Дьявол из преисподней. Пролог. Глава 1

Эта книга вышла в "Эксмо" под названием "Первая любовь", но изначально я назвала ее именно так.


  Пролог   

 

  Оксана сидела в небольшом парке, у Петропавловской крепости, на скамейке с облупившейся от частых дождей и ветров краской. Деревянные рейки скамьи были темно-серыми, также беспросветно и темно было на душе у Оксаны. Она не замечала солнца, которое играло в кронах деревьев, не слышала музыки духового оркестра - она слышала только собственный голос, который бился у нее в голове одной фразой: 
  - Что делать, что же делать?
  А день был чудесный! Стояла ранняя осень. Листья на деревьях: кленах, тополях и дубах были от желтого до багряного цвета. Наперекор обычному питерскому серому, тяжелому небу и туману – светило яркое солнце, а небо было безоблачным и голубым. Радуясь такому погожему деньку, люди выбрались из своих отдельных и коммунальных квартир и устремились в этот оазис красоты.
  Бегали дети, с хохотом бросая друг в друга охапки листьев. Носились собаки, радуясь теплу и раздолью. Старушки сидели на скамеечках, делясь последними новостями. Влюбленные парочки, тесно припав друг к другу, бродили по дорожкам не замечая косых взглядов пожилых людей и завистливых взглядов одиноких. Даже в сторону Зоопарка и Планетария сегодня поток был намного меньше, чем обычно. Всем хотелось побаловать себя еще немного теплом уходящего лета и порадоваться солнцу. Впереди была серая, дождливая и ветренная, питерская осень.
  Что-то надоедливо гудело над ухом. Какие-то посторонние звуки врывались в сознание и разрушали постоянно звучащую, как заезженная пластинка фразу:
  - Что делать, что же мне делать?
  Моргнув, Оксана вздрогнула, встретившись с участливым взглядом синих глаз наклонившегося к ней мужчины.
  -  Что? В чем дело? Что вам  надо?
  -  Простите, я вас очевидно напугал. Я уже несколько минут стою рядом с вами и пытаюсь до вас докричаться. Я вижу, что вам плохо. У вас неживое лицо и застывшие глаза.
  - А вам какое дело до моих глаз? Шли бы и шли своей дорогой. Я что, просила вас о помощи? Ходят тут всякие, лезут в душу.
  Мужчина растерялся.
  – Ну, извините, я хотел как лучше. Думал, требуется помощь.
  - А вы что, врач? В скорой помощи работаете? Знаю я вас, таких вот сердобольных.
  Мужчина, распрямившись, пожал плечами и пошел в сторону метро. Оксане, вдруг, стало очень стыдно.
  Чего я, вдруг, набросилась на него, как цепная собака, мелькнуло в голове. Человек хотел сделать добро, а я его обругала и оскорбила.  И тут же она зло усмехнулась. А чего он со своей добротой лезет, куда его не просят?  Она
скривилась, как от зубной боли, и снова погрузилась в свои невеселые мысли.
   Почему?  Ну,  почему  это должно было произойти именно теперь, когда жизнь  такая налаженная, такая стабильная? И где искать выход из безвыходной ситуации?
   Оксана даже застонала от отчаяния. Потом, спохватившись, что может привлечь еще чье-либо сердобольное внимание, встала и пошла. Она брела бесцельно, ей было все равно куда идти. Так она и бродила до позднего вечера, вспоминая всю свою счастливую -  несчастную жизнь.

 

 

                Глава  1

 

