Часть 1. Вымершая раса. Глава 2. Ар-Лика

Она  с тревогой посмотрела на усадьбу, доверчиво опиравшуюся на мощные нижние ветви пяти деревьев. Первый этаж, полностью закрытый, лишь с небольшими стрельчатыми окнами. Над ним второй, гораздо ниже, цепляющийся за стволы: тут живут слуги, а так же находятся склады. Над вторым этажом – плоская крыша с резко вырывающейся к кроне башней. Крышу второго этажа, с улыбкой припомнила Лиерет, так замечательно использовать летом как площадку для игр! А в башне – лишь винтовая лестница, которая ведет к самой кроне. Тут, опираясь на ветки, она держит еще одно внушительное сооружение: дом, в котором живут домашние аэг’ры. И где пустует место Арраса.
«Как же, - подумала Лиерет, - я соскучилось по всему этому!». Она была дома трижды за последние почти четыре года. А ведь она его так любила. Она обожала неповторимую, изящную архитектуру своего племени, домашних аэг’ров, полеты в компании друзей, сверкание камней на шее, танцы у Пе-Пемиласа, широкие, густо заросшие по обочинам улицы...
Она пошла, робко озираясь, по плотно вытоптанной тропке к дому. На миг обернулась к Аррасу и, словив его взгляд, сообщила:
«Лети наверх; если что, я тебя позову».
«Удачи», - пожелал Аррас, давно заметивший смятение хозяйки, и взмыл вверх.
Вдруг из дверей со счастливым визгом вырвался бежевый комок шерсти. В первый миг Лиерет различила лишь два огромных уха. И рассмеялась, обрадованная.
Слава Богу, первым, кто ей встретился, был не отец, не мать, не Ликарет. Лиандла! Какое счастье!
На полпути к Лиерет комок шерсти, который оказался счастливой молодой лисичкой фенек, резко прыгнул вперед, исчез на миг – и превратился в девочку-подростка. Та, все с тем же счастливым визгом, бросилась к Лиерет.
- Сестричка!
Они обнялись. Затем отодвинулись, разглядывая друг друга.
- Ты такая красивая! – засмеялась Лиандла.
Лиерет было приятно, и она решила помолчать насчет пропыленного тела, волос, одежды, не очень изысканного наряда и тому подобных неудобных мелочей, которых не избежать, если полгода путешествуешь верхом на аэг’ре по почти дикой местности.
Да и потом, она не изменилась. Лиерет была в этом уверена. А вот сама Лиандла...
Когда они расставались, сестра была подростком, а сейчас выглядела почти взрослой девушкой. У нее были слегка волнистые волосы до плеч, то есть, по меркам кдиннов, длинные. Да и цвет необычный: от белого до темно-палевого.  Они переливались, и никак не зависели от освещения. Глаза у сестры были почти черные, то светлея до зеленовато-карьего, то возвращаясь к прежнему цвету. На шее, в оправе белого золота, переливался солнечный цитрин.
- Я так рада, что ты вернулась! – Лиандла подпрыгнула от избытка чувств.
Лиерет довольно улыбнулась. По крайней мере, в доме есть хоть одно существо, которое ей радо. И все же не сдержала вопроса:
- А отец как к этому отнесется?
- Он будет в ярости, - шепотом сообщила ей тотчас присмиревшая Лиандла. – Матери нет дома, она летает на Арейе... Если не столкнешься с Ликаретом, то, кроме отца, никаких неприятных разговоров и сцен тебя сегодня не ждет.
- Повели, чтобы поухаживали за Аррасом, - жалобно попросила Лиерет. Лиандла кивнула.
Они вдвоем вошли в дом. Там сестрица тотчас свернула на верхний этаж, а Лиерет отправилась прямо по коридору, туда, где был кабинет отца. Но просто так дойти до двери ей не судилось. Дверь перед ней резко открылась, и в коридор широким шагом вышел Ликарет.
