Превышение служебных полномочий

     Он проводит меня на кухню и предлагает сесть. Я сажусь, стараясь ни на чём не останавливать свой взгляд. Я его психоаналитик, он мой пациент. Так в этом мире заведено. Я пока со всем соглашаюсь. Я – врач, он – мой рабочий материал. Мы как бы из разных миров. С разных планет. Я задаю ему вопросы, он отвечает. Я – воин Христа, кшатрий, бич Божий, он – выпавший кирпич из стены мироздания.
     Курит. Ругается невыносимо. Безвкусно. Я весь внимание, сама толерантность в гниющей плоти. Говорит, что нет ничего, что бы заставило его поверить в то, что жизнь человеческая имеет удобоваримое оправдание. Говорит, что не знает счастья, что не может, не хочет, не переваривает. Сулит немилость богам, забвение демонам и анафему соседке снизу.
     Он – труба Иерихона, я – меч Апокалипсиса. Я чувствую как улыбаюсь; запускаю в глаза понимание. Киваю.
     Тут же по всем правилам спохватываюсь, возражаю, указываю на мельтешащего между ног его сопливого ребёнка, говорю недвусмысленно, что, по крайней мере, один раз в жизни он испытал райское блаженство.
     Я – Понтий Пилат, узурпатор. Он удостаивает меня взглядом, способным довести до кипения вольфрам и признаётся, что вот уже десять лет как он стал импотентом и умрёт девственником.
     Я – Сизиф, Прометей, он – ящик Пандоры, девяносто процентов загрязнения авгиевых конюшен – это его работа.
     Он – капля кураре в большом сатанеющем организме; его мысли – споры сибирской язвы. Я – Прокруст, де Сад, в чём-то Гитлер, может быть.
     Он опасен для социума, претит идеям человеческим, потугам на совершенствование частокола; даже кладбищенские участки должны располагаться симметрично.
     И, чёрт, в глубине сознания это не может ему не нравиться.
     Как и мне. Я – Магомет, свиноненавистник, сверхчеловек, сталкер.
     Я насилую его мозг через уши. Я – мессия, проповедник упорядоченности, агитатор бесхребетности, вольный каменщик. Veni, vеdi, vici.
     Всегда есть способ совладать с такими как он, морально устойчивыми. Я – апостол антиупрямства, я убиваю его физически.
     Он – неосвежёванная туша, кусок мяса, не годный к употреблению. Я – продолжение жизни чёрно-белых предрассудков Бога.
     Чужой ребёнок, перепачканный кровью, сидит на кухне на полу, играет ножом, улыбается.
     Смейся, малыш, радуйся! Мы совершили великое дело.

20.03.2006.