Воспоминания о маме

Я хочу вспомнить что-то, что последние годы в Израиле мне рассказывала мама. И добавить кое-что о ней, что никому не было известно до сих пор.

В Израиль мы уехали в 1998 году после того как мама три раза лежала в больнице, простуженная и много еще болезней, но, в общем, старость. А жила она в деревне одна, так что нужно было забрать ее. Но забирать то было некуда, у меня была однокомнатная квартира 18 кв.метров. Я не хочу сказать, что решил уехать в Израиль только из-за нее. Нет, отнюдь, я себя в жертву не принес, у меня были собственные соображения, чтобы не оставаться в России. Тем не менее, импульс был от нее. В Израиле ей сразу же сделали операцию на аорте, она перестала мерзнуть и решили жилищный вопрос. Она жила сначала на съемной квартире, потом все же в хостеле, но, в хорошем хостеле, еще не в доме престарелых. Активно стала находить своих студенческих товаришей по Харьковскому университете. Кроме того, у нее была знакомая семья христиан в городе Араде, которые ее очень уважали. Они общались несколько лет, пока семье не решила вернуться в Россию. Саша должен был лететь в том самом самолете, который над Черным Морем подстрелили ВВС Украины. Он потом молился, что повезло ему - как-то опоздал, или задержался на один день до рейса.

Мы с женой в Израиле жили в городе Нетания. Мама, первые четыре года чувствовала себя бодро и приезжала к нам. Мы жили в доме с видом из окна на Средиземное море, и ходили с мамой гулять вдоль моря. Потом ей стало труднее, ездить на автобусе с пересадкой – и, вообще, началинались проблемы с почками, я стал ездить к ней в Арад. И, интересно, что она мне много рассказывала о себе. Казалось даже, что она хотела успеть рассказать больше. Много рассказала, что я услышал впервые, про своих родителей, о причинах того, что они расстались, и, как, вообще, познакомились. Познакомились они когда им было лет 16-17 в Одессе, и затеяли помогать революции. Мой дедушка, оказывается, был большой марксист на Украине, и читал лекции. Но он, видите ли, завел себе вторую революционную подругу и подвел под это какой-то идеологический базис - что-то вроде теории о том, что жены должны быть общие. Он на этом настаивал всю свою жизнь и не раскаялся. Но, в общем, бабушка маму забрала и ушла. Кроме того, у мамы был младенец-брат,  и он умер странной смертью, доказательств нет, но, возможно, дедушка ему помог. Бабушка училась в институте красной профессуры на факультете журналистике. У меня даже хранится диплом. В качестве выпускного подарка их отправили в Италию, и у нас дома был альбомчик с видами Неаполя и Везувия. Интересно, что несколько лет тому назад, я ездил туда же, и в археологическом заповеднике около Везувия увидел все точно тоже, что помнил по фотографиям  - статуи и амфитеатры, фрески, собаку, которую залила лава.

Я и не знаю, можно ли считать нас с мамой евреями. Закон о возвращении в Израиль это, конечно, дело хорошее – мы выжили. Но мы, вообще-то, так называемые выкресты. Я пошел креститься в 1992 году из общих соображений, до этого изучал взгляды кришнаитов в Новосибирске, и решил, что Иоан Златоуст лучше Свами Брапхупады. Мама тут же крестилась на следующий год, чтобы “быть с сыном одной веры”. Есть фотография, где у себя в деревне она сидит под православными иконами. Я случайно показал альбом с этим фотографиями в Израиле своим знакомым по ульпану иврита – они смеялись. Ничего себя мама-игудейка. Кстати, вызов из Израиля мы тоже получили еще тогда, в 1992 году, но тянули до 1998. В эти 6 лет мама завела себе крестников в городе Бердске. Она, вообще, в отличие меня была сто процентов открыта и социальна. Всю жизнь помогала каким-нибудь людям. Пример, более ранний, в 60-и года помогала некому Лене Сидорову, из семьи баптистов. Мама была лектором общества “Знание”, читала атеистический лекции, и заступилась за мальчика из религиозной семьи, на которого были гонения.  Причем речь идет о чисто моральной или нравственной помощи с ее стороны, и, интересно, что все ее подопечные была ей благодарны, уважали, помнили долго.

Моя жена, она чисто русская, приехала в Израиль через год, и приехала по туристской визе. Кто понимает, знает что это такое – русская туристка приезжает в Израиль. Начались процедуры в министерстве внутренних дел. Не смотря на все процедуры, жена выучила язык, иврит, практически лучше меня, и устроилась на отличную работу по специальности. Я тоже работал по специальности, и на стипендии Шапиро – но все же меня уволили, практически с волчьим для Израиля билетом. Мне прямо было сказано, что Израиль страна маленькая, все друг друга знают и работу я не найду в хай-теке. Я не буду сейчас в этом вопрос углубляться, кое-что я написал и опубликовал в журналах и в книге. Я сейчас пишу о маме.

