Hello to myself. Chapter five

После получения диплома мне казалось, что я теперь взрослая. Я была так счастлива – до глубины души переполняло желание работать, заниматься наукой, отдать всю себя до последней капли своей стране. От чувства любви ко всему вокруг кружилась голова. Сердце с такой силой билось в груди, что, казалось, вот-вот вырвется наружу, и журавлем полетит в небо высоко-высоко. Искренние чистые голубые глаза смотрели в такое же бескрайнее небо. Это был момент счастья, желания и ощущения возможности перевернуть мир. Я знала, что мне подвластно все, Я – великий Мерлин,  мне подчинены все стихии природы, энергия всей вселенной сосредоточена во мне. И даже стало страшно от этого сильного энергетического переполнения, казалось, что сейчас взорвусь или сойду с ума. Я быстро закрыла глаза и уши и стала глубоко и медленно дышать, стараясь рационализировать каким-то образом весь этот хаос в голове, и разложить на конкретную последовательность действий, адекватную объективной реальности.

Когда я поступила в аспирантуру, то была, мягко говоря, обескуражена. Меня окружила команда скептически и пессимистично настроенных «ученых» с иронично-снисходительными улыбками и репликами в мой адрес: «Оно тебе надо? Ты думаешь, у тебя что-то получится? Мы тоже много думали!..» Мои глаза стали напоминать бешеного лемура: «Это мне снится, или как?» Еще вчера за студенческой скамьей этих людей я считала эталоном интеллекта и научной мысли. Я слушала лекции с открытым ртом, мне так хотелось брать с них пример, стать одной из них. «Это какая-то нелепая шутка! Я пришла сюда за наукой, следовательно, нужно ее отыскать». Начинаю последовательно и методично открывать двери одну за другой в надежде найти хоть какую-нибудь зацепку – пусто! Пытаюсь сканировать вербальную информацию: «Может, нужно раскодировать то, что спрятано между строк?» Безуспешно!

Через время страшная тайна постигнута. Эта наука, оказывается, пряталась в параллельном измерении – виртуальном, и у каждого она, как правда-матка – своя. Да, сплошные благородные Донкихоты с ветряными мельницами. Сервантес forever! И как с этим жить дальше: можно бросить сбежать куда подальше, но не факт, что где-то лучше. Я ведь не из пугливых! Ok, я принимаю Ваши правила игры. Не я придумала эти законы, и не мне их менять. Ох уж этот мир взрослых – хуже детей, честное слово!

Я торжественно сажусь перед монитором научного познания, беру в руки джойстик. Так, нужно выбрать своего персонажа: «Ммм, Эврика! Конечно же, Барон Мюнхгаузен, который сам себя за волосы из болота вытащил. Гониво, блин! Но надо заставить себя в это поверить, тогда и другие поверят». Шаг за шагом я погружаюсь в мир науки, МОЕЙ науки. Конференции, статьи, кандминимум. Процесс меня захватывает, у меня начинает получаться, и, самое главное, я верю в то, что делаю, в себя, в успех своего дела. Зная свою впечатлительность и ранимость, стараюсь фильтровать контакты с внешним миром, потому что даже от неправильного взгляда или слова впадала в кому. Я слишком сосредоточилась на диссертации, и никому не позволяла себя отвлекать. Мой день начинался в 5 утра. Я выпивала чашку кофе, встречая рассвет. Затем садилась за компьютер, и к 10 часам у меня уже дым с ушей шел полным ходом. Тогда бежала в тренажерку, после заглядывала в институт, чтобы отдать очередную статью на проверку своему профессору, и снова домой – строчить диссер.

На своей кафедре я была нечастым гостем. Все началось с того, что зав каф был не рад моему появлению в аспирантуре. И каждая наша встреча даже в коридоре превращалась в бесконечный набор эпитетов в мой адрес. На заседаниях я была центральной обвиняемой, причем повода не давала. В итоге, чтобы сохранить хоть остаток своих нервов, я ограничила появления на кафедре только заседаниями и общественными поручениями. Конечно, коллектив в результате моего игнора тоже соответствующим образом реагировал. Но я ведь не могла иначе. Я смотрела, как «вечные аспиранты» зашиваются в бесконечном потоке перепечатываний профессорских мемуаров сутки напролет, не находя времени статью себе написать. И только в конце рабочего дня около 2000, позволяли себе расслабиться со старшими товарищами  и посетовать на тему «как страшно жить».

