Глава шестая

Годом позже, в июне 1970, точнее в конце самой замечательной весны моей молодости, если можно назвать молодостью девятнадцать лет, мое сердце разбилось.
Что меня захватило, что было реальным пинком под зад, - я была счастлива. Действительно счастлива. Замужество работало, потому что марихуана изменила наши жизни. Рэй и я не только одевались необычно,  мы еще оба днем и ночью носили очки от солнца (называя их шторами) и расклешенные джинсы, такие длинные, что они волочились по земле, истираясь внизу. У нас была мечта жить как «Беспечный ездок». Рэймонд даже одолжил тысячу долларов в банке, чтобы купить побитый «Харлей-Дэвидсон», потом ухитрился сделать так, что его уволили с работы и мы могли болтаться вместе, получая пособие по безработице. Он также связался с ребятами из местной группы мотоциклистов под названием «Табун». Я могла тоже с ними общаться, конечно, ничего похожего на Питера Фонда и Денниса Хоппера, но главное – я снова начала мечтать. Была Калифорния, были коммуны, свободная любовь для семейных. Не говоря о том, как красив мир весной после дозы  наркотика.  Я начала писать стихи.
Мать подумала, что я бросилась в омут.
Я вернула себе независимость.  Я не такая как она. Что с того, что я неорганизованная и  неряха, я - думающий человек с образным мышлением. «Джейсон, - сказала она, - когда он, полуторагодовалый,  засунул палец в нос, - Вынь палец из носа».
«Оставь его, ма».
«Что? Ты не собираешься учить его хорошим оманерам?»
«Каждый, кто ковыряет в носу, когда ему захочется, намного счастливее других. Ты ковыряешь в носу, я ковыряю в носу, все ковыряют в носу. Зачем это скрывать? Мы пропали из-за социализации».
«Ты говоришь, нужно было разрешить тебе ковырять в носу?»
«Да».
«Видит Бог, Беверли, я не знаю на кого ты похожа».
А мой отец не был шляпой. Когда стал сыщиком, с одного взгляда на остановившиеся у нашего дома машины в любое время точно знал, что происходит в нашем доме. Он не переступал его порог, что было на руку нам, мы делали там наркотики.
У Рэймонда наконец появились друзья, теперь он не сидел в гостиной один, чувствуя себя слишком глупым, чтобы  играть на кухне с моими друзьями в «Эрудит».  Появились приятели, с которыми он мог куда-нибудь пойти. Кроме того, он отрастил длинные волосы и бороду и стал красивым. Иногда, когда случалась компания, я садилась напротив него в мини-юбке и перехватывала такие его взгляды, что хотелось перепрыгнуть  через всю комнату и приземлиться на нем.
Мы жили почти как неженатые. Жизнь была  счастливой. Одну ночь я гуляла со своими друзьями, а Рэймонд сидел с ребенком. Следующую ночь Рэй гулял со своими, а с ребенком была я. Мы с друзьми катались по городу, курили великолепную марихуану, присланную из Вьетнама. Через окна тянуло  сыростью. Нас приводил в трепет каждый лист, колышущийся на деревьях. Мы заглядывали в кукурузные поля и пробегали мимо поливальных машин на полях для гольфа.
