Несвобода

Мысли  о  ней  приходят  всякий  раз,  когда  я  пытаюсь  очистить  небосвод  от  фиолетовых  облаков  собственной  меланхолии,  напоминающих  огромные  гроздья  недозревшего  винограда.  Торопливо  обрываю  их,  но  небо  от  этого  не  становится  светлее,  а  лишь  меняет  угрюмую  фиолетовость  на  унылую  серость…  Пробую  ягоду  на  вкус  и  просыпаюсь  от  терпкого  и  кислого  ощущения  безысходности,  которое  использую,  как  основу  моих  невесёлых  размышлений  о  том,  что  никоим  образом  не  связано  с  убогим  содержанием  множества  сонников,  запросто  подчинивших  несмелое  воображение  моей  излишне  доверчивой  жены…

Утром  притворяюсь,  что  слушаю  её  назидательное  толкование,  сулящее  мне  «радость,  наслаждение  и  сладострастие»,  обнадёживающее  «получением  большой  прибыли»,  предупреждающее  о  «мелких  неприятностях»…,  а  сам  в  это  время  с  тоской  думаю  о  нашей  вечной,  непреодолимой  и  унизительной  несвободе…

Должен  признаться,  что  о  ней,  кроме  насупившихся  небес,  мне  непрерывно  сигналят  тысячи  явных  и  скрытых  знаков,  запретов,  голосов…,  образующих  замкнутый  круговорот  предначертанного  существования,  вырваться  за  пределы  которого  почти  невозможно…  Увы,  я  не  принадлежу  к  тем  немногим  смельчакам,  сумевшим  опровергнуть  эту  невозможность  ценой  собственного  благополучия,  а  зачастую  и  жизни…  Поэтому,  подобно  большинству  осторожных  и  предусмотрительных  обывателей,  довольствуюсь  лишь  безопасным  подглядыванием  за  ослепительным  миром  свободы,  сквозь  узенькие  щели,  иногда  присутствующие  в  плотном  частоколе  необходимости…

Что  я  там  вижу?  Ничего  конкретного,  только  яркий  свет,  розовыми  потоками  льющийся  откуда-то  сверху…  Там  нет  привычно  сковывающих,  мешающих,  угнетающих…  форм  и  силуэтов,  там  бесконечный  и  бесформенный  простор,  который  вдохновляет  и  пугает  одновременно…  Там…

-  Опять  медитируешь? – возвращает  меня  жена  в  царство  необходимости,  ещё  не  осознанное  мною  в  достаточной  степени,  чтобы,  следуя  утверждениям  некоторых  философов,  превратиться  в  царство  свободы…  Покорно  допиваю  кофе.

Спустя  полчаса,  внезапно  и  непредвиденно  оказываюсь  в  эпицентре  небывалого  ливня,  породившего  автомобильную  пробку  и  моё  сорокаминутное  опоздание  на  службу…,  в  свою  очередь,  лишившее  меня  месячной  премии.  Таким  незамысловатым  способом,  вопреки  прогнозам  сонника,  тиски  несвободы  зажали  нынешним  недобрым  утром  мой  и  без  того  неполный  карман.  Интересно,  как  жена  отреагирует  на  эти  «мелкие  неприятности»?

Впрочем,  неважно…  Приведённые  звенья  детерминизма  указывают  всего  лишь  на  поверхностную  связь;  меня  же  с  некоторых  пор  интересует  глубинная.  Пытаюсь  отыскать  её  во  влажно-солёных  углах  детства,  куда  частенько  отправляли  меня  строгие  родители,  и  понимаю,  что  именно  их  благонамеренность  явилась  первопричиной,  основой  моего  горько-сладкого  чувства  обиды,  которое  и  есть  не  что  иное,  как  естественная  реакция  на  ограничение  моей  неосознанной  свободы.  Допускаю,  что  похожую  обиду  испытает  жена,  узнав  неожиданную,  словно  утренний  ливень,  новость  о  намечающейся  дыре  в  нашем  семейном  бюджете.

Возвращаясь  к  родителям,  уточняю,  что  проблема  «отцов  и  детей»  есть  одна  из  разновидностей  проблемы  несвободы,  переходящая  от  поколения  к  поколению,  в  том  числе  и  в  форме  так  называемого  наследства…

