Разоружение

В жирные годы предшествовавшие экономическому кризису я был убежденным анархистом и космополитом. Судьба посмеялась надо мной и предоставила мне прекрасную возможность проверить свои убеждения. Осенью 2008 года мне надоело бездельничать, живя на пособии по безработице, и я устроился по специальности- крановщиком. Но перед тем, как приступить к новой работе начальство отправило меня из Риги в Вильнюс на стажировку. И поехал я туда вдвоем с Улдъисом – своим новым коллегой. Он был на шесть лет младше меня закончил училище, но все, что он там учил забыл в армии, в которой из патриотических соображений служил четыре года, но после иракской миссии ушел и нажил себе этим много проблем, ему нужно было регулярно выплачивать какие-то деньги. Родом он был из Валки – маленького городка разделенного Латвией и Эстонией. Внешность у него была истинно арийская, а манеры заставляли вспомнить Мартинса Лациса – великого чекиста, человека без эмоций и нервов. Но первое впечатление оказалось обманчивым. Еще на теоретических курсах я понял, что за внешней невозмутимостью и жесткостью спрятался перепуганный, и потому ненавидящий окружающий мир мальчуган. Увидев меня впервые, он сначала заговорил со мной на латышском, но скривился, когда услышал мою картавую речь с сильным акцентом, и снисходительно заговорил со мной на русском.

В командировку я не взял с собой почти ничего, только спальный мешок, смену белья, пару книг, гигиенический набор и шлепанцы. Все это вместилось в маленькую сумку расшитую эмблемами любимых панковских групп. Оделся я на все случаи жизни – бушлат, свитер, тельняшка, теплые кальсоны, джинсы и высокие сапоги на шнуровке. Мой новый коллега был одет в кожанку без подстежки, синтетический холодный свитер, клеши и туфли. Шапки на его бритой голове не было, зато за спиной его был объемный рюкзак, а в руках две сумки. Наш рижский начальник привез нас в вильнюсский офис и велел ждать местного разводящего, который покажет нам места нашей стажировки и устроит в студенческую общагу. Ждать пришлось долго и я предложил своему новому товарищу прогуляться возле конторы, чтобы размять затекшие в дороге ноги, он угрюмо поплелся за мной. Его молчание меня угнетало и я начал болтать на общие темы. В процессе беседы он несколькими фразами дал мне понять, что ненавидит всех русских, а вместе с ними и латышских политиков, которые разворовывали страну и скрывают свое кагебешное прошлое. Сказал, что в армию он шел, чтоб дойти до Москвы и разрушить её… С ужасом я подумал о том, что мне предстоит провести с ним две недели в одной комнате. Хотелось обидеться и спрятаться, но такой возможности у меня не было.
Я рассказал ему, что все мои предки были разных национальностей, многие были репрессированы во времена советской власти, кто-то исчез в лагерях, остальных перевезли в другие места, где они опустились и по большей части своей спились. Ему было трудно поверить в то, что мои еврейские предки не были богатыми, даже напротив были бедными и не любили советскую власть. А вот украинские предки наоборот воевали в красной армии и многие из них были коммунистами. Так что одни предки воевали в гражданскую войну за красных, а другие за белых. А потом уже все бежали в Латвию после войны, чтобы не работать в колхозах практически за даром. Ему было трудно понять, что такое нет национальности, и я спросил его, кто он по вероисповеданию. Он ответил, что он не религиозный.

-Вот и я не национальный, - сказал я.

В комнате общежития из мебели было только три железных койки и школьная парта. За матрасами, одеялами и подушками надо было идти к комендантше. В комнате было холодно, темно и грязно. Еще начальство обещало привезти кастрюли и электрочайник. От ужаса Улдъис начал смеяться над единственной лампой дневного света, над крохотной и еле теплой батареей и полной неопределенностью. Он был похож на потерявшегося ребенка, у которого началась тихая истерика. Он не знал, что делать дальше. Я сказал, что надо сходить на заправку и купить там карту города, потом пойти и посмотреть расписание на автобусной остановке, купить в магазине что-то на завтрак и поужинать в кафе. Я заказал себе ужин, говоря на английском, а мой коллега смущенно заговорил с барменом на русском и тот, скорчив презрительную мину, потребовал изъясняться на литовском. Улдъис густо покраснел и буркнул пару латышских ругательств. Услышав латышскую речь литовец недолюбливавший своих северных соседей не меньше русских с недовольной миной таки обслужил моего напарника. Когда мы получали от комендантши матрасы, одеяла и подушки, она назвала нас белорусами, что еще больше разозлило моего товарища. В комнате он допоздна крыл литовцев русским матом, а я осторожно пытался перевести его гнев на национализм как таковой.

