Наваждения

Эпическая трагедия в двух актах.
Действующий лица:
Реальные люди:
Романов Николай Александрович, врач-психиатр районной больницы №5, лечащий врач Алисы,  тридцати двух лет.
Алиса Грачёва,  сумасшедшая, семнадцати лет.
Наваждения:
Ластинея Мантинейская, ученица Платона
Телесила, греческая поэтесса
Фрина,  гетера
Гиппархия, гетера
Сапфо, греческая поэтесса
Гиппатия, преподаватель
Таис, гетера
Горго, спартанская царица
Аглаоника, астроном
                Акт первый
                Сцена первая
Районная больница №5, одна из палат. В кровати полусидит Алиса, рядом на стуле расположился Николай Александрович, делающий какие-то пометки в больничной карте. Взгляд Алисы отстранен, она пребывает в своих мирах. Взгляд врача сосредоточен.
Николай Александрович: - Как спала сегодня, Алиса?
Алиса молчит и теребит край одеяла.
Николай Александрович: - Ты видела сны?
Алиса кивает.
Николай Александрович: - Расскажи, что ты видела.
Алиса: - Я видела банку, банку из стекла. Стекло же делают в пустыне, да? (с надеждой смотрит на врача) внутри банки была пустыня, по ней шли верблюды. Туда падало солнце и все они становились стеклом. А ещё… Ещё я видела кастрюлю, в которой можно варить макароны. Но кастрюля это почти тоже самое, что и утюг. Варить макароны в утюге… (отрешённо). А макароны, как черви! Представьте!  (резко поднимается в кровати) Макароны… Едят людей изнутри.
Николай Александрович вздыхает: - Ничего не помогает, решительно, совсем нечего (грустно).
Вкалывает ей лекарство.
Алиса начинает засыпать.
Николай Александрович: - Пусть поспит, нам нужно решить, что делать. Что же мне делать…? Как жалко, что нужно снова отправлять её в страну её кошмаров.
Закрывает лицо руками.
Николай Александрович: - Иначе она начнёт видеть их наяву.
                Сцена вторая
Огромное поле, залитое лунным светом. В центре тлеющий костерок, вокруг него собрались несколько женских фигур.
Сапфо: -  Так мал и слаб костерок этой тлеющей души (выступает вперёд) так… Слаб… (задумчиво протягивает руку над костром), но, подруги мои, мы должны быть рады тому, что эта угасающая душа пустила нас к себе. Под этот холодный звёздный свет… (продолжает держать руку над костром).
Фрина (хватает Сапфо за ту руку, которую поэтесса держала над костром): - Она умрёт, да? Девочка… Девочка в чьём разумнее мы сейчас.. Сапфо, скажи мне…
Телесилла спокойно и чинно выступает из толпы стоящих девушек:
Телесилла: - Нет (прикасается к плечу Фрины и аккуратно отводит её прочь от Сапфо) не будь столь вспыльчивой, Фринна. Успокойся. Она не погибнет, если мы постараемся. А мы должны (скрещивает руки на груди и устремляет взгляд куда-то вдаль) иначе с ней может случится нечто худшее, чем смерть.
Сапфо кивает, тем самым подтверждая слова Телесиллы.
Фрина: - И что же может быть хуже, чем смерть? (боязливо)
Таис выходит из толпы девушек и, положив руки на плечи, Фрине лукаво улыбается.
Таис: - Иногда, моя дорогая, ты кажешься мне совершенным ребёнком. (глубоко вдыхает). Хуже смерти – забвение. Полное и бесконечное, которое уничтожает совершенный чистый человеческий разум, превращая его в нечто бесполезное, как сломанная игрушка или апельсиновая корка.
Фрина, слушая Таис мелко дрожит.
Таис отходит от Фрины и поворачивается к Сапфо:
Таис: - Наша предводительница подтвердит.
Гиппатия выходит из толпы девушек.
Гиппатия: - Таис, прекрати пугать Фрину. Ты же знаешь, насколько она прой бывает боязлива. Сегодня особенная ночь, так или иначе…
Из толпы подаёт голос Ластенея:
Ластенея: - Гиппатия, ты забываешь, что это ненастоящая ночь. Это ночь, воображённая больным ребёнком!