Я даже влюбилась той весной. Его звали Питер Додд. Рэймонд познакомился с ним в спа «Кристалл» и рассказал мне, что этот парень  во Вьетнаме отстрелил себе палец на ноге, чтобы его демобилизовали. В наших глазах это выглядело героизмом, мы считали ту войну дерьмом собачьим.  Питер не только потерял палец на ноге, он еще и родился с одним яичком. Я влюбилась в него до того, как увидела. Потом познакомила его с Беатрис. Он был высокий, худой, работал на школьным автобусе. Писал песни. Иногда по утрам он останавливал свой желтый автобус напротив нашего переднего газона и мы садились на кухне и пили кофе с тостами. Джейсон сидел у Питера на коленях. Мы говорили о людях,  я читала ему свои очень короткие стихи, например, «Лимонные  дни, одинокие и потерянные. Что случится во тьме?» или «Качнись вверх. Качнись вниз. Не знаешь. Куда идти». Иногда по вечерам Питер пел нам с Рэймондом свои песни, я читала им свои стихи. Мне было немного жаль Рэймонда, он в основном слушал, но его это вроде бы не волновало. Он клевал носом в кресле-качалке, я смотрела как Питер складывает свои длинные ноги, как мы передаем друг другу косячок с марихуаной, как Питер смеется над тем, что я говорю. Мы проболтали до рассвета много ночей. Я смотрела на Рэймонда, спящего в кресле-качалке и чувствовала нежность.
Это дремота в кресле стала началом проблемы. Или началом моего осознания, что проблема есть. Для Рэймонда стало обычным часами дремать в кресле вроде почесывания носа до стирания кожи. Он сидел свесив голову на грудь и клевал носом. Так как это случалось после курения марихуаны, я решила, что это действует ему на мозги. Однако, так мне было хорошо тогда, что не придавала этому особого значения, пока однажды вечером мы с Беатрис не пошли на ярмарку «Коулман Брозенс».
Рэй остался с ребенком, к нему должны были зайти друзья.  Я с малых лет любила ярмарки. У меня была подруга детства, Джоанни Девон, которая жила с мамой в обшарпанной квартире, находящейся на плохо освещенном верхнем этаже дома. Ходили слухи, что у ее матери были отношения с бродячим актером, который уехал из городка, оставив ее беременной Джоанни. Джоанни была очень бедна, но очень красива. Даже будучи настолько маленькой, что не могла выразить это словами, я знала, что она красива  Что-то святое видела я в ее взгляде, походке, улыбке. Другими словами, если бы Дева Мария явилась кому-нибудь, это была бы Джоанни. Мы переехали из нашего первого дома и я потеряла ее след. Но каждый раз вспоминала ее, когда «Коулман Брозенс» приезжал в город. Потом, увидев всех артистов с татуировками на предплечьях и подзадоривающими голосами в их балаганах, заинтересовалась, кто из них плохой отец ангела Джоанни Девон.
Мы с Беатрис покурили травку, покатались на колесе обозрения. Потом посмотрели ролик про сиамских близнецов. Там было два мальчика моего примерно возраста, сросшихся бедрами. Они сидели спиной к спине и смотрели одно и то же шоу каждый по своему телевизору. Розовая рекламка, врученная нам при входе, гласила, что они так родились и родители привезли их на ярмарку, чтобы собрать деньги на учебу в колледже. Глаза близнецов были прикованы к телевизорам, как будто они не знали ничего о том, что сотни людей проходят за веревкой в их комнате, тараща на них глаза. Мне потом было так плохо, что хотелось плакать. Близнецы не пойдут в колледж, я это знала. У меня возникла мысль на следующий день придти сюда рано, до открытия ярмарки и подружиться  с ними. Поговорить, может быть, о книгах. Беатрис я ничего об этом не сказала, сказала просто, что у меня угнетенное состояние. Она ответила: «У меня тоже».
Мы вернулись в мой дом, где Питер Додд сказал, что возможно заглянет попозже.
Грузовик Очо Переца стоял на нашем въезде, это означало, что ребята из «Табуна», вероятно, были с Рэймондом.
Когда мы вошли, Рэймонд сидел в кресле и три парня в черном и синем сидели плечом к плечу на диване. Я знала только Очо Переца, сидящего в центре. Большие пальцы его рук были под ремнем, голова – на груди, все они дремали. Рэймонд, услышав стук дверной сетки, поднял голову, открыл глаза, вгляделся, прищурился, взглянув на телевизор. Там мигали серебряные точки. «Эй,  мужик, - сказал он, - почему бы ты... тебе...  не переключить этот хренов канал?».
