Корни

Этот скромный мужчина средних лет с не очень запоминающейся внешностью и деликатными манерами несколько раз пытался оказывать мне знаки внимания. Я приходила в Федэкс офис делать какие-то свои дела, и он всегда оказывался рядом: либо помогал сделать визитки, либо что-то еще и ненавязчиво прощался на ломаном русском языке. У меня никогда не было лишней минутки, чтобы спросить откуда он знает русский до сегодняшнего вечера. Я уходила из офиса в полном смятении, не понимая поначалу, какую именно струнку он затронул в моей душе, но я шла по улице и украдкой смахивала слезы. На то, чтобы понять что же произошло, ушло добрых пару часов. И только уже лежа на коврике для йоги в спортклубе до меня медленно начал доходить смысл произошедшего.


Я планировала забежать в этот офис на несколько минут сегодня вечером, чтобы распечатать поздравление на свадьбу. Самой сразу и быстро сделать это не получилось: машина отказалась считывать информацию с моего мудреного блока памяти. Я направилась за помощью, и этот мужчина, отодвигая с дороги уже направившуюся ко мне сотрудницу, оказался буквально через минуту передо мной. Я объяснила какие файлы нужно найти и как их распечатать, написав их название печатными русскими буквами. Он взял листочек с названиями и пошел к своему компьютеру. Я сообразила, что задала американцу непростое задание, но он только улыбался и делал свое дело. Мы начали перекидываться шутливыми репликами по поводу знания Русского языка, и он неожиданно разговорился.
Оказалось, что он - русский американец в третьем поколении. Его прадеды имигрировали в Штаты в конце девятнадцатого века из какой-то деревни Подмосковья. Его мать и отец уже родились в Америке, но оба не утратили знание языка.
Он сожалел, что его познания родного языка как начались, так и закончились со знакомства с алфавитом в возрасте восьми лет. И все это была простая, банальная беседа до тех пор, пока он не рассказал, что его мать, совсем молодой девчонкой пошла служить в армию уже к концу Второй Мировой войны. Служила переводчицей и участвовала в освобождении оставшихся в живых советских военных заключенных и узников концлагерей. Их везли в закрытых деревянных вагонах обратно на Родину, а они бились головами о стены и пытались освободиться от нового плена, уже зная, что им не суждено будет жить мирной жизнью, а умирать в новых лагерях Советского Союза за измену Отечеству после всего того, что прошли за годы войны.
Он говорил мне это с таким чувством, как будто сам был на месте своей матери и наверняка пропустил эти страшные рассказы через себя. Я это отчетливо поняла по тому, как налились слезами его глаза. Его простое светлое лицо преобразилось и стало таким воодушевленным, что я невольно отметила какой он на самом деле симпатичный и изнутри, и снаружи, и как я этого не замечала в наши прошлые встречи? Он продолжал говорить о жертвах всех прошедших войн и Сталинского геноцида, приправляя свою речь цифрами, причем далеко не в двадцать, а шестьдесят миллионов ушедших жизней, и меня охватила дрожь.
Все это время он продолжал улучшать последнюю страничку моего поздравления, которое никак не получалось отчетливо, и я поняла, что он намеренно оттягивает время моего ухода. Вероятно, все это очень давно копилось в нем и требовало выхода. У него - человека, никогда не бывавшего на Родине своих предков и много лет мечтавшего, как он мне признался, застать хотя бы одного из выживших Гулаг и войну, взять у него интервью и включить в свой документальный фильм, который он создает год за годом вместе с каким-то другом. Он говорил о таких вещах, которые я знала с детства, но они стали частью меня, и кому-то о них рассказывать не имело смысла, да и сказано-пересказано о них было на разные лады и версии миллионы раз.
Я вставила небольшой комментарий о случае с моим сыном, когда он еще только приехал в Штаты, полгода стеснялся открыть рот и заговорить на уроках Английского языка. На одном из уроков учитель безапелляционно заявил, что Вторую Мировую войну выиграли Американцы, и мой долго молчавший десятилетний сын подскочил и с негодованием опроверг его версию на чистом Английском! Преподаватель на нашей встрече в конце того учебного года напомнил мне об этом случае и сказал, что мальчик - просто молодец и что, к сожалению, наши истории очень разнятся оттого что нам преподавали в годы Холодной войны.
Мой собеседник очень обрадовался, услышав эту историю и сказал, что именно эта мечта его и одолевает уже много лет - донести правду до всех людей хотя бы путем своего скромного вклада.
Закончилась наша беседа тем, что он сделал мне отличную страничку, на которой красовались два целующихся голубка, и их расцветка вышла такой необычной, что у меня захватило дух. Я поняла, что он хотел оставить этим какое-то очень важное сообщение, и не только для моих новобрачных в далеком Казахстане, но и для меня лично. Перед прощанием я еще добавила историю о моем дедушке, погибшем в Сталинской мясорубке, едва ли не в свой первый месяц после призыва и что приближается Девятое Мая - наш День Победы, который в Штатах не празднуется, а он пригласил меня поучаствовать в своем проекте с фильмом. Я с радостью согласилась, вышла на улицу и...тут у меня покатились слезы. До спорт клуба было около пятнадцати минут ходьбы, и я все это время шла и не могла понять, что же именно меня так задело, но уже понимала, что я должна это выложить на бумагу и сделать важные выводы.


