Муха

Маленькая прокуренная кухня сжала в своей материнской утробе трех весьма уставших от отдыха мыслителей неприкаянной вселенной, обезличенных и раскоординированных душ. Шел уже одиннадцатый час попытки совладать с низостью масштабности всего происходящего. Что-то надвигалось. Кухня, тесная, как вагина девственницы, пустила корни в мозги ее обитателей, борьба с алкоголем была почти проиграна, но мыслители держались из последних сил. Кто-то же должен сдерживать разрушительную энергию бухла? Они бросили вызов и приняли неравный бой со злом.

Один из мыслителей, назовем его Студент, – хозяин квартиры. Студент сидит в углу и греет спину об стенку, в которую вмурованы трубы отопления, в руках Студента недопитая полторашка сливового блейзера, под попой табуретка с тремя ножками, поэтому он сосредоточен и готов к неожиданностям настолько, насколько это возможно в данный момент. Тут уж ничего не поделаешь, слишком много было в жизни студента стремительных падений. Над мыслителями весит абажур, который наполняет кухню сепией. Стены, стол, кухонная утварь, две пустые соски «Большой кружки», пустая смятая полтораха «Blazer» и литровая коробка дешевого вина в мусорном ведре как атрибуты театральной постановки призваны натолкнуть зрителя на созерцание мизансцены, а не на реплики главных героев битвы за непонятно что. Что-то продолжает надвигаться.

Второй мыслитель – Гопник. Гопник сидит напротив Студента, лицо Гопника краснее, чем все окружающие его предметы, оно в некоторой степени краснее, чем бутылка виноградного «блейзера» у него в руках. Между Студентом и Гопником кухонный стол, заваленный хлебными крошками, сахаром и крапалями бошки. В стороне от этого дерьма, у раковины, заложенной грязной посудой, распластался третий участник битвы – Панк. Панк почти в отключке. А ***ли тут сделаешь?  Панк пьет быстрее всех.

- Братанчик, у тебя есть что пожрать?
- Нет, – мертвым голосом промолвил Студент.
- Сосиски хоть какие-нибудь есть?
- Нет…  Есть крабовые палочки, но они мороженные.
- Похуй.

Студент попытался встать и протянуть руку в сторону холодильника, но потерпел не первое и не последнее фиаско.

- Возьми сам, если хочешь.
- Мне впадлу, – чуть слышно сказал Гопник.
- Мне тем более, – ответил ему Студент.

Пауза. Паузу нарушает риф «Three Days Grace – Animal I Have Become». Студент выковыривает из кармана серебряный прямоугольник и прикладывает его к уху.

- Привет. Да. Я ел. Да. Откуда я знаю, где он? С чего ты взяла? Я не под мухой. Нет. Все. Давай. Давай. Давай, пока. Все, пока.

Еще несколько минут молчания, дымок сигареты, прикуренной Гопником, неясный звук сверху, теплая волна холодного воздуха от форточки, открытой Студентом, и свежая порция алкоголя продолжают битву.

- Чувак, вот че ты паришься?.. Ведь все ***ня. Я хуйня, ты хуйня, он хуйня, они хуйня. Все, что делается, – хуйня, все, что не делается, – хуйня. Любая вещь – хуйня, а поступок тем более…  Хуйня.
- И что ты об этом думаешь? – спросил Студент Гопника.
- ***ня это все.
- Знаешь, мне не нравится твоя реальность.
- Просто в ней все логично.
- О, только не надо этой поеботины. Логика. Какая, нахуй, логика? Нет никакой логики.      
- Знаешь, вот мне нравятся такие люди, как ты. Вот ты можешь взять что-то простое и сделать из этого что-то такое сложное.
- Да, это я могу. Вынести себе и окружающим все их дерьмо.
- Давай накинемся?
- Давай.

Две полторашки «блейзера» встретились друг с другом, Студент немыслимой силой мысли прикрыл форточку, а неясный звук сверху переместился в раковину и стих.