Армейский котёл

                Юмористический рассказ
 
  Слово «Котёл» в военном лексиконе означает не что иное, как окружение группировки противника. Положение войск, попавших в такой «Котел», как правило, приводит их к полному уничтожению или пленению. В военной истории таких примеров было немало. Но пусть это останется предметом военно-исторических исследований…
  Котел, о котором пойдет речь, представляет собой предмет кухонно-бытового назначения, изготовленный из чугуна и предназначенный для приготовления щей, или каши.  Сегодня номенклатура котлов очень разнообразна и велика. Котлы для столовых и ресторанов,
котелки рыбацкие, солдатские, дачные и туристические, все они служат одному – приготовлению  пищи из продуктов сельскохозяйственного  производства.
  Шел 1982-ой год – второй год, связанный с реализацией мероприятий Продовольственной программы, рассчитанной на десять лет. Позднее она станет самой смешной программой из всех тех, которые вели нас к светлому будущему.
- Слушай, Николай Сергеевич, ты Продовольственную программу законспектировал? - спросил Иван Васильевич своего коллегу по марксистско-ленинскому перу, - завтра ведь у нас  семинар.
- А чего торопиться, Программа на десять лет рассчитана. Времени хватит для ее конспектирования.
- Вот и я так думаю. Вместо реальных дел, направленных на вывод страны из продовольственного кризиса, опять - собрания, заседания, семинары, совещания, - приглушенно ворчал Иван Васильевич.
- Ты прав. У меня уже ни сил, ни аргументов нет, чтобы доказывать курсантам преимущества нашего сельского хозяйства  перед загнивающим капиталистическим.
  Николай Сергеевич вел курс политэкономии на кафедре марксизма-ленинизма. Второй семестр у него венчался завершением изучения политэкономии социализма. Человек он был иронический и в разговорах с сослуживцами всегда подчеркивал,
что мы живем не просто в социализме, а в развитом социализме.
- Не забывайте об этом важнейшем прилагательном первой фазы коммунизма,- любил он ехидно подчеркнуть, когда коллеги по работе выстраивались в магазине военторга друг за другом, чтобы приобрести по талону кусочек колбаски.
  Зазвонил звонок. Дежурный по кафедре взял трубку.
- Николай Сергеевич, тебя начальник политотдела к телефону приглашает. Подойди!
- Алло, слушаю вас!
- Николай Сергеевич, всё отложите, дела передайте другому преподавателю. Завтра в 6.00 вы выезжаете в Пензенскую область на уборку урожая в роли замполита роты, чтобы подменить заболевшего подполковника Нефедова.
- Да я, да мне… да, - пытался как-то возразить оторопевший Николай Сергеевич.
- Все,- исторгла трубка, - больше некому. Свяжитесь с зампотехом и – вперед! По прибытию – доложить!
  На дворе стояла яркая солнечная и теплая погода середины сентября. «Уазик», словно освободившись от парко-гаражной тесноты, весело мчался в пензенском направлении, лихо подбрасывая на ухабах одинокого пассажира, сидящего в салоне. Место рядом с водителем было занято старшим машины.
        Николай Сергеевич, несмотря на тряску, был погружен в свои, только ему известные, глубокие и горькие думы: учебный год начался, а занятия пришлось прервать. Его грызла одна мысль. Почему он, подполковник, военный строитель, долгое время
проработавший преподавателем на кафедре марксизма-ленинизма, вооружающей людей самой передовой теорией в мире, вынужден сейчас, в условиях развитого социалистического общества, куда-то ехать и в качестве заместителя командира роты по политической части убирать с полей Башмаковского района Пензенской области свеклу? Правда, свеклу не простую, а сахарную. Но, все-таки, почему?
А внутренний голос ему сладко шептал, - все хорошо, все правильно, верной дорогой идешь, товарищ подполковник, скоро дойдешь…
  Проснулся Николай Сергеевич от резкой остановки.
- Выходи, комиссар, разомнись. Кузнецк проехали. Пора перекусить, - аппетитно пропел зампотех.
Вдоль дорог тогда еще не было сервиса. Это сейчас появились многочисленные заправочные, закусочные, шашлычные, шаурмычные, пропади они пропадом. Жить стало неинтересно. Нет радости от легкости преодоления трудностей.
  Спешились. Пересекли кювет. Расположились на солнечной поляночке среди придорожных сосен, расстелили солдатскую плащнакидку, разложили нехитрую закуску.
Солдат-водитель принес банку тушенки и булку хорошего мягкого хлеба. Он ловко раскрыл банку консервов, нарезал хлеба и положил для офицеров вынутую откуда-то алюминиевую ложку и пару луковиц.
- Ну, прямо, как на войне в лесу прифронтовом, - немного придя в себя от первой ложки тушенки, заметил Николай Сергеевич. - Давно настоящей тушенки не пробовал. Восторг, да и только!