Гиппатия: - Особенным больным ребёнком (она бросила недовольный взгляд на Ластинею). Особенное место, особенная ночь. То единственное время в году, когда мы можем собраться вместе, пусть и таким своеобразным способом.
Гиппархия: - Ну и он тоже неплох.
Сапфо: - У нас просто нет другого выбора.
Таис бросает на Сапфо понимающий взгляд.
Ластенея: - Я считаю, что это неправильно (выходит вперёд) мы уничтожим разум девочки. Просто одним своим присутствием. Ведь…
Таис: -  Мы мертвы.
Сапфо: - И давно похоронены.
Фрина: - В тех местах, которых уже не касается ветер.
Ластения: - Да. И мы не должны более уходить, оставляя за собой лишь пепел и тлен чужих разумов и судеб. Сегодня мы спасём эту девочку.
Гиппатия: - И её костёр будет гореть до тех пор, пока ему отпущено время.
Гиппархия: - Мы должны занять её разум, чтобы он не погас. Пусть видит красивые картинки, пока спит… (берёт рядом стоящих девушек за руки).
Таис: - Истории. Мы можем рассказать ей историй. Идущих ещё с тех времён, когда мы не были наваждениями. (недолго молчит). Я буду первой.
Входят Аглаоника и Горго. Горго тащит за руку Аглаонику.
Горго: - Простите, подруги, мы опоздали. К сожалению, наши души не столь легки, как ваши.
Аглаоника: - Вернее, мы просто снова развлекались с луной. Спускали её, так сказать. Глупые смертные снова приняли наши игры за затмение.
Встают рядом с другими девушками.
Горго: - Начинай, Таис, мы ждём.
Свет гаснет.
                Сцена третья
Больница. Кровать, на кровати полусидит проснувшаяся Алиса и комкает одело. Николай Александрович сидит рядом на стуле.
Алиса: -… И тогда, при свете звёзд, они пришли ко мне. Красивые женщины, чьи глаза светились мудростью прошедших веков (обнимает колени) Свет… Свет из их глаз был, как свет фонарей с улицы. Холодный… Мне холодно (натянула одеяло до подбородка).
Николай Александрович: - Это хорошо, Алиса. Очень хорошо, что тебе не приснился какой-нибудь кошмар...
Алиса: - Николай Александрович, а почему вас зовут «Николай»?
Николай Александрович: (вздыхает) – Видимо, это было первое имя, что пришло моей маме на ум.
Алиса: - А… А я думала в честь царя. Почему бы вам не называться в честь царя?
Николай Алесандрович: (улыбается) – Деймствительно, почему бы нет? (гладит девочку по голове). Расскажешь мне завтра, что скажет Таис? Если они снова приснятся тебе?
Алиса: - Конечно!
Николай Александрович: - Тогда спокойной ночи.
Сцена четвёртая
На той же поляне находятся: Ластинея, Телесила, Фрина, Гиппархия, Сапфо, Гиппатия, Таис, Аглаоника, Горго. Все в тени, кроме Таис, которая стоит освещаемая светом звёзд и пламенем костра.
Таис держит в руках ветку.
Таис: - А сейчас, я буду говорить. Много и долго. Я прошу, чтобы вы уважали меня и не перебивали, ни в коем случае (оборачивается к девушкам), к тебе Ластенея, это относится особенно. Когда-то, давным-давно… Я была в свите  Блистательного Александра, когда он вошёл в Персеполис. Мы вселились и пировали…
Ластинея (подаёт голос): - Не думаю, что именно ты была объектом его взглядов. Про Александра…
Сапфо одёргивает Ластинею: - Прекрати. Дай Таис закончить. Ты будешь следуящая.
Таис вздрагивает и продолжает.
Таис: - Мы веселились и пировали. Я помню радость… Великую радость на лицах воинов и женщин, что сопровождали их, но… Ведения ужасов пережитых нами, не отпускали меня и тогда я воскликнула, страстно, как жрица Диониса: «Мы должны сжечь этот оплот варваров. Раз и навсегда, пусть они запомнят нас. Навсегда! Навсегда! Навсегда!»
