Амфетамин

Красивый я сегодня, умиротворенный, спокойный, легкий и резкий на язык, в самый раз для заигрывания с одной из этих няшек, которые скоро заполнят палаты нашей клиники, где одни лечат, другие лечатся, в результате все больны. Но пока я здесь один, я здоров, сижу в пустом коридоре кафедры, спокоен, как танк, не парюсь абсолютно, и мне хорошо. Сегодня я искренний. 

- О, что-то ты рано. До пары сорок минут.
- Здравствуйте. Да мне не спалось, вот я и решил пораньше приехать.

Я жму руку нашему лаборанту, импозантному пожилому мужику, который обычно первый приходит на кафедру, но сегодня я его опередил. Я не спал всю ночь, и от нечего делать действительно приехал в университет рано, что очень странно для студента в феврале. Доехал быстрее обычного, чувствую себя лучше обычного, ощущение, что весь день будет лучше обычного, романтика какая-то в атмосфере. Необъяснимо, но факт. Где же все эти засранки, мои расфуфыренные сучки, где? От ожидания щекочет в животе, а по коже ползут приятные мурашки, тело почти невесомое, ноги холодные, мокрые, а в груди чувствуется тепло собственной души.

Надеюсь, что это состояние затянется, если не навечно, то на очень долго. В нем мне очень комфортно. По опыту знаю о невозможности этого, но вдруг на сей раз все будет не так. Постепенно я стремительно заболею, причем очень сильно, сильнее, чем от обычного посещения учебы, пока этого не произошло, нужно всем наслаждаться, брать по полной. Последняя дорожка была занюхана без пятнадцати двенадцать у мусоропровода на седьмом этаже Славиного подъезда, сейчас уже почти половина девятого утра, и мне остается жить одну-две пары. Прагматик начинает убивать романтика. Неужели? Глаза у меня по пять копеек, и чертова жвачка, а еще эта горечь в носу, мне кажется, от меня пахнет «спидами». Настроение от безмятежного метнулось к тревожному. Первой пришла отличница Полина.

- Привет.
- Привет, что-то ты сегодня рано.
- Рвусь к знаниям, вот и дорвался. А ты че так рано?
- Не знаю, просто так получилось.

Полина присела рядом и зарылась в своей сумочке. Я не нашелся, что сказать дальше и достал телефон, сделал вид, что я что-то в нем делаю. Глупо. Сейчас я ничем не отличаюсь от меня не обдолбанного, пошутить не получилось, поболтать тоже, отстой. Ночью с нами была одна блондинка, мы вместе шатались по улице, торчали в торговом центре, меняли подъезды, болтали о всякой фигне, мне было как-то легко с ней, хотя до этого я ее видел полтора раза, а с Полиной я знаком четыре с половиной года. Но Полина не того поля ягода, серьезная и крутая чувиха. Пришел Вася.

- Здорово.
- Здорово. Ты мне с РГЗ не поможешь, у меня тут один вопрос?

Жмем друг другу руки, Вася копается в пакете, делает разочарованную гримасу, которая мгновенно меняется на жесткую лыбу.

- Бля, я его забыл.
- Бывает. А где твоя торба?
- Я ее постирал… Вместе с РГЗ походу.

Мы с Полиной разрываемся от ржаки. Вася лыбится, Васе похуй, он панк. Постепенно приходят остальные, приходит препод. Начинается пара, наш балагур Паша начинает сыпать приколами, я ощущаю себя в своей тарелке, в своей семье. Все хорошо, но искренности здесь ни у кого нет, разве только у Васи. Переношусь назад во времени, в свой подъезд в девять часов десять минут вечера вчерашнего дня.

Февраль разъебашил наши души и изнасиловал бренные тела. Две жирные полоски белого порошка на корочках моего паспорта, скрученная в трубочку сотка, пылесосим. Пидорасит. Такого ядреного порошка я еще не нюхал, этот просто бомба. Хочется проглотить весь мир разом и высрать его на голову Создателю. Штырит, божьи яйца, как меня штырит. Моего носа просто больше не существует, его просто, ****ь, больше нет. Белые какашки, милые белые какашки. Дерьмо.   

- Как какашки, вставили?
- ****и меня в ногу, меня ***рит, мужик. ****ь, меня ***рит.
- Меня тоже, пошли, погуляем, так хочется гулять.

Едем в лифте, смотрим на свои глаза. Такие круглые и красивые очи с невъебенными зрачками. Пробрало, конкретно, что меня, что Леху. Выходим из падика, на улице красота и романтика. Фонари светят каким-то особенным светом, от него так мягко и приятно. Позитивные вибрации переполняют мой мир, в нем тепло, уютно, неистово хочется любить.