Брат был выше ее, широкоплеч, крепко сколочен, но эти черты кое-как компенсировались удивительной, присущей всем кдиннам, легкостью и изяществом. Он превращался в майконга, и у него были в масть серо-коричневые переливающиеся волосы. Ледяные голубые глаза и, точно такого же цвета, аквамарин меж ключиц, в простой, без всяких украшений, серебряной оправе.
- Приветствую, Лиерет, - негромко поздоровался брат, чуть приподняв брови: недобрый признак.
- Привет, Ликарет, - откликнулась та, подобравшись и, кажется, готовая к бегству.
- Что произошло? Почему ты дома? – его голос был идеально спокоен, и всей манерой держаться брат вдруг резко, неприятно напомнил кдинне Трокала.
- Случилось то, о чем ты думаешь.
- Я предпочитаю прямой ответ своим догадкам, из которых одна хуже другой.
- Я меняю ремесло. Отец ведь в кабинете?
- Да.
- Благодарю.
Ликарет быстро подвинулся в сторону, освобождая Лиерет дорогу. Он открыл было рот, чтобы своим вкрадчивым, спокойным голосом начать читать нотации, но торопливость сестры сбила его с толку.
Подойдя к кленовой резной двери, кдинна замешкалась, собираясь с духом. Наконец дважды глубоко вдохнула – и постучала.
- Да? – послышался быстрый отклик из-за двери.
Она вошла и замерла на пороге. Отец сидел за письменным столом, проверяя бумаги. Он не сразу поднял голову и понял, кто перед ним. Он наверняка рассердился и удивился, но лицо осталось спокойным.
- Приветствую, дочь, - натянуто поздоровался он.
- Здравствуй, отец, - робко проговорила Лиерет.
- Что случилось?
- Я больше не учусь на дипломата.
Отец жестом велел ей зайти в комнату, а сам встал и вышел из-за стола.
- Каковы же причины?
- Это не моя профессия. Не мое призвание.
- А какое же твое?
Лиерет пожала плечами.
- Я не знаю. Но уж точно не это.
- Я надеюсь, обошлось без скандала?
Внутренне вздрогнув от грозного «надеюсь»,  Лиерет торопливо сказала:
- Да.
- Отлично. Не люблю скандалов. К тому же, Делсуни – полезные связи.
Лиерет молчала, потупившись. Вдруг дверь приоткрылась, и у самого пола появились блестящий черный нос и огромное ухо.
- Уйди! – рявкнул отец: и ухо, и нос тотчас исчезли. Лиандла наверняка обиделась и потом поговорит с отцом; тот тоже, Лиерет видела, раскаивается в своей резкой вспышке, но не хочет этого показывать. Наконец спросил:
- Аррас с тобой?
- Он наверху; Лиандла велит его накормить и почистить.
- Хорошо. – Отец вздохнул, обернулся на окно, которое уже совсем потемнело. Их сдержанно-холодный разговор исчерпался сам собой и повисла долгая, неловкая пауза. Наконец отец сказал:
- Уже поздно. Поговорим завтра.
- Мне собирать вещи? – спросила Лиерет.
- Ты все понимаешь?
- Да, разумеется.
Еще бы ей не знать и не понимать! Она столько раз за прошедшие три с половиной года думала об этом, и не всегда с ужасом. Просто воли не хватало.
- Что ж, - это прекрасно, - заметил отец. – По крайней мере, мы избавлены от неприятных объяснений.
Она молчала, и он продолжил:
- Завтрашний день можешь провести дома. Послезавтра утром ты выедешь. Я дам достаточно денег, чтобы ты, не роскошествуя, прожила все четыре года; возьми еду, вещи, одежду, драгоценности. Аррас, разумеется, с тобой. И можешь взять себе спутника из кдиннов.
- Я не нуждаюсь в спутнике, - холодно откликнулась Лиерет.
- Не нуждаешься? Но ходить одной...
