19. Поступление в Академию им. Гагарина

Как-то пришла на нашу часть разнарядка — требовался один кандидат для поступления в краснознаменную военно-воздушную ордена Кутузова имени Гагарина Академию. Командир предложил мне попробовать силы для поступления, на что я согласился. Быстро собрал необходимые документы. Я соответствовал таким требованиям для поступления:  иметь возраст не старше 30 лет, быть командиром звена и иметь квалификацию военного летчика не ниже второго класса. Правда, командир, подписывая мой рапорт для отправления его на имя командира корпуса, небрежно задал вопрос: «А знаешь ли ты, как об академиках отозвался министр обороны маршал Советского Союза Р.Я.Малиновский?» И тут же сам ответил, что Малиновский на одном из совещаний сказал, что академия ума не дает, но ум развивает.

Я этого ранее не слышал, но знал, что в войсках началась борьба с неграмотностью. Современная техника и тактика требовали теоретически грамотных командиров. Поэтому на командные должности начали, как правило, выдвигать молодых, окончивших академии, командиров. В отдельных соединениях это делалось грубо — снимали опытных, прошедших войну, командиров и ставили менее опытных академиков. Очевидно, в адрес таких случаев сказана была такая не пророческая фраза Малиновского.

Мне сообщили, что моя кандидатура утверждена для поступления в Академию. Я получил программы и начал усиленную подготовку. Этому способствовала дружная, крепкая семейная обстановка. Вера понимала, какие условия должны быть для моей летной деятельности. Теперь же я засел еще и за учебники. Жена делала все так, чтобы я смог выполнять и полеты, и готовиться к поступлению в Академию.

При подготовке я большое внимание уделял изучению русского языка и литературы, так как чувствовал в этом большие пробелы. За зиму и весну, несмотря на интенсивную летную работу и нагрузку физического руководителя части, мне удалось повторить большую часть требуемой программы.

До сих пор в Академию направляли личный состав, прошедший суровую школу войны, но наступила пора, когда эти люди уже не подходили по возрасту, и учиться поступали молодые способные послевоенные кадры. Некоторые офицеры, чаще ветераны войны, мне откровенно высказывали, что Академия не для меня — мол, туда очень трудно поступить, необходимы большие заслуги (ордена). А некий подполковник Кузин мне открыто заявлял, что моя затея напрасна, такие, как я, туда не поступают.

У командира части И.К.Китаева было желание, чтобы я не поступил в Академию, ему не хотелось терять летчика, командира звена и физрука, много работающего с личным составом. Он загрузил меня до предела полетами, не реагировал на мою просьбу освободить меня от обязанностей начальника по физподготовке в связи с поступлением в академию, и, самое главное, он в нарушение требований не предоставил мне месячного срока на подготовку к экзаменам.

И получилось так, что накануне я отлетал ночь, а на утро убыл по вызову в Академию для сдачи вступительных экзаменов. До отъезда  я налетал 132 часа.
В Академии среди абитуриентов обстановка была сложная. Конкурс составлял около трех человек на место. Многие приехали поступать по второму, третьему и более заходам. Поселили нас в казарме, где разместилось более сотни абитуриентов. Во всех углах с раннего утра до поздней ночи слышались теоремы, формулы, «синус-косинусы».

Я уже усвоил летные законы и знал, что для плодотворной работы, необходим сон ночью. И приходилось, чтобы уснуть, накрывать голову подушкой.
Но были отдельные абитуриенты, которые приехали развлечься, отдохнуть от больших лётных летних нагрузок, использовать месячный отпуск, посмотреть на Монино, не перегружать себя науками, получить «пару» и вернуться в часть. Вечерами они посещали увеселительные заведения, днем они поудобнее усаживались на своих койках и, выражаясь по-авиационному, смачно травили баланду, рассказывая всевозможные были и небылицы. А чего только не было в авиационных войсках!



Об одном таком абитуриенте В.Шувалове мне хочется рассказать. Он был моим соседом по койке. Я, наблюдая за ним, поинтересовался, почему он даже не прикасается к книгам, а лишь разъезжает по Москве. Как он попал в кандидаты для поступления в Академию? Он мне охотно рассказал, что привело его в Монино.

