В первый день. Часть 1, гл. 4-6

начало:http://www.proza.ru/2013/04/24/888


                «В первый день первой пулей…»



                Часть первая




                4

… Тот боевой выход начался в три часа ночи. Через полчаса мы втянулись в зелёную зону – сады вперемежку с дувалами, полуразрушенными стенами караван-сараев. Как говорили старослужащие, обычно оттуда бьют душманы. Но на этот раз было тихо. А когда кончилась зелёная зона и нас обступили горы, справа и слева от колонны стали рваться термитные ракеты. Для танка или БТРа они особой опасности не представляют, но для бортовой машины – похуже, чем осколочные, потому что поджигают. Впереди  и сзади уже что-то горело.  В который раз я услышал в наушниках, как передают нашему водителю: «Идти строго по колее. Идти строго по колее. Кругом мины, обочина сплошь заминирована».

    Так и двигались. Остановились перед наступлением темноты. Ночь, но нет ночной тишины. Кругом гудело и дрожало от взрывов и залпов. Душманские мины и ракеты прилетали из-за ближайших гор и хребтов.

   Утром двинулись дальше. С каждым километром напряжение возрастало, потому что мы вступили, как здесь говорят, в душманский край. Рядом пакистанская граница – вот и изображают душманы себя здесь хозяевами. Им даже удалось блокировать небольшой гарнизон афганской армии. На выручку его и шла наша колонна.

    Но мало было прийти к ним, надо помочь разблокировать всю прилегающую к гарнизону зону. Этим и занялись. Особенно тяжёлым был первый день.

    В тот день, первого апреля, мы высадились на одном участке «зелёных» (так называли наши солдаты регулярные части Афганистана). Быстро и без особых происшествий заняли высоты – не дали «духам» разобраться в обстановке. Свою основную задачу выполнили.

  С ближайших гор гарнизон отлично пристрелян. До нашего прихода афганским солдатам головы не давали поднять. Обстрел шёл беспрерывно. Кто-то упал, кто-то побежал. Когда я увидел радиорелейную машину, возле её колёс лежало трое раненых солдат. А над ними … женщина. Она быстро и ловко обрабатывала раны, умело накладывала бинты. Кругом ад, а она улыбалась. Звали её Инга Витальевна Горелая. Она у нас была медицинской сестрой медпункта. Я как-то познакомился с ней, когда несколько раз приходил на перевязку – поранил руку в автопарке, пришлось обратиться за помощью. Она охотно отвечала на мои вопросы, поэтому я знал о ней многое. Выпускница Яранского медучилища Кировской области.  До Афганистана работала в детской больнице. Здесь уже второй год.
 
-Часто бываете на боевых выходах? – спросил я её как-то.

-Часто, - ответила Инга Витальевна. А потом посмотрела куда-то вдаль и сказала: - Дома у меня сын Коля. Ему двенадцать. Мне всегда кажется, что он постоянно смотрит и спрашивает: «Как ты там, мама? Какая ты у меня? Не трусиха ли?»

   Сейчас, видя молодую женщину, я твёрдо мог ответить её сыну Коле: «Нет, парень, твоя мама не трусиха». Вот и мне стало стыдно бояться, тем более показать свой страх  перед красивой женщиной.  И я приободрился, даже помахал ей рукой и улыбнулся.

    Чтобы окончательно заблокировать душманов, надо было занять ещё одну сопку, нависавшую над самым кишлаком. Первыми пошли лейтенант Алексей Варнава и рядовой Чугунов.  И попали под обстрел душманов. Алексей  крикнул, чтобы его прикрыли огнём, но тут же упал, раненный снайпером.

   Я, увидев, что командира ранило, рванулся к Игорю Чугунову, чтобы вместе вытащить раненого, но тоже упал, сражённый пулей в голову. Это и был мой последний шаг по этой земле.

