Крошка Мередит. 3

                К читателю.

    Дорогой мой читатель, перед тем как представить на твой суд свой роман, я хочу внести несколько пояснений и указаний к нему: во-первых, роман является абсолютно не оконченным и перед тобой лежат лишь несколько первых глав; во-вторых роман — экспериментальный, так что не стоит его воспринимать слишком серьезно или ровнять по другим произведениям; ну и в-третьих, содержащиеся в романе не совсем цензурные или грубые выражения и сюжеты не несут в себе цель кого-либо обидеть и служат лишь орудием выражения людской темноты, в свою очередь служащей контрастом для людского света. Надеюсь на твое понимание, хотя с удовольствием приму как положительные так и отрицательные твои оценки, из чего прошу тебя не скупится на слова.

                С уважением, Антон Кляйнер.

P.S я постараюсь периодически добавлять новые главы, о которых буду указывать в скобках, после названия.



                Крошка Мередит

               
                Глава первая


    После обеда забегаловка Пита была наполнена самого разного сброду. В основном это была постоянная публика в виде рабочих с ртутной шахты, нескольких дровосеков и пары безумных стариков, но были и новые лица. Проезжие в Санвил Хилле были довольно часто, но подолгу не задерживались. И на то был ряд веских причин. Городок был крошечный и до жути чумазый, как и его обитатели, не было средь местных людей хоть сколько то благородных профессий, разве что акушер, да и тот был пьяницей. Заезжих здесь не любили и не жаловали, бывало зайдет к Питу проезжий коммивояжер, мальчишка совсем, безбородый, на губах молоко не обсохло, так старики его так обложат, по чем свет стоит, слов не пожалеют, а шахтеры одним смрадом да чернью лиц запугают, а то и посмеются по недоброму. В общем все те кому удосуживалось посетить город убегали оттуда без оглядки и для всего мира, а то точнее для тех кто знал о существовании данного места, жители его прослыли варварами и невежами.
    Закон здесь тоже не чтили, а вот традициям придавали необычайную важность. И ежедневное послеполуденное сборище завсегдатаев у Пита было одной из них. Все ели, пили, смеялись, сплетничали и всячески уничижали друг друга. Конечно еда была отвратной, пиво – кислым, а от шуточек у нормальных людей кровь вставала в венах, но самым главным было уничижительное общение, оно то и  являлось главной целью этих сборищ. В этом плане вся община делилась на малые группы «по интересам», но, не смотря на это, особо крупные споры подхватывались всеми и нередко доходили до кровопролития. Самой многочисленной и шумной группой были  шахтеры, темы их разговоров чаще всего сводились к трем китам – «Девки», «Рабочие байки» и «Местные новости». И садились они, как правило за один стол тянущийся вдоль стены.
    - Крошка Мередит вернулась, слыхали? – спросил один из шахтеров.
    - А то! Слыхали! – рассмеявшись гнусным смешком хором ответили трое сидящих в углу. 
    - Да ну! Не уж то вернулось? – удивились другие.
    - А ты чай не слышал? –
    - Не слышал! От того и спрашиваю, козья ты морда! 
    - Ну и как она, ты ее видел? – гнусавым голоском спросил до того молчавший обормот.
    - А то, еще б не видел. Девка так девка, вся в мать. – ответил первый.
    - Хорошая шлюха была, нечего сказать, царство ей небесное. – сказал самый старый. Остальные с одобрительными возгласами пьют не чокаясь.
    - А где же она остановилась то? Чай у тетки?
    - А кто ж его знает, ты вон у нее и спроси. – ответил первый и ткнул пальцем в сторону женщины у стойки. – после смерти Дженни она единственная баба в кабаке и осталась.
    - Эй Флора! – окликнул женщину тот что спрашивал.
    - Да, дорогой. – томно ответила Флора.
    - Мередит чай у тебя остановилась?
    - Чай у меня, где ж еще то. У нее ж кроме меня никого и не осталось.
    - Что ж она тогда не выходит? – снова вопрошал шахтер.
    - А по что ей выходить то!? На вас что ли увальней смотреть? Она теперь дама образованная, благородная, вам не ровня. – все рассмеялись.
    - Коль она такая образованная да благородная так зачем вернулась? Не тебя ж шалаву  навестить. – спросил первый шахтер и все рассмеялись пуще прежнего.
    - Слушай остряк, ты или плати или отваливай, а то я тебя проучу, прохвост! – разгневался Питти. Дело шло уже в пяти, и большая часть шахтеров ушла на смену, а те что остались не горели желанием разглагольствовать и весь вечер уже больше никто не заводил тем о Мередит или покойной Дженни.