«Вызвали меня однажды к командиру полка, не сказав причину вызова. Перед кабинетом командира собралось уже человек пять молодых капитанов, летающих на левом сидении (он служил в полку дальней авиации). Выходящий от командира полка В.Зарицкий на ходу бросил фразу: «За отказ ехать поступать в академию отправляюсь на гауптвахту». Подошла моя очередь. Предстал я перед командиром. Ну и не стал я портить отношения с ним, согласился поступать.
 Он одобрил мое решение, повеселел и даже завел откровенный разговор, что, мол, пришел свыше документ, где указывалось, что командиры полков дальней авиации не ведут работу по отбору кандидатов для Академии, в результате чего дальняя авиация не получает грамотных авиационных кадров. Документ  требовал от командира полка отобрать двух кандидатов.
Так что, если я получу двойку, то теперь командир меня ругать не будет. Я же сделал все от меня зависящее».

В Москве Шувалов имел каких-то родственников и постоянно ездил к ним.
Большой отсев абитуриентов произошел после экзамена по русскому языку — сочинению. В.Шувалов в школе очевидно учился хорошо, так как сам был москвичом и довольно развитым офицером, поэтому экзамен по русскому он сдал. На экзамен по математике от приехал прямо из Москвы, от него прилично тянуло водочным перегаром. Уходя на экзамен, он сказал, что сегодня он получает двойку и расстается с наукой.

Математика увеличила отсев кандидатов. А Шувалов после сдачи экзамена подошел ко мне возбужденный и прокричал: «Мишка, я по математике получил тройку! Теперь остается одна физика, и я в Академии». Тут же он предложил мне учить физику вдвоем, он же обещал достать билеты. Я согласился и спросил, что произошло на математике?

Шувалов рассказал, что билет ему достался сложный, пришлось напрягать мозги. «Путал я, путал, чудом вывел формулу объема шара, и принимавшая экзамен математичка остановила меня и сказала: «Товарищ капитан, вы ничего по математике не знаете, но соображаете. Я ставлю вам тройку. Давайте вашу зачетку».
Владимир отправился на кафедру физики, достал там через лаборанток билеты, и мы принялись их штудировать и параллельно решать задачи. К нам даже зубрилы начали обращаться за помощью.

Шувалов проявил усидчивость, стал серьезнее. Мы с ним за три дня разобрали все вопросы принесенных им билетов и решили все задачи. Я по физике чувствовал себя уверенно, так как в техникуме  ее вел у нас отличный преподаватель, наш классный руководитель И.И.Орлов, и я на экзаменах у него получил пятерку…

Когда я взял билет и стал знакомиться с вопросами, то понял, что мы учили другие билеты. В билете не было ни одного знакомого вопроса. У меня мелькнула мысль, что Вовчику Шувалову девушки-лаборантки подсунули старые билеты, может быть, не зная этого.

При подготовке к ответу пришлось использовать оставшийся в голове старый багаж. На билет я ответил в пределах четверки, решил и задачу. После ответа мне была задана дополнительная задача на электроемкость. Я исписал всю доску, написал массу формул, но задачи не решил. Экзаменатор поставила мне тройку.

Эту задачу, как оказалось впоследствии, не решил никто из нашей группы. Все в основном получили тройки, а замыкающий — двойку.
После сдачи физики ко мне подошел Шувалов, мы с ним пожурили лаборанток кафедры физики, подсунувших нам старые билеты. Вовчик тоже получил тройку, был расстроен: «Учил — получил тройку и не учил — тройка! Поеду лучше в Москву». Узнав, когда будет очередной экзамен, он распрощался со мной.

Мы уже сдали русский, математику, физику. Впереди предстояли экзамены по военным дисциплинам: тактике (устно и письменно), истории военного искусства, военной топографии и авиационной технике, на которой летаешь. Это изучалось в училище, и мы надеялись их сдать. А зачетный балл шел по трем общеобразовательным предметам…


Забегая вперед, скажу, что Владимир Шувалов поступил в Академию и был очень рад. Правда, лень очевидно взяла над ним верх, и он не прибыл на сессию за 1-й курс, то есть не выполнил требуемых контрольных работ и поэтому не был вызван на сессию. А может, он стал жертвой хрущевских авиационных преобразований, когда резались самолеты, расформировывались авиационные части и увольнялись летчики в запас.

