ставил на её поднос пирожные, блондинка кокетливо отнекивалась. Пижон приобнял её за талию и, шепнув что-то, поцеловал в шею. Вспышка. Костя достал из щели фото, оценил, вздохнул и вынул ещё монеты.

Спеша по вестибюлю, он столкнулся с Клетчатой. Та расставляла у батареи портреты работников завода, примерялась к стенду на стене. Над стендом краской было выведено: "Участники регионального конкурса Золотой деревообработчик". Ниже помельче: «Отделочный цех».
- Бежишь - правильно бежишь! - обернулась она. - Я вам панели привезла, прям с вокзала, с товарняка! Вот только сгрузили. Умереть-не встать! - она восхищённо покрутила курносой физиономией и улыбнулась. – С таким-то материалом всех обскачете. Стой, а ты у меня не нарисованный!
Костя посмотрел на портреты.
- На фига мне?
- Я, что ли, придумала? Тут все участники, вся бригада ваша. Заходи вечерком, мы тебя с Танькой живо в четыре руки запечатлим. Мы в общаге, в 207-ой. Ещё и чаем накачаем!
- Некогда.
- Ну, фото давай.
- Нету у меня. ТАк рисуй, по памяти.
Костя пошёл в цех. Клетчатая крикнула вдогонку:
- Комната, случаем, не нужна? У меня мать сдаёт. Дёшево!
Парень, не оборачиваясь, мотнул головой. Девушка поправила розовую косынку, подняла один из портретов, посмотрела вслед Косте, легко засмеялась.
- Деловой!

В цеху творилось что-то странное. Рабочие толпились у стола дяди Феди, некоторые сидели уже на столах, с живым интересом следили за чем-то внизу, сопровождая наблюдаемое комментариями и взрывами хохота.
- Чё тут? - толкнул Костя плечом рабочего в синей робе.
Дядя Федя - пожилой усач с ночного плаката, почему-то в выходном костюме и при галстуке – бечёвкой приматывал рыжего спаниеля к нижней планшетке большой железной рамы, висящей на двух крюках. Спаниель скулил, вертелся, рабочие гоготали.
- Дядя Федя трубку свою потерял. Привёл - ищи, говорит, Тайга, ищи!
- А Тайга маху дала. Пошуршала по цеху - нема!
- Ща живо найдёт!
- Сверху виднее, - резюмировал дядя Федя. - Нюхом подкачала - хай глазом глянет. Может, оно на столах где. Ищи, Тайга, ищи!
Дядя Федя нажал кнопку на пульте крана, Тайга поднялась в воздух, поплыла над столами вдоль цеха.
Мелко застучали каблуки.
- Вы что творите? Заняться нечем?
Это вбежала в цех Рыжая: лицо заплаканное, нос красный, злющая и от этого ещё больше рыжая.
- О, вот и пресса пожаловала! Давай живо материал в стенгазету!
- Собаки на службе производства!
- Сейчас начальство приедет - сразу про всех напишу, в рубрике "Уволены"! - злилась девушка.
- Типун тебе!
- Гобозова,а чё глаза на мокром месте?- сочувственно поинтересовался кто-то.
- Так, Грачёв, - крутанулась на каблуках Рыжая, выронив из рукава влажный носовой платок с разводами туши. - Ты мне фото сдашь наконец? Я сколько буду ждать?
Костя, не отрывая немигающего взгляда от её лица, пошарил по карманам, вынул конверт. Рыжая достала фото: четыре зализанных профиля с раскрытым от удивления ртом, и ещё четыре – хмурых анфас, с упавшей на ухо мокрой прядью и синей опухшей скулой.
- Себе оставь. На память. Уродов не печатаем.
Она пихнула фото Косте и ушла. Костя поднял с пола оброненный ею платок и сунул вместе с фото в карман штанов; там что-то мешалось внутри, и он выудил из кармана резную деревянную курительную трубку.
- Ой, - изумился Костя.
- Мать твою! - увидел трубку дядя Федя.
Тайга залилась лаем.
- Нашла! - и весёлый гогот рабочих.