В конце концов у нее стало совсем плохо с почками, начали делать диализ. Некоторое время гемодиализ, но вены тонкие, пришлось делать диализ через брюшную полость. Следующий шаг -объявили, что такой диализ дома делать проблематично, надо переезжать в дом для престарелых. При этом мама излучала оптимизм. Моя жена говорит, что она просто заражалась от нее радостью и оптимизмом. Она постоянно брала книги в русской библиотеке, писала стихотворения, писала длинную поэму про Левшу из Лескова. По-поводу Левши, у нее был как говорят социальный концепт. Она очень хотела донести до читателя, что Левша блоху то испортил, даром что подковал, и так как Левша работать нельзя. Стихотворения она писала изредка еще давно, до того как я родился. Но импульс получила, когда увидела, что я пишу стихи – и сказала, что хочет быть со мной в духовном родстве. Я, кстати, занял первое место в международном литературном конкурсе недавно в номинации “Философская лирика”, но она до этого не дожила.

Знает душа закон святой,
Что Свет всегда побеждает мpак.
Hужно успеть в жизни земной
Сделать единственно пpавильный шаг.

Ясно вижу pазpушенный миp,
Обломки высотных домов,
Лес, в котоpый нельзя убежать,
Собак и военный отpяд.

Знаю, что мне далеко не уйти
И лучше лечь и спокойно уснуть.
Маме счастливой pодное дитя
Пока не поздно нужно веpнуть.

Это мое произведение она давно еще прочитала, всхлипнула, и начала сама кропать многочисленные стихи. Впрочем, в Израиле в Иерусалиме у нее нашелся знакомый-фронтовик, и он тоже писал стихотворения, и они обменивались ими независимо от меня.

Сама мама все-таки чувствовала в Израиле себя еврейкой. Впрочем, даже  и я не был уверен в том, что уеду в Канаду, и мне нравились Пурим, Песах и Шавуот. Песах мы отмечали с мамой, и с моей русской женой тоже. Мама поругивала арабов, не стану заострять и говорить, что ненавидила. Но трудно жить в Израиле и не ругать арабов, которые взрываются на ближайших перекрестках, а мы ездим еще на автобусах безавтомобильные. Хотя в университетах арабы, бедуины, евреи представлены в равных частях, все банки  и службы социального страхования не отличают евреев от арабов. Но вот Хамас, Хизбалла шлют шахидов с гвоздями в патронах на молодежные дискотеки и на пасхальный седер, потом смотришь по телевизору как моют полы, замоченные красным. Я сидел безработный дома, и каждый раз когда передавали “взрыв” звонил жене узнать как она доехала на автобусе. Несколько раз я не видел “взрыв” по телевизору, но слышал его – на перекрестке около супермаркета, на рынке. На рынок я пришел через 10 минут, когда там кто-то поборолся с оккупантами. Но, не буду сгущать краски. Это все же экзотика, израильтяне не так уж и бояться террора. Ну, подумаешь взорвут – кто при этом большая сволочь? Израильтянам говорят от имени государства – просим не ездить отдыхать в Египет, там сейчас убивают туристов. Туристы не обращают внимание на предупреждение, едут – потому что там дешевле, чем в Эйлате. И мы с женой ездили – на самом деле очень шикарный отель, а отойдешь на 500 метров в сам-то Египет – пустыри. Жалко не успели поехать в Каир.

Так или иначе, после пяти лет ожидания визы, и двух медкомиссий меня пустили в Канаду. У меня такая же болезнь почек как и у мамы  и ждет диализ, лет через 10 все же еще. Мама звонила в Канаду каждое воскресенье, поднимала настроения. Была рада за нас, ее и зовут Рада. За неделю до смерти она позвонила как всегда, и сказала – да вот меня что-то в больницу положат завтра, ну, я позвоню через неделю.. Вроде как все же ей занесли инфекцию через эти стеклянные трубки.... Потом звонил врач, говорил, что ей остался день или два. Я звонил, и таки да, говорили, что она уже не встанет.

Но, на самом деле, все было иначе. Я поехал в Израиль, в Беер-Шеву и разговаривал с ее врачом в бейт-аводе. Он утверждает, что она поняла зараннее, что уже не вернется. Начала раздавать личные вещи. То есть она звонила мне, приободрила, но, кажется уже была в курсе, что это последний разговор.

Меня встретили в Беер-Шеве сдержано, но почтительно. Все показали, я поговорил с соседкой по комнате.  Принесли со склада личные вещи  - коробку 50 на 50 сантиметров. Или две такие коробки, я потом объединил в одну. Альбом, который я всегда хотел у нее забрать – пропал. Я, подозреваю, что она сама его уничтожила. Там были фотографии с похорон моей бабушки, мама могла испугаться... Это мои домыслы. Там также были очень редкие фотографии из Харькова двадцатых годов. Исторические фотографии – бабушка в шинели на заседании парткома с портретами рядом Ленина и Троцкого, причем Троцкий подчищен бритвочкой. Бабушка работала журналисткой у Постышева, и после того как Постышева арестовали, ждала, что и за ней придут. Фотографии из Неаполя также. Да, этот альбом пропал, а я мог его у нее забрать еще когда уезжал в Канаду, но думал, что он ей нужен.

В Канаде, мои новые коллеги по работе, мультикультурной национальности сказали – что ты хочешь, твоя мама прожила долгую хорошую жизнь. Как бы они меня так хотели утешить. Она умерла в марте, и я позвонил отцу в Екатеринбург, сообщил. Он только сказал – царство ей небесное. Через месяц он умер сам от воспаления легких. Государство Израиль прислало мне примерно 1700 долларов, фонд который остался от содержания ее там, а я, вроде бы, единственный наследник. В Новосибирске еше ее внук, и правнук еще есть, а также крестники в городе Бердске до сих пор помнят о ней. Пусть еще помнит кто-то.