Алкоголь и зельц

Игорь Николаевич смотрел в мутное, давно не мытое окно в прогнившей раме, за которым покачивались от ветра толстые ветки каштанов, а низкое серое небо давило на ржавые крыши Московского форштадта Риги. С омерзением он перебрал в своей памяти события последних дней, которые сложились отнюдь не в его пользу. Уже много лет он делал в этой квартире ремонт, в то время как жена и дочь жили в квартире его мамы в том же доме, только этажом ниже. Главным жизненным принципом нашего героя было – делать мало, но очень хорошо. Так как был он человеком робким и точно не знал, что такое хорошо, а что плохо, постоянно мучился сомнениями, он за девять лет не сделал в плане ремонта практически ничего.

За двадцать лет он только вынес старую мебель, наклеил парочку газет на стену, покрытую накатом, который облетал вместе со штукатуркой, внес новую мебель, но не спешил её собирать, попытался покрасить одну оконную раму, но, увидев, что она прогнила, бросил это занятие. Когда его друзья, регулярно приходящие к нему в гости, начинали язвить по поводу темпов продвижения ремонта, он говорил, что все свое время посвящает походам по магазинам инструментов и строительных материалов. Его жесткий сарказм обрушивался на его жену, которая с каждой зарплаты покупала что попало для ремонта.

-Эти обои и светильники давно уже не актуальны! – вопил он, показывая на целую пирамиду из тюков и ящиков, заботливо прикрытых полиэтиленом, на котором уже осел толстый слой пыли. – А как я могу начать штукатурить стены, пока не прочту об этом всю литературу? А потом, не мешало бы пройти и практику в какой-нибудь строительной фирме, хорошей фирме. Вот недавно я увидел в магазине виниловые панели, которыми можно покрыть стены вместо штукатурки! А гипсокартоном можно не только выровнять стены, но и значительно утеплить помещение, а значит, сэкономить кучу денег на дровах в будущем. А она, эта провинциалка до мозга костей, хочет, чтоб я все замазал, как попало за пару дней, как мой дядя Петя -  приклеил зеркала к стенам бустилатом, а потом каждый год весь этот кошмар повторялся. Она не понимает, что невозможно сделать нормальный ремонт после работы. На все хорошее нужно время и силы! Она говорит, что я девять лет лежал и ничего не делал! А я работаю, я постоянно работаю… над собой. Ведь чтобы сделать качественный, совершенный ремонт надо и самого себя довести до совершенства!

Многим подобные изречения человека в протертых тренировочных штанах, с грязными ногами, в драных шлепанцах, под закопченным потолком, украшенным паутиной, с которого осыпалась штукатурка, казались какой-то шуткой. Однако Игорь Николаевич, стоило ему немного выпить пива, которое ему приносили гости, никогда не приходившие с пустыми руками, начинал откровенно смеяться над своей глупой женой и превозносить свои дипломатические способности, благодаря которым он уже девять лет сидит на её шее. Порой он заходил так далеко, что даже рассказывал о своих планах точно так же перехитрить в жизни загробной и бога и дьявола вместе взятых и воссесть на трон вместо них, став единовластным правителем вселенной. Великого дипломата так несло, что он не мог остановиться на достигнутом и шел буквально на все, ради того, чтобы посетители налили ему еще. Когда же они расходились, он пускал в ход свои заначки, терял рассудок, совершал кошмарные правонарушения, ломая соседские двери, нападая на полицейских, на свою жену. После этого он впадал в алкогольный, управляемый, как он называл это состояние, сон, в котором он уже был единовластным правителем вселенной.

И чем больше он блаженствовал в своих грезах, тем мучительнее было возвращение в квартиру бесконечного ремонта. Эти циклы своего существования он называл медитацией. Мучимый то икотой, то изжогой, он поедал припасенные заранее «вкусняшки», пил квас, клялся себе в том, что более никогда не притронется к алкоголю, не отвечал на телефонные звонки, не открывал никому дверь. Его жена во время этих циклов была на него весьма сердита, особенно если приходилось выплачивать штрафы за его проделки. Она клялась и божилась, что более не будет его содержать, что продаст квартиру, разведется с ним навсегда. Человеком она была импульсивным, поэтому злость её через неделю  проходила, принятые в гневе решения изменялись.

После медитации Игорь Николаевич снова продолжал ходить по магазинам, неспешно, но вдумчиво читать строительную литературу, сетовать на то, что интернет ему недоступен и он не знает, с какой стороны подходить к компьютеру, который ему никак никто не подарит. Цикл праведности продолжался ровным счетом до нового визита кого-то из его друзей. Надо сказать, справедливости и объективности ради, что, будучи в трезвом состоянии, он все же что-то делал по дому, пока жена работала, варил суп, в точности следуя кулинарной энциклопедии 1956 года, мыл полы, стирал вручную, топил печи в обеих квартирах, помогал дочери делать уроки. Жена не имела ничего против такого домохозяина, если бы не его пьяные скандалы.

В то утро, с которого я начал свой рассказ, жена была зла не на шутку. Три дня она его не беспокоила, а потом ворвалась в квартиру, кинула на пол подгнившую морковь среднего размера и удалилась. Неужели ей не понятно, что у её мужа кончились все запасы? Осколки шоколада, килограмм которых она ему выдала на прошлой неделе, давно поедены! Ему же нужна глюкоза! Со злой обидой он вспомнил, как она прятала от него яйца в стиральную машину, когда они еще жили в одной квартире, как она покупала себе дорогие вещи, когда он приносил в перестроечные времена много денег и мог достать дефицит.

