Ведро керосина лишним не бывает

Светлой памяти Сергея Чекурова!

Летная смена начиналась странно. Нашему экипажу в течение четырех часов четыре раза меняли задание. С точки зрения летных законов происходило невероятное. Ведь каждый вылет заранее согласовывается с ПВО, диспетчерскими службами, командными пунктами. Плановая таблица составляется заранее, экипажи проходят предварительную подготовку к полетам.  Внезапная постановка задачи осуществляется только экипажам  дежурных сил, а  нам ломали плановую таблицу, конкретную задачу не ставили. Только четвертый раз перекачивали топливо из самолета в топливозаправщик  под какой-то, неизвестный нам, вариант полета. Экипаж спрятался от мартовской промозглости в капонир. Такая дерготня действовала всем на нервы, но следуя старой авиационной традиции, принимали происходящее с юморком. В очередной раз зазвенел телефон, и поступила команда прибыть срочно на обед, а затем на уточнение задачи.
Обед в летной столовой давно превращен в священный ритуал. Сначала все происходит как в детском саду. Снимаешь  верхнюю одежду, вымоешь с мылом руки, проходишь к столу. Столы строго закреплены за каждым экипажем и у каждого есть свое персональное место за ним. Садиться за экипажный стол раньше командира – верх неуважения. Обязательное пожелание приятного аппетита. За столом, как и во флотской кают-компании не говорят о службе, политике и женщинах. Официантки уже знают предпочтения каждого члена экипажа и несут первое, второе. К ним отношение тоже уважительное. Неуважение может закончиться опрокидыванием тарелки с супом на наглеца. Встают из-за стола после командира. Командир корабля везде голова, он тебе командир, товарищ и отец родной. А экипаж семья, в которой может быть и «урод», но его все терпят, надеясь на лучшее. Так было принято в лучшем полку морской авиации.  Сегодняшний обед ничем не отличался от обычного, если бы не вызов командира корабля к телефону. Экипаж понял, что на этом прием пищи закончится и стал быстро доедать  свои порции. Интуиция не подвела. Командир с порога зала  дал команду:
- Экипаж, все бегом на самолет, штурман - за мной!
Понятно, что ситуация неадекватная. По потаенным тропинкам прибежали к своему самолету. Мне, как второму летчику или как было принято говорить – правому летчику, необходимо  срочно осмотреть самолет, проверить качество его подготовки к полету. После этого, по старой авиационной традиции нужно «справить малую нужду» за хвостом самолета. Чтоб неприятности остались за ним вместе с отходами жизнедеятельности. Благо, женщин на аэродроме не было, стесняться было некого.
Следом примчались командир и штурман.
- По коням! Запускаемся быстро, вперед!
За хвост сходить они не успели. Но после этого вылета ни один член экипажа не нарушит в жизни этот «ритуал». Положено – сделай, милый!
Защелкали тумблеры, потекли скороговоркой доклады, запустился турбогенератор, завизжали при запуске по очереди винты всех четырех двигателей.
- 235, предварительный!
-235, исполнительный!
-235, осмотр по карте, разрешите взлет!
Самолет быстро набрал высоту, подлетал к исходному пункту маршрута.
-Командир, куда летим?
-Экипаж, слушай меня! Срочное задание, выходим в район мыса Белкина и берем иностранную подводную лодку на «хвосте у лисы»!
Вот теперь всё понятно! Значит, командование флота получило информацию о подходе в район мыса Белкина нашей атомной подлодки, которая при возвращении с боевой службы, наверняка, тащила за собой американскую лодку, готовую в любой момент уничтожить наш корабль. Столкновения наших подводных лодок под водой с иностранными лодками были не редкость. Об этом периодически доносила флотская молва. Но в наших водах мы должны были обеспечить безопасность ее прохода до базы и полностью контролировать иностранную субмарину. Итак, на борту 144 радиогидроакустических буя, 5 радиогидроакустических пеленгующих буев  и 16 тонн топлива. Планируемое время выполнения задания четыре часа. В бой!
