История Одного Андрогина. 2 Глава

II Глава

Несколько дней спустя настал тот самый волнительный момент. В последний день апреля, Синди решила усыновить ребенка.

Было теплое и солнечное утро, которое, казалось, само влекло к благим деяниям. Птички пели песни радости на ветвях деревьев, которые были в зеленых пятнышках от набухших почек и распускающихся листьев. Синди, на свою редкость, имела довольно веселый, легкий вид. Почти без макияжа, лишь чуть-чуть подведя глаза карандашом, она оделась в строгое, но красивое платье до колен. Как всегда напялив на свои глаза громадные солнцезащитные очки, она села в свой Bentley и направилась в детский дом приюта при монастыре Святой Марии.

Встретить Синди удостоилась сама настоятельница женского монастыря – сестра Габриэлла.
Сняв очки, Синди вошла в здание приюта. Все было довольно скромно, но уютно, каким он и должен был быть.

Ни ассистентов, ни журналистов. Синди была сегодня совершенно одна. Только Синди и ее внутренние переживания.
- Приветствую вас, дочь моя! – подойдя к Синди, сказала Габриэлла, старость которой, казалось, была бесконечной.
- Здравствуйте, сестра! – ответила Синди.

Они прошли по коридорам, пока сестра Габриэлла знакомила Синди с окружающей ее обстановкой. Габриэлла показала группы детей, которые находятся под опекой монастыря, после чего, наконец, сказала по делу:
- Какого дитя вы хотите спасти? Вам нужен маленький ребенок, ведь так?

Слово «спасти» ввело Синди в небольшое заблуждение, но будучи сама довольно религиозной в детстве, Синди поняла, что Габриэлла имела ввиду.
- Да, я думаю, мне нужен ребенок пяти или шести лет.
- Именно в этом возрасте дети начинают интересоваться и спрашивать, где их мамы и папы. – сказала Габриэлла, кивая головой.
- Понимаете, - продолжила Синди, – я многое поняла в своей жизни и очень хотела бы отдать все тепло и заботу, которые долго держала в себе. Я стала чувствовать необходимость.
- Понимаю, дочь моя! Иди за мной! – сказала Габриэлла и рванула по коридору. Синди вслед за ней. Пройдя так около 20-ти метров по коридору, Габриэлла остановилась у одной из дверей. Глядя в окошко двери, можно было увидеть небольшую группку 5-6 летних деток, которые занимались рисованием. Синди, посмотрев на этих детей, улыбнулась и сказала:
- Какие они все хорошие!
- Несомненно! Бог свидетель! – сказала Габриэлла, – Видите вон того темненького мальчика?

Габриэлла указала на худенького, красивенького мальчика с черными волосами стрижки боб. Он был в коричневом, старом свитерке, с разными угловатыми рисунками, напоминающими орнамент. Он сидел с увлеченностью и некой задумчивостью в глазах и что-то рисовал.
- Да, он очень милый! – сказала Синди.
- Он – ангел! Это наш самый замечательный мальчик! Он всегда спрашивает, когда придет его мама…

Лицо Синди сразу же покрылось сожалением, с неистовым добром в глазах. Она уже не могла оторвать от этого милашки своих очей.
- Как его зовут? – спросила она.
- Натаниэль! Он замечательный ребенок! – сказала Габриэлла.

Минутное молчание наполнило момент меланхолией. Синди всматривалась в этого маленького ангелочка, больше не волнуясь о ком-либо другом. Какое-то странное чувство, и приятное, и нервное одновременно, начало дрожать в ее сердце. Она вдруг поняла, что именно Натаниэль должен стать ее ребенком.
- Я могу с ним поговорить? – спросила Синди.
- Дочь моя, если ты знаешь, что ты делаешь, значит делай это. Ибо дело это доброе. – ответила Габриэлла и открыла дверь комнаты, в которой находилось около дюжины маленьких деток и присматривающая за ними молодая сестра Тереза.