- Давай-ка свою кружку, Николай Сергеевич, кофейку налью, - открывая термос, пригласил зампотех. Мне иной раз перепадает баночка-другая растворимого кофе. Угощайся.
  Зампотех разливал из термоса кофе, аромат которого, смешиваясь с грибным запахом придорожного леса, щекотал ноздри, вызывал блаженство и успокоение. Нарушил его водитель, который, быстро покончив с трапезой, закурил ужасно вонючую сигарету «Дымок». Запах повалившего от нее серо-бурого дыма, испортил предшествующий, затмил запах смога, висящего над трассой на протяжении 17 км.
- Ну, все, сворачиваемся, поехали!- скомандовал зампотех. - Надо успеть к обеду на место назначения.
  Автомобиль вновь заскользил по трассе, обгоняя грузовики и фуры, быстро заполнившие дорожное полотно.
Приехали, как положено, вовремя. Встретил приехавших командир роты полковник Хижняк. Отдав распоряжение накормить водителя, пригласил офицеров на обед.
  Хижняк был старшим преподавателем кафедры общевойсковых дисциплин. Бывалый командир. Ему бы дивизией командовать, а он с мая командует автомобильной ротой, сформированной из числа запасников (в народе их называют «партизанами») из разных городов Приволжского военного округа.
        Это были водители, отмобилизованные в основном с предприятий Ульяновска, Тольятти, Жигулевска, Сызрани и других населенных пунктов. Оторванные от семей, освобожденные от каких-либо забот, давно испорченные нашей действительностью, получающие среднемесячную зарплату, командировочные и премиальные (в случае выполнения плана перевозок), стоящие на бесплатном котловом довольствии, отлично владеющие грузовиком, они быстро обрастали круговой порукой и творили такие чудеса «массового героизма», что некоторые попадали на скамью подсудимых за уголовные преступления.
Кстати, что касается выполнения плана перевозок, то он выполнялся всегда. Приписка, в которой становились заинтересованными все стороны, составляла сто и более процентов. То есть, если один рейс водитель сделал, то запишут два.
- Что же сейчас перевозите? - спросил Хижняка Николай Сергеевич, - ведь зерновые давно убраны.
- Сахарную свеклу возим с полей. Её из земли выкопали и сложили в бурты. Вот теперь две старушки отсекают ножами у корнеплодов ботву и грузят на машину. Машины ЗиЛ-151 высокие. Погрузка одной машины занимает весь день. И все это время водитель почитывает книгу и слушает радио, не выключая двигателя.
- И когда же эта эпопея закончится?
- А никогда. Некому ее заканчивать. Нет таких сил! Тут недавно в райкоме представитель обкома провел митинг в поддержку решения ЦК КПСС о дополнительной сдаче хлеба государству. Все директора совхозов поддержали такое решение. И я заверил, что справимся с этой задачей.
Однако мне наш директор признался, что после публичного митинга был звонок по системе ЗАС (засекреченная автоматическая связь). Теперь не смеем отгрузить ни одного зернышка. Обком рекомендует всячески незаметно бойкотировать загрузку военного автотранспорта зерном.
- А наше, военное командование, что предпринимает?
- А наше - ничего не может предпринять. У него тоже руководство в Москве. Заставляет, как положено, из 20-ти машин во взводе выгонять на линию 17 грузовиков.
По сути дела мы превратились в продотрядников, которые пытаются отнять у крестьян зерно.
- Да, это интересно, особенно, про продотрядников начала 80-х.
- Интересней не придумать. У нас на исходе продукты, денег на счету нет, лимит ГСМ заканчивается. Вот и приходится на свекле выезжать.
- Накормил ты меня, командир, пищей для размышления. Пойдем, пройдемся, посмотрим твое хозяйство.
  В поездках по подразделениям, в разбирательствах с руководителями совхозов и с органами милиции время пролетело незаметно. Золотистый сентябрь сменился дождливой,  октябрьской непогодой. Постоянные дожди промочили башмаковский чернозем до основания. Грязь становилась непролазной, преодолимой только на трехосном «Зилке».
        Сахарная свекла оставалась лежать в буртах. С каждым днем, теряя сахаристость, она становилась пригодной лишь для спиртзавода. Туда ее и отправляли. К концу октября усилились ночные заморозки. Свекла вмерзала в грязь, а проезд к ней становился все более недоступным даже для наших, высоко проходимых, «Зилов».
  Николай Сергеевич все острее сознавал, что очередную годовщину Великого Октября ему придется встречать в обществе «партизан». Но, как старый политработник, он не падал духом, стал готовить проект праздничного приказа, составлять списки на поощрение. Как-то в одном из взводов, которым командовал подполковник Кононов (тоже сослуживец, только с другой кафедры) Николай Сергеевич узнал, что «партизаны» торгуют армейскими котлами. Как политэконома, эта информация его буквально шокировала.
- Как так, - размышлял убежденный плановик,- у нас же отсутствуют рыночные отношения! Как посмели посягнуть на святая святых экономической основы социализма!