До района дошли быстро. Подгонял ветер. Японское море начинало менять свой зимний сероватый цвет на приятный синий. Волнение было небольшим. По команде штурмана вышли в точку начала постановки перехватывающего барьера. Началась работа. Самолет задрожал от потока, попадающего в открытый бомбоотсек. Буи быстро вышли на контрольный режим. Теперь надо ждать. Ожидание выхода лодки на барьер напоминало процесс ожидания девушки на свидание. Ходишь с букетом туда-сюда, окружающие посмеиваются, подкалывают. Здесь, над морем нас четко контролировало ПВО страны и Японии, но они нас не подкалывали - контролировали. Радист настроился на японские радиочастоты и услышал английскую речь. В радиообмене проскакивало слово «May». Так, по классификации НАТО, обозначался в их справочниках наш трудяга Ил-38.
Попросите любого летчика, техника, освоившего несколько типов самолетов, назвать лучший из них. Первым он назовет самолет Ильюшина. Любое творение этого славного конструкторского бюро с чистой совестью можно отнести к шедеврам мировой культуры, искусства и техники. Они всегда красивы, элегантны, просты в эксплуатации и обслуживании. Самолет как будто сам заботится о человеке. В нем есть все для работы, отдыха, удовлетворения возникающих потребностей. Он может, как ласковый кот, подставляться нужным бочком технику, помочь быстро выполнить подвеску. В мире моды принято выражение «от кутюр», в авиации скажи просто – Ильюшин!
А наш Ил-38 был не просто шедевр, он был лучше всех других самолетов морской авиации. Кабина экипажа и приборные доски были покрашены в спокойный изумрудно-зеленый цвет. Штурвал из пластмассы под слоновую кость приятно смотрелся на их фоне. Ночью приборы подсвечивались красным цветом, что не вызывало усталости глаз. На борту был буфет, где можно было спокойно приготовить пищу и туалет, на всякий случай. В задней кабине еще была раскладушка, но ее использовали только техники, когда перелетали по тревоге на другие аэродромы.  В воздухе он напоминал гигантскую манту или Змея Горыныча, но с одной головой. В отличии от этих существ он мог буквально сдавить своими кольцами любой подводный объект и , при необходимости, его уничтожить. Морской змей - красивая аллегория!
Из задумчивого состояния вывел голос третьего штурмана:
- Заработал буй № 18 на барьере! Классифицирую цель!
Закрутилась карусель. «Морской змей» расставлял свои кольца. Началась  самая сложная и ответственная работа.
- Заработал буй № 15 на кольце, классифицирую цель!
- Командир, подводная лодка, курс 215, скорость 12 узлов!
Экипаж четко знал свою работу. Без лишних слов радист передал элементы движения цели  на командный пункт, командир со штурманом разрабатывали план слежения, второй штурман управлял сбросами, я рулил. Вскоре появилась вторая цель. Вот это и была наша головная боль. Это был враг, который «пасет» нашу подводную лодку. Теперь мы его зажмем по всем правилам . Вдруг раздался недоуменный голос третьего штурмана:
- На кольце появилась третья цель, малошумная и скоростная!
Через полчаса стало ясно, что три субмарины идут друг за другом. Очевидно, что нам одним не удержать сразу три лодки, нужна помощь. В штабах задумались не на шутку. Время шло, а никакой информации и указаний от них не поступало. Давно стемнело, по плану полета мы уже должны были произвести посадку, а фактически шла работа.
- Командир, остаток 5 тонн!
Командир со штурманом по СПУ (самолетное переговорное устройство) «трясли» третьего штурмана, чтобы он точнее классифицировал шумы третьей цели. Тот клялся, уверяя, что это подводная лодка, но с меньшей шумностью. Доклады в таких случаях из самолета идут сразу в Главный штаб ВМФ в Москве! Если упустим цель, то огребем по полной! Поступило указание держать все три цели. А у нас уже и буи на исходе и топлива меньше трех тонн. Скоро загорятся «красные» лампочки!