  А наши ребята всё-таки вытащили и лейтенанта, и меня из-под обстрела…

  Но когда прилетел вертолёт – было уже поздно, жизнь Алексея Варнавы  угасла. Его, как и меня,  отправили этим бортом на «большую землю».

   Честно говоря, я очень хотел встретить здесь, в новом мире, своего командира. И не только потому, что мы погибли в одном бою, почти одновременно, а, возможно, и от одной руки, но и хотелось поговорить с ним о жизни. И о войне, в которой участвовали. Пока мне найти его здесь не удалось. Может быть позже…

   Но я смог собрать информацию о лейтенанте.  Да-да, здесь это вполне выполнимо. Я должен  был узнать о нём всё.

   На земле у Алексея Варнавы теперь никто не сможет  спросить: как ты хотел жить? О чём ты мечтал? Почему и в школе, и в военном училище, и в народном театре при Доме офицеров в подмосковном Одинцове – везде притягивал к себе ребят. Хотя лидером не был, просто обыкновенный парень.

    Отец его, Петр Павлович  Варнава, подполковник в отставке, войну прошёл от первого до последнего дня. Привык к основательности, дисциплине. Но и он иной раз удивлялся, как основательно готовил Алексей  осуществление своих идей. Классе в шестом ещё пришёл к отцу с разговором: «Папа, мы с Ванькой  решили стать моряками». – «Для этого надо учиться в специальной школе, у нас в Одинцове её нет». – «А мы уже узнали: в Москве, в Речном порту есть такая: моряков, речников и полярников». Отец своё: «Вас не примут». – «Примут, мы там уже были, записались». Сначала  Пётр Павлович был искренне огорчён: «Алёша, подумай, ведь полтора часа дороги в один конец, а как же учёба, народный театр…» Но Алексей  уже всё решил: «Так ведь школа моряков только два раза в неделю! Ещё пять вечеров остаётся…»

     Или карате. Это было уже ближе к окончанию школы. Однажды просит маму: «Сшей мне кимоно и пояс. Буду заниматься каратэ». Калерия Александровна работала, помогала старшей дочери нянчить малыша: «Некогда, Лёшенька». – «Тогда я сам сошью! Покажи, как скроить…» И сшил. Эта курточка путешествовала с ним все курсантские годы,  и её он привёз в Афганистан.

      А в десятом классе, зимой, сказал родителям окончательно: «Ладно, не буду моряком. Буду пограничником. И учиться недалеко – в Голицине, полчаса на электричке. Я же вас не оставлю, вы у меня старенькие, вам нужна забота…»







                5


     И вот не стало такого славного человека и строгого, но надёжного командира.

     Мы теперь с ним живём не во времени, но в вечности. Мы не субъекты времени и неподвластны его условиям, за тем лишь исключением, что временем была ограничена  наша земная жизнь.

      Я теперь знаю, что ещё в доисторические времена было сделано важное заключение, касающиеся человеческой природы: человек состоит из двух энергетических тел. И с развитием современной науки доказательств этого тезиса становится всё больше. Одно из этих тел состоит из плоти, костей и крови, другое (астральное) представляет собой чистую психическую энергию. Иногда это тело можно даже наблюдать воочию.

     Поскольку в земной жизни существование нашего астрального тела прочно связано с существованием тела физического, осознание его реальности может возникнуть только в моменты, сопряжённые со смертью. Многие психологи убеждены, что «аура», которую при некоторых условиях можно наблюдать и фиксировать техническими средствами, представляет собой некую эманацию этого второго тела, которая в нормальном состоянии проникает в физическое тело и постоянно с ним взаимодействует.

  Уф-ф, кажется,  ничего не перепутал. Это я попытался воспроизвести информацию, которую мне  выдала на одном из занятий моя дорогая сестричка. 