«Почему бы тебе не переключить канал, мужик?» - сказал Очо, подняв голову тоже.
«Это мой дом, мужик. Мой телевизор. Хочешь смотреть - переключи».
«Ради Бога, - сказала я, - стесняясь рэймондовской грубости, - какой канал ты хочешь? Я переключу».
«Черт, Бев, - сказал Рэй, - ты дома?».
Я шепнула Беатрис на кухне, что трава делает Рэймонда тормозом.
«Думаешь, она может?» - спросила Беатрис.
«Не знаю. Может быть. Они все вроде тормозные. Взгляни на них».
«Может просто усталые», - ответила она.
«С чего бы? Никто не работает».
«Что энто за шоу?» - спросил один из парней.
«Не знаю», - ответил Рэймонд.
«Не Клинт Иствуд?»
«Хрен там, - сказал Очо, - Если это Клинт Иствуд, то я -  Джон Уэйн».
«Джон Уэйн? – гоготнул Рэймонд, - Попробуй Сэла Минео». Очо был маленький, смуглый пуэрториканец, один из немногих в городке.
«Это не Клинт Иствуд, мужик. То есть лицо это, - сказал другой парень, - Ты знаешь, мужик. Это  «Стрелок».
«Хорошее шоу», - сказал Рэймонд.
«Сосет оно», - сказал Очо.
Я посмотрела на Беатрис.
Питер Додд вошел через переднюю дверь и Рэймонд  сказал: «Пит, дружище мой». Парни на диване взглянули на него.
«Как дела Рэй?, - сказал Пит, - привет, Бев, Беатрис». Он улыбнулся, проходя на кухню. Парни на диване, видимо, не знали или не любили Питера и наоборот. Мне стало неуютно.
Я решила, пора Рэймонду найти работу и прекратить зависать с «Табуном».
На следующий день я планировала, что он будет искать какую-то работу с неполным рабочим днем, может  быть нелегальную, чтобы получать пособие по безработице и упомянутый мотоцикл, который мы так  ждали, казалось, навсегда застрял в стойле. Доклады Рэя о состоянии этого мотоцикла звучали примерно так: во-первых, парень неуверен, что таки хочет продать его. Потом Рэймонд решил, что прежде чем мы отдадим деньги, парень должен отремонтировать глушитель. Потом этот парень сломал переднее крыло и у него нет денег на ремонт. И т.д. и т.д. Я сказала Рэю, что нужно использовать эту возможность, чтобы накопить денег на поездку по стране. К моему удивлению Рэймонд согласился со мной и почти каждый день ходил на поиски работы. Это было тяжело, не имея машины, снова в одиночку торчать дома с Джейсоном. И что можно было делать с таким маленьким? Мы танцевали под «Сержанта Пеппера», «Белый альбом», «Эбби Роуд».  Я лежала на полу, он сидел у меня на животе. Я сжимала его как будто он сделан из пластилина. Он трогал пальцем мой глаз и говорил: «Нос», я говорила: «Глаз». Мы играли в «приготовление торта», «эту маленькую свинку»,  «приключения паучка». Он  пытался подпевать. Я согнула колени,  посадила его на супни ног и подняла вверх как акробата. Он засмеялся и упал вперед, я его поймала.  Джейсон, когда не спал, проводил у меня на коленях столько же времени, сколько и вне их. Когда он дремал, я читала и перечитывала «Ревекку» и мечтала о жизни в большом доме без детей, у меня была бы только горничная, готовящая мне ванну, пока я с утра за письменным столом пишу золотым пером ответы на письма.