                Глава вторая


    На следующий день основная масса ранее вопрошающих собралась еще в первой половине дня и совершенно позабыла о всем том что они так тщетно вчера обсуждали, позабыла до тех пор пока не появилась Флора в новом модном наряде. 
    - Эй Пити, что за новую девку ты к себе пристроил? – вдруг выкрикнул кто-то из толпы. Лицо Флоры покрылось жгучим румянцем. Ей льстил подобный комплимент.
    - Слушай, я уже тебе вчера говорил или плати – или отваливай! – моментально взъерепенился Пити в ответ.
    - А что! Я не против, на такое и червонца не жалко!
    - Ага! Баба старая, а платье новое! – вновь выкрикнул кто-то из толпы вызвав своей репликой небывалый хохот. Затем шахтер прокричавший предыдущую реплику ушел с Флорой на верх, предварительно отдав Питу смятую засаленную бумажку.
    Через час, когда они спустились – кабак был почти пуст. Осчастливленный новым воплощением старой доброй радости шахтер довольно побрел на свою смену. Флора по привычке уселась у стойки, с полной готовностью пробыть в таком положении до конца дня. С каждым часом народ лишь убывал, это не было каким-то новым явлением и никого особо не удивляло, так, в конечном итоге внутри остался лишь Пит, который при больших сгустках народа был краток и немногословен, чем прослыл средь местных. Никто кроме Флоры не знал насколько он бывает болтлив когда остается с кем-то наедине, именно поэтому она избегала подобных ситуаций. Что ей не всегда удавалось успешно.
    - С этим твоим новым нарядом я озолочусь. – подметил он для начала.
    - А ты особо губу не раскатывай! –
    - На свое губу не раскатывают! Будь благодарна что не спрашиваю на какие шиши ты тряпки покупать вдруг стала! – рассердился он.
    - А то это секрет! Нигде я не брала! Мне вон племянница подарок сделала! – с важным видом сказала Флора и удалилась вглубь коридора комнат. Пит, так как из ново-сложившихся обстоятельств не нашел лучшего ответа чем молчание. Когда Флора вернулась к стойке, он с примеренным видом спросил:
    - А где крошка Мередит? Как так получается что я ее за два дня так не разу и не видел.
    - Она утром ушла на кладбище, к матери. Она по большей части из того и вернулась в эту дыру. – глаза ее померкли, лицо поникло и вся ее физиономия выражала собой небывалую ранее грусть.
    - Да и с тобой наверняка повидаться хотела. – попытался ее ободрить Пит. – Знаешь что, а давай-ка я тебе пару дней отгула дам? Проведешь время с племяшей, покудахчите там о своем да отдохнете. Родня как все же как никак!
    - Ну и насмешил ты меня! Отгул! Охохох! – потешалась она стуча по костлявым коленкам.
    - А что же тут смешного!? – удивился он.
    - Да не глупи давай! Отгулы бывают у работающих людей, а у меня что там не работа, а хобби. – хихикнула она напоследок.
    - Так нужны тебе выходные или нет, а женщина? – не выдержал он.
    - Та как-нибудь без них обойдусь. – сказала она махнув рукой. В тот же миг словно в ответ на только что сделанный ею жест мимо пролетела здоровенная муха и покружив немного вокруг успешно приземлилась на барную стойку. Было около полудня и июльское солнце пекло будь здоров, Пит знал что такая духота непременно погонит людей в укрытие, так же как и знал что чем сильнее будет сквозняк в этом «укрытии» - тем больше людей туда набьется. Именно из таких соображений он решил отыскать мальчишку-прихвостня который трудился у него в верных помощника за кружку кислого, теплого пива да пару монет. Прочитав Флоре очередную нотацию о том как следует следить за заведением он почетно оставил ее за главную и удалился во двор на поиски своего верноподданного.         
    Флора не любила оставаться за главную, хоть это и не требовало ровным счетом никаких забот или способностей. Ее как человека крайне ленивого и неподвижного напрягал любой труд, пусть даже условный. Лень, малоподвижность и всеобщая равнодушность  - именно эти три качества определяли ее сущность наиболее полно. Она была поленом по жизни, не умна, не сказать чтоб красива (хотя отдельные ее сучки пробуждали похоть у местных кутил). В ней не было ровным счетом ничего интересного, характер ее не отличался не чем выдающимся все в ней было ровно и покладисто как у полена, куда ее потащат – туда она и идет. Единственной, пусть и сомнительной ее гордостью было то что в постели она была самым настоящим бревном. Вот и теперь она неподвижна сидела следя тяжелым, недовольно-язвительным взглядом за мухой облагородившей ее своим визитом, хотя время от времени она вспоминала наставление хозяина и переводила этот недобрый взгляд на плотную сосновую входную дверь. 