Многие дети сразу же отреагировали на вход Габриэллы и высокой незнакомой тети с темными волосами. Только не Натаниэль. Он был погружен сам в себя, в мир собственных пристрастий. Когда Габриэлла и Синди подошли к нему, он даже головы не поднял. Лишь тень, создавшаяся над его рисунком, заставила его обратить внимание на Синди и Габриэллу. Он смотрел на них и молча хлопал своими длинными ресницами. Синди с Габриэллой мило смотрели на него.
- Натаниэль! – сказала Габриэлла, – Тетя хочет тебе кое-что сказать!
Синди присела на корточки и сложила свои руки на коленях. Немного вытянув свою голову вперед, дабы быть поближе и разглядеть Натаниэля, она сказала:
- Здравствуй, Натаниэль!

Они заворожено смотрели друг на друга, ожидая какой-либо реакции. Натаниэль словно не знал, что сказать этой незнакомой тете. Синди неохотно оторвала от него глаза и увидела рисунок, над которым так старательно трудился Натаниэль. Взяв его в руки, она сказала:
- Какой красивый рисунок! Кого ты рисуешь, Натаниэль?
- Это Иисус! – ответил он, будучи все еще закрепощенным.
- Это очень красиво! – сказала Синди.

Она вертела рисунок в руках и рассматривала его. Натаниэль не отрывал от нее глаз. Будто все это время он набирался уверенности в том, чтобы сказать ей сейчас:
- Мама? Ты моя мама?

Синди не ожидала столь резкого вопроса со стороны Натаниэля. Это повергло ее в некий ступор и в тоже время растрогало ее. Она замерла и не знала, что сказать. Она хотела ответить, но ком в горле не давал ей этого сделать. И тогда Натаниэль сам к ней потянулся. Он обнял ее и сказал:
- Мама! Где ты была все это время?

У Синди все задрожало внутри. Ее глаза начали слезиться. Держа рисунок в руке, она тоже обняла Натаниэля, так как уже ничего не могла с собой поделать. Уверенность Натаниэля в том, что она его мама, просто не давала права поступить ей иначе. Прижав его к себе покрепче, она сказала тихим голосом:
- Рядом!

Габриэлла, стоявшая неподалеку, тоже не могла не проникнуться моментом. Ее улыбка сияла добром и милостью. Встретившись взглядом с сестрой Терезой, она кивнула ей головой и, стараясь никому не мешать, тихо покинула комнату.

После того, как сцена с найденной матерью окончилась, Тереза позвала Синди в коридор, чтобы поговорить о главном.
- А где сестра Габриэлла? – спросила Синди.
- Понимаете, Натаниэль значит для нее и для всех нас очень многое. Она желает ему добра и крепкой семьи, но не может справиться с прощанием с ним. Поэтому она пожелала, чтобы я сделала это вместо нее. Он очень способный и милый мальчик. Он заслуживает на счастливую и крепкую семью.
- Понимаю! А как он оказался у вас? Он сирота?
- Кто-то оставил его на нашем пороге.
- Какой ужас!
- Не то слово! Ребенок – ангел, а родители, оставившие его на произвол судьбы, достойны высшей меры наказания! И Господь их накажет!
- Я так понимаю, это вы его обнаружили?

После данного вопроса Синди и Тереза остановились. Как обычно, спрятав свои скромные глаза, Тереза ответила:
- Да, я! – они продолжили ходьбу, – Одна сестра не хотела, чтобы Натаниэль был у нас. На следующий день она покинула нас с громом. Поэтому за эти 6 лет Натаниэль стал для нас символом верховного правосудия. Натаниэль – посланник неба. Он способен изменять людей.

Теперь Синди понимала, почему о Натаниэле все так отлично говорят, и почему он так много значит для всех них.
- Знаете, сестра! Я сама долгое время ходила блудными дорогами. Но теперь я уверена в том, чего хочу, и что я делаю. И моим ребенком должен быть Натаниэль! – сказала Синди.
- Я верю вам и в ваши благие намерения. Я верю в то, что вы дадите эту божьему созданию все, на что он заслуживает. Не забывайте главное, что настоящая мать – это любящая мать. Поэтому любите этого ребенка и держите его в сердце.