Потом однажды Рэй, уйдя из дома как обычно в полдень, не вернулся и к девяти вечера. Я слегка забеспокоилась, но значительно больше, прямо до смерти, я соскучилась по «Молочной королеве», мороженому, по которому я сходила с ума. Конечно, никак не заполучить «Молочную королеву» без машины или няни для ребенка и, глядя как стрелки часов ползут потихоньку, показывая все более и более позднее время, а мне видится это ванильный стаканчик с шоколадными крошками, я приходила в ярость. Я вышла из себя. Это был не единственный раз, когда он опаздывал с похожими  отговороками типа спустившего колеса. Я так разозлилась, что не могла усидеть на месте. Полистала старый журнал «Лайф» с фотографиями всех солдат, убитых за эту неделю, но не могла сосредоточиться. Я села на переднем крыльце, но Уроды сажали что-то на своей стороне двора, я вернулась в дом и перебрала наши записи. Я вытащила «Джефферсон Аэроплан» - альбом, купленный Рэем. У нас был договор ничего не покупать, потому что туго было с деньгами. Я сказала: «Рэймонд, я думала, мы договорились».
«Я не покупал, это Очо дал мне».
«Просто так дал тебе новую кассету?» Она была еще запечатана в целлофан.
«Это подарок», - ответил он. Позже я нашла чек от «Спиннер Рекордс» в его кармане. Там были и другие записи: Джимми Хендрикс, «Кто», «Лед Цеппелин», но они были неновые. Правда что ли Очо Перец отдал их Рэймонду от своего доброго сердца?
Такие мысли подлили масла в огонь, и когда Рэй, наконец, заявился, я кипела от злости. Я подбежала к двери и заперла ее.
Рэй кулаком вышиб стекло и отпер дверь.
Я подумала, Уроды смотрят снаружи не сошла ли я с ума от ярости и хихикают. Я протопала на кухню и вручила Рэймонду веник и совок. Он взял это и начал сметать осколки, а когда понял, что он делает, бросил веник как горячую картошку. «Глазам не верю. Ты, дрянь, заперла передо мной дверь моего же дома. Моя гребаная рука в крови. А ты даешь мне веник, чтобы убрать это? Ты сука. Ты знаешь?»
«Где ты был Рэймонд?», - спросила я, заранее не веря тому, что он скажет.
«Это что допрос?»
«Сейчас я угадаю. Ты сбил собаку и надо было срочно везти ее к ветеринару».
«Я не должен это терпеть». Он повернулся и вышел.
Почему машина все время у него? Разве она не наша общая? Не буду больше уступать ему. Я могла бы купить «Молочную королеву», потом навестить Беатрис. С того момента как Рэй ушел и до момента, когда он  в полночь вошел в дверь, голод, тоска и разочарование вместе освежили мою голову. Я вдруг, как ясновидящая, поняла, что Рэй не искал работу в прошедшие недели и возможно целыми днями просто болтался.  Я решила, когда он вернется, поговорить с ним спокойно и, может быть, он расскажет мне правду.
Когда Рэймонд вернулся, он споткнулся о скамеечку, потом упал в кресло. «Ты никогда не догадаешься, с кем я разговаривал вечером», - сказал он.
«Смотри, Рэймонд, - сказала я, - Мне неважно, получишь ли ты работу. Я  думаю, когда ты дома, мне лучше в любом случае. Но ты ведь лжешь мне, не так ли?»
«Твой старый  бой-френд Робби Коста...». Я остановилась. Робби Коста – первый мальчик, с которым я целовалась. Я была в восьмом классе мы целовались в гамаке, потом на следующий день, когда пошли погулять, он держал мою руку и водил средним пальцем вверх и вниз по моей ладони. Это было противно и больше мы с ним не гуляли. «Робби Коста не был моим бой-френдом», - сказала я. «Он сказал иначе. Он сказал, что эта твоя старушка здорово трахается».
Я взглянула на него.
«Каково мне слушать от какого-то парня, что моя старушка здорово трахается? Вот почему я все и профукал».
«Мстишь».
«Была ты правда девственницей или лгала?»