  Звонок на пульт  городского Управления внутренних дел города Ленинграда или Санкт-Петербурга, (это кому как нравилось, у города пока было двойное название) поступил рано утром в 6 часов 15 минут. Мужской голос сообщил, что недалеко от станции метро «Горьковская», у театра  «Ленинского комсомола», в кустах, он обнаружил труп мужчины.
  Дежурная бригада в составе: старшего оперуполномоченного майора Трухина, оперуполномоченного капитана Борисова и бывшего судмедэксперта, а теперь оперуполномоченного, старшего лейтенанта Власова выехала на место.
  Стояла вторая половина осени.   Небо свинцовыми тучами нависло над просыпающимся городом. Ветер со злостью рвал одинокие оставшиеся еще кое-где листья, моросил дождь.
   Борисов, зябко передернув плечами, попытался схохмить: - Интересно, мужик домой возвращался так поздно или из дома выгнали так рано? Нет, чтобы в такую погоду в теплой постели нежиться, да приятные обязанности исполнять, он по улице шастает, да приключения на свою задницу ищет.
   Трухин зевнул и устало отозвался: - Вот мы ему эти приключения и устроим. Надолго запомнит. День с нами в отделе проведет, показания пока оформим,запишем, подпишем, в следующий раз на глазах убивать будут - не заметит. До конца смены два часа осталось, и на тебе – на земле дуб, а под дубом труп. До обеда, это самое меньшее, мужики завязли. Ладно, кончай треп, приехали. Вон он голубчик, как часовой стоит, по стойке смирно. Ой, чует мое сердце – вояка, отсюда видно, рвется доложить. С этим намучаешься. Он уже, наверное, свои выводы приготовил, сейчас нам картину преступления по полочкам разложит.   
  Выйдя из машины, они не торопясь подошли к ожидавшему их мужчине.
  - Майор Трухин – старший оперуполномоченный Уголовного розыска.
  - Капустин Иван Дмитриевич, подполковник запаса. Тут такое  дело, товарищ майор. 
  - Теперь надо говорить господин майор, -   поправил его Власов.
  Капустин удивленно произнес: - Не понял?
  - Чего ж тут непонятного? – Власов рассмеялся, -  Товарищи, гражданин, теперь не в чести, канули в лету. С некоторых пор, мы все господа. Правда, в сапогах и …. 
  Трухин оборвал его: - Кончай философствовать. Не то место и не то время. 
  - В наше время, мы все в одном месте, - пробормотал Власов, но, увидев нахмуренные брови майора, поднял руки и замолчал. 
  Трухин обратился к Капустину: - Извините, слушаю вас. 
  Капустин замялся, не зная, как правильно обратиться, чтобы снова не попасть впросак.   
  - Не мучайтесь  подполковник, - произнес Трухин, - как удобнее, так и называйте. Главное, давайте перейдем к делу.  Где труп? Как обнаружили, когда, при каких обстоятельствах? 
  Капустин махнул рукой: – Да вон там. Черный его сторожит.
  - Кто такой Черный, где?  - закрутил головой Власов.
  - Овчарка моя. В том-то и дело, - зачастил Капустин, - мы с ним и вышли погулять.  Для него ведь что дождь, что солнце, а нужду справлять надо. Хочешь, не хочешь, а идешь.  Мой дом - напротив, через трамвайные пути, у рынка. Привыкли, здесь, в парке гулять. Черный и рванул. Народу еще почти нет, да и погода не для прогулок. Вот я с него поводок-то и снял. Иду, не торопясь, он пес умный, как погода плохая, не разгуливается, дела быстро сделает, немного пробежится и назад, ко мне. А тут слышу, вначале заскулил, потом лаем зашелся и ни с места. Я к нему, смотрю, а там этот-то и лежит вниз лицом. Я думал вначале, что пьяный. Попробовал потолкать, ни в какую. Перевернул, а он – мертвый! Ну, я Чёрного оставил сторожить, а сам побежал вам звонить.
  Власов,  ухмыляясь,  произнёс:- А чего ж его сторожить-то? Он своё  уже отбегал, теперь на том свете кросс сдаёт,  наверное.
  Капустин стушевался.
  - Ну, я думал, как лучше. Чтоб никто ничего…
  Трухин цыкнул на Власова: - Ты угомонишься сегодня или тебя угомонить? Развеселился. Давай  вперёд и  с песней. 
  - Как работать, так Власов, а как командовать, так другие. А что Власов? Власов человек подневольный, куда пошлют, туда и пошёл, - бормоча себе под нос, но так, чтобы все слышали, Власов пошёл в направлении указанном Капустиным.
  - Подождите, - закричал Капустин, - Чёрный вас не подпустит без меня.
  - Ну вот, мало того, что буду весь в грязи, мокрый, замёрзший, так ещё и покусанный, - снова забалагурил Власов.  – Господин майор, если моему прекрасному телу будет нанесён непоправимый физический ущерб, прошу отметить мой героический подвиг не медалью и даже не орденом, а премией в размере годового оклада – на лечение, моральное восстановление и на обновление гардероба.
  - Ну,  ты и трепло, - Борисов покрутил у виска пальцем, - тебе Вова лечиться надо в инфекционном отделении.
