Псалмы Давидовы

Душа наша, аки собака, истинный, верный друг, с нами до смерти неизбывно пребывающий. Бескорыстный, забываемый, в вечной доброте и необъятной милости, пёс гонимый, ласкающийся у корней древа духа внутри нас, радующийся этой службе истинно, ратующий во имя нашего блага, во избавление печали и страшного греха – уныния, но безгласный, молчаливый, только рекущий словами справедливости и укоризны неразумности нашего легкомысленного беззакония в поступках. Добра алчуший в этом граде, помыслам и словам, владеющему силой незримой этой сути, иже во всех приделах вкупе – всегда, тенью, не насильно, но насельно в самой сердцевине земной соизначально, но зреющей до поры, ради ростка благого, правды в нас. И в помыслах, делах, а и словах, языцах, мышцах, костях и мясе тела бренного, что мучает, истязает вечным требованием внимания к себе. Гонимая, душа, непостижимая, пинаемая несправедливо, и умирающая вместе с нами, бесполезным эфиром, в высших сферах, на путях вечной радости, отлетаемая в выси небесные, мучимая незаслуженно, беззаконно. Ждущая многия милости терпеливо, сокрушённо, страдающая от вольного или невольного безумия заблуждений тела нашего, каждого нашего дня трудов, словоблудия и многоядения, отвергающих зоркого взгляда и призрения искры истинной любви к ней человека. Слезой последней после дня тяжких трудов разнообразных, на пороге дня усталости и сна мучительного, влагой божественной из смыкающих забытьём глаз, росой последнего прояснения запоздалого раскаяния, беззакония заблудившегося во дню,  и великой печали о заблуждении сем, и о том в чёрной неблагодарности, пребывающей в этой дружбе неравных, как скала и ветер неуловимый. Как немой укор немощи душе, благодарной за то, что она есть при нас и вспомянулась  во имя великой и всеблагой цели прозрения неразумного хозяина тела, пещеры тёмной духа её. И вечной скорби запоздалой об этом, и невозможности исправить, отплывающему в реку Вечности каждую секунду земного пребывания и не знающей земных пределов, а лишь сестра небесной бескрайности. Прости и освяти меня глаголом крепости души, упованием и верой быть услышанным, муравьём ничтожным, букашкой, перед святым и всеблагим. Помилуй, мя! (придумалось на пороге сна)

  Картина Владимира Зороастрова