Я лежала на коврике в спорт зале, пытаясь сконцентрироваться на йоге, но бурный поток мыслей не давал мне этого сделать. И в какой-то момент меня осенило! Я поняла, что мне надо бежать домой и заканчивать проект, который мне поручил мой папа больше полугода назад. Он попросил оформить генеалогическое древо нашей семьи, а я никак не могла заставить себя продолжить, потому что меня неотвязно мучило ощущение, что я занимаюсь инвентаризацией мертвых душ и этим помогаю своему отцу подытожить свою жизнь. У меня даже холодели пальцы, когда я печатала. А тут я вдруг поняла, что это касается и меня. И мне когда-то придется подытоживать свою жизнь, а этот проект сможет облегчить мою задачу: кто знает, когда и в каком состоянии будет моя память к тому времени.
И еще я осознала, что слишком долго не могла определиться, кто я и к какому обществу принадлежу. Мне часто задают этот вопрос, и прямо ответить в каком обществе я роднее себя чувствую, мне никак не удавалось. Да, я около двадцати лет живу в Америке, мне здесь очень комфортно, на многие вещи я закрываю глаза и не пытаюсь увлекаться политикой. Я точно знаю, что уже никогда не смогу жить в России с ее неуважением к собственному народу, но от Родины отказаться уже никогда не смогу. На этой мысли я поняла, чем вызвала зависть моего недавнего собеседника, когда сказала, что лечу на свадьбу к друзьям, пусть не в Россию, а в Казахстан, но и там тоже моя Родина, ибо для меня Советский Союз так и не распался в памяти, и порой казахи мне кажутся роднее, чем свои русские. Я в любой момент могу приехать и прикоснуться к своим корням, а у него это -  только несбыточная мечта. Меня очень удивил его быстрый комментарий на то, когда я начала пояснять,что  лечу сначала в Москву, а потом в Казахстан. Он тут же сказал: “В Алматы что ли?”
С этого практически и началась наша беседа. Мы с ним оба русские по крови, но он знает нашу историю теоретически и со слов дедов, а я так и осталась гражданкой двух лагерей, а это дает мне свободу выбора.
То, чего мне не хватало и нужно было озвучить для себя, случилось с помощью этого удивительного человека - Майкла. Я уверена, что мама его называла Мишей, а никаким не Майклом, но русское имя стерлось в Американском обществе.
Мои недавние открытия могут показаться нахлынувшей ностальгией по Родине, но это вовсе не так. Благодаря нынешним возможностям пересекать границы в любое время, это чувство полностью утратило свое значение. Я могу смело назвать это утверждением своих корней и гордостью за свое происхождение.
И теперь я отчетливо вижу, что не покупка новых брючек, а к ним подходящих босоножек сподвигнули меня купить билет на свадьбу любимой подруги, как я считала до встречи с этим человеком, а причастность к важным событиям родных мне людей, и потому я лечу через океан, чтобы разделить с ними эту радость.
Спасибо тебе, Миша!


Рецензии