Ферма Уолкоттов

На следующий день, после официального усыновления Натаниэля, Синди поехала к родителям на ферму. Родители, которые всегда были консерваторами и просто нудными людьми, отреагировали на новость об усыновлении прохладно. Хотя они, все же, были рады за свою дочь и то, что она счастлива. По крайней мере, мать Синди – Катрин излучала хоть какие-то положительные эмоции при встрече со своей единственной дочерью (которую давно не видела) и названным внуком. Отец же и глава семьи – Билл, будучи лысым бурчливым крестьянином, даже не знал, что такое и как излучать радость. Встретив на пороге Синди условными объятиями, он молча взглянул на Натаниэля, и единственное, что он мог сделать, так это скривить свою недовольную мину. Катрин, напротив, с улыбками и похвалами кинулась обнимать этого милого мальчика.
- Какой красивый мальчик! – сказала она, после чего пригласила всех в дом.

Ферма Уолкоттов находилась примерно в 40-ка километрах на северо-восток от Лондона, неподалеку от городка Брэйнтри. В основном Уолкотты на своей ферме занимались овощеводством и птицеводством. 10 гектаров земли шли на посев, а слева от домика, рядом с сараем и курниками, располагался небольшой, где-то 10 на 12 метров, ставок. Хотя по своему внешнему виду он больше походил на какое-то зеленое болото, по берегам которого поросла тина и камыши. Иногда на нем паслись гуси Уолкоттов, но чаще там было слышно лягушек.

У них так же жил старый, но веселый пес по имени Моцарт. Он был какой-то пастушьей породы, и он жил здесь с тех пор, когда здесь еще жила Синди. Приехав сюда сейчас, она даже удивилась, как этот старикашка еще плетет ноги за собой.

Когда она жила на этой ферме, она постоянно помогала Уолкоттам в их нелегком труде. Вечно недовольный отец Билл до сих пор дулся на Синди за то, что она променяла крестьянскую жизнь на (как он всегда говорил) «тряску жопой». Для него это казалось дикостью, и он никогда не признавал намерений Синди стать моделью. Хотя он и понимал, что губит красоту своей дочери на ферме.

Когда Синди исполнилось 18 лет, она тут же дернула покорять модный мир – сначала Лондона, затем остальной. От этого отец разгневался на Синди и в ярости заявил, чтобы она сюда больше никогда не являлась. Хотя она и сама не думала, приезжать сюда при первой же возможности.

Больше всего Билла взбесило именно то, что Синди не спросила у него разрешения, будто сделала это наперекор ему. Хотя оба из них знали, каков будет его ответ. Мать Катрин в основном поддавалась тираническому характеру Билла и на его глазах якобы поддерживала его. Но на самом деле она всегда была мягкотелой по отношению к Синди. Она любила с ней посплетничать по-девичьи, хоть она и не особо умела это делать. Воспитание Катрин было сугубо крестьянским, поэтому по жизни она была не далекой, а для мужа она выступала в качестве покорной овечки. Она всегда была рада встретить Синди, когда та приезжала к ним раз в три года. Причем карьера и личная жизнь Синди ее мало волновали. Она любила потрепаться на всяко разные темы, поучить жизни, лазить в душу без каких-либо пониманий проблемы. А еще она вкусно готовила.

К сегодняшнему дню Катрин приготовила черничный пирог. Она знала, как сильно его любит Синди. Да и Билл присел за стол только из-за него. Принципиальный старик, как всегда, молчал в присутствии Синди, сидевшей напротив него.

Катрин поднесла чай и тоже уселась за стол, напротив Натаниэля. Она подала чайник с заваркой Биллу, чтобы тот первым наполнил себе чашку. Затем он передал чайник Катрин, чтобы та дала его Синди, после чего сама Катрин налила себе в кружку, отчего все были счастливы. Билл сразу же стал набивать свой рот пирогом, таким образом, дав понять, что ему не до разговоров. Катрин отпила немножко чая и сказала:
- Ну что, доченька! Наверное, соскучилась по маминым пирогам? – и улыбнулась.
- Конечно, мама! – улыбнувшись, сказала Синди и надкусила с краю свой кусок, – Как всегда, он самый вкусный!
- А как нашему мальчику? Вкусный пирог? – сказала Катрин сюсюкаясь с Натаниэлем.
Маленький, очаровательный Натаниэль молча пережевывал пирог. Он даже и не думал отвечать.
- Конечно, нравится! Да, мой маленький? Он немного стеснительный. – сказала Синди, погладив ему голову.

