Ночью

Стояла глубокая ночь, и город, мерцавший разноцветными огнями витрин и сонными глазами фонарей, погружался в обратно пропорциональную ночи неглубокую кошачью полудрёму. Вышка телецентра взвивалась ввысь, на головокружительные высоты и, светившаяся точно маяк в бухте, исчезала в полупризрачном тумане, опускавшемся на затихающие улицы. Скоро кошка-город закроет глаза и все фонари погаснут в назначенный кем-то невидимым час.
Это было время таксистов-бомбил, тусующихся на остановках и возле ночных кафешек в надежде на профит от развоза расползающихся по своим норам алкашей. Это было время шумахеров-водил, гоняющих на запредельных скоростях по городским улицам, и время романтиков, завершающих свои прогулки под затуманенной луной во дворах либо под колёсами этих самых шумахеров. Это было время… Хотя было ли время? Казалось, оно вовсе остановилось, чтобы снова начать свой бег утром в надежде догнать опаздывающих и догоняющих переполненные автобусы и троллейбусы городских жителей.
А на другой стороне канала, там, куда не долетала даже музыка и пьяный смех из прибрежных ресторанчиков, царили полный покой и мёртвая тишина, нарушаемая лишь почти беззвучными шагами и жужжанием из наушников случайного ночного скитальца. Парк никогда не видел его. Он спал, и ему было всё равно.
И скиталец, надо отдать ему должное, отвечал парку тем же и даже с процентами. Он пришёл сюда не за этим. Какое ему дело до парка? Точно такое же, как и парку до него. Всё логично и гармонично. Не за этой ли гармонией пришёл сюда скиталец? Может быть. Чужая душа – потёмки. Лишь глаза застилал такой же туман, как и тот, что висел над телецентром, только туман этот был другого рода – безразличия, глубокой погруженности в себя и глухой беспросветной тоски. Точно такая же тоска поселилась в душе-потёмках, звучала в жужжащих наушниках и отдавалась холодной пустотой в голове. Прекрасное состояние, чтобы покончить с собой или обрести внутреннюю гармонию.
Еле уловимый шёпот ветра, потрескивание сучьев, тихий плеск воды в протоке, шуршание листвы под лапками мелких животных и потревоженных птиц – оказывается, ночь не так тиха, как кажется на первый взгляд, особенно скитальцу после жужжания в наушниках. Ночной парк полон какой-то особой, скрытой жизни, невидимой днём. Днём здесь будет шумно и уныло, а сейчас – сейчас самое время. Время одиночество, время отдохновения, время покоя…
Покоя. Наконец-таки исполнившаяся мечта скитальца. Знал бы он раньше, что покой здесь, совсем рядом!
Скоро рассвет. Ветер принёс откуда-то предутренний холод. Где-то недовольно прокричала птица, и снова всё смолкло. Ни звука, кроме всё тех же почти беззвучных шагов. Скоро затихнут и они, и парк снова заживёт своей привычной жизнью, моментально забыв странного ночного гостя.
А впрочем, так ли это важно? Может ли иметь какое-то значение то, куда ты приходишь по одному тебе ведомому делу? Да и можно ли назвать делом попытку уйти от других и в первую очередь от себя? Да и можно ли вообще уйти от себя?
Парк хранил молчание и никому не выдавал своих тайн. Слишком много вопросов. Он видел насквозь каждого человека, его помыслы и цели, но не собирался что-либо предпринимать. Пусть сами ищут ответы на свои вопросы. Нет, он не был настроен враждебно. Ему было просто безразлично.
Где-то раздался негромкий всплеск, с возмущёнными криками метнулись в сторону потревоженные утки, и снова всё смолкло. Меж деревьев мелькнула неясная тень. Или это только показалось парку?
Рассветало.