Про Синий платочек. Рождественские чтения, 2005

 
   Попасть на Рождественские чтения просто – нужно только захотеть. Оргкомитет выдаёт пригласительные всем желающим. Правда, проводятся чтения в разгар учебного года, а министерство образования не считает это своим официальным мероприятием, так что от доброй воли администратора в школе или другом образовательном заведении зависит – отпускать ли туда педагога и на каких основаниях.


   И уже несколько лет подряд мы, члены Общества православных педагогов при Сыктывкарской и Воркутинской епархии, на чтения выбираемся почти организованно. Почти – потому что окончательно утрясается все чуть ли не на пороге Кремлевского Дворца съездов, где проходит открытие чтений.

   Об открытии чтений в Кремле писать не буду: тексты выступлений опубликованы, реакция на них известна. Сидели мы в середине зала и толком не рассмотрели выражение лица «минобрнауки» Фурсенко, но своего предшественника, экс-министра Филиппова, он превзошёл: тот по-русски говорил, а этот раз десять в своем ответном слове помянул «толерантность», давая понять, что он за птица.

   Президент Российской Академии образования Никандров в своем выступлении подчеркнул, что при Путине не то что православные, патриотические программы воспитания лежат под министерским спудом, и что никогда еще за всю историю России в ней не было такого вопиющего разрыва между богатством и бедностью.

   Да, страшновато думать о том, что с нами при нынешнем правительстве будет, уж больно их речи и лица выдают: от одних слов «православная Россия» их перекашивает, словно от зубной боли, и, как сказал один из участников чтений, «в ближайшем будущем силы созидания и силы разрушения неизбежно пересекутся в одной точке».

   Патриарх в который раз указал, что «Основы православной культуры» – предмет не вероучительный, а культурологический. Хорошо выступал полпред Президента в Центральном федеральном округе Георгий Полтавченко, но в целом впечатление от открытия было бы тяжелым, если б не концерт.

* * *

   На этот раз после прошлогоднего скандала с балериной Анастасией Волочковой, станцевавшей под «Отче наш», концерт целиком был составлен из церковных и патриотических песнопений. Когда в завершение его все участники вышли на сцену исполнить «Прощание славянки» и фрагмент из «Жизни за царя», зал встал в едином порыве, и у многих были слезы в глазах... С таким же чувством одна моя знакомая вернулась прошлым летом из Дивеево, с юбилея преподобного Серафима. «Там были одни православные!» – восхищенно говорила она.

   Всякое о нас, православных, говорят, а попадаешь в свою, родную, среду и испытываешь радостное удивление! Вот, оказывается, с кем мы рядом живем! Какие талантливые и светлые люди!

   Наша маленькая компания с согласия настоятельницы, матушки Елизаветы, остановилась в Марфо-Мариинской обители на Большой Ордынке, прямо в помещении личных покоев св.Елизаветы Федоровны. Большими портретами Великой матушки и Царственных мучеников увешаны все стены просторной комнаты. Последнее, что видишь перед тем, как погасить свет на ночь, – их светлые лица.

   На чтениях мы провели все шесть дней, до самого закрытия. Бегали по разным секциям, были на Патриарших богослужениях в Храме Христа Спасителя и университетской церкви мученицы Татьяны, на православной ярмарке и в магазинах православной книги, на спектаклях и концертах, в Патриаршем дворце и Оружейной палате в Кремле.

   Часто заходили в церковь Николы в Пыжах, что была от нас через дорогу, – приложиться к мироточивой иконе Царя-мученика, не раз обходили с матушками после вечернего правила крестным ходом Марфо-Мариинскую обитель, куда мы возвращались на ночь, нагруженные впечатлениями, книгами и кассетами. Такое ощущение, что с головой окунули тебя в крепкий соляной раствор и подержали недельку – просолилась ли?

   Не знаю, как в высшем смысле, но в прямом – на концертах и в школе у отца Артемия Владимирова мною столько было пролито слез, что никаких платков и салфеток не хватало. Концерты вроде бы самые обычные: поют о России, о последней войне, стихи читают – а слезы льются рекой, невозможно унять.