Таис недолго молчит.
Таис: - Я была первой, кто бросил факел в тот деревянный дворец. И я была первой, кто видел багровое зарево, которое словно кровь на мраморе растекалось по молочному небу… А потом были другие мужчины и женщины, которые кинули свою чашу огненного гнева. И я… Я и Александр смотрели на то, как огонь пожирает остатки былого величия.
Она выдыхает и кладёт в костёр ветку. Свет гаснет.
Сцена пятая
Больница. Кровать, на кровати полусидит проснувшаяся Алиса и комкает одело. Николай Александрович сидит рядом на стуле.
Алиса: -… И потом я увидела небо, небо в кровавых переливах… Я чувствовала ликование этих людей. Я… Мне… Меня сковал холод глаз гречанки. Ни у кого я не видела таких жестоких глаз.
Николай Александрович: - Красивый сон, моя дорогая, красивый страшный сон (задумчиво). Как ты себя чувствуешь, Алиса?
Алиса: - Мне страшно и весело, доктор.
Николай Александрович: - Почему тебе весело?
Алиса: - Я слышу отголоски того ликования. Снова и снова. И снова и снова…
Николай Александрович: - Она же закончила свою историю, так?
Алиса: - Да.
Николай Александрович: - Значит, ты не услышишь больше ничего пугающего из уст той холодной гречанки (обнимает девочку) Засыпай. Всё будет хорошо.
Выходит из палаты и делает в блокноте пометку: «Полное исчезновение ярко выраженной шизофазии, если пациентка начнёт и дальше двигаться такими темпами, то к концу недели будет здорова… Невероятно!»
Сцена шестая
На той же поляне находятся: Таис, Телесила, Фрина, Гиппархия, Сапфо, Гиппатия,. Все в тени, кроме Ластинея, которая стоит освещаемая светом звёзд и пламенем костра.
Ластинея держит в руках ветку: - Я удивлена, что нахожусь среди вас, удивлена тем, что простое лёгкое имя проникло столь далеко, сквозь пространство и время. В отличии от Таис, мне не хочется говорить о себе. Потому что всю жизнь я была той, кем хотела быть. Я была ученицей Платона, была верна ему и его учению. Такова была моя судьба. Но… Подруги мои, (она оборачивается к девушкам и улыбается). Я помню… Помню молодого человека, который хотел произвести впечатление на моего учителя. И он… Он читал стихи. Я была там же, затаилась в самом углу и сылашла, каждое слово, которое врезалось в мой разум:
Над опьяненной ливнями землей
 Царят седые призраки тумана,
 И вечер тих настолько, что порой
 Я слышу плач далекой флейты Пана.

 Бреду рекой, по горло в тростниках,
 Сам плачу от покоя и бессилья,
 А лунный свет лежит епитрахилью
 В крестах поденок на моих плечах.

 И ветви ив касаются волны,
 И каждое мгновенье тишины
 Стремительно, как тень бегущей лани.

 И, преломлен речною глубиной,
 По темным водам шествует за мной
 Агат Луны - томительно туманен...

Когда тот закончил читать стихи, то Платон сказал ему: «Мне не чему учить тебя. Ступай».
Ластинея бросает ветку в костёр, вспыхнувший чуть ярче.
Свет гаснет.
Сцена седьмая
Больница. Кровать, на кровати полусидит проснувшаяся Алиса и комкает одело. Николай Александрович сидит рядом на стуле.
Алиса: -  А в этот раз, одна из них читала стихи. Красивые и немного холодные (внимательно смотрит на врача) они мёрзнут там, в своём мире наваждений?
Николай Александрович: - Я не знаю, Алиса. Я. Не. Знаю (улыбается девочке)
Сцена восьмая
На той же поляне находятся: Ластинея, Таис, , Фрина, Гиппархия, Сапфо, Гиппатия, Аглаоника, Горго.  Все в тени, кроме Телесиллы, которая стоит освещаемая светом звёзд и пламенем костра.