    - Ну как там моя сестрица Дженни? – ухмыльнувшись спросила она только что вошедшую в парадную дверь Мередит. 
    - Все так же мертва. – монотонным равнодушным голосом отчеканила та в ответ.
    - Я так и думала. – сказала Флора и тут же было принялась за прежнее свое занятие.
    - Это на вас мое платье? – удивленно спросила Мередит.
    - Ааа.. да.. твое.. я одолжила у тебя, подумала ты будешь не против… - потупивши нос, как застигнутый с поличным воришка забормотала она.
    - Аха! Так значит подарок! – громким разоблачительным тоном произнес хозяин тихо вошедший через заднюю дверь. За ним с таким же потупленным видом плелся мальчишка жалобно потирая покрасневшую от ударов кисть. Питер Бартоломью Гарисон - именно так значилось имя трактирщика в засаленной стопке документов спрятанных им вместе со всеми его накоплениями черт знает где. Это был человек лет 45-46, рыхлого телосложения и короткого нрава. Просветы на его макушке и средь густых бакенбард выдавали его преклонный возраст не хуже всяких бумаг. Задумчивость его лица всегда сопровождалась желчностью его голоса, лишь несколько избранных людей вызывали в тяжелых минах его улыбку и некое умиление, выказывая какое он походил на страдающего маразмом старика или умственно отсталого ребенка какого в этих краях никогда не видали, ибо топили блаженных чад еще в младенчестве.
Одним из таких особых людей были сестры Уинсли, к которым он всегда питал самые  нежные чувства хоть и был их хозяином.
    - Не лезь не в свое дело Пит! – огрызнулась на него Флора.
    - Уж и дело то не мое! Здравствуй Мередит! Давно я тебя не видал! Как жжешь ты вымахала! Ты только посмотри! А красавица то какая! Ну прям вся в мать! – разлился в восклицаниях Пит.
    - Здравствуйте дядя Барти. – мило улыбнулась Мередит. Ее симпатичное личико налилось краской, а большие карие глаза потупились вниз.
    - Ну как ты поживаешь там в городе? – спросил он усевшись и оперевшись руками о пыльную стойку (предварительно отвесив подзатыльник мальчишке)
    - Хорошо. – задумчиво ответила Мередит.
    - Ты ведь вроде учится уезжала? Не так ли?
    - Да, верно дядя Барти. – ответила она с все той же задумчивостью.
    - И как многому научилась? – усмехнулся он подметив для себя двоякий смысл.
    - Ну да… вполне… я пойду наверх дядя Барти, уж больно я устала за день. – замявшись сказала она и пулей взметнулась по лестнице.
    - Что это с ней? – удивленно спросил Пит.
    - Не знаю, может быть и вправду устала. – озабоченно ответила Флора.
    Она и впрямь не знала почему ее благочестивая племянница столь остро отреагировала на казалось бы простейший по своей сути вопрос. Она понимала что усталость тут не причем и была абсолютно права, все же остальное оставалось для нее секретом.         Проучившись на севере два года, Мередит исчерпала все свои средства и была незамедлительно исключена. Пытаясь найти какую-либо работу, на самом дне крупного города, она забрела в один мрачный кабак находящийся в старой его части. Хозяин радушно предложил ей сдельную плату и крышу над головой в обмен на совсем малую по его мнение службу. Он был человеком не молодым, но в виду быстро приближающегося банкротства – открытым для всего нового. Француз по происхождению он хотел обогатится завезя на западный континент сугубо мужское развлечение – особый вид кабаре, который даже в Париже имеет дурную славу. Шоу похоти разжигало в его клиентах другие пороки самым выгодным для него из которых было чревоугодие. Мередит тогда только-только стукнуло шестнадцать, спустя три года после смерти матери ее мечта о лучшем будущем для чада потерпело фиаско и в один момент раскололась на тысячу мелких кусочков как и сама она. Молодое, невинное тело обеспечивало своего нового хозяина хорошим доходом и разбудило в нем жадность. Все меньше и меньше «комиссионных» перепадало несчастной девочке и в конце концов дело дошло до кредиторов от которых она теперь и сбежала в место куда обещала себе больше не возвращаться.