   А вот ещё немного из  её лекции:

   «Знаменитый писатель и общественный деятель Артур Конан Дойл  изучал медицину в Эдинбурге и на протяжении десяти лет возглавлял исследовательскую деятельность в южных морях. Он был солидным, добродушным и непосредственным человеком. Интересовался  он также и психическими феноменами, в особенности – телепатией, и проводил опыты со своим другом архитектором. Как говорил сам Конан Дойл,  ему понадобилось четверть века, чтобы убедить себя в том, что жизнь человеческого  существа не заканчивается со смертью физического тела. Разумеется, он стал известен всему миру, в первую очередь, как автор неподражаемых «Записок о Шерлоке Холмсе». Однако персонаж Холмса был списан с реального человека – одного из профессоров медицины, у которых учился Конан Дойл.  Исследования в области феноменов психики со временем сделали Конан Дойла одной из самых влиятельных фигур в Обществе психических исследований. Ему довелось быть медиком в период англо-бурской и Первой мировой войн. Кроме того, он был членом комитета Олимпийских игр. Перед началом Первой мировой войны ему пришлось пережить трагедию – смерть своего сына Кингсли. После этой потери Конан Дойл стал активным сторонником общения с медиумами, посещал спиритические сеансы.
 
     Наконец,  Конан Дойл  и после своей смерти в июле 1930 года неоднократно выходил на связь с медиумами, в том числе с Артуром Фордом, рассказывая  об особенностях «загробного мира».

    Кроме Конан Дойла можно назвать много людей, которые преобразились от одного осознания, что смерть на самом деле не грозит человеку. И меня удивляет, что до сих пор не все это осознали. Часто люди, убитые горем или бессмысленностью своего существования,  выросшие на идеях материализма, поняв концепцию бессмертия, вновь возвращали себе вкус к жизни. Священники, утратившие веру и механически выполнявшие свои ритуалы, снова наполнялись жизненной силой. В чём же тогда дело, почему эти знания не изучать прямо со школьной скамьи?»

   Нонна активно стремилась передать свои открытия-знания не только мне,  её брату,  но кому-нибудь ещё. Но, похоже, в этом не было необходимости – эти знания тут буквально «витали в воздухе».

   Я теперь абсолютно убеждён,  что  не боящийся смерти человек живёт на совершенно другом уровне. Но, тем не менее, многие иррациональные факторы всё ещё оказывают на людей влияние.

    Один из них связан с тем, что большинство людей  не могут спокойно смотреть на убитого горем человека. Есть в этой ситуации что-то такое – может быть, откровение нашей вселенской взаимосвязи и взаимозависимости, - что вытесняет ту часть нашего разума, которая является нашим каждодневным состоянием. В результате те, кто ищет бессмертия, обогащённые негативным опытом смертного мира, пытаются просто забыться и никогда больше не видеть смерти, отвернуть свои глаза прочь от неё.

    Я как-то задал сестре вопрос, занимающий меня  всё последнее время: «А как же быть с потерей близкого человека, как спокойно вынести такую потерю?» Нонна задумчиво посмотрела на меня, потом, помедлив, ответила:

    «Да, это очень тяжёлая потеря. Но настаёт момент, когда нужно оставить прошлое в покое и начать новую жизнь. Но для некоторых,  оказывается,  необычайно трудно принять жизнь такой, какая она есть, и так же трудно принять смерть. Смерть – это билет в один конец. Умерший может возвращаться лишь эпизодически, но прежний мир закрыт для него навсегда. Такой уход может глубоко ранить тех, кто остался «в миру», и раны могут никогда не зажить. Само существование человека во Вселенной будет видеться под клеймом смерти.

    Смерть близкого человека, с которым ты прожил много лет, - это всегда страшный удар, после чего в душе остаётся невыносимая пустота. Поток психической энергии, некогда направленный на человека, теряется в этой пустоте, лишённый ориентиров. Ему нужны новые объекты, новые цели. В душе остается образ любимого человека, и со временем этот энергетический поток стремится замкнуться на этом образе. Но если найден иной выход для этой энергии, образ со временем меркнет, а жизнь продолжается. «Время лечит», - говорим мы, преодолевая горечь своих утрат. В конце концов, остаётся лишь память о прежнем образе.