Сапфо: - Теперь очередь Телесиллы говорить. Ластинея, Таис, имейте уважение, Телесилла – поэт и великий воин.
Телесилла кивает и держа в руках ветку, начинает говорить.
Телесилла: - Моим призванием было держать в руках свитки и писать стихи… Когда я серьёзно болела, только искусство смогло меня исцелить. Но… Знаете, я помню тот день (прикладывает руку к груди) тот солнечный день В Аргосе. День, когда никто не вернулся. Я и другие женщины ждали… Ждали отцов, братьев, мужей, но они не вернулись. Мы были в городе практически одни, на стариков и рабов не было надежды, да и признаю, что мне не хотелось более надеяться на мужчин. Тот город… Тот пустой вымерший город, до сих пор стоит у меня перед глазами. А ещё… Всегда, когда я обращаюсь к совоему внутреннему взору, я вижу тонкие белые руки девушек, сжимающие рукояти тяжёлых мечей. И спартанцы шли на нас, юных девушек, они убивали нас. Земля под нашими ногами была залита кровью наших подруг, сестёр и матерей. Я помню тёмные глаза одного из спартанцев. Я помню его глаза, когда он бросил меч к моим ногам, как и остальные его собратья и вопреки желаю их командира, они ушли. Оставив город нетронутым.
Телесилла бросает ветку в костёр и, резко развернувшись, скрывается во тьме.
Сцена девятая
Больница. Кровать, на кровати полусидит проснувшаяся Алиса и комкает одело. Николай Александрович сидит рядом на стуле.
Алиса: - А вот она была прекраснее всех. Не только женщина, но и воин, пусть… Пусть только из-за воли обстоятельств…
Николай Александрович: - Да (задумчиво) иногда обстоятельства повергают нас в те ситуации, в которых, на наш взгляд, мы бы никогда не оказались…
Алиса: - Как я сейчас?
Николай Александрович (взыхает): - Не думай об этом. Обещай мне, что не будешь думать об этом.
Алиса: - Обещаю. А ещё я обещаю, что сделаю всё-всё, что бы больше не докучать вам и выписаться отсюда.
Николай Александрович долго смотрит на Алису, а потом улыбается: - Хорошо, я верю тебе.
Сцена десятая
На той же поляне находятся: Ластинея, Таис, , Фрина, Гиппархия, Сапфо, Гиппатия, Аглаоника, Телесилла.  Все в тени, кроме Аглаоники, которая стоит освещаемая светом звёзд и пламенем костра.
Аглаоника держит в руках ветку.
- Не, думаю, что рассказ мой будет очень долгим, красивым и возвышенным. Да, и… зачем? Я спускаю луну с неба, когда мне этого захочется. Играю с ней… А потом снова поднимаю наверх. Поэтому (смеётся) поэтому и только поэтому я разбираюсь в её фазах. А не потому что я учёный (насмешливо). Женщина же не может быть учёным. (театрально заламывает руки). Она же жен-щи-на. Какая глупость. Хотя… Знаете, что, в этом есть и свои плюсы. Однажды, когда мою дочь спросили: «Девочка, я знаю, что твоя мама – Аглаоника… Такая прелестная девушка, которой луна, была дороже земных радостей. Расскажи же, мне, девочка, кем была твоя мама?» И, она ответил в тот холодный афинский вечер: «я дочь волшебницы». И я не слышала ничего прекраснее этого.
Сцена одиннадцатая
Больница. Кровать, на кровати полусидит проснувшаяся Алиса и комкает одело. Николай Александрович сидит рядом на стуле.
Алиса: - А, знаете… (вздыхает) моя мама не была волшебницей.
Николай Александрович: - А кем же она была?
Алиса: - Тоже Алисой. Однажды она даже попала в Страну Чудес. А я бы… Я бы тоже очень хотела там побывать.
. Николай Александрович: - Побываешь. Чудеса – страсть всех Алис.