Я швырнула в него первое, что попалось под руку. Это оказалась коробка Джейсона с разноцветными деревянными цилиндрами. Я изо всей силы швырнула их ему в голову. Он отбил коробку предплечьем.
«Говоришь, я не была девственницей?» -я уже взвыла.
«Все что я хочу знать - каково мне было это слышать?»
«Каково?». Я бросала игрушки из ящика Джейсона одну за другой. Рэймонд как мог старался увернуться.
«Я была девственной, черт побери, когда трахалась с тобой, залетела и разрушила свою жизнь. Ты вшивый сукин сын. Как ты смеешь приходить сюда и пересказывать, что эта подтирка, идиот, имбецил сказал тебе про меня, будто я шлюха. Почему ты не врезал ему? Ты трус и тормоз. Лучше б я убила себя, чем вышла за тебя замуж». Я рыдала, не в силах контролировать себя. Колотила его кулаками. Он прислонился спиной к стене, блокируя мои удары. «Боже, Беверли, - говорил он, - Прости, прости. Я не думал, что ты так расстроишься». Я наверняка могла избить его, оторвать руки-ноги, убить голыми руками, но он и правда выглядел напуганным и переживающим. Я выбежала в дверь и рванула машину с места. Каждую милю или около того мне приходилось останавливаться, потому что слезы застилали глаза. Я решила покончить с собой и искала подходящее место.
Я нашла его около старого резервуара. Огромный дуб. Но подумала: “Вот я  вобью машину в дерево, разобью ее полностью, мы лишимся колес, меня могут арестовать, отец меня убьет. А что будет с Джейсоном? Хочу я, чтобы Рэймонд его вырастил? Чтобы он безграмотно говорил, использовал двойное отрицание в предложении?* Да Рэймонд и не будет его растить – отдаст моим родителям или еще хуже – своей матери». Я вышла из машины, прислонилась к дереву, потом съехала вдоль ствола и села прижавшись к нему спиной. Рэймонд скорее всего приплел Робби Косту, чтобы я не обвиняла его во лжи и в том, что он не ищет работу.   
Это добило меня. Он опустился до обвинений, что я не была девственной, когда секс с ним разрушил мою жизнь. Этого я не забуду.
Спать я легла с рассветом.
«Милая?», - окликнул он.
Я не ответила.
«Прости меня».
Я молчала.
«Я знаю, ты была девственной».
Молчание.
«Не знаю, почему я наговорил все это. Я лузер, я плохой, я не буду обвинять тебя, если ты разойдешься со мной».
«Ты лузер».
«Ты ненавидишь меня».
Молчание.
«Бев?»
 «Ладно, ладно. Я не ненавижу тебя, можно мне поспать? Ты разбудишь Джейсона». Рэймонд сразу уснул. Я проверила его предплечье, следов иглы не было. 
Когда я проснулась в полдень, Рэймонд выглядел как призрак. Так же выглядел Джейсон. Его лоб был горячим, я померила температуру. Тридцать семь и восемь. Я дала Рэймонду последние пять долларов (через пару дней он должен получить пособие по безработице), на детский аспирин и апельсиновый сок. Был полдень. В четыре его еще не было, я готова была его убить, однако, он не был таким уж калекой. Что-то случилось плохое. Я волновалась. Наконец зазвонил телефон. Это была мать: «Бев, отец звонил из отделения. Рэймонд у него».
Я представила его в подвале в наручниках.
Мама сказала, что отец едет домой с Рэймондом и хочет поговорить со мной. Она привезет меня.
Я надела Джейсону свитер. Его щеки горели. Джейсон может сказать, когда вырастет: «Мой отец преступник».  Отчасти  это и Джейсона вина. Он не должен был рождаться. Я прижала его к себе и, пока ждала мать, чувствовала его горячее лицо на своей шее, его ручки на своих плечах. Когда я вышла из дома, она передвинулась на пассажирское сиденье, так что я могла вести машину, а она держать Джейсона. «Бедняжка, - сказала она, снимая с него шапочку и откидывая волосы с лица, - Едешь к своей Мими?». Я сварила тебе куриный супчик. Мы можем положить туда звездочки из лапши, как ты любишь. Ужасно, когда твое горлышко болит». 
