Вокруг да около

Пришла с концерта в филармонии, где слушала «Реквием» Верди.
Должна сказать, что сводный хор и оркестр звучали замечательно, особенно впечатлили tutti. Солисты – молодцы. И дирижёр – директор филармонии и руководитель одного из хоров – убедительно продемонстрировал мастерство. А в заключение умудрился повесить впечатляющую паузу: произведение отзвучало, и все замерли. Вдохнуть было страшно – казалось вдох прозвучал бы на весь зал. Так музыканты и зрители почтили память Игоря Кушплера, большущий портрет которого возвышался над головами оркестрантов и хористов.
В моём возрасте мысли бывают навязчивыми и не особенно корректными. Мозг, который десятилетиями копил информацию, объединяет файлы памяти в папки, не забывая производить сравнительный анализ и последующий синтез увиденного и услышанного… Я сидела и думала: молодец Ада. Ада – это вдова портрета. Удивительная женщина! Не все способны были оценить в повседневной жизни её мудрость и достоинство. Многих она раздражала (пишу в прошедшем времени не потому, что вопрос снят с повестки, а потому, что я сама давно уклонилась в другую сторону). Естественно: умные люди раздражают людей глупых, талантливые – бездарных, целенаправленные – спонтанных, уравновешенные – возбудимых и т.д. Поэтому никогда не старайтесь понравиться всем – бесполезно!
Не буду утверждать с пеной у рта, что пианистка Ада познакомилась с вокалистом Игорем, когда они учились в консерватории, но познакомились они несомненно… Игорь был достаточно интересен и симпатичен. Плюс его чисто галицкая обходительность и мягкость… Думаю, он покорил девичье сердце Ады. И, скорее всего, не только её – он-таки был хорош. Но именно умная и рассудительная Ада смогла привязать его к себе на всю жизнь и сделать его тем, кем он стал, как в старой песне: «Если я тебя придумала, стань таким, как я хочу»…
Конечно, Ада тоже была хороша. Она хороша и сейчас: высокая, подтянутая, деловая. Многи считали её «сухарём», но Игорь оказался на высоте – он достойно оценил свою судьбу!
Старшая на несколько лет Ада укрепила семейные узы рождением двух дочек-близнецов, но не забывала систематически направлять карьеру Игоря и формировать у него соответствующее кредо. Не думаю, что без воздействия Ады он в конечном итоге стал народным артистом, профессором и в конце концов возглавил кафедру вокала. У него в голове, конечно, тоже был порядок: пел он очень хорошо, вредных привычек не имел, с окружающими не зарывался и был приятен в общении. Студенты его любили и пели, надо сказать, тоже хорошо. Вот и сегодня в концерте, посвящённом его памяти, трое солистов – его ученики. Сопрано София Соловий покорила подмостки Италии и в качестве подарка слушателям почтила сцену львовской филармонии. Я имела возможность насладиться её идеальным звонким  пианиссимо в верхнем регистре, её устойчивой выносливостью – партия-то очень сложна! У меня в классе висит фото Софии Соловий, на котором она запечатлена рядом с моей ученицей, волей случая тоже Софией Соловий…