Занавес

                Акт второй
                Сцена первая
На той же поляне находятся: Ластинея, Таис, Телесилла, Гиппархия, Сапфо, Гиппатия, Аглаоника, Горго. Все в тени, кроме Фрины, которая стоит освещаемая светом звёзд и пламенем костра.
Фрина держит в руках ветку.
Фрина: - Что может быть великолепнее первозданной женской красоты, а, подруги мои?  (улыбается и закрывает глаза). Верно-верно, что ничего! (смеётся) Я помню, что однажды странник сказал мне: «У тебя очень красивое лицо, ты не можешь быть злой. Никакая красота не может быть злой». Действительно, в душе моей зла нет и никогда не будет. Я помню злобную ухмылку Евфия, когда меня брали под стражу… (взмахивает руками) Я только сказала ему правду, что его речи заурядны и довольно унылы… Но нет! Мужчины никогда не бывают восприимчивы к критике. Я была в зале суда и Геперид защищал меня. О, мой милый мужественный Гиперид! Воитель слова, но даже его аргументы не могли сломить судей… И тогда… Он раздел меня и судьи увидели моё белое мраморное тело и поразившись моей красотой, они оправдали меня! Ибо красивое тело хранит великолепный и добродетельный дух…!
Гиппархия прерывает Фрину на полуслове, и, бросив её ветку в костёр, уводит девушку в темноту.
Свет гаснет.
Сцена вторая
Больница. Кровать, на кровати полусидит проснувшаяся Алиса и комкает одело. Николай Александрович сидит рядом на стуле.
Алиса: - Николай Александрович, можете ответить мне на один вопрос?
Николай Александрович поднимает глаза и с интересом смотрит на Алису.
Николай Александрович: - Да, конечно. Задавай.
Алиса: - Разве, правда не прекрасна?
Николай Александрович: - В каком смысле?
Алиса: - Сегодня мне приснилась девушка, по имени Фрина, чья красота её спасла. Это была честная и добродетельная девушка, чья душевная красота преобразила её тело. И… Это была правда. Значит, всё, что истинно – всё прекрасно?
Николай Александрович вздыхает: - Это очень сложный вопрос…
Алиса: - Так да или нет? Правда прекрасна?
Николай Александрович: - Я сказал, что это сложно. Правда всегда остаётся правдой, для кого-то прекрасной, для кого-то невероятно отвратительной… Но, есть одна общая вещь: правда всегда ослепляет того, кто не готов к ней. Ибо настолько она ярка. (недолго молчит) А ты поправляешься Алиса…
Алиса: - Я знаю, доктор. Я знаю.
Сцена третья
На той же поляне находятся: Ластинея, Таис, Телесилла, Фрина Сапфо, Гиппатия, Аглаоника, Горго.  Все в тени, кроме Гиппархия, которая стоит освещаемая светом звёзд и пламенем костра.
Последняя держит в руках ветку.
Гиппархия: - Что ж, настало историй о великой любви. Это история моей любви к Кратету… Юному философу из Фив. Я была так увлечена им… (мечтательно) и его философией, да и философией я тоже была увлечена. Он… стал всем для меня и я больше… Больше не мыслила ни о ком кроме него.  Я даже грозила родителям наложить на себя руки, если меня за него не выдадут. Бедные старики, как они тогда напугались! Они даже позвали  Кратета, чтобы он отговорил меня, – он сделал все, что мог, но не убедил. Тогда он, помню как сейчас, встал передо мной, сбросил с себя, что было на нем, и сказал: "Вот твой жених, вот его добро, решайся на это: не быть тебе со мною, если не станешь тем же, что и я". И я сделала свой выбор. Я оставила дом и вышла за него замуж, оделась так же, как он, и стала сопровождать мужа повсюду, ложиться с ним у всех на глазах и побираться по чужим застольям. Каких только сплетен и анекдотов не сочиняли про нас, про нашу распущенность и бесстыдство. Но нам было все равно. Главное, что мы были вместе: я с ним, а он со мной.
Ластения подходит к подруги и обнимает её за плечи.
Ластения: - Я знаю, что иногда… Иногда ты сидишь на траве и пьёшь сладкое вино и думаешь о нём… Пойдём, не будем задерживать остальных.