«Ма, как думаешь, в чем там дело?».
«Не знаю я».
Почему ее беспокоит Джейсон и не беспокою я?
Оставив Джейса маме, я спустилась в комнатку отдыха в подвале. Я села на диван, и отец кивнул Рэймонду. «Он хочет тебе кое-что сказать».
Уставившись на мои колени, он заговорил: «Я потратил на дурь деньги, на которые должен был купить аспирин для Джейса. Мой сын болен, а я трачу деньги на дурь».
«Какую дурь?»
«Героин».
«Ты наркоман?»
Он кивнул. “Я пришел к твоему отцу за помощью. Я не в порядке, Беверли».
«Ты пришел в отделение полиции?»
«Он хотел поговорить со мной. Он болен, Бев», - сказал отец. 
«Где следы?» Он повернул руку ладонью вверх и показал багровый шрам на бороздке левого предплечья. Я посмотрела на его правую руку.
«Мы поможем ему подняться», - сказал отец.
Я прерывисто задышала. Все, о чем я могла думать, было: «Это маневр труса. Он боялся говорить со мной наедине. Потому пришел к отцу искать защиты. Как я могла ругаться с ним, если на его стороне был представитель закона, он же мой отец? И почему отец за него? А как же когда-то он вызвал меня в отделение и верил каким-то глупым ничтожествам, а не мне? Пытался заставить меня признать, что я была пьяна. Грозил детектором лжи. Что это было вообще? Мальчики против девочек?»
«Как?» - спросила я. 
«Есть программа в мериденской больнице. Может удастся включить его туда. Он должен бросить курить марихуану тоже. Никакого алкоголя. Ему нужно найти работу. Быть занятым».
«Что будет со мной, папа? Как ты будешь помогать мне?» - я хотела сказать это, но ни разу в жизни не набралась смелости высказать отцу то, что накопилось на сердце.
По дороге домой Рэй открыл бардачок, вытащил оттуда футляр от его гармоники и сказал: «Открой». Там была подкожная игла. «Вот где я держу свои инструменты. Знаешь пояс, который висит на крючке в ванной? Его я использовал как жгут». Я вспомнила как его друзья выходили в туалет друг за другом и были там слишком долго для того, чтобы просто помочиться. Я представила себя колесящей по ветреным дорогам с подругами, в то время как Рэймонд, завернув Джейсона в одеяло, вводил иглу в вену.   
«Тысяча долларов за «Харлей», - сказал он. – Все их потратил». И начал плакать.
«Ты потратил тысячу долларов!» Вот куда ущла мечта.
«Я купил этой панамской красной марихуаны. Мы были партнерами с Кэлом и этот сукин сын ободрал меня. Сказал, что кто-то украл ее. Я лузер, Бев».
А то нет.
Он сказал, что сначала хватало пятачка. Потом потребовалось больше. Он залезал в дома. Воровал деньги, телевизоры, стереоаппаратуру. Я представила, как я с друзьями ем оладьи с желе в нашей кухне, а Рэймонд с чулком на лице карабкается в окно.
«Ты украл альбомы?» Он кивнул. 
«Все дни, когда я искал работу, дурь», - сказал он.
Я представляла Рэймонда, идущего на пляж с друзьями из «Табуна», сидящими плечо к плечу в воде, прыгающими на волнах.
«Прости, Бев, - сказал он, - я дрянь». И снова заплакал.
«Я попытаюсь помочь тебе, Рэймонд», - сказала я, чувствуя, что меня  предали до костей, и подумав, что больше не поверю ни единому его слову. «Я правда попытаюсь. Но еще одна ложь - и все». Наполовину я уже хотела, чтобы этот раз случился.
