Дед Петро на рельсах

СЕРГЕЙ ПРОКОПЬЕВ

ДЕД ПЕТРО НА РЕЛЬСАХ

Дочь деда Петро Рыбася Елена, официально говоря, мать-одиночка. Замуж, был случай в биографии, сходила. Далеко на сторону угораздило. На Украину. Хороший муж был. Ласковый, добрый. С матерью. Лениной свекровкой. У той хозяйство-о-о… Огород до горизонта. Свиней – резать не перерезать. Коров – доить не передоить. Кур – щупать не перещупать. Мама-свекровь всей этой до последней кошки оравой, включая сына и невестку, командует. Кто слово поперёк – сразу расстрел и девичья фамилия.
В один момент Елена вернула мужнину обратно – жить под дулом не сахар! – и отправилась обратно в Сибирь-матушку. Щупайте сами своих коров со свиньями, режьте кур и другую водоплавающую птицу.
Приехала к отцу. Однако Украина даром не прошла. Во-первых, дочь Юлька. Во-вторых, заразилась огородными бациллами. Пристрастилась на даче клубнику в обширных масштабах выращивать. На второй дачный сезон участок под самый забор, домик и туалет засадила с перспективой на будущее.
В период снятия урожая жизнь требует плантацию сторожить. Не то обберут сладку ягоду, будешь потом у голого огорода горе-горевать, что результат потопроливных трудов чужому дяде достался.
На даче ночевали или дед Петро, или Елена. Последняя не очень надеялась на первого. Может, приняв на грудь, заспать набег ворогов, старалась самолично нести караул, с ружьём в изголовье. Хотя всего один заряд имелся в дачном арсенале, но огнестрельное вооружение – не палка о двух концах, которой только воробьёв гонять от ягоды.
Охрана объекта получалась бы без проблем, кабы не Юлька, которую в детский садик для воспитания требуется почаще водить.
В то воскресенье Елена наладила деда Петро с внучкой домой, чтобы утром доставил её в дошкольное учреждение.
И вдруг среди ночи стук в дверь. На небе ни звёздочки. Темнота бандитская, а тут гости нежданные. Елена взяла ружьё на изготовку.
– Кто? – навела дуло на дверь.
– Там дед с девочкой идут.
– Какой дед?
– Инвалид на протезах.
Это уже теплее.
– С ним девочка Юлька.
Боже мой! Откуда? Как? Что случилось?
В изложении деда Петро события развивались следующим порядком.
«Запорожец» в тот период стоял на приколе, туда-сюда электричкой добирались. По возвращении домой дед Петро отпустил Юльку погулять перед подъездом, сам прилёг.
– Уставши был, – объяснял дочери.
– Знаю твоё «уставши»! Выпил, наверное!
– Никак нет, расстреляй меня комар! – не сознался дед Петро. – Очень притомился в электричке.
Отдохнувши после усталости, проснулся и запаниковал от чувства ответственности за данное поручение. Внучку в садик пора вести. У них заведующая – зверь, страх как не любит опозданий. С максимальной скоростью протезных ног выскочил во двор, схватил Юльку, которая возилась в песочнице. Елена сто раз наказала, провожая с дачи: «Смотрите, не опоздайте! Устала из-за вас замечания выслушивать. Неужели нельзя пораньше выходить!»
Примчались в садик, там закрыто.
Дед Петро поначалу перепугался: «Опять опоздали, расстреляй меня комар!» Потом успокоился, состояние детского дошкольного учреждения говорило само за себя – не работает. Ни тебе детских голосов, ни командных воспитательских. Беззвучная тишина.
«Карантин», – поставил диагноз ситуации.
В таком разе делать в городе нечего. Надо ехать на дачу, помогать Елене собирать клубнику. Как раз скоро электричка.
В пути от скуки Юлька принялась развлекать деда:
Наша Таня громко плачет,
Уронила в речку мячик!
Тише, Танечка, не плачь,
А то будешь там, где мяч.
– Где только гадостей набираешься? Мать услышит, задаст перца!
– Ванька Манякин в группе рассказал. А знаешь, что такое любовница?
– И чё? – заинтересовался дед познаниями внучки в семейных передрягах.
– Когда у дяденьки есть жена, а он ещё одну тётеньку любит.
– Тоже Ванька научил?
– Ага! – радостно подтвердила догадку Юлька. И дальше деда пытать: – Секс, знаешь, что такое?
И, будучи уверенной в дремучести собеседника, сразу сообщает:
– Это когда дяденька с тётенькой ложатся в кровать и трахаются.
– Я твоему Ваньке уши-то оборву по самую задницу, когда карантин закончится. И ремнём отхожу. Не побоюсь воспитательниц и другое начальство! Куда они только смотрят?!