Альтовую партию пела дочка Игоря – Зоряна. Мудрая голова её мамы и уверенная карьера папы стали хорошей опорой для близняшек. Обе получили крепкое музыкальное образование. Алёна - пианистка, живёт и работает в Германии. Зоряна – певица, солистка Венской оперы. Смотрела я на неё и представляла её в шапочке, белой с красными полосочками, которую (вернее, «которые», потому что их было две) мне заказала связать для своих близняшек Ада ещё в те далёкие годы, когда я с целью подработки вязала на заказ. Кстати, и в этой маминой квартире, где я сейчас сижу за компьютером, Игорь с Адой были (лет сто назад...) Тогда только вошёл в моду мохер - его тяжело было достать, но Игорь уже имел связи и хотел, чтобы моя мама связала мохеровое болеро "для Адочки". И мама связала.
Зоряна окончила музыкальную спецшколу по классу скрипки. Она дружила (да и сейчас дружит, только уже в Вене) с дочерью моей подруги, а моя подруга дружит с Адой. Так вот, Зоряна мечтала стать певицей. Хотя её потенциал раскрылся значительно позже и не без участия Игоря. Её голос оказался довольно редким, так как разговорный альт в пении превратился в колоратурное меццо, и Зоряна окончила консерваторию партией Розины.
Да, а я когда-то, когда Зоряна ещё только появилась на свет, оканчивала консерваторию партией Ольги, а Игорь тогда был Евгением Онегиным…
Зоряна мне сегодня тоже понравилась, её голос окреп и звучит достаточно звонко (оркестр у нас любит поднадавить на солистов!), тембрально в среднем регистре она мне напоминала Аду, хотя Ада никогда не пела (а, может, я об этом просто не знаю?) Они с Софией Соловий замечательно гармонировали в дуэте! Молодцы! Кстати, хорошо, что я встретила маму Софии, которая на днях интересовалась, не пошьёт ли ей моя дочь пару юбок. Пошить эти юбки согласна Слава, которая работает в пошивочном цехе, которым в театре руководит моя дочь. Оказывается, Слава уже когда-то что-то шила для мамы Софии и даже была у них дома… Об этом я и сообщила Соловий-старшей…
Вместе с Зоряной и Ириной (концертмейстером Венской оперы, дочерью моей подруги) в спецшколе учился ещё один сегодняшний солист-бас Витя Дударь – сын баса Васи Дударя. С Васей я знакома ещё с времён, когда меня за непосещаемость выгнали из консерватории (был такой эпизод в моей жизни!), потому что я работала в хоре оперы, мне там очень нравилось, и я не могла совместить по времени работу и учёбу. Вася был в театре солистом-стажёром и пытался по-дружески меня вразумить. В конечном итоге меня вразумил сам ректор консерватории (светлая ему память!) – но это уже другая история, – и мне пришлось из театра уволиться. Я даже когда-то посвятила Васе одно стихотворение (он об этом не знает). За Васей в те времена страдала моя подруга, но Вася её проигнорировал, женился на девушке, далёкой от искусства. Двое его детей получили в своё распоряжение вокальный голос. Дочку я слышала только один раз, но помню, что она мне понравилась. А Витю какое-то время опекала указанная выше Ирина, а я принимала в этой опеке какое-то косвенное участие. Естественно, меня заинтересовало, как он звучит сейчас. Признаю: звучит хорошо. Он продемонстрировал высокий мягкий бас, вполне комфортный для восприятия, гармонирующий с ансамблем солистов. Но смотрела на него и думала, ведь по возрасту он годится мне в сыновья, однако не могу себе представить такого толстого усато-бородатого чада с гривой волос по плечам – ну не таким я его знала! Да ещё и умудрился надеть под фрак белый атласный жилет!..
А вот солист-тенор меня разочаровал и выбился из продемонстрированной вокальной школы. Что, впрочем, не удивительно, потому что это – ученик на Игоря, а его предшественника во главе кафедры – Володи Игнатенко. Вот Володе Игнатенко я посвятила не один стих, а целых… - нет, не считала!