 На  окраине  города,  из  которого  уехал  двадцать  четыре  года  назад,  мне  достался  небольшой  уютный  домик – символ  малой  родины,  постоянно  притягивающий,  точно  магнит,  туда,  где  я  родился  и  вырос,  где  на  озере  детства  учился  плавать  и  кататься  на  коньках…  Я  бываю  там  два-три  раза  в  год  и  не  решаюсь  его  продать.  Просто  не  могу…,  точно  так  же,  как  не  могу  излечиться  от  приступов  ностальгии,   избавиться  от  унаследованной  отцовской  меланхолии,  материнской  чрезмерной  сентиментальности,  а  также – от  перепрыгнувшего  через  поколение  дедовского  диабета…  Все  эти  незначительные  ограничители  независимости  стареют  вместе  со  мной,  время  от  времени  подталкивая  меня   благодарно  поклониться  родителям  за  искреннее  и  заботливое  предупреждение  об  опасности,  которую  несёт  в  себе  романтичное  слово  свобода.  Поэтому,  прощаясь  с  ними,  покидаю  омытое  слезами  место  наказания  и  вижу  себя  засыпающим  сказочным  сном  под  тихий  мамин  голос;  вижу  отца,  туманным  летним  утром  показывающим,  как  правильно  цеплять  червя  на  крючок;  вижу  их  обоих,  печальных  и  постаревших,  провожающих  меня  на  шумном  перроне  в  далёкую  и  небезопасную  командировку…

Отбродив  полузабытыми  улицами  детства,  выхожу  на  стёртую  из  памяти  тропинку,  ведущую  в  то  апрельское  раннее  утро,  где  всё  началось…  Поднимаю  взор  к  небу  и  вижу  там  то  же,  что  некогда  увидели  древние  греки – крылатого  барана…,  точнее,  созвездие,  напоминающее  своими  контурами  это  упрямое  и  воинственное  животное…  Родившись  под  ним,  я  помимо  несвободы,  унаследованной  вместе  с  родительскими  генами,  приобрёл  несвободу  зодиакальную.
 
Неполные  сорок  семь  прожитых  лет  убедили  меня,  что  бороться  с  ней  бесполезно.  Небеса  всегда  берут  верх,  а  бараньи,  лихо  закрученные  рога  оказываются  гораздо  крепче  моего  многодумного  сократовского  лба.  Подозреваю,  что  поглощение  денежной  премии  потоками  сегодняшнего  ливня,  является  не  столько  следствием  опоздания,  сколько  -  безудержного  овенского  пристрастия  к  пустым  спорам  и  вредоносной  честности…

Ещё  не  успев  окончательно  смириться  с  пожизненной  зависимостью  от  знака,  под  которым  родился,  я  однажды  узнал,  что  и  дата  моего  появления  на  свет – не  просто  случайное  отвлечённое  число,  а,  проникший  в  меня  и  поработивший  часть  моего  характера,  смысл…  Оказывается,  только  ей – этой  самодовольной,  округло-симметричной  цифре,  этому  вертикально  поставленному  знаку  бесконечности – я  обязан  своим  неистребимым  цинизмом  и  чувственной  холодностью…

Увы,  чем  дальше  я  продвигаюсь  в  познании  собственной  противоречивой  несвободы,  тем  меньше  надежды  остаётся  в  моей  душе…  Вот  и  данное  мне  имя,  всегда  смущавшее  меня  нескромностью  и  космополитичностью,  явилось  причастным  к  моей  всепоглощающей  страсти  к  картам.  И  не  дай  Бог  жене  когда-нибудь  узнать  о  проигранных  мною  суммах!

Время  обеденного  перерыва…  На  столе  появляются  шампанское  и  торт  в  честь  тридцатилетия  всеми  любимой  лаборантки  Ирочки…  Я  за  рулём;  сахар  в  крови  в  два  раза  выше  нормы…  Остаётся  только  мило  улыбаться,  пить  минералку  и  смотреть  мимо  соблазнительного,  угнетающего  невозможностью  им  полакомиться  торта,  который  своей  аппетитной  многослойностью  напоминает  разноцветную  совокупность  всех  навалившихся  на  меня  ограничений…  Ну,  чем  не  осознанная  необходимость?

Вспоминаю  своё  недавнее  знакомство  с  Аюрведой  и  тихо  благодарю  её,  ибо  только  она  верит  в  мою  способность  «делать  сказку  былью»,  а  также  в  то,  что  однажды  «в  результате  сознательной  жизни»  моя  «огненная  энергия  поднимется  к  высшим  чакрам»…

После  таких  слов  смотреть  вокруг,  на  эту  нелепую  и  неприветливую  действительность  вовсе  не  хочется.  Иногда  мне  кажется,  что,  если  это  мне  удастся,  если  я  научусь  равнодушно  отворачиваться  от  наполнивших  пространство  мелких  и  больших  гнусностей,  если  смогу  преодолеть  некоторые  правдоискательские  рефлексы…,  то  стану  намного  ближе  к  свободе,  а  значит  и  к  счастью…