Обида обидой, но есть хочется. Его объемное брюхо потребовало от него каких-то результативных действий и не принимало никаких возражений. Для начала он включил телевизор, у которого садился кинескоп. На экране маячили какие-то тени. Они говорили на латышском, который он совершенно не понимал. Он родился и вырос в Латвии, но латышский учить не хотел принципиально, денег на проведение кабельного телевидения у него не было. Подойдя к старому чуду техники, он ударил по его корпусу своим пухлым кулаком, и техника, словно почуяв угрозу уничтожения, показала ему картинку в более светлых тонах. Чтобы латышская речь не раздражала его слуха, он убрал звук и включил русскоязычное радио. Опрос друзей по телефону ничего не дал. Ярость неудачи обрушилась на телевизор. Удары были настолько сильными, что даже стали видны русские субтитры. Шла передача о дешевых блюдах. Одно из них его заинтересовало. Правда передача быстро кончилась, поэтому пришлось ему обратиться к кулинарной энциклопедии.

Холодец из свиной головы, половина которой стоит всего пятьдесят сантимов! Если прибавить к этому имеющуюся перловую кашу, то еды ему может хватить на неделю. Это выход, а иначе гибель без белков и жиров!

Хоть он и жил совсем рядом с центральным рижским рынком, минутах в десяти ходьбы неспешным шагом от вокзала, в мясном павильоне он оказался перед самым закрытием. Это обстоятельство навлекло на него неслыханную удачу. За пятьдесят сантимов мужичок отдал ему не половину, а целую свиную голову. Вернувшись домой, он поместил свою добычу в раковину и принялся неспешно и качественно её мыть с мылом, воображая при этом, в каких антисанитарных условиях она побывала. Увидев все эти ужасные картины, он даже почувствовал отвращение к тому, что он в итоге собирался есть, и одел припасенные давным-давно на всякий случай хирургические перчатки.

Далее он прочитал в книге, о том, что необходимо удалить все зубы, ибо они могут дать неприятный привкус. Плоскогубцы он так же нашел нужным тщательно вымыть, даже стерилизовать. Не дай боже частицы масла или прочей грязи попадут в пищу! Дергать зубы оказалось нелегким занятием. А рекомендация удалить весь волосяной покров и вовсе поставила его в тупик. Как это сделать? Он задумчиво теребил свой подбородок, покрытый недельной щетиной. За неимением другой идеи он взял свой бритвенный станок  и даже по привычке вымазал голову хряка пеной. Он понимал, что делает, что-то не то, что-то абсурдное, но первобытный голод побуждал его действовать опрометчиво.

Авторы рецепта в кулинарной энциклопедии забыли порекомендовать своим читателям разрубить голову, решив, что это и так должно быть всем ясно. А может Игорь Николаевич просто забыл об этом в спешке. Подогнав диаметр головы точно под внутренний диаметр кастрюли, он добавил все, что было нужно, залил голову водой и начал варить её на медленном огне, прикрыв крышкой. Есть то, что получилось ему совсем не захотелось, тем более, что голова открыла один глаз, и ему показалось, что она ему подмигивает, передает привет из загробной жизни. Рыло выглядывало из варева, и гурману было противно даже представить, как он режет этот пятачок на части и ест. - Лучше перловая каша без всяких излишеств, -  подумал он.

Игорь Николаевич часто патетически восклицал о том, что его дом пропал после того, как на первом, полуподвальном, этаже открылась благотворительная столовая для прихожан православного храма. Хоть он и постоянно заявлял, что он православный, основателя этой столовой он называл попом Гапоном и заявлял, что посредники с богом ему не нужны. Посетителей этой столовой он называл тунеядцами, алкоголиками и паразитами, упрекал их в том, что они совершенно за собой не следят, не соблюдают правила гигиены. Порой он поколачивал их, одев те же хирургические перчатки и медицинскую маску, за то, что они выстроились в очередь за харчами в подъезде, а не за пределами двора, как он им велел. Основатель столовой, бизнесмен, при этом проявил образец христианской терпимости и предрек, что Игорь Николаевич вскоре проникнется сочувствием к этим людям и будет, как и остальные жильцы дома, приносить в эту столовую излишки продуктов.

Выбрасывать то, на что у него ушло столько энергии, Игорь Николаевич не мог себе позволить, потому он отнес кастрюлю с беззубой свиной улыбкой на  дне в благотворительную столовую. Таким образом, предсказание благодетеля сбылось. Женщина, похожая на монашку, готовившая дармовые обеды, без всяких сантиментов взяла топор, да изрубила физиономию хряка на мелкие куски и разложила по одноразовым тарелкам нуждающихся. Впечатлительный голодный кулинар, не желая смотреть на это, поднялся к себе. Он забыл забрать свою кастрюлю, которая, конечно, после посещения нуждающихся, бесследно исчезла с кухни.

Потом, когда я напоминал ему об этом приключении, сидя у него в гостях, он начинал нервничать, отрицал факт удаления зубов свиньи плоскогубцами. Выкатывая глаза, он орал, что их там уже не было, что их вырвали до него. Я тут же пытался себе представить, как на бойне у только что убитой свиньи кто-то вырывает зубы, смеялся, а Игорь Николаевич начинал нервничать ещё больше. Потом я вспоминал, как он брил голову свиньи, и он вопил, что я его неправильно понял, что побрить щетину у него не получилось, и потому он эту щетину опалил свечкой. Он вообще нервничал, стоило кому-то упомянуть про зельц и другие дешевые блюда.