* * *

   В ЦДЛ был вечер «Церковь в годы Великой Отечественной войны». Выступали писатели-ветераны и детьми еще тогда бывшие, писатели-священники, певица Анна Широченко и ансамбль «Русичи», показали фильм Виноградова «За други своя», читали Твардовского. Ну что особенного? Разве что впервые так ясно стало понятно, какой ценой была одержана победа в войне душу свою положившими «за други своя». Длился вечер без перерыва больше трех часов, а пролетели они незаметно.

   Мой дед Иван совсем молодым погиб, и я недавно впервые сорокоуст за него подала, прежде до этого как-то не додумывалась. Поехала перед Москвой на кладбище к брату, вспомнила, что никогда не была у той братской могилы, где дед похоронен, – и подала в кладбищенскую церковь за них обоих поминание.

   И такое чувство было в Москве, что вот только вчера были и парад на Красной площади,и немцы у самого города. Когда по Рублево-Успенскому шоссе ездила я во время оно на работу в одну частную школу, то всякий раз проезжала мимо противотанковых заграждений на том месте, докуда немцы дошли, – и никаких особенных чувств у меня они не вызывали…

* * *

   Дети из школы им.Александра Невского тоже военный дали концерт. Сначала отец Артемий провел открытый урок «по развитию речи», сочинил на наших глазах сказку для детей и взрослых «про войну, Алешу и синий платочек», а потом мальчики в шинелях и девочки в форме сестер милосердия пели всем известные песни и читали всем известные стихи, но словно впервые до сердца они доходили. «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины?.. Идите, родные, мы вас подождем»...

   Дети читали внятно и с большим чувством. В этой школе дети учат с первого класса английский, потом добавляются еще два иностранных по выбору и классические – всего 5 языков. Но не сгорбленных очкариков мы увидели, а быстрых, ловких, гибких, сметливых и смешливых детей.

   Школа негосударственная, при Иерусалимском подворье, в одном здании с храмом. Все дети воспитываются в православии (и условие приема, чтобы родители домашним воспитанием закрепляли школьное, за плохое поведение после третьего выговора отчисляют). 12 лет назад все начиналось с простого кружка православной культуры, переросшего в начальную школу, а потом и во все 11 классов.


   Сейчас в школе чуть больше 100 учеников, примерно по 10 человек в классе, плата родителей за всех разная – в зависимости от доходов семьи и успехов учащегося. У многих учителей в школе учатся собственные дети, все выпускники поголовно поступают в выбранные вузы, некоторые мальчики выбирают военные.

   Мы долго искали школу среди московской метели, замерзли и сходу попросились в трапезную – нас напоили чаем, а потом еще был праздничный обед для гостей, с вином и добрыми пожеланиями, и когда мы стали отца Артемия благодарить, дескать, впервые на чтениях так гостеприимно нас встречают, он только отшутился: «Ну, вы ведь в окопах Рождественских чтений сидите…» А потом спросил у учительницы из Нижнего Новгорода, услышав, что «их на чтения много приехало»:

– А Минин не с вами? Заждались мы его в Москве!

* * *

   В школе отец Артемий Владимиров ведет уроки благочестия по принципу, который объяснил нам в начале своего урока, а потом и показал, как его реализовывать: «Не прямым назиданием, а воплощенным в слове художественным образом нужно так раздвинуть рамки времени и пространства, чтобы ребенок почувствовал дыхание Божественной вечности и открыл Ему свое сердце». Конечно, вряд ли и после десяти или даже двадцати таких уроков для взрослых сможешь отцу Артемию подражать, это и не нужно.

   Директор школы Наталья Царева – красивая, стройная и строгая женщина, с военной какой-то выправкой, чей кабинет, как и школьный коридор, увешан фотографиями Царственных мучеников, говорила, что детям нравится, когда строго, по школьному уставу спрашивают с них за поведение. А отец Артемий – домашний, в длинной вязаной шерстяной кофте поверх подрясника и домашних тапочках, и когда у него спрашивают о воспитательном методе, он говорит:

– Таинственность! Так заинтересовать, чтоб не чаяли, как следующего занятия дождаться!