- Леха, я тебя люблю, мужик. Почти гейской любовью.
- Я тебя тоже. Раздвигай булки. Хм… Завтра мы будем друг друга ненавидеть. Будем ненавидеть все и всех. ****ут отходосы.
- Я с отходосов обычно ненавижу себя.

Леха бьет кулаком по стенке, нас трясет.

- У всех разная психика, мужик.

Двигаем в «Розу ветров», берем себе по банке энергетика, Лехе звонят по мобильнику, он выбегает из магазина, начинает моросить насчет белой темы.

- Чувак, помочь можешь?..  Я еще полку возьму… Того же говна… Хорошо, до связи.
- Деточка, ты же лопнешь, – говорю я Лехе.
- Да ты не парься, ****ь, расслабься. Я марафонить не собираюсь, просто мне нужно на завтра взять, чтоб поправиться на работе.
- Я и не парюсь, я за тебя счастлив. Тебя не задушишь, не убьешь.

Решаем пойти к Олегычу, он всегда нам рад, но только когда мы не под кайфом, наркотики он не любит, побаивается их. Один раз он многовато затянулся термоядерным спайсом и реально решил, что уже умер и эта фигня не отпустит его никогда. ****ило его, конечно, тогда не по-детски. Мы думали грешным делом, что парнишка на всю жизнь останется овощем или выйдет в окно, но Легыч вроде как очухался. Олегыч – старый алкоголик, фанат пива, но сейчас он временно не пьет, у него острый приступ депрессии, и он принимает какие-то транквилизаторы, которые не совместимы с синькой. Специально для нашего друга мы возвращаемся в магазин и берем чипсы, сухарики и пепси. Есть нам не захочется, а вот пепси со спидами – классика, поэтому берем две двушки.

- Я переживаю за Легыча, мужик. Я, ****ь, за него боюсь.
- Да все нормально будет, девку ему надо хорошую, чтобы его трахала постоянно.
- Мне тоже надо.
- Так иди и познакомься, почему ты сцышь? Не укусят тебя. Ни одна девушка просто так не пошлет тебя нахуй.
- Да ладно, пошлет, еще как пошлет, в такие дали отправит, я туда идти затрахаюсь.
- Да они спят и видят, когда к ним подвалят, им приятно внимание.
- Им нужен идеальный чувак, даже такого они не сразу впустят. Поломаются еще, им нравится издеваться.

Причалили к Олегычу, звоним ему по домофону, он долго не подходит, козлина.

- Да.
- ****а, давай открывай.

Заваливаемся в подъезд, лифтом на шестой. В дверях нас встречает старый добрый Олегыч. Радостный, улыбается.

- А, здорово, чупакабры!
- Приветосы, чувак.
- На вот, глотни.

Леха протягивает Олегычу початую банку яги.

- Не, ты че! Я на таблетках. Мне еще пять дней бухать нельзя. Как я это выдержу?
- Как че? Как стояк? – спрашиваю я Лего.
- Охуенчиком. Сижу вот дома, таблетки пью, депресснякую, надрачиваю, – отвечает, улыбаясь, Олегыч.
- Так это заебись. Мы зайдем, посидим? – причесал Леха.
- Заваливайте.

Немного палимся, но сдержать себя не можем, начинаем неестественно часто шмыгать носом и усиленно жевать Орбит, я чувствую приятное волнение, как перед свиданием, описать это трудно, да и не надо, кто знает, тот  поймет. По мне с Лехой бегают мурашки, ноги в холодном поту, но к всеобщему счастью не воняют, разрываем пачку чипсов, болтаем о всякой фигне. Занимаемся групповым сексом с гитарой, Лехе звонят, и мы уходим.

Вот эта была искренность, я был самим собой, одно херово, что Олегычу про белый не сказали. Не хочу это признавать, но меня начинает отходосить, сердечко разгоняется все быстрее и быстрее, в перерыве я высцал из себя несколько ведер прозрачной мочи.

Высиживаю полторы пары и линяю с университета, по пути на остановку чуть не падаю в обморок, хреновы дела. Олегыч. Вот кто мне нужен. Еле живой добираюсь до него.

- Чувак, что с тобой?
- ***во мне, слушай, я у тебя полежу на диванчике?
- Нет. Мне трупы в квартире не нужны.
- Я вчера, наверное, переборщил с говном, я умираю.
- Я по тебе вчера и не понял, что ты юзал, тебя это не меняет.
- Ты мне льстишь, это, может, внешне, а внутренне – чувак, ты даже не представляешь. Сегодня утром я резко почувствовал разницу… Как же голова болит… Ммм… Хотя ты знаешь, от этого ничего кардинально не меняется.
- Нахуй тогда юзаешь?
- Я больше и не собираюсь.

Вот эта была искренность, я был самим собой, одно херово, что следующим вечером я опять занюхнул.