                Глава третья


    Не смотря на крайне душную погоду, в кабаке в тот вечер так и не прибавилось посетителей, лишь пара вспотевших стариков с массивными, частично седыми бородами и в старых дырявых шляпах заходили за джином с лимоном, чем их визит и ограничился. Пита сильно огорчало такое развитие событий так же сильно как и то, что припрятанная им бутылка рома чудесным образом испарилась. Изнемогая от жажды и духоты, он сжался и склонился над стойкой, в таком положении он напоминал дряхлого старика или даже старуху. Он не пил ничего кроме рома, каждую неделю он ездил на торговый пост находившийся в 15 милях от городка и там закупался отменным пойлом. Из-за столь страной привычке в городе его считали чудиком, хоть и не теряли при этом к нему уважения как к своему не сменному покровителю. Слегка отстраняясь от избранной мною тему, хочу отметить что в городке не было как такого мэра или правителя, управляли всем городские старейшины, которые в своих решениях не редко прислушивались к советам особо уважаемых граждан, благодетелей города, как к голосу народа. Одним из таковых благодетелей был Пит. Привычка эта, которую можно было без всякого чувства сомнения назвать замашкой, притом отчасти аристократической, была в нем с самых ранних лет и не ограничивалась лишь предвзятому отношению к выпивке, а почти целиком охватывала все аспекты его жизни. Происхождение столь необычного явление ранее оставалось неизвестным, но я хочу открыть вам его на секунду, мой милый читатель, слегка забежав вперед. Как я уже отмечал ранее Пит был человеком кратким и желчным, нежность испытывал он лишь к сестрам Уинсли, ровно так же как и испытывал их влияние, особенно старшей из них ныне покойной Дженни. Влияла на него она по двум причинам: так как имела над ним эмоциональную власть, к ней он питал привязанность и самые нежные чувства; и так как в отличии от социального своего положения относительно его, в духовном плане она была значительно выше всех жителей города и его самого в том числе. С самых юных лет Дженни, дочь извозчика, была одаренным ребенком. В ней было то девственное любопытство, та мечтательность и рассудительность какой не было ни у ее сверстников, не у взрослых ее земляков. Еще маленькой девочкой она испытывала некий дискомфорт при общении с окружающими. Мать ее умерла рано, когда малютке не было и пяти лет. Невыносимо забавны стечения обстоятельств делающих судьбы разных поколений столь схожими. Как знать быть может в том и есть провидение справедливости или как сказал бы кто-то другой божьего промысла, дающего детям шанс исправить ошибки «отцов». Как я уже упоминал малютка Дженни с самых ранних своих шагов славилась мечтательностью, полетом мысли и духа, что яро подпитывал гордый отец привозивший ненаглядной дочурке старые потрепанные книги кои находил на окрестных ярмарках (Как упоминалось выше он был извозчиком и часто покидал приделы родного городка.) А однажды, значительно позднее в его повозке по прибытии домой вместе со стопкой засаленных, частично обгоревших книжонок (Видимо предыдущий их хозяин не нашел для них лучшего применения кроме как розжига для камина.) оказался красивый молодой человек сыгравший роковой аккорд в судьбе семьи Уинсли и ряда других горожан. Но об этом немножко позже.    