  Отдельная тема – учитель физкультуры. Открытый урок физкультуры прошел в спортзале, красавец-физрук с военной выправкой показывал нам свои и детские достижения – все охали и только диву давались. Одна пожилая учительница высказала вслух свое впечатление: «Впервые за 40 лет работы в школе такого физрука вижу!» А другая высказалась в том смысле, что до того он ее покорил, что вот прямо сейчас хочет она его к себе в школу в Анапу на работу пригласить. Отец Артемий и тут отшутился:

– Мы строго следим, чтоб не перехватила его у нас американская разведка!

  В школе есть свой ансамбль гусляров и живописная студия, еще масса каких-то кружков и факультативов, дети ходят в театры и музеи, ездят в паломничества по России и на языковую стажировку в Англию…

  Глупо думать, что все это можно воспроизвести в условиях провинции. Отцу Дионисию, настоятелю Иерусалимского подворья, некие банковские деятели, претендовавшие на те просторные помещения, что теперь занимает школа, сулили девять грамм и более мелкие неприятности. Однако его это не остановило. Отец Артемий говорит, что его в школу Александра Невского привлекло то, что педагоги здесь избрали средний, царский путь: хотят видеть своих детей воспитанными и образованными, здоровыми и веселыми, то есть такими, каким всякий, даже и не церковный, родитель желает видеть свое чадо, да вот только дело-то в том, что без Бога таким его не воспитать! И поэтому многие, даже не воцерковленные, родители с радостью отдают своих в детей в такую школу. И я бы с радостью отдала в эту школу своего ребенка!

   На Рублевке в частных закрытых заведениях для детей новых русских со всеми мыслимыми и немыслимыми «наворотами» или в наших нищих муниципальных школах с матерящимися на переменках детьми я прежде думала, что лучше всего в школу ребенка совсем не отдавать, дома воспитывать – целее и целомудреннее будет. А оказывается, есть школы, где ребенок может и сохранить свою чистоту, и приобрести все необходимое для того, чтобы «выжить в мире за стенами школы». Для меня это открытие.

  Ну а теперь сказка, про Синий платочек, экспромт о.Артемия Владимирова

  Ему было неполных 16 лет. Вихрастый веселый юноша, он отличался дружелюбием и открытостью своей еще такой детской души. Впрочем, его споры со сверстниками-мальчишками часто завершались потасовкой, однако это не мешало друзьям-приятелям уже через полчаса сосредоточенно скрипеть перьями на уроке математики.


  Но Бог даровал Алеше дружбу, которую он пронес через всю жизнь до конца своих дней. (Записываете? Напомню вам, что люди делятся на две половины: тех, кто слово «Бог» пишет с большой буквы и произошел от праотцев Адама и Евы, и тех, кто пишет его с маленькой и, вполне возможно, произошел от обезьяны).

  Интересно, что всегда она ходила в синем платочке, с которым не любила надолго расставаться. Когда Алеша растерянно хлопал глазами у доски, Синий платочек всегда помогала ему своими подсказками, попадая «в десятку». Когда в школьной столовой мальчишки мгновенно проглатывали свою порцию, на его тарелку кто-то клал сосиску так быстро, что, обернувшись, он видел только синий платочек. Когда Алеша оказался в больнице с переломом руки, то первой к нему в палату пришла она, обладательница синего, как небо, шелкового платочка, и, зардевшись, сунула ему узелок с яблоками и убежала.

  22 июня, в день Всех святых, в земле Российской просиявших, страшная весть облетела Россию. Мирная жизнь в одночасье рухнула. Смолк детский смех, посуровели взоры мужчин, заплакали по своим углам старухи. Мертвящая тишина в школе свидетельствовала о том, что произошло нечто непоправимое. В числе первых наш Алеша, опережая взрослых мужчин, побежал на сборный пункт.

  Никто не хотел умирать – но Алеша стал добровольцем. Мать на прощание поцеловала свое чадо и, таясь от отца, положила ему в нагрудный карман крестильный крестик и сложенный вчетверо листок с надписанием 90-го псалма. Когда же состав тронулся под музыку военного оркестра, Алеша, поднявшись на цыпочки, увидел свой незабвенный Синий платочек. Их глаза встретились на мгновение – и разлучились…

  Прошло восемь месяцев. На девятый Алеша уже принял участие в том сражении, где полегли сотни его однополчан. Подымаясь в атаку, он правой рукой прижимал к сердцу вшитый в гимнастерку крестик, а в глазах у него был синий платочек, словно осенявший этого птенца, защитника родины.