   Очень важно показать людям, что смерти не стоит бояться, ибо нам суждена вечная жизнь. И это не лекарство от неврозов, это объективный факт. Люди имеют право знать, в каком мире они живут. Единственная вещь, которая действительно лечит, – это истина».

    Я кивнул ей. Конечно, она права. Но как эти знания донести до дорогого человека, который из года в год оплакивает потерю.  Ответа для себя я пока не находил. Похоже, Нонна была в таком же положении.

    Но мы с сестрой продолжали заниматься, я был прилежным её учеником, открывал для себя всё новые и новые знания.

    Для преодоления страха смерти существенны две вещи. Первая – убедить себя в том, что человеческая личность способна пережить биологическую смерть, убедить даже наперекор видимой реальности. Вторая – сохранить это убеждение и не поддаться разрушительному влиянию материалистического общества. Если вы сделаете эти две вещи, истина преодоления смерти станет частью вашего существа, она станет повсеместно действующей силой, подобно гравитации. Два аспекта веры, эмоциональный и интеллектуальный, действуют заодно, как два крыла. Вы не сможете обойтись одним без другого.

    Разумеется,  с подобными  проблемами бывает сложно справиться в одиночку. Нам нужно, чтобы рядом были люди, которые поймут и согласятся с нами.

    Необходимы эмоции любви и понимания, чтобы изгнать страх навсегда. Эти эмоции воздействуют не только на человеческий разум – они преображают всё человеческое существо.

    Крайность представляют собой люди, постоянно занятые своим горем. Есть те, которые после смерти ребёнка поддерживали порядок в его комнате, хранили в шкафу его вещи, ставили пустой стул к обеденному столу. Это не лучшие действия, являющиеся доказательством преодоления смерти. Скорее это похоже на клинический невроз. Если, к примеру, ребёнок вырос и начал вести самостоятельную жизнь, в родительской опеке более нет нужды. Вам остаётся только принимать его жизнь такой, какая она есть, не слишком часто навещать его, поддерживать, если требуется. Не следует делать меньше или больше этого. Точно такими же должны быть отношения с бесплотным миром.

    Как учила меня Нонна, с точки зрения христианской теологии не следует интересоваться мёртвыми больше,  чем ими интересуется сам Бог, иначе это превращается в своего рода идолопоклонство или иное неблагочестивое поведение. Но мы-то с Ноной знали,  что наша мама  долгие часы проводит у наших могилок,  поливая их горькими слезами.  Так и хотелось крикнуть ей: «Не убивайся так,  дорогая мамочка! Мы с Нонной в порядке…» Но она не слышала нас, а вечерами снова и снова перечитывала тонкую стопочку моих писем из армии.  Домой  я писал часто, но чаще писал всё-таки Бэле, моей любимой девушке.
 
    Помню, в январе я писал: «Мамочка, спасибо огромное за твоё новогоднее поздравление! От всех ребят из нашего взвода привет, я им прочитал в удобную  минутку твоё стихотворение. Ощущение такое, что мы увидели себя твоими глазами.  Это до слёз… Мои друзья просили передать: после таких писем не загрубеют наши сердца.  Сообщаю, что по этому адресу мне больше не пиши. Меня переводят, куда – сообщу позже. Пока еду в Кабул. Это Афганистан.  Тяжело расставаться с ребятами,   с которыми  подружился в «учебке», столько прожито вместе, столько пережито. Но у нас говорят: кто не был в Афганистане, не узнает цены настоящей дружбы. Так что верю, что и там найду новых друзей.  За меня, мама, не волнуйся, я понимаю, как ты меня ждёшь. И не имею права рисковать без оснований. Я вернусь…»