Утром, он не пошел на свой объект, пока не помог мне найти мой и не довел до самого крана. Сказал, что, если на меня нападут, то он придет и набьет им морду. После стажировки, мы отправились в магазин, где я, не жалея денег покупал продукты получше, да еще и купил обогреватель. За ночь мы продрогли даже в своих спальных мешках. Он строго осудил меня за подобную расточительность. На улицах города было много нацистов одетых, как скинхеды, которые вызвали интерес у моего коллеги. Я прочел ему длинную лекцию о субкультурах.

-Они все какие-то недоделки, - заметил он. – Такие патриоты – это позор для их родины. Один из них показал тебе кулак, тот с белыми шнурками. Чего он до тебя докопался?

-А это потому, что у меня шнурки разноцветные, что свидетельствует о том, что я анархист, а он, судя по белым нацист, который уже кое кому набил морду, защищая чистоту своей нации.

-Еще раз его увижу – дам ему по морде.

-И чего ты этим добьешься? Он только еще больше озлобиться и станет еще большим нацистом…

-Пусть становится. Я не хочу, чтобы он поумнел, я хочу, чтоб его злоба его уничтожила. Вот такой я злой человек.

-Но, если действовать таким образом, то проблемы будут не только у него, но и у тебя. Разрушая его, ты разрушишь и себя заодно. Все в мире взаимосвязано. Ты, он, я и все человечество – одно целое.

В кране Улдъис оказался впервые и чувствовал себя очень неуверенно, от чего сильно нервничал. Весь вечер я делился с ним своим опытом, объяснял вкратце устройство крана, как остановить качающийся груз. А чтоб он немного успокоился потянул его прогуляться пешком до центра. Ходили не меньше трех часов в день. Во время прогулки я читал ему лекции по истории Литвы, а заодно и Латвии, которой он почти не знал. После первого рабочего дня он попытался поужинать самыми дешевыми сардельками в целях экономии. Я же прикупил недостающую посуду и принялся готовить свои любимые щи на общей кухне. Он последовал за мной на кухню, робко предложил свою помощь в чистке картофеля и морковки. Он был очень рад чем-то занять руки, а потом с аппетитом съел две тарелки супа, возмущаясь низким качеством сарделек, которые выкинул.

С тех пор мы каждый день часа по два проводили на кухне за приготовлением пищи и новое для Улдъиса занятие ему очень нравилось. На ночь я читал ему «Первый субботник» Сорокина. Поначалу его шокировало слишком замороченное издевательство над советской властью, которую он так ненавидел, но за отсутствием других развлечений он постепенно втянулся в эту книгу и в результате выкинул из головы несколько своих убеждений похожих на холодные, несъедобные сардельки.

Иногда мне было лень с ним возиться, развлекать его, помогать ему решать его бытовые проблемы. Несколько раз я попытался отгородиться от него и уйти в себя, но он реагировал на это очень агрессивно. Любая, даже тщательно замаскированная попытка спрятать от него свои мысли вызывала в нем неконтролируемый гнев. Мне не трудно было представить прелести жизни двух враждующих индивидов в тесной комнатенке. Да и чем мне было заняться, если не разоружаться перед напарником? Читать книги? Жить мне всегда было интереснее.

Очень смущенно поведал он мне о том, что познакомился со своей женой, которая ждала от него ребенка по объявлению, и больше всего в ней ему понравилась её пышная грудь. Она жила в Риге, с родителями, и он вместе с ней.

