полет

(под ред. Е. Смородина)

Пролетая на милостивыми пустотами Палестины, я нежно воспламеняю в памяти последние слова тленоликих дев, сулящих мне непригрешимую обитель в теплосердных нишах далеких альбионов. После пересечения славянского Рубикона собственных довланий и умыслов я открыл для себя темносветные куски падали людской совести, нанизанные на тонкие шампуры безвластия. Тонкие облака ласкают мои ланиты невесомостью, помогающей моему средоточению и поискам безмятежных ничтоже сумнявшихся сюзеренов пустоты. Где-то внизу, в этих зыбких дюнах, властно покоятся черви и благородные скорпионы, имеющие в хвостах своих едкий душевный яд веселия. Праздненства ветра и гроз обуревают скучноликие памятники природы, в которых рождается силуэт непримиримой с жестокосердием свободы. Понимающим да даровано будет наслаждение, а тупящим - дивиди с фильмами Джейсона Стэтхема. Я понимаю красную линию рассвета, высекающую линию горизонта подобно сиськам распутных цыпочек, чьи родословные достигают самые низшие ряды славного рода Романовых, которым многие из бытующих лобзать изволили копытца. Непрерывный гул мотора ранит мои тонкие ушные раковины, подобно древней флейте Макбета, на которой играла вся дворцовая знать. Радость прерывания утех людских весселит меня своею неожиданностью, ибо только в такие моменты способен мудрец рассудить, насколько стесняется обнаженный юнец секиры своего отца и ржавой воды, стекающей из своего крана в этот момент. На сем моя гармоника впитывает блаженную энергию уст моих и просит меня прекратить словесные утехи хотя бы на миг, чему я не в силах повиноваться. Кончаю.