Короче, не скучают в дороге старый да малый. Ведут развлекательно-воспитательные беседы. И вдруг дед Петро, глянув в окошко вагонное, начал сомневаться во времени суток. Солнце должно задорно подниматься над лесами и полями, оно устало к горизонту жмётся.
И спросить не у кого, в какую сторону светило путь держит: кроме пустых скамеек, в вагоне одна бабка находится со стервозным видом. Обратись к такой, обзовёт при внучке алкашом, который день с ночью не соображает.
Прилип дед к окну, следит за движением солнца, куда оно наладилось? Под купол неба? Или за край земли?
И как ни хотел, дабы сбылось первое, как ни подгонял: «Ну, давай, иди вверх!» – расстояние между горячим шаром и горизонтом не увеличивалось, а наоборот…
– Дед, знаешь, что такое трахаются?
– Отстань ты, банный лист! Я запутался – утро или вечер сейчас?
– Какая разница?
Разницы деду, неработающему пенсионеру, и Юльке, дошколятнице, не было никакой. Кабы не существенное обстоятельство: последняя вечерняя электричка до дач не доходит шесть километров.
«Заночуем в посёлке, – постановил про себя дед Петро, окончательно убедившись, что на дворе вечер, в ночь переходящий. – Где мы, разведчики, не пропадали».
Слишком хорошо разведчик подумал о поселковских. Те ненавидели дачников лютой ненавистью. Жили, горя не зная, многие годы. Сами по себе. Что хочу, то и ворочу. Вдруг полчища чужаков нагрянули.
Вокруг посёлка до горизонта нарезали дачных участков. И закатилось тихое счастье. Машины снуют. Электрички толпами народ туда-сюда возят. Жизнь как на вокзале.
Отсюда попытки деда напроситься на ночлег кончились плачевно. Даже наличие внучки не разжалобило аборигенов. А вокзальчик на ночь закрывался.
– Стрелять вас надо, куркулей! – заругался дед.
– Что такое куркуль? – спросила Юлька.
– Сволочь! И хватит вопросов, пошли к мамке!
Оно шесть километров – пустяк для летнего времени. Не зимой в мороз. Но это если свои ноги из нужного места растут – не протезы. И темнота сгущается. Как только солнышко, порядком подкузьмившее в этот день, зашло, сразу тучки набежали, весь небесный свет закрыли.
Дед, старый разведчик, не растерялся, принял единственно правильное решение – идти вдоль железной дороги. Рельсы блестят, путь указывают.
Юлька, внучка разведчика и дочь мамы-туристки, держится молодцом, не капризничает, наоборот, деда развлекает:
– Дед, знаешь, почему сначала видим молнию, а потом гром гремит? Ага, не знаешь! Потому, что у нас глаза впереди, а уши сзади.
Двигались они с такой скоростью, что пройденное расстояние увеличивалось в час по чайной ложке. Соответственно оставшийся маршрут в таком же объёме уменьшался. Протезы они ведь не родные ноги, сами не передвигаются, волочь надо.
Когда Елена, оповещённая ночным посетителем о путниках, бредущих из последних сил на дачу, прибежала к ним с ружьём на плече, картина имела следующую композицию. На Юльке висел до пят пиджак деда. Температура окружающей среды стояла на прохладной отметке. Дед в майке передвигался на четвереньках. Бодрости в протезах не осталось. Сам бы давно завалился где-нибудь под насыпью в кустах и спал до утра. Старому разведчику не привыкать. Но Юлька… Поэтому, вспоминая военное прошлое, сотни километров исползал в тылу врага, передвигался на четвереньках. Под майкой характерно оттопыривалось.
– Ты ещё и пьёшь! – заругалась Елена.
Поллитровку дед купил в посёлке, когда отчаялся устроиться на ночлег.
– Смотри, – достал бутылку, – только, расстреляй меня комар, для поддержания сил, всего граммов сто пятьдесят выпил. Не соображаю, думаешь, чё ребёнок на шее?
Соображал, отпил не больше названных граммов.
– Ты зачем потащился сюда? Чё стряслось?
– Дак, думал утро, оно – вечер, садик закрыт…
– И Юльку в этом грязном платье в садик повёл?
– Чё грязное-то?..
– Мам-мам, а дед не знает, что такое секс!
– Она у тебя, Ленка, такая умная стала. Пора ремешком поучить по одному месту.
– Вас бы обоих ремешком пора!
– А меня за что? – закапризничала Юлька.
Елена не стала пояснять проект приговора, взяла дочь на руку, отца под руку, и пошла троица с ружьем на женском плече в сторону частной собственности, громко именуемой дачей.