   Три месяца спустя в военном госпитале, куда попал он после тяжелой контузии, Алеша распечатал маленькое письмецо, говорившее ему об огромном счастье жертвенной любви. Таким каллиграфическим почерком могла писать только она, Синий платочек. Поверил бы Алеша, если бы кто-то сказал ему, что он будет целовать и орошать слезами простое письмо?..

  Горечь поражения первых военных лет после нечеловеческих усилий и всенародного подвига сменилась наступлением (голосом Левитана) Северного, Северо-Западного и всех других фронтов. После Курской дуги на груди вчерашнего добровольца сияли уже три медали за доблесть и отвагу. Шрам через левую щеку делал лицо мужественным, но в глазах еще сохранялась та смешинка, что привлекла когда-то внимание Синего платочка.

  Провидению было угодно, чтобы в Берлине Алексей получил от командира приказ водрузить русское знамя на рейхстаге. Вокруг него свистели пули; в хаосе рукопашного боя, в разрывах снарядов он неуклонно приближался к своей цели, держа в руках красное знамя и вспоминая Синий платочек. Знал воин, что с материнским крестом у сердца солдата не возьмет шальная пуля. Овеянный славой, с расправленными орлиными плечами, Алеша, по неисповедимым судьбам Божиим, вдруг упал – и очнулся уже в плену! Если б не обморок, он бы не дался врагу живым.

  Ему удалось бежать из плена, но в родной части он был лишен всех знаков отличия, и если бы не личное заступничество Жукова, ему бы выпали на долю такие испытания, которые он вряд ли смог бы пережить…

  Сердце Алеши билось, как птица в клетке, когда он стучался в заветную дверь, у которой когда-то давным-давно часами ждал появления Синего платочка.

– Что вам нужно? – спросила у него пожилая женщина.

– Вы не узнаете меня?

– Алеша!

– А где она?

И в этот момент скрипнула дверь, и Синий платочек предстала перед героем. Раздался грохот: это упал Алешин вещмешок, но никто не обратил на это внимание…

* * *

 – …А что было потом, мы разберем в следующей четверти, – закончил вдруг о.Артемий. – Домашнее задание: нарисовать Алешу с опущенными долу глазами, Синий платочек, привставшую на цыпочки обнять героя, и его вещмешок с куском сала в чистой тряпочке, банкой сгущенки, банкой – чего уж там – черной икры и коробкой спичек. А у кого не получится – просто завязанный веревочкой небольшой мешок.

  В начале урока о.Артемий сказал, что хорошо бы в некоторых местах музыку включить, но на нашем уроке ее не было, и потому сам батюшка изображал и военный оркестр, и взлетающий ввысь, а потом замирающий голос мамы Синего платочка. Сказку он сочинял с помощью нас, слушателей, и мне запомнилось, как неожиданно возник поворот с пленом и побегом из него, Жуковым и финальным грохотом, когда в паузе кто-то предположил, что упала в обморок мама Синего платочка, а кто-то – что она сама…

  Мы, взрослые тетушки, с увлечением слушали рассказчика и очень огорчились, когда прозвенел звонок с урока и сказка закончилась. А дети?

 – Ну, они бы еще не раз просили досказать сказку, а я бы им отвечал, что посмотрю еще на их поведение, вот в следующей четверти, может быть…

  На прощание отец Артемий нам подарил по книжке еще с одной своей сказкой, «Орлята учатся летать», и сказал, что самое важное для любого педагога – отогреть детское сердце. Одна архангельская учительница начала было извиняться за то, что в разговоре с учителями школы «нашим батюшкой» его назвала, потому что у всех гостей после урока возникло это чувство – «наш батюшка», – но остановилась: «Нет, он не только ваш, но и наш теперь, спаси его, Господи, за теплый привет, за ласку и сказки».

  А я вспомнила, что тропарь святителю Стефану Пермскому в переводе так примерно звучит: «Божественным желанием с юности разжегся премудрый Стефан и людей, древним неверием заледенивших сердца, евангельски породил, Божественное семя в них посеяв».

  Теперь-то я поняла, о чем это говорится.