    Наступил новый день, и Мередит по своему обычаю отправилась на прогулку. Час был ранний и тетка ее спала непробудным сном периодически смачно похрапывая. Мередит собрала в небольшую плетенную корзинку завтрак и еще кое-какие необходимые для прогулки вещи. Выходила она осторожно, на цыпочках, чтобы не дай бог ненароком не разбудить дядю Барти, дремавшего в обнимку с бутылкой паленого рома внизу за стойкой. На улице было погоже, погода радовала глаз. Оранжевое, в один тон с песочным грунтом покрывавшим землю, солнце еще не успело прогреть прохладный ночной воздух.
    - «Свежо!» - подумала Мередит, осторожно прикрыв за собой входную дверь. Легкий ветерок ласково развевал ее волосы в знак подтверждения. Она прошла вдоль широкой грунтовой улицы вплоть до ее конца, где уже начиналась проселочная дорога. Метрах в 80 от туда стояла ветхая церковь в готическом стиле, окруженная кладбищем за низким опавшим забором. Даже столько лет спустя могила ее матери казалась свежей, совсем новой, возникало чувство будто после нее никто уже не умирал в этом покинутом богом крае. Мередит аккуратно присела на песок рядом с серым надгробием. Покой и благодать. Здесь она не чувствовала волнений, именно поэтому она и приходила сюда каждый день. Холодный камень источал тепло материнского сердца и ласково убаюкивал ее кроткую головку. Наконец вырвавшись из сладкой идиллии она подтянула к себе небрежно брошенную корзинку и вынула от туда маленький букетик из синих луговых цветов, кои она ежедневно собирает в горах неподалеку от крысиного ущелья. Она разложила их вдоль камня ровным зелено-синим покроем.
    - И снова здравствуй, Маменька. – сказала она с какой-то горечью в голосе. – Ни что мне не мило в этом захолустье, да деваться то некуда. Хоть с тобой побыть могу.
    Она говорила с накренившемся пыльным камнем, улыбалась ему, и во всем этом не было и слабой нотки безумия. Лишь одиночество, тоска и жизненная твердость, способность верить в что-то далекое, недостижимое и запретное. Беседа эта продолжалась
около полутора часа и оборвалась весьма неожиданно. Мередит услышала шум за спиной,
что-то пробежало под фасадом церкви и плюхнулось на песок, оставляя за собой еле заметные облака пыли. Она встрепенулась и окинула зорким взглядом кладбище, затем завидев облачко пыли на его окраине, метрах в 15 от себя, схватила корзинку и сделав небольшой крюк подкралась к тому месту с фланга и схватила нечто за шиворот. То был мальчишка слуга дяди Барти, чумазый, испуганный, набитый песком и пылью.
    - Ай! - вскрикнул он. - Отпусти меня! Тварь!
    - Что? Да как тебе не стыдно мальчик! - сконфуженно вспискнула Мередит, не ожидавшая такой грубости от ребенка.
    - А чёт мне должно быть стыдно? - огрызнулся маленький поганец.
    - Ты грубиян и невежа! Дрянной мальчишка, дрянной! - Мередит не была одной из тех девушек которых легко обидеть, но и хамить она толком не умела.
    - Ой ой ой мисс дочь шлюхи!
    Хлопок. Мередит отвесила ему знатную оплеуху:
    - Заткнись поганец! - глаза ее загорелись, она разозлилась.