Глава государства Н.С.Хрущев делал в те годы (1959-1962 гг) ставку на ракеты. Они назывались всепогодным оружием. Авиация же, как средство доставки оружия, устарела. Так заявил Хрущев на одном из совещаний. Этот вывод он сделал после визита в США, куда он летел на Ту-114 более 10 часов. Дескать, если бы он летел не с визитом доброй воли, то его бы за это время полета сбили. Слишком медленно и долго движется авиация. Так созрело скороспелое хрущевское решение к переходу от авиации к ракетному оружию.


Таких абитуриентов, как Шувалов, были единицы. В основном приехали офицеры с большим желанием поступить и учиться в Академии.
Сдружился я во время вступительных экзаменов с абитуриентом-капитаном Володей Бондаренко. Он занимался тяжелой атлетикой в тяжелом весе, имел вид Геркулеса. Так как мы с ним часто ходили вдвоем, то нас прозвали «старший брат» (В.Бондаренко) и «младший брат» (я), хотя он был на два года моложе меня.

Бондаренко тщательно готовился к экзаменам, он брал консультации по математике у самого автора математических книг — Рыбкина. К экзамену по русскому языку он выучил наизусть, как стихотворение, 15 сочинений. Меня это поразило — такое стремление поступить в академию!

Я экзамена по русскому языку боялся больше всего. Решил выучить наизусть хотя бы одну тему. Быстро заготовил миниатюрную шпаргалку с образом Давыдова из «Поднятой целины» Шолохова и стал учить. Памятью я обладал сносной, и мне удалось быстро выучить этот образ на зубок. Я стал себя чувствовать увереннее.

Образ Давыдова я выбрал не случайно, а потому, что семья Хрущевых сдружилась с писателем Шолоховым. Шолохов ездил в числе сопровождающих лиц с Хрущевым в США. И после всего этого труды Шолохова как бы получили второе рождение, особенно «Поднятая целина». Хрущев постоянно упоминал о Шолохове в своих докладах, ставил его в пример всем писателям за то, что он не стремится в Москву, а живет в станице.

Мое разочарование было велико, когда я увидел названия тем сочинений, написанных на доске экзаменатором, — моего Давыдова не было… Из предложенных трех тем я принялся параллелить образы Павла Корчагина и Олега Кошевого, как требовало название выбранной темы.

Писали мы шесть часов кряду. Я завершил свое сочинение описанием благородного поступка современной (1959) героини ивановской ткачихи Валентины Гагановой, которая оставила свою ударную бригаду и пошла в отстающую с целью сделать из нее передовую.

Оценку за сочинение я получил государственную — тройку. Это придало мне сил, уверенности в себе, и я понял, что могу поступить в этот замечательный авиационный вуз назло отдельным офицерам части, предсказывающим мой провал.


А что было со старшим братом В.Бондаренко?
В авиации всегда был здоровый юмор, шутки, остроты. Не обошли юмористы и Бондаренко, так как то, что он знал наизусть 15 сочинений, быстро разошлось среди поступающих. В казарме, где мы размещались, на входе стоял стол, на котором размещали письма, объявления и всякого рода справочные данные.
Один офицер на второй день после сдачи экзамена по русскому небрежно написал на листке: «Результаты сдачи экзаменов по русскому языку». Там были написаны в столбик фамилии и оценки, выдуманные им самим. Против фамилии Бондаренко стояла цифра 2.

Этот листок он бросил на стол, и все затаились в ожидании реакции Вовчика (так его прозвали за громадную фигуру). Перед обедом Вовчик показался со своим неразлучным штурманским портфелем. Он бросил взгляд на стол, подобрал  этот обрывок листа и стал быстро искать свою фамилию. Увидев свой результат сдачи экзамена, он заревел, как бугай, что-то нечленораздельное, подпрыгнул на месте, как барс, и умчал в штабной корпус узнавать результат, прихватив с собой коварный листочек.