Именно  поэтому  усиленно  культивирую  в  себе  пассивность  и  нежелание  противостоять  множеству  разнообразнейших  форм  социальной  несвободы,  именно  поэтому  безоговорочно  поддерживаю  неопровержимую  мысль  великого  философа,  определяющую  свободным  то,  «что  не  имеет  отношения  к  другому  и  не  находится  в  зависимости  от  него».   Иными  словами,  в  этом  мире  даже  сам  Всевышний  несвободен,  так  как  прочно  связан  с  нами – грешниками,  не  будь  которых,  не  было  бы  и  смысла  в  Его  существовании…   Кроме  того,  трагикомичный  опыт  моей  молодой  страны  наглядно  демонстрирует,  что  результатом  подобного  противостояния  может  явиться  лишь  иная  ипостась  несвободы – ещё  более  несуразная,  жёсткая,  абсурдная…

Отчётливо  помню  терракотовые  времена  массового  гипнотического  транса,  всеобщего  помешательства,  когда  спокойная  и  доброжелательная  столица,  а  вслед  за  ней  и  вся  держава,  превратилась  в  сцену,  на  которой  был  разыгран  тот  пошлый  фарс  под  названием  революция…  Бесчисленные  знамёна  и  транспаранты,  междометия  и  подковы,  барабаны  и  частушки,  гопак  и  рёв  толпы…,  это  и  многое  другое  оформилось  неким   дьявольским  узором,  каким-то  чудом  избежавшим  кроваво-красных  мазков…   Та  иллюзия  свободы  осталась  позади,  испарилась,  как  туман  над  Днепром,  а  её  беспокойный  призрак  до  сих  пор  будоражит  незрелые  мозги  многих  моих  земляков,  вновь  возрождая  её  опереточный  образ…

Однако,  довольно  о  том  мрачном  и  нервном  отрезке…  Призываю  на  помощь  снисходительность  и  именую  его  тщетной  (не  решаюсь  произнести  благородной)  попыткой  народа  вырваться  за  пределы  постылой  несвободы,  отчаянно  перешагнуть  границу  собственной  судьбы…

В  этом  месте  признаюсь  по  секрету  в  том,  в  чём  за  двадцать  лет  нашей  не  зыбкой,  но  и  не  вполне  устойчивой  совместной  жизни  не  признался  даже  жене.  Уверен,  скажи  я  ей,  что  считаю  себя  баловнем  судьбы,  то  тут  же  и  буду  нещадно  осмеян.  Ибо  не  один  раз  в  напряжённые  моменты  выяснения  отношений  она  называла  меня  бездельником  и  неудачником;  а  единственным  подарком,  преподнесённым  мне  судьбой,  считает  себя,  самоотверженную  женщину,  мучительно  ваяющую  из  меня  достойного  человека…

Я  мог  бы  долго  рассказывать  о  благорасположенности  ко  мне  судьбы,  о  её  своевременных  вмешательствах,  ограждавших  меня  от  больших  и  малых  напастей…  Но  сегодня  тема  иная,  и  она  (судьба)  в  ней – главная  персона,  огромная  ледяная  глыба,  дрейфующая  в  неизвестном  направлении.
   
Да,  именно  она  представляется  мне  тем  самым  айсбергом,  надводную  часть  которого  образуют  вышеуказанные  несвободы.  Что  же  касается  его  подводной  части,  то…  Боюсь,  что  не  готов  погрузиться  в  холодную  бездонность  в  качестве  отважного  исследователя.  Могу  лишь  поделиться  смутной  догадкой,  случайно  подметившей  мелькнувшую  свободу  за  расплывчатыми  очертаниями  судьбы…   Возможно,  думаю  я,  на  этой  почти  незаметной  линии  их  соприкосновения  и  затаился  искомый  каждым  из  нас,  вечно  ускользающий  смысл  жизни…   Или  смысл  смерти…

 Мне  кажется,  что  главная  наша  несвобода  находится  как  раз  на  пересечении  этих  двух  ненайденных  смыслов.  И  заключается  она  в  невозможности  осуществления  выбора  собственного  нерождения…

Еду  домой  по  умытому  дождём  городу,  радующему  влажной  чистотой  и  отсутствием  пробок,  и  задаю  себе  глупый  вопрос…
       
Почему  я  исследую  эту  неблагодарную  и  необъятную  тему,  почему  добровольно  уподобляюсь  мифологическому  герою,  обречённо  толкающему  камень  к  недостижимой  вершине?

  Да  всё  потому  же…,  подчиняясь  внутренней,  кем-то  заложенной  необходимости  познания…,  или,  если  хотите,  обычному  любопытству,  от  которого  каждый  из  нас  зависим  и  несвободен  в  той  или  иной  степени…
 
Вот  поэтому  я  вновь  и  вновь  припадаю  к  щели  в  частоколе  необходимости,  как  к  прохладному  источнику  в  знойный  день,  чтобы  утолить  жажду  и  хоть  краешком  глаза  увидеть  тот  ниспадающий  розовый  свет…