Демокрит в стране гипербореев

                Дурака можно узнать по двум приметам:
                он много спрашивает о вещах, для него бесполезных,
                и высказывается о том, про что его не спрашивают.
                Платон

                ;
Подобному тому, как хозяин преисподней собирает каждый год перед Рождеством всех своих дьяволов и чертей, полковник Орлов по понедельникам проводил оперативные совещания – или «аперетивки», как ласково, но с гнильцой называл их записной шутник майор Гавриков.  Зав. вещевым складом вообще отличался недюжинными способностями: помимо склонности к перманентному винопитию и неумеренному женолюбию отличался филолологическим чутьём – секретаршу Орлова называл не иначе как «божья корявка», а прапорщиков и офицеров делил на «ебят» и «жеебят», подражая небезызвестному юристу из Симбирска. Когда его спрашивали – в чём, собственно, разница, Гавриков, подмигивая, отвечал, чтто только в возможностях. Был он настоящим шутником, не в пример полковнику Орлову, остроты которого типа «выходец из народов моря» или «отличник конно-водолазного спорта» навязли уже у всех в зубах.
Орлова Гавриков застал перед зеркалом за маскировочными работами – мучительным процессом укладки от затылка ко лбу длинных непослушных прядей, долженствующих украсить шишковатый череп полковника, скрыв от завистливых взглядов великолепную лысину. Гавриков приостановился и тут же в уме цинично обозначил плод полковничьих плодов – «мальчик-колокольчик». Вслед за циником в кабинет хозяина повалила, стуча сапогами, вся ангельская рать, внося с собой дивную смесь запахов офицерского одеколона «Взятие Шипра», коньяка для старших лейтенантов «Три звёздочки», папирос «Дубок», смазки «Верный ствол» и много другого.
На повестке дня, собственно, стояло два вопроса:
§ 1. Коньяк «Дербент».
§ 2.Свежий номер «СПИД-Инфо».
Разливал сам полковник, бдительно следя за тем, чтобы не единая капля не дезертировала по пути следования из сосуда временного содержания в рюмку. С соблюдением необходимых формальностей коньяк был подвергнут суду военного трибунала и приговорён к высшей мере наказания. Товарищи офицеры, пристально наблюдавшие за процедурами конвоирования и судоговорения, одобрительно зашумели. Как будто ветер пронёсся по комнате, когда множество рук в едином порыве, одна к одной, взмыли вверх, сжимая утопавшие в крепких кулаках хрупкие коньячные рюмки.
- Да разве это коньяк, - заворчал Гавриков, глядя на плававшую в рюмке жидкость бурого цвета, - дерьмо это, а не коньяк. Поди, всё чернота травит русский народ. Сами коньяк вылакали, а нам понасливали опивков со своих танкеров нефтяных, со дна баков вёдрами скребли. «Дербент» этот танкер! – осенило майора.
Никто, однако, не слушал старого брюзгу и ворчуна. Проглотив, не моргнув и глазом, сливную продукцию «Дербента», присутвующий состав жадно внимал полковнику Орлову, устроившемуся во главе огромного полированного стола. Зачитывались вопросы в редакцию.
- «Я занимаюсь зоофилией со своим ротвеллером Максом. Не могу ли я забеременить от этого? Эн Ка, Москва», - читал полковник. – «Нет, Шарикова не получится».
Комната взорвалась диким смехом. Можно было заметить, что громче других вели огонь из ротовых амбразур капитан Подлеталов и сам Орлов.
- Ну, молодцы, - сказал полковник, выпуская последние очереди. – Это ж надо такое придумать, - прибавил он, вытирая слёзы. – А вот: «Я уже шестнадцать лет живу половой жизнью, но оргазм до сих пор не испытала. Подруги надо мной смеются, говорят, не того мужика нашла. Подскажите, пожалуйста, что мне делать. Лена из Бирюлёва, двадцать пять лет».
Всякий шум стих в комнате после этого.
- Это ж сколько лет ей, сучке, было? – озвучил витавший в воздухе вопрос заинтригованный Орлов и отбросил газету с многообещающим заголовком: «Исповедь старого уринофила».
Гавриков принялся подсчитывать на бумажке.
- Девять! – восхищённо вскричал он.