- Дядь Федь, клянусь, не знаю, как вышло! Видать, вместо паяльника вчера в карман засунул.
- Береги паяльник смолоду, ёпт. Что попало в штаны не суй.
Дядя Федя затянулся и с наслаждением выпустил из трубки дым. Он удобно сидел напротив Кости в синем офисном кресле на колёсиках, мало уместном среди станков и конструкций цеха. Костя освобождал широкий планшет от стружки и обрывков изоленты, смахивал мусор на пол. Двигался на автомате - из головы не выходила зарёванная Рыжая. Сбоку на планшете лежали две больших, тяжёлых, закруглённых по верхнему краю дверных панели тёмного дерева. Костя покосился на них.
- А это куда?
Дядя Федя бросил на планшет распечатанный на миллиметровке цветной чертёж.
- На, старайся, практикант.
Костя развернул чертёж, изумился.
- Я?!?
- А кто, я? Будет брак - будешь враг, всему цеху. Наши чертили. А вон Колян раскрасил, – Дядя Федя свистнул, махнул в сторону двух рабочих в синих комбинезонах, они махнули в ответ и зачем-то погрозили Косте кулаком. – Главный приз возьмём – в серию пойдёт, цеху премия. Красота?
Костя честно попытался залюбоваться красотой и не смог. Чертёж инкрустации по дереву, рассчитанный на две только что доставленные створки двери, изображал косоротых, с большими кулаками рабочих в фартуках, приветствующих пограничников с винтовками, биноклями и овчарками. Парень поморщился.
- Для кого это?
- Госзаказ от оборонки. В министерство, в ведомства ихние... А ты рожу кривишь, потому что от армии откосил. Ты и на фабрике не заживёшь. Практику кончишь - сдунешь в Москву свою. Человеком не станешь, станешь менеджером. Телефоны торговать пойдёшь. Вот судьба твоя.
Костя крутанул головой.
- Ну, это мы поживём-побегаем.
Дядя Федя запустил пятерню в стоящий на планшете пластиковый кофр с обточенной деревянной мозаикой.
- Бегай - не бегай - чужую судьбу не догонишь. - Он наугад выудил из кофра берёзовую пластинку, покрутил в пальцах и бросил обратно в кофр. - И от своей не убежишь. – Выискал буковую, медового цвета пластину и выложил на стол веско, как козырь. Затянулся дымом, оглядел Костю. - Ты рыжий, тем более. В общем, пропащий.
Костя хмыкнул, начал выставлять с пола на планшет закрытые кофры с заготовками под мозаику - пластинками ореха, ольхи, сосны, липы, дуба, красного дерева.
- Что ж тогда делать?
- Стой спокойно, жди, пока судьба на тебя сверху спустится.
- Дэус экс макина, - пробормотал Костя.
- Не понял?
- Понтуюсь по-московски.
- Ясно.
Дядя Федя поднялся, выколотил трубку, спрятал в карман.
- Ты тут понтуйся, а я покудова скромно в город съезжу, у меня там в управлении большие начальники интервью возьмут и грамоту вручат как передовику производства по итогам месяца.
- Поздравляю! Дак вот вы чё такой нарядный.
Дядя Федя одёрнул пиджак, поправил галстук.
- Не впервой. И считаю, не в последний.
- Вы меня извините, дядь Федь, я с вами уже месяц работаю, а так чтоб вы сильно у станка напрягались, не заметил.
- Эх, практикант. Цех обгоняет план, так что уважьте, награждайте. А кого мы отметим? А у кого выслуга лет, авторитет и фотогеничность. Есть одна персона... Обстоятельства указуют на меня, снова и снова. Судьба!
Дядя Федя нахлобучил кепку, поправил усы.
- Ты давай обтачивай. Работы дня на два, если с умом. Я до четверга приболею... На клей не ставь, слышь, понял? Другим тоже оставь постараться. Потому как работа цеха. Набери только, выложь, и всё. И чтоб ни царапины: панель испортишь - другой такой не будет. - Дядя Федя постучал по тёмному дереву. - Это венге, через полстраны спецзаказом пёрли.
У входа в цех мелькнула розовая косынка - это Клетчатая вошла.
- Ребяты, до города ничего на погрузку? Я соляру заливаю - и привет! Дядь Федь, поехали! Кость, а ты вечером заходи, срисую!
- Отвали, карикатура! - попросил Костя.
Дядя Федя поддержал:
- Не отвлекай рабочего человека, рисуй по памяти, Антонина. Учить тебя, что ли? Палка, палка, огуречик, вот и вышел человечек!
Клетчатая карикатурно погрозила Косте кулаком и вышла с дядей Федей.
Костя склонился над чертежом с корявыми пограничниками и рабочими, взъерошил волосы, задумался. Вынул из кармана платок Рыжей, провёл пальцем по пятнам туши. Решительно смахнул чертёж в мусор. Достал из ящика чистый рулон миллиметровки и раскатал на столе. Глаза его горели.