Натаниэль покивал головой и с ангельским видом продолжал есть свой пирог. Билл настороженно глянул на него и решил буркнуть:
- Он больше похож на дочь!
- Билл! – шутливо воскликнула Катрин, – Он еще маленький! Перерастет и возмужает! Многие мальчики в его возрасте так выгладят! Ведь так? – сказала она и глянула на Синди.
- Да, папа! – добавила Синди, – Что в этом такого! Мальчик не виноват, что он красивый! Нельзя винить его за это!

Синди и Катрин смотрели, как Натаниэль ел свой пирог, и тешились таким золотым ребенком, который лишний раз промолчит, а когда нужно, улыбнется своей милой улыбкой. Переведя свое внимание на Синди, Катрин решила спросить:
- Ну, а как же твоя работа, дочь? – сразу почувствовав неуверенность в себе, ибо Катрин знала, как эта тема не нравится Биллу.

Она немного покосила свой взгляд на него, дабы проследить его реакцию. Но Билл, не подавая вида, доедал свой пирог. Синди, тоже, не уповая в эмоции и подробности, пожала плечами и сказала:
- Нормально.

Синди никогда не откровенничала на тему работы. Она всегда отвечала не более чем двумя предложениями, ибо считала, раз родители ее никогда не поддерживали в этом, то и она не должна распространяться на эту тему. Билл и Катрин и так были уверены, что раз ее дочь так редко появляется, значит, у нее есть работа, и у нее все хорошо.

В мыслях Синди переживала лишь об одном, не узнали ли родители об ее скандалах связанных с наркотиками. Старик Билл часто любил пялиться в телевизор, особенно скучными зимними вечерами, и спокойно мог высмотреть что-нибудь пикантное о Синди. И ее тревожило это. И сейчас, сидя за столом, она стала успокаиваться, ибо зная своего отца, она бы уже получила лопатой по голове, за сей позор семьи. А Билл ни слова не уронил. Это значило для Синди, что все в порядке. Не все горожане были осведомлены новостями моды, не говоря уже о консервативных крестьянах.
- А где ты сейчас живешь? – спросила Катрин.
- На данный момент в Лондоне. Хотя сама знаешь, у меня нет постоянного места жительства. – сказала Синди.

В этот момент Билл молча встал со стула. Он доел свой кусок пирога, вытер рот об полотенце и безо всякой церемонии ушел на улицу. Синди и Катрин, молча провожая его взглядом, вздохнули с облегчением.
- Наверное, пошел в тракторе ковыряться. Если бы его ящик не сломался, то хозяйство так бы и стояло. – сказала Катрин.
- Телевизор сломался? Как давно? – спросила Синди.
- Уже как полгода не работает. Этот дурень старый сам виноват. Полез что-то там его чинить и доломал. Тоже мне, знаток.

Эта новость еще больше скинула груз с плеч Синди. Ее родители не контактируют со средствами массовой информации уже полгода. Собственно о ней они тоже не могли ничего услышать. А о Синди много говорили по телевизору. И это стало для нее облегчением. Она так не хотела, чтобы ее родители узнали про нее что-то плохое, особенно то, как она была наркоманкой, и ее уволили из Beatrice Models.
- В наше-то время, мама! Никак нельзя без телевизора! Вы что? Я пришлю вам человека с новым телевизором! – сказала Синди.
- Ой, ладно! Не стоит, дочь! – стала смущаться Катрин. – Лучше расскажи что нового! Неужели нечего сказать?

Синди пожала плечами:
- В принципе, ничего, мама. Что может быть нового? Разве что он. – показав глазами на Натаниэля, который доедал свой кусок пирога.
- Как раз о нем я бы и хотела с тобой поговорить! – сказала Катрин, будто доставала из себя подводный камень.

Синди знала этот тон голоса и выражение лица своей мамы. Она знала, что та сейчас начнет травить ей душу своим банальным пустословием и попытками влезть в ее чувства. Она глянула на Натаниэля, который дожевывал пирог,  и решила, что лучше отправить его погулять.
- Ты наелся? – спросила она у Натаниэля, который кивнул ей подтверждая, – Тогда, может, ты хочешь погулять? – вытирая ему рот.

Натаниэль согласился.
- Иди во двор. Видишь, там собачка. – показывая ему в окно, – Эту собачку зовут Моцарт. Иди, погуляй с ним. Он добрый и любит, когда с ним гуляют. – сказала Синди и подогнала его.

