Пружина

(илл. Джошуа Рэдман "Обезьянка с тарелками")

- Пока, спасибо, что подвёз.
Супермаркет. Яркие этикетки, много света  и людей.
Знакомая продавщица кивает. Растягиваю губы в улыбку.
Хмурая фасовщица овощей что-то бурчит. Улыбаюсь ей тоже.
Кассирша. Расплачиваюсь. Выход.
Закуриваю. Налево, тридцать шагов и вот уже угол моего дома.
Двор. Четыре подъезда. Соседи. Улыбаюсь, мать вашу, улыбаюсь и киваю, как китайский болванчик, убыстряя шаг.
Таблетка домофона, тёмная лестница, как зев Харибды.
Проклятые старухи экономят электричество, стоит только включить – сразу выключают.
Семь ступенек наощупь, выключатель, щелчок, и та же темнота. Чёрт с ними.
Бреду через три этажа. Дверь. Замок. Я дома.

Стою на половике и переглядываюсь с тишиной, стоящей передо мной во весь рост и злобно щерящейся.
Взгляд падает вниз. Забытые пёстрые уги сиротливо стоят рядом с моими найками.

Тебя нет.

Изношенная за день улыбка лопнувшим латексом слезает с моего рта. Проходя, ловлю своё отражение в зеркале.
Ты всё-таки ушла, и теперь тебя нет.
Отражение смотрит на меня устало, а потом смущается и выдаёт гримасу, от которой становится ещё гаже.
Кухня. Стерильный стол, вымытая посуда и отдраенная плита. Бросаю пакет на пол и бегу в комнату.

Нет, нет, нет. Тебя нет.

Шкаф ещё пахнет «Императрицей», но вешалки сиротливо качаются на левой стороне.
Недочитанная книга, раскинув оранжевые крылья обложки, валяется на столике.
Кхм. Тишина ненавязчиво стоит за спиной и потирает руки.
В спальне – заправленная постель, и моя майка, которую ты определила как сорочку, на стуле.
Ну и ладно.
Возвращаюсь на кухню… тебя н…ЗАТКНИТЕСЬ ВСЕ!... и разбираю пакеты.

Лево. Право. Раз, два, три, четыре.

Ловлю себя на мысли, что жду, когда щёлкнет дверь ванной, и ты выплывешь в бигуди, и схватишь со стола апельсин.
Апельсины. Ты их любишь, а у меня аллергия. И ты всё-таки ушла.

- Нет,- прямо в лицо тишине, что опять встала за спиной,- тебя нет, потому что не было.

Бросаю апельсины в ведро и цепляю из пакета бутылку вермута.
«Кто пьёт в будни?»
Я. Потому что тишина нисколько не оскорбилась,  а ласково приобняла меня за плечи своими холодными руками,
удобнее угнездившись вокруг.
И потому что не усну один без алкоголя, а транки ты выкинула в первый же день.
И пружина в моей груди ослабла почти до конца. Завода хватит ещё на час-другой.
Я успею поесть, побиться в истерике, тупо уставиться в монитор, вычищая с жёсткого диска все следы твоего пребывания,
а потом завод кончится совсем, и обезьянка перестанет звенеть тарелками.

Тихая гавань. Всегда можно переждать шторм и упорхнуть дальше.

Лети, плыви, хоть в Джиннистан, а я залезу в шкаф и засну, вместе с другими брошенными игрушками.
Буду тешить себя воспоминаниями о том, как ты играла со мной, пока пыль не накроет меня серым саваном.
Тик. «Алло, я сегодня заберу вещи». Ну и ладно.
Так. Наигралась, собрала вещи, отправила мне на работу смс и ушла.

Наигралась. Заводные игрушки очень милы, но быстро надоедают, куда уж нам тягаться с продвинутыми гаджетами.

Что-то лопается у меня в груди, и я валюсь на бок. Медные тарелки катятся по полу,
и вермут растекается липкой лужей.

Не играют — забывают, забывают — не играют.

Интересно...  заводной ключ ещё найдётся или потерял-ся...

Насовсем.