-Вообще-то она начала меня доставать, как и её родители. Требуют от меня, чтобы я хорошо зарабатывал, а по вечерам ещё ремонт в их квартире делал. И ещё этот кот её любимый вечно на меня шипит и царапается, с удовольствием бы его придушил. Но у меня выхода другого нет. Когда из армии вышел, кредит взял, купил тачку и много всякой ерунды. А потом зарплаты не хватало, чтоб содержать эту тачку, снимать квартиру и армии деньги платить. Вот такой я дурак и халявщик…

-Да ладно… Помнишь, я тебе объяснял, что ни у кого в этом мире нет выбора. Так, что нет смысла казнить себя за ошибки или гордиться своими достижениями.

-Я вчера пока в кране сидел об этом думал. Все вроде верно, но такое чувство возникает. Не знаю, как по-русски сказать. И по-латышски тоже. Страшно как-то. Будто я кукла какая-то. А с другой стороны легче становится, не чувствуешь себя падлой такой. Вот в Ираке во время зачистки я в одном доме мешок с автоматами нашел. Вроде бы все правильно сделал, а до сих пор кажется, что их этому мужику просто подсунули, а потом пытали его зря. А может и свои ему дали на хранение, а если бы он отказался, то убили бы. А я ведь мог и не заметить. Что мне за дело до этого Ирака.

В выходные я заманил его в ресторан, где он хорошо поел в удовольствие, потратив деньги, которые жена ему велела строго экономить.

-На корм для кота, который сцыт в мои ботинки ей денег, которые я зарабатываю, не жалко, а на мне она экономит. Ничего, куплю ей какую-то ерунду и скажу, что она стоила очень дорого.

В одном дорогом магазине я увидел клетчатые штаны и они мне настолько понравились, что я решил их купить, сколько бы они не стоили. На следующий день я долго искал и не мог найти этот магазин, а Улдъис не хотел мне показывать это место, уговаривая не кидать денег на ветер, но увидев мою печаль, сжалился надо мной и показал, где этот магазин. Долго потом я ему объяснял необъяснимое – свою страсть к клетчатым штанам и к тому же марки Хьюго Босс.

Во время одной из своих прогулок, мы видели, как цыгане посреди людной вокзальной площади отбирали кошелек у пьяного в дрова пролетария. Мой друг хотел вмешаться, но я его удержал, сказав, что мужик нуждается в подобном уроке судьбы.

-Ты испугался этих черножопых! – Улдъис с гневом посмотрел на меня.

-А ты думаешь, этому недоделку нужны деньги, если он тратит их на паленую водку!

-Это уже его дело! Но эти уроды, живут за чужой счет.

-Они санитары общества. Когда-то и с меня пьяного сняли куртку в сильный мороз и много раз отбирали кошелек. Пока я не бросил пить. И это действительно его дело. И не надо делать работу полиции, а то она же нас за подобное вмешательство и накажет.

-Ладно… Черт с ним, но цыган я ненавижу!

-А как ты думаешь, почему они не полезли к нам или вон к тому бугаю или к вот этой старухе?

-Может с ним так и надо, но какое-то неприятное чувство…

-Наверное страх оказаться на месте того пьяницы…

Время перестало тянуться медленно, оно стало пролетать незаметно. В один вечер мы вернулись со стажировки порознь. Мой напарник в угрюмом молчании лежал на кровати и смотрел в потолок. А потом взволнованно рассказал мне о том, что изменил своей жене с проституткой и теперь чувствует моральное похмелье после этого ужасного поступка. Я в свою очередь признался, что с проститутками не общался и не понимаю, зачем он это сделал.

-Солдатская привычка… Вообще я, кроме жены, общался только с проститутками. Не люблю знакомиться и все такое…

-У меня, когда я с женами жил на других уже сил не оставалось, а так же времени и денег. Да и какое можно получить удовольствие с женщиной, которой ты безразличен, и потому она ничего не чувствует? А что там можно за час успеть?

-Мне и пяти минут в месяц иногда хватает, - откровенно сказал Улдъис. – Не могу тебе объяснить, что в этом прикольного. Может тебе просто попробовать?