Наблюдавшие за ним после его молниеносного убытия разразились хохотом. Шутка удалась на славу. Через минут 40 Вовчик вернулся, сначала он пытался быть серьезным, спрашивал, кто написал, что за шутник, мол, он ему и ребра поломает; но потом заулыбался, видя, что все смеются, и сказал, что у него «четверка». Он допустил только одну ошибку — пропустил запятую.

   Военные науки я сдал в основном на «отлично», сказалась училищная подготовка. Прошло только четыре года, как я окончил училище. Когда я сдавал экзамен по истории военного искусства, материал знал отлично. Экзаменатор меня остановил: «Товарищ старший лейтенант, с вас достаточно. Вы не возражаете, если я вам 5 поставлю?» Я молча смотрел на него с удивлением, он попросил мою зачетку, поставил пять, и я ушел.



После сдачи экзаменов были установочные сборы в течение 7 дней. У меня появилась гордость за себя. Мне не верилось, что я поступил в Академию.
У Академии были отличнейшие учебная база, расположение, учебные и служебные корпуса, местность. Учились там и «братья-демократы», в том числе китайцы. Все мы отдавали друг другу воинскую честь.

Приехал я в свою часть с приподнятым настроением, мне предоставили отпуск, так как был уже конец сентября. Впервые уехал по путевке в санаторий в г.Евпаторию.
 В конце санаторного срока меня вызвал на телефонный разговор зам.командира и сообщил, что нашу часть расформировывают…


Наша часть оказалась в числе первых, попавших под хрущевские сокращения Вооруженных сил. Мы были крайне удивлены, так как совсем недавно мы до предела были загружены, казалось, такой полезной для войск ПВО страны летной работой. И вдруг мы становились не у дел.
Настроение было удручающим. По утрам мы собирались у штаба, чтобы узнать, не пришла ли разнарядка на кого-нибудь из офицеров. Потянулись скучные однообразные дни. Нас начали агитировать идти на наземные должности. Никто из летающих не согласился, на что даже разгневался окончивший две академии начальник штаба корпуса.
Он удивлялся нашим отказам, предлагал должности, оплачиваемые выше нами занимаемых. Уезжая после беседы от нас, он сказал: «Не пойму я этих летчиков». Сам он был артиллеристом.

В ноябре пришло извещение из штаба корпуса, что меня и Цибина Н. берет Уральская армия ПВО, в авиаэскадрилью. Мы с Цибиным согласились, и семьи стали готовиться к убытию. Начиналось самое неинтересное — первый семейный переезд.

Два наших летчика — Коля Савицкий и Толя Шабалин — поехали в главный штаб ПВО просить себе летные должности. Но им было отказано, так как в результате массовых сокращений летчиков стало перепроизводство, и оба товарища были уволены в запас.
Им пришлось пройти сложный трудовой путь в ГВФ, чтобы сесть за штурвал. Сначала они работали механиками, и лишь через годы они стали летать. Они летают и поныне (1979 г.). А. Шабалин — командир корабля Ту-154, летает на международных линиях.
Коля Савицкий летал раньше в Минском аэропорту на Ан-24, а затем переучился на какой-то новый самолет.


Итак, пришла пора прощаться с великолепным городом Минском и крепким дружным коллективом. Надо сказать, что командир части подполковник Китаев И.К. сформировал отличный коллектив. Все служебные торжества мы отмечали на офицерских ужинах в ресторанах Минска. В свободное время играли в волейбол, в том числе зимой. Летали мы уверенно, без аварий… Но приказ есть приказ, и нас расформировали. Многим офицерам пришлось уволиться в запас без пенсии.

…О большой и крепкой дружбе офицеров этой части говорит тот факт, что все, кто остался в Минске, собираются раз в год в первое воскресенье июня месяца и выезжают на природу. Я попал на такой праздник в 1972 году, уже будучи подполковником, начальником штаба 72 Гвардейского Полоцкого, ордена Суворова III степени авиационного полка. Мы вспомнили былые дни и полеты, поиграли в волейбол и немного попировали…

Впереди нас с Цибиным ждал седой Урал.