Гиппархия бросает ветку в костёр и уходит в темноту.
Сцена четвёртая
Больница. Кровать, на кровати полусидит проснувшаяся Алиса и комкает одело. Николай Александрович сидит рядом на стуле.
Алиса: - Николай Александрович, а я кого-нибудь полюблю?
Николай Александрович отвлекается от записей.
Николай Александрович: - Да, задавай
Алиса: - А этот кто-нибудь полюбит меня?
Николай Александрович: - Конечно, а почему это вдруг так заинтересовало тебя?
Алиса: - Просто сон приснился. Я бы хотела, чтоб меня любили. Когда любят, это приятно, наверное.  Но я не красива, да и особо не умна, как это было бы не странно.
Николай Александрович: - Каждый достоин любви и каждый её получит. Всему время своё.
Сцена пятая
На той же поляне находятся: Ластинея, Таис, Телесилла, Фрина Сапфо, Гиппархия, Аглаоника, Горго.  Все в тени, кроме Гиппатия, которая стоит освещаемая светом звёзд и пламенем костра.
Гиппатия держит в руках ветку.
Гиппатия: - Одно дело быть женщиной, другое же оставаться женщиной и быть при этом учёным. Хранить в своём сердце страсть и рациональность. Сочетать их как-то невообразим образом… Такова я, я всегда была такой сколько себя помню. Я была… Такой… Но я буду говорить не о себе, ибо мне не к чему хвалится. Я была великим учителем, потому что так говорят мои ученики. Вы можете спросить их, ведь души их всё ещё бродят по земле Живых Людей, пусть и в иных телах. Я расскажу об одном из них, о молодом человеке, по имени Люпус. Я хорошо помню его: светлые волосы, белая кожа и прищуренный взгляд серых глаз. Признаться, меня обескуражил вопрос, который он задал мне. Того, что ещё было тогда, живо врезалось в мою память. Волк спросил меня: «Учитель, что есть истина?»  На столь сложный вопрос он ждал ответа. Ответа простого и ясного. Но я не знала, что сказать ему. Я искала ответ везде, где только могла в траве под нашими ногами, в безоблачном небе, в серых, глазах юноши. И только потом я ответила ему: «Люпус, ты видишь, как каждый год распускаются цветы? Как птицы снова возвращаются в те места, что они оставили когда-то, как за войной снова следует мир? Это и есть истина».
Гиппатия бросает ветку в костёр и уходит в темноту.
Сцена шестая
Больница. Кровать, на кровати полусидит проснувшаяся Алиса и комкает одело. Николай Александрович сидит рядом на стуле.
Алиса: - Николай Александрович, а что есть истина?
Николай Александрович: - «Что есть истина?» - картина Николая Ге. Такой ответ тебя устроит?
Врач улыбнулся.
Алиса: - А что нарисовано на ней?
Николай Александрович: - Иисус во тьме и Понтий Пилат, объятый светом.
Алиса: - Странно, а разве не должно быть наоборот?
Николай Александрович: - Всё, как есть в жизни, Алиса. Спи лучше.
Николай Александрович треплет Алису по голове и уходит.
Сцена седьмая
На той же поляне находятся: Ластинея, Таис, Телесилла, Фрина Сапфо, Гиппархия, Аглаоника, Гиппатия.  Все в тени, кроме Горго, которая стоит освещаемая светом звёзд и пламенем костра.
Горго держит в руках ветку.
Горго: - Я слышу голоса… (она оборачивается, ища источник голосов) Голоса, которые зовут меня домой. В Спарту. Место, где мужество – обычное явление, где закаляются сердца истинных воинов. Я чувствую запах крови и железа… (задумчиво). Из роя тех голосов я слышу голос Леонида. Я не скажу, что мы любили друг друга. Уважали, пожалуй. Он был моим лучшим и единственным другом. Мой собственный муж, тот, кого я спасла от краха. Я удивлена была, что персы, были настолько глупы, хах (смеется). Спрятать послание под вторым слоем воска. То, что спартанцы сильны, не значит, что они глупы.