Цех был уже пуст, время нерабочее. Вспотевший Костя обтачивал на станке деревянные пластинки, шлифовал, сверялся с миллиметровкой, аккуратно смазывал мозаику клеем, выкладывал на панель. Гремя ключами, зашёл вахтёр, возмутился. Костя отмахнулся: - Не видите, для конкурса стараюсь?
Вахтёр оторопел от такой наглости, но подошёл, посмотрел, почесал в затылке, пожевал усы: - Ндааа... - Ушёл, насвистывая "Сердце красавицы".
Костя смахнул тряпкой пыль с панели и занёс над ней паяльник, примериваясь.

Железная рама с прикрученными к ней двумя створками тёмного дерева медленно поползла вверх, над цехом. Костя с пульта управлял подъёмом. На панелях была выложена мозаика: два профиля - один Рыжей, другой Костин - тянулись друг к другу губами. Волосы Рыжей огненными кольцами вились по створке. Костю обнимала ветвями октябрьская, золотая берёза. Внизу аккуратной вязью была выведена надпись: "Я люблю тебя, Катя!" и рядом подпись: "Константин Грачёв". Он нажал кнопку "стоп", но тут в лебёдке что-то взвизгнуло, один из тросов выскочил из направляющей, рама с панелями накренилась и повисла боком.
Парень придвинул стремянку к стене, забрался наверх к лебёдке, потянулся к шкиву гаечным ключом. Конверт с платком и фото выскользнул из кармана робы, Костя рефлекторно попытался схватить его, потерял равновесие и сорвался вниз.

Он открыл глаза и сразу понял, что в больнице: по белому потолку, по чужому окну, по застиранной простыне, по резкой боли в рёбрах. Застонал, проморгался, удивлённо округлил глаза.
Возле койки сидела Рыжая, но уже не рыжая - волосы были острижены до плеч и перекрашены в платиновый блонд. Она внимательно смотрела на него.
- Очнулся? – спросила быстро.
Костя кивнул и захрипел от боли в затылке.
- На меня смотри. Сюда смотри, прямо, говорю, глаза не закрывай. Ровно!
Рыжая навела на него «мыльницу», нажала кнопку. Посмотрела на экран, удовлетворённо кивнула.
- Ну вот. В газету пойдёт, на первую страницу. Ты в курсе - ты конкурс выиграл? Все проиграли, а ты выиграл.
- Как? - проскрипел Костя, прочищая горло.
- Модель двери "Я люблю тебя, Катя" заняла первое место в авторской номинации регионального конкурса "Золотой деревообработчик". Поздравляю!
- Как в авторской?
- Ну, ты же подпись поставил: "Константин Грачёв". Какая же это серийная? Это уже не цех старался – ты один старался, так же выходит.
Девушка спрятала "мыльницу" в футлярчик, встала, подошла к окну, открыла форточку, вынула пачку сигарет, закурила.
- На фабрике не появляйся. Ноги переломают. Как жаль, не вышла нам премия... – Подумала. – Может, денег у тебя занять, в Крым съездить, отдохнуть? Некоторые вот поехали, пока конвейер простаивает. Нашли с кем…
Она опустила глаза, чтобы спрятать набежавшие слёзы:
- Туфли стоптались...
Повертела облупленным носком красной туфли, отёрла щеку, затушила окурок о карниз, бросила во двор. Глянула на Костю:
- Ненавижу тебя.
И уже выходя, безразлично:
- Поправляйся.

Костя стоял у окна, придерживая ладонью перевязанное ребро, и смотрел, как Рыжая шла через больничный двор. Солнце ударило прямо в глаза через верхушку тополя, парень заслонился рукой.

Проходя по коридору кадровой части, Костя задержался перед доской почёта, где висел портрет дяди Феди с подписью: "Лучший работник месяца". Рядом висело и Костино фото на фоне больничной подушки, поверх которого кто-то уже успел дорисовать фингал, рога и обещание свести счёты. Костя пошёл к кабинету.

- Вот здесь распишись.
Кадровичка повернула ведомость, ткнула пальцем, уставилась в окно. Костя расписался.
- Удостоверение о прохождении практики.
Она сунула ему документ.
- А файлик можно? - попросил Костя.
- Иди. - Кадровичка уставилась в компьютер.