Затем Синди посмотрела на Катрин. Набираясь терпения, она сказала:
- Что именно тебя волнует?
- Меня волнуешь ты и ребенок, которого ты усыновила. – ответила та.
- Хорошо, я слушаю!

Синди важно скрестила руки у себя на груди в ожидании нравоучений. Катрин, набирая побольше воздуха, начала оправдывать ее ожидания:
- Очнулась, да? Когда мы с отцом говорили тебе в юности: «Зачем тебе та мода, заводи семью!» - то ты отрицала! Теперь ты в 30 лет усыновляешь ребенка! Не рождаешь, а усыновляешь! Как это понимать? Ты можешь мне объяснить, Синди? Что с тобой происходит?
- Что конкретно тебе не нравиться? То, что я усыновила ребенка, или то, что я срала на ваши планы и веления касательно меня?
- Не говори так!
- А как? – Синди пошла в контратаку, – Вы уже с самого раннего детства решили все за меня! Скажешь, не так все было? Когда я хотела учиться в университете, вы говорили мне, что урожай важнее «городского разврата». Когда я хотела просто погулять с кем-нибудь из Брэйнтри, вы говорили что 9 часов вечера – это уже позднее время для прогулок. Зато вы считали нормальным сватать  семнадцатилетнюю девушку за парня, которого она толком и не знала. Как думаешь, меня это устраивало?
- Синди, не смей так говорить! Так нас воспитывали наши родители!
- Вот именно! Ваши родители, жившие, в какой-нибудь шотландской дыре каменного века, раз они вас так воспитывали!

Синди уже не хотела сдерживать себя. Она чертовски не любила огорчать свою мать. Любящая женщина, которая с рождения была простой крестьянкой, никак не могла измениться, и Синди понимала это. Но также она чертовски не любила ее нравоучения, которые никогда, ни к чему не приводили. И в этот момент она тоже не стала терпеть. Она слишком редко бывала здесь, чтобы отмалчиваться.
- Синди, мы воспитывали тебя, как могли! – говорила Катрин.
- Я не спорю, мама! Я благодарна вам за старания! Но я не такая как вы! И поэтому я не смогла жить с вами под одной крышей!
- А ты знаешь, как мне было больно, когда ты покинула наш дом, совершенно внезапно, не сказав ни слова? Для меня это было не понятно! А Билл! Ты не представляешь, в каком он был гневе! Он сказал мне, что больше не хочет тебя видеть, и ты знаешь это!
- Черт, мама! Да в чем дело, собственно? Вы не можете принять тот факт, что я ушла из дома? Я ушла навстречу своей мечте, и посмотри, кем я сейчас являюсь! Я успешна, я знаменита, обо мне говорят! Это лучше, чем прогнивать на ферме!

Синди с возбуждением глянула на маму. Она не могла сдержать порыв своих эмоций. И немного скинув обороты, она заметила, что настал тот самый момент материнских слез. Она ненавидела этот момент. Он ее угнетал, будто она виновна. Обычно Синди не терпела такие моменты и покидала мать, дабы не давить на нее своим присутствием. Выпуская свои жалостные слезы, Катрин сказала без каких-либо смятений:
- Ты только и думаешь об успехе! Я не хотела тебе говорить этого, но придется! Ребенок тебе нужен только для успеха! Да! Как это называется? Пиаром? Ты не думаешь о его будущем! Ты думаешь о своей выгоде!
Синди нечего было сказать. Сии слова родили в ней лишь обомление. Пытаясь собраться мыслями, она сказала:
- Что? Для успеха? Много ли ты знаешь обо мне, мама?
- Достаточно, чтобы говорить об этом с уверенностью!
- Знаешь, что? Ты ничего не знаешь! Я люблю этого мальчика! И ты не смеешь говорить обо мне или о нем так, будто это лишь часть бизнеса!
- А разве не так? Синди, я знаю тебя с пеленок!

Синди отрицала слова матери. Она смотрела на ее заплаканные глаза и понимала, как ей хочется уйти, снова, надолго. Чтобы  не слышать этих фраз. В ее голове была буря мыслей и эмоций. Но Синди посчитала, что сказала все, что хотела. И скрывая все свое горящее нутро, она лишь холодно сказала:
- Ты все такая же глупая, Катрин!

