Работа над ошибками

...- Ну, мать, ты даёшь! - говорил Саня Зорин, поднося мне зажигалку. Убеждённый бывший  хулиган  и мой одноклассник выглядел ошарашенным, и это было приятно.
     Мы сбежали проветриться и перекурить, спрятавшись от ветра за торцевой стеной монументального серого здания нашей школы, где сейчас танцевали, пели и пили в открытую выпускники разных лет - вечер встречи был в самом разгаре. Признаться, если бы не юбилей, я бы не приехала. Ахи-охи девочек, комплименты ребят и торжественная речь, произнесённая в мою честь  постаревшим и подвыпившим класруком Пал Семёнычем, сперва грели самолюбие, а потом наскучили, и я  потихоньку  попросила  Зорина "выгулять" меня. Ему тоже было явно не по себе в шумной  компании, к тому же Саня не пил.

   - Что, так уж сильно изменилась? - я одарила  его  нарочито томным взглядом и тут же подмигнула.
- Закрутела, заматерела, и вообще, - Саня оценивающе оглядел меня с  головы  до ног.   
- Ладно, рассказывай. Десять лет носа не показывать - это надо суметь. Ты замужем?
     Я покачала головой.
   - Уже нет.
   - Характером не сошлись? - Зорин как-то нехорошо усмехнулся.
   - Нет, решила  себя  побольше  любить. Это  невесёлая  история, Сань, давай не  будем. Хочешь, я тебе про дочку расскажу?
   - О, и дочка имеется?
   - А  как  же. Крайне самостоятельная и здравомыслящая особа пяти лет. И талантлива к тому же - рисует, поёт, сказки сочиняет.
   - Положим, талантов и тебе не занимать. "Акула пера", столичная штучка.
   - Зорин, не язви, а то ущипну!

     Саня улыбнулся.
   - Нет, правда, ты сильно изменилась. Уверенность какая-то появилась, одета с иголочки. Я думал, такие превращения только в кино бывают. Помнишь "Служебный роман"?
   - А ещё в "Золушке" и "Гадком утёнке", классику надо читать.
   - Где уж нам уж! В общем, молодец!
   - А ты как живёшь?
   - Да вот, пристроился охранником в коммерческом магазине, их сейчас  расплодилось... Знаешь, кто там заправляет?
   - Ну?
   - Колька Прохоренко!
   - Иди ты?!!
   - Точно, он теперь так приподнялся, круче только яйца бывают: "Порше", свой магазин и пара "комков". Спонсором  заделался, в прошлом году компьютер школе подарил, директриса аж прослезилась. Забыла, наверное, как "на ковёр" его вызывала.

     Представить рыжего  губошлёпа Прохоренко, вечно списывающего у меня контрольные, в роли "нового русского" было сложновато. А впрочем, кого и чем сейчас удивишь? Папа нажал на нужные рычаги, тряхнул мошной - и вот вам, получите: уважаемый бизнесмен Николай Прохоренко, хозяин жизни!
   - Ладно, с этим ясно, а остальные как? Я же ни про кого ничего не знаю.
   - Вот  теперь я тебя узнаю!! Разве ж вам есть дело до нас, грешных? Вы-с всё больше где-то там, в облаках витаете...
     Я так ущипнула его, что он от неожиданности уронил сигарету. Она зашипела в снегу и погасла.
    - Ну и шутки у тебя дурацкие!
    - И  сама дура! - весело подтвердила я. - Обзываться не будешь.
    - Ты то ли из детства ещё не вышла, то ли успела  в  него обратно впасть, - подытожил Зорин, потирая пострадавшую руку и закуривая новую сигарету.

   - Ладно, давай  по порядку. Самохина вышла замуж и уехала на Север, за длинным рублём. Крылова трудится в  местной  парикмахерской, Аллочка Пронина - в секретаршах...
   - А что, на "Мисс Вселенную" не потянула?
   - Язва!
   - Молчу, давай дальше.
   - Юрка и Лёшка Петров шофёрят, Комлев устроился программистом, как и хотел, Женька Озеров в ГИБДД...

   - Женька - мент? - ахнула я.
   - Чего ты ржёшь? - окрысился Зорин, - Чем не работа?
   - Всё, Сань, больше не буду. А Пашка Ионов где?
     Саня осёкся и странно на меня посмотрел.
   - А что Пашка? Работает Пашка, машины ремонтирует, руки у него золотые.
   - В футбол больше не играет?
   - Когда ему играть-то. У него теперь семья, ему зарабатывать надо, а не мячи гонять. А то ты не знаешь?
   - Откуда? -  искренне удивилась я. - Значит, у него всё хорошо? Я рада.
- Серьёзно? - Он всё так же странно, испытующе  разглядывал меня, потом отвернулся.   
- Ладно, проехали.

   - Зорин, ты чего? - спросила я. Он резко повернулся с перекошенным от сдерживаемой ярости лицом. Таким я его не видела.
   - А ничего! Сама разговор завела, так зачем из меня мартышку делать? Ну не  сложилось у вас, разбежались, всё ясно, так нет. Навели, понимаешь, секретность, и думают, что все дураки или слепые. Да про ваш роман вся школа знала!

     Если бы Саня Зорин вдруг оторвался от земли и начал  летать, как Дэвид  Коперфильд, я бы, наверное, изумилась меньше. Немая сцена затягивалась, он смотрел на меня, я на него, и тогда в глазах его забрезжила смутная догадка.
   - Так. Только спокойно. Ты хочешь сказать, что у вас ничего не было?! И что это не ты поломала Пашке жизнь и благополучно смылась поступать на этот свой журфак?