Все разом закрутили головами, живо обсуждая возникший казус. С полчаса Орлов с интересом слушал про случаи из жизни товарищей офицеров, пока не стало припоминаться слышанное отцами и дедами. Сразу посуровев, он застегнул на верхние пуговицы китель.
- А нападки на нас, товарищи, не прекращаются, - сурово возвестил Орлов, тыча пальцем в раскрытый «Огонёк». – Вот, посмотрите, какая гадость. «ПРАПОРЩИКИ И СИНДРОМ КЛЕПТОМАНИИ: ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ В ИСТОРИИ СТРАНЫ», - не то чтобы даже и прочитал, а почти провыл дребезжащим голосом полковник.
- Что такое? – отрывисто спросил старейший прапорщик части Козловский, с начала совещания пристально рассматривавший стоявшую перед ним арабскую пепельницу – подарок братского сирийского народа.
- Хроническое воровство, - подавил огневую точку Орлов, кидая озабоченный взгляд на тот же стратегический объект.
- И не говорите – свинство, - вяло возмутился Козловский и со вздохом отвернулся от смущавшей его вещицы.
- На этом опреративное совещание объявляю законченным, - встав, поспешно объявил Орлов. – Капитана Подлеталова попрошу остаться, остальные свободны.
- Товарищ капитан, - строго воспросил Орлов, испытующе глядя из-под очков, - почему не ведётся работа с военными строителями?
- Виноват, товарищ полковник, - ничуть не смутившись, ответил Подлеталов, преданно глядя в глаза начальству. – Сегодня же исправим.
- Давай, Володя, не порти нам показателей. На нас, пропагандистов, теперь вся надежда, - по-отечески мягко напутствовал Орлов капитана. – Я ж с твоим папкой не одну банку усидел, пока ты вот такой под столом бегал. Давай, подтягивай показатели, не позорь родителя.
Когда за Подлеталовым закрылась дверь, полковник кругом обошёл кабинет – проверить, не пропало ли чего, затем задумчиво вытер руки о занавески, глядя в окно.
- Нина! - рявкнул он, ткнув в кнопку селектора. – До двенадцати меня не беспокоить. Готовлю отчёт в округ.
- Хорошо, Юрий Семёнович, - понимающе прошелестела невидимая Нина и со щёлканьем отключилась.
Орлов с кряхтением выдвинул нижний ящик стола и достал оттуда папку с надписью «Для служебных бумаг». Оттуда он извлёк мятую книжонку в мягких корках, приобретённую по случаю в ларьке на Ярославском вокзале. Украшенный мутноватыми фотографиями, сей опус имел название «Новела Дж. Бокаччио. Как мужичьё графиньку трахнуло». Графинька кое-где была в полосатом купальнике, в основном же в самых странных позах обнажённой ютилась на различных предметах мебели. Мужичьё странным образом не напоминало ни толстовского коллективного Платона Каратаева, ни чубатых и мордастых казаков-разбойников, но здорово походило на напомаженных педерастов неопределённого пола, возраста, цвета кожа и вероисповедания, как будто сошедших со страниц ранних произведений Эдуарда Лимонова. Со знанием дела изучив фотоэтюды, Юрий Семёнович, послюнявив палец, открыл первую страницу и узнал, что он купил книжку из серии с игривым названием «ЗА ЛОСЯ». «Главное, чтобы на столе не оставить», - хмуро подумал он перед тем, как погрузиться в чтение.
Полковник уже имел печальный опыт. Не далее как месяц назад аккуратная Нина Владимировна выгребла из вороха служебных бумаг похабную «Кама-Сутру» с картинками, провела её по журналу входящих документов, присвоила регистрационный номер и подшила в наряд № 2. Орлов долго обмозговывал, как бы ему изъять злополучное творение индийских сластолюбцев, но потом решил, что пустое и оставил всё как есть. Так и лежит поныне там поныне санскритская диковинка, зажатая между списком очередных присвоений воинских званий и приказом «О некоторых частях, использующих для обогрева в зимнее время дизельное топливо…» на страх и трепет будущим архивистам да историкам. Можно лишь предполагать, какие причудливые теории родятся в их головах после такой находки. А пока всё спокойно, и лишь Нина Владимировна удивляется порой тому интересу, который проявляют некоторые младшие офицеры к приказам министра обороны. Время от времени они просят дать им папку наряда № 2 с собой, но это нарушение инструкции и Нина Владимировна на такое никогда не пойдёт. «Ты у меня, Кулебякина, кремень», - не раз уважительно говаривал, находясь в подпитии Орлов, и был, разумеется, ABSOLUT™Н;О прав.