    «Дорогая мама, получил от тебя письмо и фотографию.  Посмотрел, дорогая моя,  на твой коллектив. Учителя такие молодые. А ты для меня самая красивая. Лучше всех. Вчера вы, наверное, праздновали в школе 8 Марта. Я ещё раньше послал тебе открыточку. Получила вовремя? Как ты там? Ты, мамочка, конечно, с утра и допоздна  в школе. Так и вижу тебя, стоящей с указкой,  у карты. Благодаря тебе я полюбил и хорошо изучил географию. Друзья всегда ко мне обращаются за помощью, если надо что-то узнать о странах.

    Наш взвод привлекался к участию в учениях, а это значит, что у нас относительно спокойно. Здоровье в порядке. Когда есть время,  бегаю. Или играю с собакой Жучкой. Прижилась около нас.  Лохматый, потешный пёс, всех готовый развлечь и отвлечь от всяких дум. Ночами помогает «охранять» нас, хоть уже и пришлось отбивать его у шакалов. За меня не переживай. Знаю, больше всех на свете волнуешься за меня, хотя снова пишу: беспокоиться не надо. Жив, здоров.  И у меня много друзей,  а это так важно.  Целую, дорогая мама».



 


6

   
        Бэле я писал  в одном из первых посланий  из Афгана: «Здравствуй, родная моя!  Наконец-то получил от тебя письма. Целых пять! Рад несказанно, даже не знаю, как выразить своё состояние. Весь день ходил именинником. И погода была под стать.  Сегодня наш сержант Карпов получил орден Красной Звезды.  На разводе огласили Указ Президиума Верховного Совета СССР, а потом мы все поздравляли  сержанта. Вот это парень!  Настоящий герой.

       Недавно наш взвод перекинули в зелёный район. С одной стороны горы, с другой – сады и река. Основное, чем занимаемся, - сопровождаем грузы через «зелёнку». Обстановка сейчас понапряжённей, свободного времени нет. Часто не спим по ночам, поэтому, если от меня долго не будет писем, не волнуйся.  Ну, а как у тебя дела? Думаю, зимнюю сессию ты хорошо сдала, а как в каникулы отдохнула? Привет передавай от меня всем парням и девчонкам из группы, надеюсь, не забыли ещё недавнего студента Диму Ребёнка.  Вот вернусь из армии и продолжу учёбу, правда, тебя и остальных  мне уже не догнать. Но ты ведь поделишься со мной своим конспектами?  Смеюсь, конечно. Целую тебя, любимая. Твой воин-интернационалист».

     Своё самое последнее письмо из Афгана я написал за пару дней до гибели. Конечно,  оно отправилось к Бэле.

      «…Сегодня  30 марта. А я уже успел нарвать букет свежих прекрасных роз. Какое было бы удовольствие подарить их тебе, дорогая Бэлочка-Белочка! Ругаю себя за неловкую  фразу в прошлом письме. Бог весть,  что подумаешь.  Вот снова посылаю, родная, тебе лепестки цветов. Наверное,  ты права: какая-то доля риска и есть в нашей службе, в том, что мы делаем. Но поверь, она незначительная. Я здесь с такими отличными ребятами! Нас много, выполняющих свой долг… Целую тебя крепко-крепко. Твой Дима». В этом письме были ещё такие строчки:

«Такая нами выбрана дорога,
У каждого солдата свой рейхстаг.
Друзья мои, не верящие в бога,
Вы сами стали богами атак!

Нас не чужие поманили дали,
Нас только так и научили жить.
Мы лишь затем Россию покидали,
Чтобы её сильнее полюбить.