Она надела свои громадные солнцезащитные очки и, пытаясь скрыть любые эмоции, спокойно направилась к выходу, во двор, где должен был играть Натаниэль с Моцартом.
Натаниэлю понравилась эта добродушная собака. Он гладил его по головке и ласково приговаривал:
- Хорошая собака!

Его черные глазки с увлечением смотрели на нового мохнатого друга. Ведь раннее ему не приходилось гладить собак. Моцарт иногда лизал ему ладони, от чего Натаниэль приходил в еще больший восторг. Он не отходил от него ни на секунду. И в один момент Моцарт, навострив уши в сторону сарая, оторвал свою задницу от земли, и пошел на звук.

Натаниэлю было интересно поведение старого пса и, проследив за ним, он подошел к сараю, из которого доносился какой-то рабочий звук. Сначала Натаниэль  увидел красный трактор, над которым, видимо, и трудился Билл, ремонтируя какие-то детали. Глянув немножко дальше, Натаниэль увидел хвост Моцарта, скрывающийся за трактором. Он решил пойти за ним. И перед его взором открылась остальная часть сарая, где он увидел Билла, сутулящегося над столом. Он что-то выбивал на нем, создавая громкий звон металла. Моцарт уселся рядом с ним, внимая его действиям.

Натаниэль неохотно стал приближаться к Биллу со спины, все больше заходя вглубь мрачного сарая. Он старался делать это тихо, не привлекая к себе особого внимания. Подходя все ближе, он стал чувствовать какой-то неприятный, больше отвратный запах, от чего у него запершило в горле, и он закашлял.

Билл повернул голову на кашель и увидел Натаниэля, который находился в пяти метрах позади. Не поворачиваясь целиком, он продолжал что-то выбивать у себя на столе, и, охватывая Натаниэля боковым зрением, он недоброжелательно спросил:
- Что ты здесь делаешь?
- Я игрался с Моцартом. – ответил Натаниэль.

Билл молча сделал пару шагов в сторону, чтобы прошуршать в ящике стола. Его руки были черными, вероятно от масла или мазута. И Натаниэль, увидев это, скривился. К тому же, его до сих пор тревожил этот странный запах в помещении.

Билл продолжал стучать, занимаясь своим делом. Снова повернув голову, он увидел, что Натаниэль еще здесь.
- Что? Интересно? – спросил он.
- Да! А что вы делаете?

Билл промолчал и снова сделал пару шагов в сторону, только уже противоположную. Натаниэль не упускал его из виду. Он увидел, как Билл что-то выкидывает в большое ведро, сделанное из 30-ти литровой бочки. Натаниэль тоже решил подойти к ведру, после того, как от него отошел Билл. Он глянул в него и увидел там с десяток дохлых ворон, вперемешку со всяким мусором. Вот, откуда был этот ужасный запах. Не выдержав зрелища и удушающего зловония из бочки, Натаниэль резко отошел от нее. Он был в ужасе. Страх захватил его мысли, и он лишь молча смотрел на старика своими испуганными глазами. Натаниэль не знал, чего следует ожидать от него, и в своем детском воображении он создавал самые ужасные картины.
- Какая разница? Ты еще маленький, чтобы понимать! – сказал Билл, не поворачиваясь.

Натаниэль просто молчал. В его маленькую голову лезла куча ужасных мыслей. Он не мог себя заставить сдвинуться с места. Он попросту боялся. И вдруг, издали, ему послышался спасительный для него голос Синди:
- Натаниэль! Где ты?

Это был момент облегчения для него. Он будто понял, что спасен. И когда он снова посмотрел на Билла и не увидел от него никакой реакции, он в этот же момент пулей рванул отсюда. Как можно быстрее, как можно подальше. И выбежав на улицу, и увидев Синди, он мигом побежал к ней.
- Где ты был? Нам пора! – сказала Синди, на что Натаниэль ответил крепкими объятиями.
Синди улыбнулась, и, взяв его за руку, повела его к машине. Ей поскорей хотелось убраться отсюда. Она была уверена, что больше не вернется в родительский дом. Никогда.

Морган Роттен © История Одного Андрогина (2011-2013гг.)