Командир связался по УКВ – связи с нашим руководителем полетов, доложил ему обстановку и остаток топлива. В результате получил приказ  работать до конца! Какого конца? Нашего? Через пятнадцать минут мы услышали радиообмен взлетающего экипажа дежурных сил. Ждать почти час, а уже загорелись  лампочки «Аварийный остаток топлива»! До аэродрома не хватит, на запасной аэродром не уйдешь – наш самый близкий! Под нами - ночное море, на западе – зимний Сихотэ-Алинь! Садиться ночью – да просто некуда! Мозг закипел от поиска вариантов решения задачи. Порадовал самолет ДС (дежурных сил). Он сообщил, что подходит к береговой черте.
- Командир! Предлагаю в наборе поставить барьер из 5 вторых буев и напрямую идти на точку! Выключаем все и на экономичной скорости дойдем! Штурман, подлетное время до дома?
-Тридцать пять минут!
Бодрый доклад штурмана, не успевшего вникнуть в реальную обстановку с остатком топлива, пришлось остудить вопросом о полете на экономичной скорости.
- Час!
По всем графикам и расчетам топлива не хватит!!!
Все пять буев уверенно вышли на режим и стали давать пеленги сразу двух целей.
- Принимайте контакт!
- Слабо наблюдаю работу первых, а вторых вообще не вижу! – донесся голос сменяющего экипажа.
На нашем борту тоже все буи засветились  как при появлении помехи от шума моря.
- Командир, это не шумы моря! Нам ставят помехи по радиоканалу!
- Молодец третий! Отстраивай аппаратуру!
Но мы уже уходим из района. А контакт не передан. Причем не по нашей вине. Этому обстоятельству мог радоваться только экипаж ДС. Им мороки меньше.
- Командир! На локаторе наблюдаю скоростную цель по пеленгу 190, удаление 5 километров!
Судя по всему иностранный самолет, не опознается!
- Второй, посмотри в астрокомпас, вдруг увидишь?
- Наблюдаю габаритные огни и белый импульсный маяк! Это не наш борт!
- Скорее всего «Орион». Пока мы были на малой высоте, не могли его наблюдать, а он, за нами следил, вот и помехи поставил!
Но обстановка требовала других мыслей и решений.
- Экипаж, повторяю порядок покидания самолета! Радист открывает входной люк, первым выходит второй штурман, затем третий, радист, штурман, борттехник, правый, потом - я. После приземления включаем радиостанции и действуем по обстановке!
Возникшую тишину кабины разорвал плач третьего штурмана. Он случайно нажал ножную тангенту, когда уронил голову на рабочий столик. Эмоции захлестнули парня! Утром он отправил свою жену в родильный дом и беспокоился о ней!
- Все будет нормально, но повторить надо! Третий, проверить шлемофон, фонит!
Выключалось лишнее оборудование, наддув кабины. Осталось только освещение кабины, автоматический радиокомпас и авиагоризонт. Все смотрели на топливомеры. Их стрелки неумолимо приближались к нулевой черте.
Привычка постоянно осматриваться вырабатывается годами. Вернее ее заставляет вырабатывать специфика летной работы. Хочешь жить – крути головой, но с умом! Ты должен увидеть то, что угрожает самолету или экипажу! Мой взгляд за кабину заметил изменение цвета «солдатика»! Есть такое простейшее устройство, показывающее наличие обледенения самолета.
Простой металлический стержень, покрашенный полосками белого и черного цвета стал полностью белым! Быстро включил противообледенительную систему. Тут нам дают снижение. А в облаках обледение  усиливается. Мы шли в мощной влажной кучевке, которую пригнал теплый воздух из Китая. Обычно над аэродромом было безоблачно, кроме сезона туманов. За прожитое  в гарнизоне время сложилась привычка находить свой дом при снижении на аэродром, увидеть светящееся окно своей квартиры. Жена всегда ждала меня с полетов, не могла уснуть. Но плотные облака закрыли все почти до земли. Начинаем выполнять разворот на посадочный. Крен пятнадцать градусов – самолет не меняет курс! Тридцать – не меняется ничего! Сорок пять – резкий бросок влево! Выводим на посадочный створ и тут началось такое, что вспоминать страшно до сих пор. Рулей он практически не слушал. Мы буквально ломаем рули, чтобы удержаться в створе. В шлемофоне голос руководителя посадки звучит укоряюще.