- Я буду не одна. Со мной ведь будет Аррас.
- Но Аррас - аэг’р, дочь. Он всего лишь животное.
- Я не считаю аэг’ров всего лишь животными, отец. И он гораздо вернее и надежней, чем большинство кдиннов. Прости, я останусь при своем мнении. Мне достаточно одного Арраса.
- Хорошо, - неожиданно согласился отец. – Как хочешь, это полностью твое дело. А сейчас иди спать.
Лиерет послушно пожелала отцу спокойно ночи и пошла к себе. По дороге она столкнулась с Лиандлой, поблагодарила ее. После она вошла в свою комнату, повалилась на кровать и, не раздеваясь, уснула. Что не говори, а одиннадцать дней полета на аэг’ре, даже таком замечательном, как Аррас – тяжелое испытание.

Утро Лиерет начала с того, что смыла с себя все слои пыли и грязи, накопившиеся на ней за время путешествия. В отличие от людей, маплонгов и ринденов, кдинны – раса чистоплотная. После этого девушка стала старательно изучать себя в зеркала, выстроенные таким образом, что она могла видеть себя со всех сторон. Этим изобретением Лиерет гордилась особо.
Она осматривала свои, средней длины по меркам кдиннов, волосы. Те переливались всеми оттенками от желто-рыжего и оранжевого до коричневого. Красивое, по мнению Лиерет, сочетание, хотя и не столь необычное, как у Лиандлы.
Она рассматривала свое лицо так, будто впервые его видела. Рыжеватые ресницы, коричневые брови вразлет, глаза блестят чудно и меняют цвет: серые, голубые, зеленые. Зубы светлые, с чуть выделяющимися клыками: замечательные зубы. Нос вздернутый, черты лица острые, резковаты, и в каждой черточке – что-то неуловимо лисье. Меж ключиц, в золотой оправе – огромный сапфир Падпараджа, размером примерно с последнюю фалангу ее большого пальца.
В целом она удовлетворилась своей внешностью, лишь найдя, что кожа лица суховата: из-за перелетов. Это было бы ничего, кабы Лиерет не уезжала через неполные сутки.
«Надо бы спросить у Арраса, потащит ли он мою полную косметичку», - подумала кдинна но, представив себе выражение морды зверя, когда он увидит эту перспективу, отбросила затею. Придется обходиться дорожной.
  Когда осмотр себя в зеркалах был закончен и кдинна в очередной раз мысленно похвалила свои ноги, руки, плечи и так далее, она позвала Каремлу, девушку-служанку. После этого на миг настало такое привычное чувство легкости и бесплотности: и вот кдинна перед зеркалом уже в обличье молодой рыжей лисицы. Каремла терпеливо и осторожно вычесала шерсть. После этого кдинна ее отпустила и принялась рассматривать себя уже в этом облике.
Ее лисья внешность решительно не представляла из себя ничего необычного. Внимательный глаз мог бы заметить, что у этой лисицы зрачки не всегда вертикальные, а порою становятся круглыми, но для этого внимательному глазу нужно было бы долго за ней наблюдать. Можно было бы отличить ее от обычной лисы по чуть удлиненным пальцам, но для этого нужно было столь великолепно знать длину пальцев обычной лисы, что сделать это могли лишь охотники, да и то по следам. Были и еще отличия, но они становились уловимы, только если рядом с ней поставить настоящую лисицу.
Словом, всем видом она казалась самой обычной рыжей лисой, с густой, чудно окрашенной шубкой, контрастно-темными лапами и ушами и белыми мордочкой, манишкой и брюхом. Лиерет в очередной раз полюбовалась своими желтыми глазами, острым черным носом. Отдельно – толстым, как дубина, хвостом. После этого осмотра пришла к скромному выводу, что она, как всегда, шикарна.