Как скептически я настроен не был, но отказаться попробовать что-то новое я не смог, а он был рад просветить меня в этом плане и пока мы таскались по вечернему городу в поисках продажного секса, рассказал мне много историй по этому поводу и объяснял, как отличить проститутку от девицы, которая просто откровенно одета. К полуночи мы не встретили ни одной ночной бабочки и Улдъис объяснил это тем, что Аллах не хочет, чтоб я получи подобный опыт и вообще, нечего мне тратить деньги на такую ерунду.

Прошло две недели стажировки. Мне особо нечему было учиться, опыт у меня уже был, мне надо было только привыкнуть к башенному крану, что у меня за пару дней прекрасно получилось. Я был не против стажироваться месяц, как этого хотел бы наш начальник. Но мой напарник, не смотря на туго продвигавшееся обучение, хотел побыстрее вернуться в Ригу, на него давила жена, хотела, чтобы он побыстрее начал работать, да и был рядом. Пока мы были там мне платили триста пятьдесят лат в месяц и двадцать пять в сутки командировочных. У него оклад был меньше, только сто двадцать, потому что у него не было диплома крановщика. В общем, он уговорил меня уехать в пятницу вечером на автобусе.

Я хотел бросить все вещи, которые там купил, стоили они не дорого, а тащить их было лень, но мой напарник меня строго отчитал за такую расточительность, сам упаковал все в пакеты и два из них понес сам. Я на вокзале, не смотря на его протесты, купил себе чемодан на колесах, и сложил в него все пакеты, пока мы ждали автобуса.

-Тебе нужна строгая жена! - сказал он строго глядя на меня, но не смог сдержать улыбку. - Нужно, чтобы кто-то смотрел за тобой, чтобы ты деньги зря не тратил. Уж я-то знаю, что такое набрать кредитов, потратить их на всякую ерунду, а потом думать, как их отдавать...

Автобус ночью сломался посреди дороги. Половина пассажиров из него просто вышла и уехала на вызванном такси и попутках. Водитель сказал, мы сможем пересесть на следующий, ночной, и в Ригу мы приехали часа в два ночи. Тёща напарника приехала его встретить. В машине ещё сидел его подвыпивший тесть. И тут мой напарник сказал, чтобы я не спешил идти на дежурный трамвай. Я пытался отказаться, но он послал меня в заднепроходное отверстие, схватил мой новый чемодан и закинул в багажник тёщиной машины, и строго велел ей ехать на Красную Двину. Он сказал, что это он виноват в том, что я приехал в Ригу в столь неподходящее время, потому он должен всё исправить.
 
Я после возвращения из командировки сразу приступил к самостоятельной работе, а Улдъис недели две стажировался в Риге, в том числе и на моем кране. Но потом он решил, что работа эта слишком нервная для него, слишком его раздражали непрофессиональные, часто пьяные строители под краном. И он уехал вместе с женой и дочкой в Ирландию, где мы случайно встретились через два года. Я колесил на велосипеде по центру Дублина в поисках работы. Неожиданно меня прижал к обочине небольшой фургон, из которого выскочил высокий и крепкий парень, стремительно подскочил ко мне и сгреб меня в охапку. Я узнал его только, когда он отпустил меня и начал прессовать мою ладонь в своей.

-Хорошие ты штаны себе тогда купил! До сих пор не проносились, как новые! Жаль, что я послезавтра отсюда сваливаю. Говно страна! Я тут полгода работу искал и, только когда уезжать собрался, появилась вакансия. В долги опять влез. Но ничего! теперь в Британии буду жить, там с работой полегче. Тебе тоже советую отсюда сваливать, если работы нету. Еду и смотрю, наш, русский едет, оглядывается перед тем, как налево повернуть не то, что эти ирландские придурки! Все нервы мне вымотали, козлы! Двоих чуть не сбил! Ладно, мне ехать надо, а то мне влетит, если я эту дрянь до двух не развезу. Я в Англии надолго тоже не задержусь, планирую навсегда в Канаду эмигрировать, а ты?

-А я в Норвегию поеду. Язык, конечно учить придется, но зато если там гражданство получить, то всю жизнь на велфере сидеть можно или работать в свое удовольствие…

-Ладно! Пока! Может еще встретимся, только вот где?

-Никто не знает, куда нас еще зашвырнет, может еще в Африке в какой-то стране власть захватим и станем диктаторами…