  Власов удивлённо повернулся: - Почему в инфекционном?
  Борисов рассмеялся: - Да потому, что у тебя, Вова, дизентерия, только словесная. А по-русски – словесный понос. Усёк?
  Они подошли к кустам. Собака зарычала. Капустин прикрикнул на неё. Взял за ошейник.
  - Я ещё нужен? Или могу быть свободным?
  Трухин сочувственно улыбнулся ему.
  - Ну, свободным вы теперь станете не скоро.
  Капустин побледнел.   
  - Что значит не скоро? Вы что, подозреваете меня? Ну, это же полнейший абсурд! Я, что сам его убил, и сам же вас вызвал? Я что сумасшедший? 
  - Ну, это мы проверим, уточним, свяжемся с психо-неврологичским диспансером, - Власова опять понесло. - Собаку вашу установим, может она бешенная? На учёте не состоит случайно?  Сейчас этого «жмурика» осмотрим. Есть ли укусы собачьи и человеческие.
  Лицо Капустина налилось кровью. Он, как рыба, выброшенная на берег – то открывал, то закрывал рот. Трухин похлопал его по плечу: 
  - Успокойтесь. Это у нас юмор такой плоский. А особенно у некоторых, - он взглянул на Власова, - никто вас дольше положенного времени задерживать не станет. Сейчас проведём осмотр места, трупа и поедем к нам. Там запишем ваши показания, как свидетеля, и вы можете быть свободны. Извините, но работа такая - без юмора можно свихнуться. За сутки третий труп. 
  Капустин заметно повеселел. Цвет лица постепенно пришёл в норму. Он даже попытался улыбнуться.
  - Что ж,  я  понимаю. У каждого своя специфика работы.
  Власов присел на корточки перед лежащим на земле человеком, внимательно осмотрев его, присвистнул:
  - Господа, случай-то интересный. Борисов пиши. А то пока прокуратуру с экспертом дождемся... После чего чётко и профессионально начал диктовать: 
  - Мужчина лет 30-35, рост 185-187. На теле и лице повреждений нет.  Смерть наступила ориентировочно в час ночи, от прямого проникновения в область сердца острого предмета. Предположительно – нож или заточка. Одет в джинсы и свитер черного цвета, джинсовую куртку фирмы «Levis». Во внутреннем кармане куртки портмоне. В нем: двести долларов США и пятьсот рублей. Визитка на имя Баскина Александра, директора фирмы «Лето». На правой руке часы фирмы «Omax» с позолоченным браслетом. Документы, удостоверяющие личность убитого, отсутствуют. 
 Да, мужики, - Власов обернулся к коллегам, - убийством с целью ограбления здесь и не пахнет. Красивый мужик был, мощный. Следов драки, сопротивления, не видно. По всему увиденному могу предположить, что такого исхода он явно не ожидал. Иначе, завалить такого лося, нужно было бы очень постараться. Скорее всего, убийцу он знал и никакой пакости от него не ожидал.
  Борисов осмотрел окрестности.
  -  Сплошная каша. Дождь размыл все следы. Ничего найти не удастся.
  - Поехали в Управление, там будем кумекать. - Трухин в сердцах чертыхнулся, - Вот ведь невезуха. Нет, что бы бомж какой-нибудь с перепою загнулся,  или кто сам с жизнью распрощался.  Акт бы составили и дело с концом. Снова висяк глухой. Никто не видел, никто не слышал, никто ничего не знает. Что за день такой невезучий. Вилькин вчера дежурил – ни одного убийства. Кражи, да мордобой. А тут, целый букет: самоубийство, бытовуха и еще этот «жмурик». Как говорится «хочешь не хочешь, а придется». Приказано – выполняй.   
  Власов сделал удивленно-простодушное лицо: - Это вы о чем, господин майор? Я и не предполагал, что у вас с этим делом, такие проблемы. Мне, лично, одного намека хватает и … 
  Трухин рассмеялся: - Кто про что, а вшивый про баню.  С тобой Вова разговаривать, что с патефоном – пока завод не кончится, все свою песню тянуть будешь. Смотри, допоешься, не успеешь сообразить, как окольцуют.
  Власов возмущенно замахал руками.
  - Ну, уж нет! Не дождутся они у меня.  У меня жизненный принцип такой – удовольствие вместе, а тапочки врозь.
  - Какие тапочки, Вов, - спросил Борисов, - в которых в гроб кладут? 
  - Типун тебе на язык, Боря, - огрызнулся Власов, - я имею в виду домашние тапочки. Усек? Ну, вот и  труповозка подъехала, и прокурорские.
  Когда все было сфотографировано, запротоколировано, измеряно, молодой парень подошел к Трухину: - Ну, что вы закончили? Можно забирать? Или еще кого-то ждем?
  Трухин кивнул: - Да, забирайте. Мы уже все оформили. 
  Власов и тут схохмил: -  Господа, труп сдал!  Не слышу ответа?
  Парень ухмыльнулся: - Труп принял, вольно. 
  Машина с трупом уехала.
  Бригада Трухина с Капустиным и с собакой сели в Уазик. До управления ехали минут двадцать. В салоне машины стояла тишина. Власов думал о чем-то своем, Борисов дремал, Трухин рассматривал визитку, найденную в кармане у убитого, Капустин угрюмо сопел.