- Смотри за полосой, я сам удержу!
- Понял, командир!
За бортом только белое молоко. Посадочные фары включать бесполезно, они создают мощный световой экран. Вдруг мелькнула полоса огней приближения. Сразу крутанул штурвал вправо, самолет отозвался легко, рули уже немного освободились ото льда из-за более теплого воздуха у земли.
-Вижу! – прокричали почти одновременно всем экипажем. Для ухода на второй круг не было ни топлива, ни желания.
Довернулись на посадочный быстро, уже была высота принятия решения на посадку. Самолет долго не хотел садиться. Легкий, он летел на метре  над полосой, до такой степени долго, что начал ощущаться процесс раскрутки колес от воздушной подушки. После посадки быстро срулили в карман и остановились возле своего капонира. Двигатели выключились.
- Зачем выключил без команды движки? – спросил в запале командир.
Борттехник молча показал на включенные стоп-краны. Приехали на честном слове и …!!!
Возле капонира никого из техсостава не было. Достали сигареты, закурили. Взгляд упал на воздухозаборник маслорадиатора. Он был забит плотной пробкой льда. На верхней поверхности крыла местами  тоже оставался лед. Ноги сами подвели к передней стойке. Обнял ее, как родную.
- Спасибо, тебе, дружище!
Подошел командир, снял свою кожаную куртку. От спины пошел пар. Комбинезон был мокрый насквозь, хоть выжимай. Мы молча обнялись.
- Спасибо, командир!
- Вам всем спасибо, мужики!
Следом подошли остальные члены экипажа. Суровые мужские объятья, от радости понимания своего счастливого возвращения из переделки, не являются криминалом. В стороне тихо стоял только третий штурман. Мы подошли к нему сами.
- Беги, звони, узнай, как там твоя! Может быть, уже родила?
- Спасибо, командир!
Потом мы сами затолкали самолет в капонир, и пошли в домик эскадрильи. Наши технари резались в домино и обалдели, увидев экипаж.
- Мы думали, что вас на запасной отправили! Готовились к вам выезжать!
Теперь предстоял самый тяжелый процесс – отчет. Да, вот так, отлетав семь часов тридцать одну минуту, мы идем в штаб полка, чтобы нарисовать красивую схему своей работы на большом листе ватмана, а потом и ещё получить за недостатки в работе!  Через полчаса прибежал счастливый третий штурман.
- Мужики, у меня сын родился! Сережей назову в честь командира!
- Спасибо, уже назвал! Давай иди домой, приводи себя в порядок и к своей езжай, я отпускаю!
Без помощи третьего было сложнее, но мы справились через четыре часа полностью. Красавица- схема была исполнена черной тушью, в соответствии со строгими требованиями штабной документалистики, и благополучно подсыхала. В класс  зашел командир эскадрильи, с сурово сведенными бровями выслушал доклад командира.
- Вы выявили новый тактический прием американцев! Они использовали одну многоцелевую лодку для охоты за нашей и охраны своей лодки с баллистическими  ракетами.
Вот это да! Значит, ПЛАРБ ходила у наших территориальных вод !?  Но думать о большой политике было не наше дело. После доклада мы пошли домой. Навстречу нам шел борттехник, который оставался на самолете, чтобы закончить подготовку его к следующему вылету.
- Мужики, какой  невырабатываемый остаток топлива по Инструкции?
- 250 килограмм!
- Вносим дополнение в Инструкцию экипажу – десять литров! Слил в ведро все из расходного бака. Оставил на память!
Лишнее ведро керосина, заправленное в самолет, спасло нам жизнь? Или это сам самолет выжал из себя невозможное? Осознание того, что самолет смог нарушить Инструкцию, чтобы спасти наши жизни и себя, породило только одно желание – отблагодарить его добрым словом. Не сговариваясь, экипаж пошел на стоянку. Подошли к машине. Отдали ему честь. Похлопали, где сумели достать. И только после этого, с чувством исполненного долга, пошли по домам.
Спасибо тебе, «Ильюха»! Спасибо за то, что живой!