     Теперь уже я начинала злиться.
   - Зорин, если бы я не знала, что ты трезвенник, я бы решила, что ты перепил!
     Он пытался понять.
   - А как же...
   - Саня, не мычи, говори прямо - кому и что я  поломала! - окончательно вспылила я, и он поверил.
   - Слушай, Воронцова, - я не стала его исправлять, хотя теперь носила другую  фамилию, - все знают, что ты с Луны свалилась, но что ты при этом ещё и ударилась...
     Я показала ему кулак и потребовала:
   - Короче и ближе к делу!
   - Молчу, молчу, с вами, психами, и связываться-то опасно. Ладно, убедила - Пашка тебе ничего не сказал. Но ты-то не могла не знать, что он по тебе сохнет! Он же стихи тебе писал, ночами не спал, его мать моей жаловалась, а когда ты  уехала, то  и  вовсе голову потерял, почернел весь! Ух, как я тебя тогда ненавидел! А потом решил - дело ваше, живите, как хотите.

   - Саня, дай  мне сигарету, пожалуйста, - попросила я сдавленным голосом. Он с минуту наблюдал, как я пытаюсь затянуться, держа сигарету в трясущейся руке, а потом заметался  по утоптанному прямоугольнику школьного двора, ругаясь вполголоса. Такого виртуозного мата я не слышала уже давно, но это почему-то помогло.
   - Он  тебе  не сказал! Великий конспиратор! А ты из-за своих книжек не видела, что творится у тебя под носом! Ну, пару  таких кретинов ещё поискать!
   - Сань, не  ругайся, а? - постепенно  я  приходила в себя. – Я ведь правда не знала.
     Он успокоился, а потом рассказал мне всё. В это было трудно поверить, но я знала, что Саня Зорин говорит правду, потому что хулиган Зорин был лучшим другом надежды школы Паши Ионова.

  ...В девятом классе я была тем самым гадким утёнком, застенчивой, неуклюжей толстушкой в круглых очках с сильными стёклами. Конечно, я училась хорошо - что мне ещё оставалось? Девчонки бегали на  танцы, целовались, делились секретами, а  я сидела в библиотеке и постепенно создала свой собственный мир, куда не было дороги никому. Другие жили - я только грезила о жизни. Но Пашка выбрал  меня, и в это сначала никто не поверил, над ним смеялись даже, но недолго: Пашка умел быть очень убедительным  - на словах и не только. Меня перестали дразнить, но и это я не поняла, только вздохнула с облегчением и списала на то, что мои непутёвые, невоздержанные на язык одноклассники наконец-то повзрослели. Он провожал меня домой, каждый день, прячась за домами и деревьями - и этого я не замечала тоже. Он писал мне письма, но не отправил ни одного. Он не решался подойти и рассказать о своих чувствах, и кто знает, как бы я тогда приняла это? Скорее всего, не поверила бы ни единому слову, расплакалась и убежала...

     Я стояла, глубоко задумавшись, и только потом поняла, что Зорин говорит ещё что-то.
   - Что ты сказал? - переспросила я, возвращаясь к реальности.
   - Ты что, не слушаешь? Да-а, дела... Наломали вы дров, ребята. А я, получается, последний трепач? Пашка не сказал, а я всё разболтал. И что теперь будет? Он женился недавно, с  ребёнком взял...- уточнил он зачем-то.

   - Сань, ты не убивайся так. Не побегу же я к нему разбираться? Будем жить, как жили.
   - И  всё-таки  зря  я  тебе рассказал, - мучился Зорин, но я оборвала поток раскаяния.
   - Ты правильно сделал. Теперь хотя бы не будешь меня  ненавидеть, - он попытался  возразить, но я продолжила. - И для меня это важно. Знаешь, ты не говори Пашке, что ты... В общем, что я знаю. Теперь иди к нашим, а я, пожалуй, пойду. Мне завтра обратно, хоть вещи соберу...
   - Ты не пропадай, - попросил он, явно радуясь, что не надо продолжать этот разговор.
   - А я и не пропадаю! - попыталась я отшутиться, но вышло неубедительно. – Не провожай, мне нужно побыть одной.

  ...Я нарочно пошла самой длинной дорогой, собираясь с мыслями. Пашка, Пашка... Я ничего не заметила. Ни-че-го. Я жалела себя, плакала в подушку, и мне не хотелось жить. Я не встречалась с мальчиками, а впервые меня поцеловал на дне  рождения подруги пьяненький Витька Колесников. Это было противно, я вырвалась и ушла домой. Я заполняла своё одиночество годами упорной учёбы, я  твердила себе, что могу стать лучше всех, и, наверное, чего-то я всё же добилась, но я помню, каково это - проснуться рядом с чужим спящим мужчиной и спрашивать себя: "Зачем мне всё  это, зачем?" И моё замужество - оно было тем же нелепым фарсом, но я благодарна своему бывшему супругу за то, что у меня есть дочь, и ещё за то, что ему хватило ума больше не  появляться в моей жизни. Как сложились бы наши судьбы, если бы у Пашки хватило бы тогда решительности, чтобы объясниться? Кто знает? И стоит ли гадать? Нельзя вырвать из прошлого страницу и переписать набело. Но у  меня  ещё  есть время для работы над ошибками. Теперь я знаю, что самые лучшие книги не заменят друзей и любимых, и я уже не прячу голову в песок. Я живу. Прощай, Пашка Ионов, краса и гордость бывшего 9-А, лучший нападающий школьной футбольной команды, прощай и постарайся обязательно быть счастливым - хотя бы ради меня.

  ...Я ускоряю шаги. Наверное, мама уже волнуется, а дочка давно спит, обнимая руками  забавного плюшевого зайца. Я иду домой, и мне словно опять шестнадцать, и город  моего  детства смотрит мне вслед, щуря подслеповатые глаза фонарей.