Костя стоял у столбика с автобусным расписанием, чемодан - всё его богатство - стоял на скамейке. Собирался дождь, на пыль упали первые капли, и парень шагнул под развесистую корявую берёзу, к щиту со свежим выпуском заводской газеты. Городку настоятельно требовались работники на деревообрабатывающую фабрику, на лесопилку, стандартно шофёры, повара, грузчики, сантехники. Были и другие, информационные статьи, в том числе и заметка с его - Костиной - физиономией. На самом последнем листе, под кроссвордом и анекдотами, мелким шрифтом были напечатаны контакты редакции газеты, фамилии корреспондентов. Костя прочертил пальцем до строчки "Екатерина Гобозова", отчеркнул ногтем телефон напротив её фамилии, присел, открыл чемодан, нашарил ручку и смятый белый конверт. Долго смотрел на конверт, бросил ручку, достал фото. Взял булавку с доски объявлений и приколол фото к стволу берёзы. Отошёл почти под самый дождь, стал следить за ручейками воды, пробиравшимися по пыли к его сандалиям.

На дороге затормозил зелёный грузовик, коротко гуднул; дверь распахнулась.
- Что, медалист, покидаешь нас?
Костя глянул вверх на шофёра, узнал, хмуро кивнул.
- Жаль. И на банкет-то не позвал! Ну садись, до станции подброшу!
Клетчатая перебрала руками по рулю, приглашающе улыбнулась. Костя взял чемодан и шагнул под дождь, к машине.

Ехали тряско, Костя хмуро смотрел на дорогу, Клетчатая не пойми с чего улыбалась, щёки её круглились розовыми яблоками.
- А я твой портрет по памяти нарисовала. Столько за тобой бегавши! Жаль, не пригодился – на доске всё равно фото повесили. Ффуу, духота...
Клетчатая, не снимая правой руки с руля, левой открыла окно пошире, стянула розовую косынку и утёрла лоб.
Костя посмотрел на неё и вдруг заулыбался по-детски, широко и счастливо.
- Эх, Москва, Москва, Москва… Побывать бы хоть разочек… Хорошо там, да? Девки ездили, да ни одна ж не вернулась, спросить не у кого! – проговорила, как пропела, Клетчатая, глянула на попутчика и сама убеждённо ответила: - Знаю, что хорошо. Телефоны там хорошие, задёшево продают. А у нас с наценкой, конечно. Но не ехать же за ради телефона в столицу, правда? Здесь куплю…
Помолчали. Клетчатая ещё раз глянула на попутчика и радостно кивнула – ему ли, себе ли, дороге ли:
- А портрет ничего, нормально вышел!
- Дэус экс макина, - сказал Костя.
- Чего? – улыбнулась Клетчатая.
- Судьба, значит, - пояснил парень.
Девушка понимающе покачала головой.
- Да, углём оно куда интереснее, уж покрасивше, чем фото. Жаль, не увидишь… А ты мне адрес напиши, московский, я тебе пришлю. Ты напиши, напиши!
Долго ехали вот так, молча и улыбаясь.
- У тебя мама комнату сдавала? - нарушил молчание Костя.
- Ну да! - так же счастливо кивнула Клетчатая.
- С мамой познакомишь?
- Легко!
Улыбающиеся Костя и Клетчатая ехали вперёд, и рыжее солнце, раздвигая поредевшие тучи, высекало свет из их пламенно-рыжих волос.


Рецензии
Дорогая Наталья Плешевеня! Вы столь же талантливый прозаик, как и поэт. Если не ошибаюсь, Вы Осло Норвежское, именно Вам я адресовал свое слабое творение несколько лет назад, посвятив его "О". Не знаю, живете ли Вы в Осло, или где-либо в другом месте, но Ваши рассказы полны жизненной достоверности, переданной точными и очень важными деталями. Если бы критика нынче хотя бы как-то оплачивалась, я бы расстарался и, вспомнив давние навыки, написал исследование, взяв Ваши рассказы за основу. По моим представлениям, проза должна быть в значительной степени именно такой, как эти Ваши небольшие произведения.
С искренними пожеланиями успехов и с надеждой, что мои строки будут прочитаны, Эдуард Брандес

Эдуард Брандес   04.01.2014 23:28     Заявить о нарушении