                ;
Косоворотову под утро приснилось, что он сидит в читальном зале областной библиотеки, конспектируя книгу А. Ф. Лосева «Диалектика мифа». Сквозь сон он услышал, как в соседней казарме проорали «Подъём!», после чего погрузился в ещё более крепкую и сладкую дремоту, так свойственную чистой и безмятежной душе солдата-пропагандиста. Проснулся он, разбуженный на высокой эротической ноте оттого, что его с двух сторон трясли за плечи. Оказалось – рядового Косоворотова желает видеть капитан Подлеталов.
С приобретаемой армейской сноровкой Косоворотов застелил койку, умылся, справил прочие солдатские нужды и побежал в штаб. Подлеталов, очень хмурый, сидел в своём кабинете, вытирая изгаженные потёкшей шариковой ручкой пальцы о голову бронзового бюстика Ильича. Увидев Косоворотова, он ещё более насупился. «Хреново», - промелькнула мыслишка в голове Косоворотова. Подлеталов не спеша достал из стола папку и заглянул в неё. Внутри был всё тот же журнал «Огонёк», раскрытый на странице с кроссвордом.
- Косоворотов! - практически не разжимая рта, сказал Подлеталов.
- Слушаю, товарищ капитан.
- У тебя запланирована лекция по философии в стройбатах?
- Так точно! – ответил Косоворотов, понятия не имевший о каких-то лекциях по философии, да ещё в стройбатах, но уже знавший, что нет лучшего способа довести военное начальство до бешенства и судорог, чем говорить ему почаще «не знаю».
- Тезисы у тебя есть?
- Есть, товарищ капитан!
- Возьми у меня, если нет! – завопил Подлеталов. – Пусть Кошкарёв сводит тебя в офицерскую библиотеку. Подготовься. Почитай литературу. Вы почему меня подводите, а? Я вас подвожу? Полковник Орлов вас подводит? Молчишь? Так почему ты не проводишь лекцию?! Запланировано, приказано тебе – отвечай «есть» и выполняй! Понял?
- Есть! То есть, так точно!
Подлеталов раздражённо засунул папку обратно в ящик стола и прошёлся по кабинету, мягко ступая по линолеуму.
- Вы что там вчера опять устроили? Спирт, небось, жрали? Вы что такое вместо Гимна поставили?
- Перепутали, товарищ капитан.
- Перепутали они, видите ли, - хмыкнул Подлеталов. – Кстати, а ты не слышал «Евгения Онегина» эдакими вот стихами переиначенного, вот так вот, - подмигнул он по-свойски, неопределённо покрутив рукой.
- Слышал, товарищ капитан, - так же по-свойски ответил Косоворотов.
- А у тебя нет?
- Нет, - с видимым сожалением ответил Косоворотов.
- Жаль, - Подлеталов вновь принялся ходить по кабинету.- Ну, ладно. Значит так: передай Рожину, что если я ещё раз увижу, что он пьяный валяется у штаба – полетит он в стройбат ясным соколом. Развёл тут, понимаешь, какафонию. Уж я ему подыщу местечко, к таким орлам этого учителя засуну, что он не завоет – завизжит. Пусть их там учит, - захохотал капитан.  - Тебе всё ясно?
- Так точно, товарищ капитан!
- Кошкарёв! – крикнул Подлеталов, открыв дверь. – Своди Косоворотова в офицерскую библиотеку, пусть поищет себе книжек для лекций. Ты всё понял, Косоворотов? Раз понял, так выместайся.
Кощкарёв повёл Косоворотова за книгами. По пути они весело курили украденные у офицеров сигареты и рассказывали друг другу анекдоты о начальстве. Библиотека, к которой они вскоре подошли, была закрыта на огромный висячий замок.
- А что, помньше не было? – поинтересовался Косоворотов, с уважением потрогав чудовище, явно выкованное ещё на заре промышленной революции в России. 
- Поменьше у Орлова на даче, - ответил Кошкарёв, отделяя от связки огромный погнутый ключ.