«Я не буду лгать, Бев, обещаю».
«Поклянись жизнью Джейсона».
«Это глупо».
«Нет. Поклянись жизнью Джейсона, что никогда больше не солжешь».
«Хорошо, обещаю».
«Скажи это».
«Клянусь жизнью Джейсона, не буду лгать».
Рэймонд не так долго был наркоманом, чтобы нуждаться в обитой войлоком палате. Но на следующий день у него начался озноб и потекло из носа. Я сделала суп «Липтон» из пакета и разбила туда яйцо. Рэй дрожал под одеялом и понемногу отхлебывал из чашки. Когда Беатрис позвонила, что хочет зайти. я сказала, что мы болеем.  Рэй положил ноги на мои колени  и я гладила их.
Я поняла, что первые пару недель самые тяжелые и была с ним двадцать четыре часа в сутки. Я изображала мученицу, что не так трудно, будучи воспитанной итальянской матерью. Я тоже перестала курить траву и пить алкоголь. Я даже дала ему смотреть шоу по телевизору. Мы посадили Джейсона в детское сиденье между нами и колесили вокруг выбирая любимые дома, показывая коров и лошадей. Потом Рэй нашел работу садовника у двух братьев. Я привозила его каждое утро, потом в полдень возвращалась туда, где он подрезал живую изгородь или косил газон или копал яму на жаре. Мы садились под деревом на траву и ели сэндвичи, которые я сделала. Много не разговаривали, просто смотрели на проезжавшие машины и Джейсон собирал одуванчики.
Через пару недель Рэй сказал: «Бев, без обид, но эти ребята зовут меня подкаблучником. Может не приноси мне больше обед». Двумя неделями позже Рэй не принес деньги в день зарплаты. Сказал, что братья не заплатили, не смогли.
Та же история на следующей неделе.
Еще через неделю я лежала на траве, Джейсон набирал чашки и выливал в свой пластмассовый бассейн, когда зазвонил телефон. Вирджиния. Она сказала: «Бев, понимаю, это не мое дело, но я не думаю, что Рэй еще работает на той работе».
«Что ты имеешь в виду?»
«Его машина около спа-центра «Кристалл». Вчера было то же самое. Он говорил, что там работает?»
Я не могла говорить - задыхалась.
«Мне надо идти, Ви», - сказала я.
Я сжалась на диване и заплакала. Потом, вспомнив, что Джейс в бассейне, перестала плакать так же быстро, как и начала.  Все-таки мне будет лучше без Рэймонда. Кто захочет выйти за него? Это в самом деле удача. Я разойдусь с ним и буду свободна. Никто не обвинит меня. Если я все еще католичка, то, вероятно, брак признают недействительным.
Я вышла, включила воду в шланге и полила лицо, потом вернулась к Джейсону. Джейс бил ручками по поверхности воды в бассейне. «Я собираюсь выгнать твоего отца», - сказала я ему.
Джейс встал и снова ударил по воде, смеясь. «У тебя не будет отца, твои родители будут разведены». Джейсон взял красную чашку и выбросил из бассейна, потом посмотрел на меня. Я направила струю на кошку, которая распушила хвост и бросилась под засохший куст.
"У нас не будет денег, - сказала я и придвинула лицо ближе к его лицу. - Нам будет нечего есть". Придвинувшись еще, скривила нос, как ведьма, и сказала: "Мы умрем с голоду".
"Нет", - сказал Джейсон, повернувшись спиной и пытаясь выбраться. Он соскользнул обратно и заплакал. Заплакала я. Я одетая сидела в бассейне. Джейсон сел ко мне на колени.
"Будем только ты и я", - сказала я. 
----------------------------------------------------------
* По правилам английской грамматики в предложении может быть только одно отрицание. Нельзя, например, говорить "у меня ничего нет". Прим. перев.

=======================================================
Глава седьмая http://proza.ru/2013/04/24/293