Да, я все-таки противоположность всему этому. Сама брала ответственность за себя, поступки, события, результаты. Знала себе цену и не позволяла садиться на голову. Никогда не боялась сказать «нет» в лицо. Я всегда делала то, что сама считала нужным в соответствии со своим внутренним компасом, конечно, советовалась с мамой. А так мне глубоко было наплевать на мнение окружающих. Я считала, что нужно сохранять субординацию, оставаться в рамках деловых, профессиональных отношений. Меня всегда удивляло: «Какой, нафиг, коллектив? XXI век на дворе, ребята, а не расцвет золотого социализма. Сейчас же время бесконечного цейтнота, а не релаксирующих чайных церемоний!» Да, характера мне было не занимать! При всей скромности, деликатности и нескандальности, если прижмет, поистерить могла так, что мало не покажется.

Но я работала, и был результат. На третьем году аспирантуры, я даже вошла в пятерку лучших аспирантов академии, получала ректорскую стипендию. Дописывая последние строки диссертации, я решила поговорить с руководителем о защите. «Ну, я не знаю, - лениво вздохнул он. – В Netе, наверное, есть информация, где по Украине научные советы нашей специальности, посмотри САМА». Я ошарашенная села на стул: «Зачем он делает из меня дуру? Я же ездила на конференции, общалась. Я прекрасно понимаю «цену» вопроса. Это же должен быть диалог на соответствующем уровне!». Я вышла из кабинета обескураженная, каждое сказанное им слово означало одно – «отстань!».

Я еле-еле добралась домой и весь вечер проплакала, уткнувшись в мамину юбку, как в детстве, как всегда. Утром немного полегчало. Я вспомнила, что главный герой моей повести Барон Мюнхгаузен, поэтому нужно что-то думать. И как ни странно, в моей голове созрел новый план. Я решила переработать диссертацию под специальность (конечно, смежную с моей), совет которой был в нашей академии, чтобы облегчить переговорный процесс для научного руководителя. В общем, мы с моей диссертацией отимели друг друга всеми возможными способами – добросовестно отработали всю «Камасутру» от корки до корки.

Результат переговоров был со знаком «+». Все, что зависело от меня, я выполнила, но по отношению ко мне не было ни каких движений. Я постоянно ходила, спрашивала: «Когда? Как и что мне делать?» В ответ только уклончивые извилистые отговорки. Я чувствовала себя словно мяч на футбольном поле. Время шло, но ничего не происходило. Я пыталась и думать, и отпускать ситуацию, нервничала, плакала, не знала, что придумать еще. Однажды я пришла к своему профессору и на коленях плакала, просила:
- Помогите мне – я так больше не могу!
- Не устраивай мне тут истерик. Чего тебе не имется? Живи спокойно, это что – конец света?
Да, но это и есть моя жизнь. У меня только моя семья и диссертация. Это воздух, которым я дышу, ей я отдала всю себя без остатка: свои силы, любовь, молодость, лучшие годы жизни. С тех пор в институте я больше не появлялась...

Я ощущала глубокую усталость и бесконечную пустоту. Внутри была одна большая черная дыра. Я не знала и не понимала ничего. Больше ничего не хотелось, никто и ничто были больше мне не нужны. Я пришла домой и наконец-то легла отоспаться, я ведь так устала! На улице был август, жара +40 0С, а мне было холодно, как никогда. Проснувшись вечером, я почувствовала невероятный голод. Виноград с глазированными сырками запивала молоком и заедала курицей с чесноком: «Вкусно, невероятно! Аншлаг века!» Из телевизора доносились песни группы Тик про «Сирожине пирожине», и, вслушиваясь в странную лирику, мне казалось, что я медленно схожу с ума...

И что же сулит завтра?