Сжимает в руках ветку.
Горго: - И это подарок тебе, дитя. Подарок от всех спартанцев, которые когда-либо жили на земле.
Бросает ветку в костёр и уходит в темноту.
Сцена восьмая
Больница. Кровать, на кровати полусидит проснувшаяся Алиса и комкает одело. Николай Александрович сидит рядом на стуле.
Алиса: - Теперь у меня такое чувство, что под языком у меня кровь и железная таблетка какая-нибудь. Гадко так.
Николай Александрович: - И всё потому что это Спарта.
Алиса: - Спартанцы были настолько серьёзны и суровы?
Николай Александрович: - Их просто закалили ветры войны.

                Сцена девятая
На той же поляне находятся: Ластинея, Таис, Телесилла, Фрина Гиппатия, Гиппархия,. Аглаоника, Горго. Все в тени, кроме Сапфо, которая стоит освещаемая светом звёзд и пламенем костра.
Сапфо держит в руках ветку.
Сапфо: - Теперь настаёт финальная часть и узрим принесли ли труды наши какие-нибудь плоды. И теперь историю буду рассказывать я. Она, увы, не сравнится по красочности с рассказом Теллесилы, романтичностью рассказа Гипархии или чудом Фрины. Я расскажу лишь о том, что мне довелось увидеть однажды. Я видела, как собака бежала к морю. До чего красивая была эта собака! С острой мордой и лоснящейся шерстью. На её лапах был песок, а по пути она оставляла небольшие аккуратные следы. Волны ласково приняли её и собака тявкала от счастья соприкосновения с прохладной водой в этот знойный вечер. На небе загорались мелкие-мелкие звёзды, а собака же устремила свой взгляд на Сириус, тускло мерцающий в ночном небе, и замерла, будто ожидая, что её небесные братья спустятся к ней, дабы насладится прохладой этой воды. Потом к собаке присоединился мальчик, также взглянув на сияющую звезду. Таким был поздний вечер в Греции.
Сёстры мои, время вышло. Нам следует уходить. Была рада видеть вас.
Сафо бросает ветку в костёр и уходит в темноту.
Сцена десятая
Ранее утро, крыльцо районной больницы №5
Алиса, одетая, как обычная девушка её лет стоит на улице, рядом с ней чемодан. Возле девушки стоит Николай Александрович.
Алиса: - Знаете, мне почему-то стало грустно, когда это закончилось.
Николай Александрович: - Скучаешь по своим новым античным подругам?
Врач закурил.
Алиса: - Что-то вроде того. Быть с ними, это всё равно, что прожить тысячу жизней. Иногда мне даже жаль, что этого всего не было на самом деле.
Алиса садится на чемодан.
Николай Александрович: - Ты любишь «Секретные материалы»?
Алиса: - Ага. Даже очень.
Николай Александрович: - Что написано на плакате в кабинете Малдера?
Алиса: - На плакате с тарелкой? Там написано, «I want to belive», что в переводе значит: «Хочу верить».
Николай Александрович усмехается.
Николай Александрович: - Я ответил на твой вопрос? С другой стороны, они были. Были когда-то на самом деле, но потом пропали. Ушли. Но разве им кто-то мешает вернуться?
Алиса всматривается в осенний пейзаж и начинает негромко декламировать.
Алиса: - Мой голос тих. Я отыскал слова
 В пустых зрачках полночного покоя.
 Божественно пуста моя глава,
 И вне меня безмолвие пустое.

 Cкажи, я прав, ведь эта пустота
 И есть начало верного служенья,
 И будет свет, и будет наполненье,
 И вспыхнет Роза на груди Креста?


Николай Александрович недолго молчит, а затем продолжает.

Николай Александрович:  - ...Но нет ответа. Тянется покой,
 И кажется - следит за мной Другой,
 Внимательно и строго ожиданье,

 И я уже на грани естества,
 И с губ моих срываются слова,
 Равновеликие холодному молчанью...

Врач кладёт руку на плечо Алисы.
Занавес