 Что-то страшное со снами!
 Лягу спать – встаёт Эрнани.
 Это – ужас что такое!
 Даже ночью нет покоя.

 Только голову к подушке –
 Хоть бери иди к подружке!
 Это ж просто наважденье –
 Жизни нет от сновидений!

 Отдала бы я полмира,
 Чтобы только быть Эльвирой…
 Но, увы, я не Эльвира,
 Да и где мне взять полмира?!.

Речь идёт об опере Верди «Эрнани», в которой Володя пел заглавную партию. Из-за Володи-то я и зависла в театре, когда поплатилась за это учёбой в консе!
Вот, но у Володи не было Ады! Его первая жена – звезда-солистка оперы – заболела и умерла молодой, Володя женился на, по-моему, медсестре. И что же?! Своим трудолюбием и хорошим характером он достиг, практически, тех же вершин, что и Игорь, тоже стал народным, тоже стал профессором, тоже заведовал кафедрой и тоже скоропостижно скончался. Но в годовщину смерти Володи не было монументального «Реквиема» с доминированием его внушительного портрета, не было блистательного состава солистов из-за границы, не было той светлой головы и жёсткой руки, которая бы организовала это как Ада.
Буквально перед самой смертью, дней за десять, Володя выступал у нас в школе с мастерклассом. Он сделал обширное вступительное слово, в котором периодически кивал в мою сторону – в сторону педагога-методиста высшей категории, к которой обращаются чуть ли не с реверансами и с уважительным «Лариса Михайловна», - и говорил: «Вот Лариска знает!»…
Жалко Володю: бах! - сердце схватило и…
И Игоря жалко. Сердце было в порядке, а дорожная обстановка оказалась фатальной!..
Так вот, тенор сегодня не вписался в комплект, хотя очень старался. Ну что же, вокалу-то ведь учат по-разному…
А теперь – резюме. Как тесен мир музыки! И чем дольше живёшь на свете, тем этот мир становится теснее. На прошлой неделе прошёл госэкзамен по концертмейстерству в музыкальной спецшколе, где я работаю по совместительству иллюстратором, то есть дети-пианисты аккомпанируют, а я пою. И вот сижу я в первом ряду, жду своей очереди и смотрю на иллюстратора-скрипача, который в это время стоит на сцене. Смотрю на него, а вижу его покойного отца, которого знала, когда этот высокий дядя со скрипкой только появился на свет.
Мишенька был моим хорошим другом и интересным собеседником. А ещё я ему очень симпатизировала. Я ходила тогда с фотоаппаратом, который мама-спортсменка (мастер спорта по пулевой стрельбе) получила как приз в Германии, и фотографировала всё вдохновляющее, а потом колдовала над кюветами при свете красного фонаря. И так я наколдовала целую пачку фотопортретов Мишеньки. Я носила их с собой, время от времени любовалась объектом съёмки и очень мне хотелось показать кому-нибудь, как этот симпатяга похож на Алена Делона! Я была тогда студенткой филфака, членом университетского профкома (заведовала культурно-массовым сектором), а Мишенька учился на юрфаке и был председателем профкома. Мне в помещении профкома нравилось, я активно исполняла все формальности и проводила в профкоме достаточно много времени.
И вот сижу я в уголочке, любуюсь Мишенькиными фотографиями, приходит какая-то женщина, спрашивает председателя. Я говорю, что он вышел, она садится подождать, а у меня так и чешется язык поискать в ней союзницу по поводу восторга от Мишенькиных глаз и улыбки… Не успела. Пришёл Мишенька, и оказалось, что это – его жена Леся.
Сейчас Мишеньки давно нет, Леся работает в этой же спецшколе, где я регулярно философски созерцаю их сына, и мы с ней приятельски здороваемся и иногда перебрасываемся несколькими словами.



Контакт с ретроспективой.

М.Н.

 Вставлю глаза свои
 В чёрную рамку траура,
 Стану тебя поить
 Речью своею бравурной,
 Выпью красную тушь –
 Красными будут губы…
 Конечно, всё это – чушь,
 Конечно, всё это – грубо…
 Но я уже не ручей!
 Пусть я ещё и не лужа…
 Но истина – дьявол с ней! –
 Я же имею мужа!

                1967.

 Я не имею мужа уж давно
 И стала лужей (что мне всё равно),
 И траур глаз моих заиндевел,
 И траур скорби, видно, мой удел.

 И ты давно ушёл в небытие,
 И теплоту стихов засыпал снег,
 И нет возврата к юности моей,
 И тихо таю в лёте дней-ночей…

                21.04.11., 8.00.