В туманах по ущельям утопая,
В свой первый рейд  я завтра попаду,
И напишу, вернувшись: «Дорогая,
Прошедший день – мой главный день в году…»

   Эти стихи написал наш лейтенант Сергей Павлов, и мне они очень понравились, поэтому и решил поделиться ими с любимой девушкой.  Вот только вернуться мне из того первого рейда не пришлось…

    В Афганистане я часто вспоминал Бэлу. Нет, не так. Не вспоминал. Я просто никогда не забывал о ней. Делаю что-то по службе, а сам представляю, что делает в этот момент она.

    После школы наш роман развивался стремительно. Я решил вместе с ней поступать в педагогический институт. Бэла выбрала физико-математический, хотя её мама настаивала на филологическом факультете. Но она была непреклонна: хватит в семье одной учительницы русского и литературы. Ну,  а я, естественно, решил поступать туда же - разве мог я оставить Бэлу одну?

      Удивительно, но мы поступили. Правда, Бэла все экзамены сдала на «хорошо» и «отлично», а у меня – одни «трояки». Повезло, что ребят был недобор  в тот год, поэтому меня тоже взяли. 

       В сентябре мы, первокурсники, отправились,  как и было принято,  на уборку  урожая в Красноуфимский район, село Сажино.  Убирали турнепс,  картошку.  Девчата наполняли мешки, а мы, парни, работали грузчиками.   «Упахивались» так, что  ни рукой - ни ногой не могли пошевелить. Но каждый вечер после ужина шли в сельский клуб на танцы. И откуда силы брались?   Я так и не могу сейчас объяснить.  А ещё мы  с Бэлой  любили погулять под звёздами, «помесить грязь» - так это мы называли. Грязи там, действительно, хватало, так что без сапог и не пройтись по селу. Как я любил такие прогулки! Конечно, мы не упускали случая, чтобы ни нацеловаться с Бэлой вдоволь…

     В Афгане эти воспоминания часто меня согревали. Хотя были, конечно, счастливые моменты в наших с Бэлой отношениях и позднее.  Новый год… Первые совместные зимние каникулы после сессии (экзамены  я  сдал довольно успешно, сам даже удивился. Впрочем, это всё было благодаря Бэле – вместе готовились, она буквально «натаскивала» меня). 

     Летом после сдачи экзаменов  я поехал в студенческий строительный отряд – очень хотел заработать на нашу с Бэлой будущую свадьбу.  Мы с ребятами строили свиноводческий комплекс в посёлке Лая, это под Нижним Тагилом. Конечно, я очень скучал без своей любимой, но успокаивало то,  что в сентябре мы снова будем вместе. Она тоже это лето  решила провести с пользой -  записалась в студенческий отряд проводников, обеспечивали поезда сообщением Свердловск – Адлер.

       В начале сентября мы наконец-то встретились.  И почувствовали себя богачами – наших совместно заработанных денег вполне хватало и на кольца, и на свадебные наряды, и на праздничный банкет в молодёжном кафе.  Мы особенно радовались, что не придётся особенно «напрягать» наших матерей (отца у Бэлы тоже не было – он умер несколько лет назад), ведь их  учительские зарплаты были очень скромными.

      Я  успел проучиться  на втором курсе лишь месяц, а потом меня призвали в армию. Правда, с курса нас многих «загребли».  Вдруг в стране нашей решили студентов призывать для выполнения своего священного долга,  хотя прежде давали возможность доучиться до окончания вуза. Видимо, «на верху» кого-то «озарила» эта «революционная идея». Но мне кажется, что это была очередная большая глупость.

    Но раз  Родина сказала: «Надо!», то мы, призывники,  ответили: «Есть!»  Обидно только, что наша с Бэлой свадьба не состоялась – мы планировали пожениться под Новый год.

    Но я был уверен – она дождётся меня, раз обещала. Последний раз мы поцеловались с ней в середине октября, а через минуту я уже садился в автобус, увозящий меня от военкомата в неизвестную жизнь…
   
= продолжение следует =
http://www.proza.ru/2013/04/29/1105

На фото Двойнева В.В. – в провинции Кандагар.

                ***