    Поганец заплакал. Ей почти стало жаль его, но она вовремя опомнилась и удержала себя от всякого рода сожалений. Он получил по заслугам и совесть ее была чиста, справедливость восторжествовала. Мередит уже была почти довольно собой за свой поступок, как вдруг услышала очередной шорох. Она взглянула на подлеца, но он лишь прижался к земле и жалобно молил о пощаде. Шорох шел из-за ее спины, Мередит пригнулась и убедившись в том, что находится вне поля зрения, стала оглядываться по сторонам. Мужская фигура в широком, отчасти драном пыльнике оленьей кожи, медленно и осторожно двигалась между надгробиями. Затем, фигура замерла, остановилась, и оглянувшись достала из-за пазухи небольшой букет синих цветов.
    - Смерд поганый! Толстопузый баран! - прошипел мальчишка.   
    - Кто это? - прошептала чуть слышно Мередит.
    - Пит.
    - Что он здесь делает?
    - А я почем знаю! Тешит свои аристократические замашки. Змей прогнетущий! Тьфу! - яростно пробормотал слуга и смачно харкнул в землю.
    - По что ты его так поносишь? - удивилась она.
    - А то он этого не заслужил! - буркнул мальчик.
    - Я не понимаю о чем ты.
   - Угнетатель! Вот он кто!
   - Тогда кто жертва?
    - Я, ты, все в этом богом забытом городе. - стоило отдать должное рассудительности юного слуги. - Вот вчера к примеру, сам меня отослал на двор, а потом уши надрал за это, ух угнетатель! - чего нельзя было сделать относительно его словарного запаса.
    -  Не может быть! Он наверно забыл попросту! - пыталась найти хоть какие-то объяснения несколько сконфуженная оной историей Мередит.
    - Ага! Также как забыл вернуть деньги доброй половине города! Как думаешь почему с ним никто в карты не садится играть? Он ничего никому не возвращает! А тех кто сильно возмущается он «ставит на место».
    - Ставит на место?
    Мальчишка недобро улыбнулся.
    - Это он так говорит.
    - Если все это правда, почему ты это терпишь? - резво моргая наивными, юными глазками спросила Мередит.
    - То бишь у меня выбор есть! Кто мне поверит, я оборванец, жалкий слуга, мальчик на побегушках, хотя нет, скорее мальчик для битья. Да, так вернее будет. - после секундной паузы добавил он дирижируя себе кивками.
    - Но что-то же можно сделать? - в кротком, горячем сердечке не угасала надежда.
    - Ну, что можно — то я и делаю. Маленькие пакости — маленькие радости. - рассмеялся он сквозь зубы.
   - О чем это ты? - Мередит напугал его смешок и она ухватилась за его плечо.
    - Он может и подлец, но я тоже не в монастыре родился. На каждую его подлость две мои пакости приходятся. Хотя, какие это пакости если он половины и не замечает — вон, вчера к примеру, вылил пол бутыли его буржуйского пойла и помочился в мен да спирту льнул, а ему хоть бы хны, ироду! Он и не заметил!
    - Тихо! - прошипела Мередит и одним рывком прижала мальчишку к земле.
    - Что ты делаешь!? - завопил тот в ответ.
    - Тихо! Он нас заметил!
    Старый койот и вправду что-то заметил, он оглянулся и окинул кладбище змеиным взглядом, но завидев облако пыли вдали, в отличии от Мередит, поспешил удалится. Команда юных следопытов отправилась вслед за ним, но потерпела неудачу и разошлась по домам, встретилась вновь лишь вечером того же дня.