В замке что-то заскрежетало, захрустело, посыпалась ржавая окалина и он с грохотом пал на землю. Обильно взмётывая сапогами пыль, солдаты устремились вглубь помещения. Счастливый Косоворотов чувствовал себя Шлиманом. Там на полках высились бесчисленные кубки, выигранные на различных соревнованиях; слепо взирали на непрошенных гостей бюсты вождей, выполненные в довольно однообразном стиле «солдатских императоров», но с большим разнообразием волосяного покрова – от благородной волнистости до патрицианского блеска голого черепа. Кошкарёв наугад открыл один из шкафов, из которого тут же хлынули на пол книги. Косоворотов присел на корточки и, морщась от пыли, стал разбирать заплесневевшие «материалы» разного рода, пересыпанные книжками из «Библиотечки бойца». Где-то в середине развала он наткнулся на произведение некоего Джавада Тарджуманова, почему-то засунутое в подшивку «Военно-исторического журнала» за семьдесят второй год. Усмотрев в этом знак, Косоворотов сдул с книги пыль, испытующе воззрившись на её корешок.
- Будешь ещё искать? – спросил Кошкарёв, с отвращением глядя на книжную груду, лежавшую у его ног.
- Нет, - ответил Косоворотов, и они принялись закидывать книги обратно.
Напоследок Кошкарёв вытер руки о гимнастёрку и запихнул первую попавшуюся книжку за ремень.
- Бумага кончилась, - неопределённо пояснил он, грохая дверью.
                ;
Гвардии военные строители, откинув инструментарий, лежали, блаженно растянувшись, на лужайке. Над некоторыми из них изредка появлялся сизый табачный дымок и тут же пропадал, уносимый ветром. Косоворотов выглянул на минуту из фургона и посильнее захлопнув дверь, сел к микрофону.
- Прошло больше двух тысяч лет с тех пор, как греческий юноша Платон, двадцати лет от роду, в первый раз присутствовал на публичной лекции Сократа. Потрясённый мудростью философа, он сделался одним из самых убеждённых его учеников. Когда Сократ умер, Платон в поисках мудрости отправился в путешествие по Востоку. Он побывал в Египте, где беседовал со жрецами, владеющими тайнами движения небесных светил и Атлантиды. От строителей пирамид получил он сведения о началах геометрии. Сложна наука философия, много в ней вопросов и загадок, однако ученика Сократа трудно было смутить. Все противоречия Платон объяснял удивительно просто….
Косовротов перевёл дыхание и жадно выпил стакан тёплой противной воды. Военстроители благосклонно слушали; многие сняли сапоги и шевелили пальцами, глядя в синее, с кучками белых облаков небо. Косоворотов тоскливо вздохнул и придвинул микрофон.
- Платоновское толкование всего сущего вызвало много споров среди виднейших древнегреческих философов. Огромное большинство их не соглашалось с Платоном, но были и последователи, а это доставляло смутьяну величайшую радость. Он уже не просто ученик Сократа – он сам учитель и проповедник своего учения! Мысли Платона бешено закружились в вихре воображения. Каждому проповеднику необходимы слушатели и Платон поспешно вернулся в Афины, где учредил не что-нибудь, а Академию! На тяжёлых дверях её красовалась броская надпись: «НЕ ЗНАЮЩИМ ГЕОМЕТРИИ ВХОД ВОСПРЕЩЁН»! Эти слова оказали удивительное воздействие на людей, на что и рассчитывал Платон. Со всех концов цивилизованного мира к нему хлынули юнцы, горевшие желанием постигнуть тайны наук. Но доступ в его Академию для простого люда был закрыт. Лишь избранные, сыновья аристократов могли прильнуть к этому источнику лже-мудрости. Вскрывая перед учениками тайны мироздания, к чему стремился Платон? К тому, чтобы превратить их в орудие идеологического воздействия на простой греческий народ! Молодые аристократы с увлечением слушали головокружительные фантазии горе-философа. Они верили, они восторгались. Воодушевлённый их одобрением, Платон ещё сильнее взмахивал крыльями фантазии. Вскоре, однако, против фантастических басен о природе вещей выступил знаменитый Демокрит из Абдер. Первопричиной мира он считал бесконечно малые и неразделимые частицы материи, или атомы, и чтобы совсем уничтожить творца, приписывал им рождение самих от себя. Кроме того, Демокрит принимал в бесконечном пространстве бесчисленное множество миров, из которых многие совершенно друг другу подобны и равны. Настоящий сын трудовой Греции, он отрицал бытие божие, утверждая, что начало религии даёт страх. Чтобы ничто не мешало ему, день и ночь Демокрит проводил за городом в могиле, выротой им самим, и упражнялся в учении и писании, не веря в ночных духов и призраков. Как-то шайка неких сынков аристократов, нарядившись духами, пришли в демокритову темницу; однако он, не переставая писать при свете фонаря, крикнул: «Перестаньте строить из себя шутов, сына народа не запугать!». 