После этого, впервые за столько месяцев, она оделась, «как одеваются все добропорядочные кдинны». На ногах – темно-коричневые кожаные сандалии, сплетенные из тонких ремешков, которые оплетают не только щиколотку, но и полголени. И легкий, приятный на ощупь хитон персикового цвета, удобно скрепленный на плечах золотыми пряжками.
«Зря отец говорит, что нельзя уделять столько времени своей внешности», - неодобрительно подумала Лиерет, изучая шестой способ подпояски и оценивая, который лучше. Потом вновь пришла Каремла и уложила короткие и густые, почти как у лисицы, волосы барышни, используя для этого кожаный ремешок со сверкающей впереди россыпью мелких сапфиров падпараджа. 
«Я – лисица, мне за своей внешностью положено следить», - мысленно заметила Лиерет и лучезарно улыбнулась в зеркале самой себе.
Уже была середина дня, когда Лиерет вышла из комнаты, оставив зеркала. Лиандла, блестя искренними и еще по-детски восторженными глазами, шепнула, что Лиерет великолепна, что Аррас хорошо себя чувствует и полон сил и, главное, что уже вернулась мать. Лиерет нахмурилась.
Матушка сидела на площадке над вторым этажем, наслаждаясь хорошей погодой и рассказывая о том, что Акаррь, аэг’р Фо-Фолаи, ведет себя отвратительно и пытается даже (подумать только! что за отвратное воспитание!) на лету ловить птиц.
- Еще одна причина, почему аэг’ры-самки никуда не годятся, - уверяла матушка отца, который просматривал новости в специальной листовке, которую выдавали каждый день всем кдиннским чиновникам.
- Но ведь, Липаоль, милая, у Ликарета Асайр – самка, и чудно летает... Тут, по-моему, дело только в воспитании.
Лиерет мысленно заметила, что Аррас, бывает, ловит птиц на лету, но только если она ему позволяет.
Матушка подняла глаза от чашечки чая – и заметила ее.
- Лиерет! – громко воскликнула она и так эффектно всплеснула руками, что не осталось сомнений: она уже прекрасно знала, что дочь дома.
- Здравствуйте, матушка, доброе утро, отец, - негромко поздоровалась Лиерет.
- Добрый день, - поправил отец. – И я уже ухожу дальше работать. Буду к ужину. - С этими словами он встал из-за стола и скорым, но несколько грузным шагом, не превращаясь в кота, спустился в дом. Через минуту вниз с ревом спустился Айсакарр, отцовский аэг’р. Еще минуту спустя зверь взмыл в воздух, унося хозяина на работу.
- Лиерет, доченька, - ласково заговорила мать. – Ты больше не хочешь учить профессию, которую для тебя, руководствуясь соображениями единственно твоего блага, выбрал твой мудрый отец?
Это длинное предложение матушка выговорила без пауз, все тем же мягким голосом, отличным от манеры вести разговор Ликарета и Трокала.
- Верно, матушка, - сдержанно откликнулась кдинна.
- Но ведь, в таком случае у тебя должны были существовать веские причины, верно, малышка?
- Были. А именно то, что я – не малышка, а профессия эта – не моя.
Мать демонстративно вздохнула. Она любила Лиерет, и юная кдинна это знала, но, как и многие кдиннские блестящие светские дамы, мать отдавала слишком большое место в своей жизни традициям и театральности: настолько большое, что уже они управляли ее поступками и, казалось, даже мыслями.
- Ах, неужели ты покинешь наш дом?! – воскликнула она, упорно придерживаясь мягкого тона.
- Выходит, что покину.
- Но, Лиерет, доченька, зачем же так скоро?
- Какая разница: вы и так видите меня по три дня в году.
- Но не видеться четыре года! Это ужасно!
- Это на девять дней меньше, чем было бы, если бы я и дальше училась у Делсуни. А уж если бы меня отправили после окончания обучения послом в Ассу или Рифек...
- О, зачем ты рассказываешь такие ужасы!
- Но ведь так оно и есть, матушка.
Мать замахала руками.