Свет на это политэкономическое недоразумение пролил подоспевший вскоре к этому вопросу сам Кононов. Он был человеком полным, добродушным и почти всегда улыбающимся, как  будто все жизненные невзгоды его не касались, а обходили стороной. Он был хорошим рассказчиком и мог, пользуясь этим, привлечь внимание публики. В работе с подчиненными он использовал всякие шуточки-прибауточки и, таким образом, неназойливо добивался своего.
- Как-то, придя на пищеблок,- начал он свое повествование,- я заметил, что нет большого котла, в котором кипятили воду для мойки посуды, котелков, ложек, вилок и прочей кухонной утвари. Ну, - думаю, - не хватало мне еще тут массового заболевания. На вопрос: «Где котел?» все только разводили руками.
- Взвод! – командую,- строиться! Равняйсь! Смирно! Где котел?
 В ответ молчание. Гробовое!
- Ладно,- говорю,- чтобы вечером котел стоял на месте.
- Утром будет стоять,- кто-то бросил мне из строя.
- Прихожу на следующее утро, - котел стоит на своем месте с горячей водой. Успокоился. Прошло какое-то время, и я вновь обратил внимание на то, что котла нет.
Опять сказал, - поставить! Опять поставили. Проверяю, - вновь котла нет. Опять утащили! Опять поставили. Опять утащи….
Наконец, мне это все надоело. К тому же, я стал замечать, что мои «партизаны» вечерами все чаще предстают предо мной в состоянии «навеселе». Начал разбираться. Поприжал одного из поваров, призванного из Сызрани, пригрозил, что заеду и сообщу на производство о его проделках. Сработало.
- Котел, товарищ подполковник, - пристыженным голоском начал изливать свои откровения румяный повар, - водители каждый вечер продают пензенским совхозным бабулькам для запаривания комбикормов,  кормления свиней и другой домашней живности.
Кононов остолбенел.
- Как! Кто? Называй фамилии! Иначе я тебя самого запарю в этом котле!
- Да Вы не волнуйтесь, товарищ подполковник, - пискнул мышиным голосом, оробевший повар.- Они его вечером продают за трехлитровую банку самогона, а ночью назад умыкают. Затем новую покупательницу ищут. И опять все повторяется.
- Как это продают? Как это умыкают? Говори ясней!
- Они договариваются заранее с какой-нибудь бабушкой, предлагают недорого купить котел для запарки кормов. Вечером, как стемнеет, привозят. Прячут где-нибудь за сеновалом и убеждают хозяйку в том, чтобы она, пока не уедут «войска», котлом не пользовалась. Она соглашается и легко расплачивается самогоном. А глубокой ночью водители едут на место торга и котел умыкают. Вот и все. Котел, товарищ подполковник, чист.
  Выслушав повара, я , в сердцах, хотел пнуть его, но, посмотрев на свои сапоги, до самых колен покрытые липкой грязью, отказался от реализации своего намерения. Кругом одна грязь, - шершнуло у меня в голове. Я поправил ремень и решительно покинул импровизированный камбуз вместе с его ночными тайнами и куплями-продажами.
  Утром, 10 ноября, был получен приказ о совершении марша к месту первоначального формирования автомобильной роты. Кононов одним из первых вывел колонну автомашин своего взвода на московскую трассу. Отдавая распоряжения на подготовку автомобилей к совершению марша, Кононов не расставался с улыбкой. Его радовала одна мысль: начался выход из котла и от котла.
        «Партизаны», видя хорошее расположение командира, умело готовили свои потрепанные «мормоны» к маршу. Вскоре подошли еще два взвода под непосредственным руководством полковника Хижняка. Последовали короткие указания, и вот, вся эта армада из 70-ти машин рыча, мурча, скрежеща, извергая черные клубы СО, отбрасывая шмотья деревенской грязи, неуклюже тронулась с места.
  В районе Кузнецка, куда заранее были отправлены кухни, Хижняк организовал большой привал для обеденного приема пищи. Кухни расположились метрах в тридцати от трассы. «Партизаны» бегали, гремели котелками, наполняя их ароматными щами; ели, усаживаясь на плащнакидки. Офицеры во главе с Хижняком стояли небольшой группой, посматривая за
порядком, дожидались своей очереди. Для них повара готовили раскладной стол. Вдруг к ним, с радиоприемником в руках и с каким-то угнетенным видом, подошел один из бывалых «партизан» и, обращаясь к командиру роты, взволнованно сказал:
- Товарищ полковник, умер Брежнев. Сейчас передали по радио…
        От такой неожиданности все застыли в оцепенении. Хижняк потянулся к приемнику,
 а улыбчивый Кононов сник, весь как-то покоробился, подвигал плечами, приподнял на голове шапку и тут же просиял догадкой: оказывается, вот почему нас так долго из котла не выпускали. Некому было.