Прервав чтение, Косоворотовпопытался представить строгое и неустрашимое лицо Демокрита. На душе стало как-то пакостно: Демокрит весьма напоминал незабвенного преподователя НВП Алексея Фёдоровича Минска. Вздыхая, Косоворотов заглянул в свои листки.
- Так вот, именно этот Демокрит и выступил против Платона. Растущая популярность его учения испугала последнего – он бросился искать защиты и помощи у богатых рабовладельцев. Под маской философа – ревнителя и защиты веры Платон отправился в тур по Греции. Выступая в роскошных дворцах, он обрушивал на голову Демокрита моря чудовищных обвинений. Он объявил его безбожником, развратником, отъявленным атеистом, говорил, что тот подстрекает простой народ свергнуть власть придержащих. Аристократы были возмущены и напуганы; выступления клеветника сделали своё чёрное дело. Последователей атомистической натурфилософии Демокрита преследовали с необычайной жестокостью: отрубали руки, вырывали языки, вырезали на спинах звёзды…
Тут Косоворотов осёкся, сообразив, что совсем заврался, однако, издав пару раз звук «э-э-э», бодро продолжил:
- Искали и Демокрита, но он был неуловим: народ и пещеры взяли его под свою защиту. Махровые идеалисты по всей Элладе разыскивали и уничтожали всё написанное Демокритом. Официально восторжествовало учение Мордоворота. Споры учёных прекратились, ведь каждому эллину было хорошо известно: громко усомниться в учении Здоровяка значило рискнуть жизнью. Недолго, однако, пришлось радоваться горе-философу. Как гром среди ясного неба ошеломила афинскую Академию неслыханная весть: нашёлся человек, который осмелился выступить против самого Крепыша, и ни какой-нибудь оставшийся на воле атомист, а его самый любимый и выдающийся ученик, сын влиятельного аристократа из Македонии. Это был Аристотель, смелый человек, первый борец, моряк и звездочёт города Стагира. С таким человеком нельзя было не считаться. Семнадцати лет покинул он родной дом, чтобы надолго поселиться в Академии. Двадцать лет пробыл там Аристотель и убедился, что вместо настоящих научных знаний в ней занимаются пустыми разглагольствованиями. Всё яснее становилось для него, что бредни Амбала – грозная опасность для настоящей науки. Раз выпутавшись из лабиринта громких фраз Здоровилы, Аристотель понял, против кого и за что надо бороться. И немедля перешёл к прямой борьбе…
Косоворотов выглянул в окно. Дорогостроители, немирные труженики, спали на лужаке. Первым уснул сержант Бабаджон Биробиджанов, за ним в царство Морфе(и)я, соблюдая воинский порядок и субординацию, отошёл взвод. Косоворотов постучал в кабину и фургон тихонько тронулся. Доехав до развилки, мотор взревел и, уже не боясь разбудить рыцарей дорог и акведуков, машина покатила, набирая скорость.
- Молодец, хорошо рассказывал про Демократа, - донесся из-под тряпья голос спавшего на ящиках с аппаратурой Кошкарёва.
Косоворотов с неприятной улыбкой посмотрел на своё отражение в пыльном стекле, чувствуя какой-то скверный осадок на душе. Зевая, он попытался устроиться на чемодане с усилителями, но что-то больно впилось ему в бок. Чертыхаясь, Косовортов вытащил из-под себя книжку, подобранную утром Кошкарёвым для утирочных работ. Том V собрания сочинений Александра Блока. Лениво пролистав его, Косоворотов устроился поудобнее и, открыв наугад страницу, прочитал:
«Луций Сергий Катилина, римский революционер, поднял знамя вооружённого восстания в Риме за шестьдесят лет до рождения Иисуса Христа…».