Лёгок ли берет товарища Че?

В шестом году нового тысячелетия я всё ещё ходил к своему бывшему коллеге Игорьку, чтобы послушать народную мудрость из первых уст. Было что-то женственное в этом длинном и толстом мужчине, вероятно из-за его мелочности, маленьких хитростей, прищуренных глазок, суетливости. Он принимал меня в любое время суток и очень радовался тому, что я приносил ему дешевого пива. Когда он был трезвым, он обычно пытался спрятать свою истинную натуру, но стоило ему напиться, как он становился чудовищно откровенным. Напившись пьяным, он постоянно вытаскивал из-за пазухи крестик, смачно чмокал его, и глазки его при этом радостно светились. Он заявлял, что заработал этим жестом, хоть и маленький, но все же плюсик в небесной канцелярии. Он признался, что вел список добрых дел, который писал лично изобретенными буквами. Ему почему-то не хотелось, чтобы его жена прочла о его добрых делах.

Мне нравилось наблюдать за ним, когда он, такой здоровенный, смотрелся в свое маленькое зеркальце со спичечный коробок, приклеенное к маленькому шкафчику над раковиной, и молился перед такой же маленькой пластиковой, неосвященной иконкой, читая молитву распечатанную на таком же маленьком листочке. Он всегда перед пьянкой сдувал пылинки с куртки и тщательно выглаженных брюк, взбивал на своей высоколобой голове редеющие волосы и просил бога, чтобы уж на этот раз он уберег его от состояния крайнего опьянения, бегал по квартире, и проверял, закрыты ли окна, печная труба, газ, вода, слушал гудки в трубке стационарного телефона. Но через пару суток он валялся на лестничной площадке этажом ниже своего жилища, то избитый, то оборванный, но зато напившийся за чужой счет...

Двадцать лет он не работал, питаясь продуктами приносимыми ему женой, которая жила с дочкой в квартире принадлежавшей его матери. Он вынудил их переселиться под предлогом того, что начал делать ремонт, на этом же основании он и не работал. И каждый день его жена после работы, заходила к нему, видела, что ничего в плане ремонта он не сделал, кричала на него, предлагала развестись, продать квартиру, поделить деньги и жить раздельно. И каждый день она откладывала осуществление этого плана на завтра. Она была бы и не против того, что он сидит дома, убирает, делает с ребенком уроки, ходит по магазинам, стряпает, но ей не нравилось, что раз в неделю он напивался и дебоширил.
Когда я к нему явился в тот вечер, он рассказывал, как он, любит Россию и Украину, что он офицер запаса советской армии, хотя был только сержантом запаса. Он уверял меня в том, что Путин такой же хитрый, как и он, потому он ему нравится. После этого он перешел к рассказу о том, как ломал дверь соседям латышам, на прошлой неделе, крича, что за Севастополь они ему ответят. Он бурно жестикулировал. Тесная кухня казалась еще теснее, когда по ней скакало полтора центнера живого веса, размахивающий руками.

- Согласись, Эжен, это свинство - не открывать, когда с ними хотят поговорить! И кто они такие, а кто я! Но они мне хамили на своем варварском наречии, эти лабусы. Они забыли, что дал им русский народ! Кто им строил вокзал?
 
- Как же ты понял, что они тебе хамят, если ты не понимаешь их языка и гордишься этим?

-Не утрируй! Они уже целый год живут напротив моей квартиры. И ни разу не поздоровались со мной на русском. Я их приветствую на человеческом языке, а они мне категорически бросают свои "лабдиены"! Пошли они! Пусть выучат русский, а потом я уже подумаю, стоит ли мне ходить на бесплатные курсы латышского, если таковые найдутся, они даже мне должны платить, я же трачу на их язык свое время.

-И все же, как тебе удается столько лет смотреть латышское телевидение и не понимать ни одного слова? Многие другие на твоем месте давно подключили кабельное и смотрят российское.

-Я не собираюсь платить, чтобы смотреть телевидение на родном языке в том месте, где я родился! Кстати, зря ты не смотришь телевизор! Недавно показывали Бенеса. Он дискутировал с Добелисом в прямом эфире. Рейтинги внизу экрана подделали, конечно, а у меня не было денег, чтобы отправить эсэмэску в его поддержку. Но он здорово задал им жару. Толковый парень, хотя и негрила, а мать у него латгалка.

-Какая разница, кто у него мать по национальности? Лучше расскажи, что он там говорил.

-Да он в своем репертуаре - сделать русский вторым государственным языком, дать гражданство всем желающим, национализировать всю промышленность, ограничить ввоз импортных товаров, а нынешнее правительство все под суд.

-Он что, это предлагал в прямом эфире?

-Да нет, там он только на счет языка распространялся, просто он по-латышски там много говорил. Выучил, молодец, но зря он говорил на этом языке.

-По-моему, это его родной язык, а русский он потом выучил.

В квартире Игорька было не натоплено, да и окно приходилось держать нараспашку, чтобы дым от вонючих сигарет не застаивался. Игорёк курил ультралегкие сигареты и очень часто. Дискутировать с ним было смешно, а про Айво Бенеса он рассказывал мне уже второй раз. Эту личность еще долго мусолили на работе. Один мой тогдашний коллега, который часто страдал из-за незнания латышского, увидев на газетной фотографии смуглого парня во главе демонстрации, сказал, что этого индуса надо под зад коленом выгнать из Латвии обратно в его джунгли и засмеялся над своей шуткой.

Я предложил Игорьку выйти в свет, то есть пройтись по пивным. Тротуары Московского форштадта наводняли пьяные пешеходы, опасливо косящие друг на друга. Сидеть в заведениях этого района мне не хотелось, потому я настоял на том, чтобы
мы пошли в Центральный район, подальше от этих православных храмов, глядя на которые Игорек истово крестился и просил прощения у бога, пополняя свой зашифрованный список добрых дел. Мой спутник не любил далеко уходить от своего маргинального района и потому мы вышли на Дзъирнаву и, едва миновав подземный переход, отделяющий Московский форштадт, похожий на кусок России, от Риги и зашли в кафе со смешным названием "Алабастра". Заведение было приличным с виду - кожаные диваны и пуфики, зеркальные стены, свечи на столах. Пиво там было только в бутылках, но Игорек не был гурманом и жалел свои ноги, потому и уговорил меня остаться.

-Смотри, тут и неформалы есть, скины, панки, хиппи. Так что, Эжен, остаемся здесь!

-Можно и остаться, мне всё равно, среди неформалов или среди "рабочих", вроде тебя.

Хитренькие глазки Игорька начали ощупывать всех посетителей заведения, а язык обмазывал их гнусными комментариями.

-Этого бритоголового явно старательно били его головой об асфальт. Посмотри, сколько на ней шрамов! А вон тот батан в беленькой рубашечке рассчитывает переспать с одной из девиц, сидящих с ним за одним столиком. Я даже вижу, как у него текут слюни! Эх, мне бы в этот курятник! Уж я бы дал им все трубы прочистил! Я ещё тот сантехник! Может быть, попытаем счастье? Не хочешь? А зря! Пока есть возможности надо! А то потом будет совершенно нечего вспомнить на старости лет. Смотри ка! Бенес! Вон за тем столом!

Действительно, Айво Бенес сидел в обществе двух пухлых крашеных блондинок и патлатого товарища в кедах. Игорек помахал ему пивной бутылкой, заискивающе осведомился, тот ли это человек, который объявлял голодовку, устраивал митинги, писал провокационные статьи. Получив утвердительный ответ, он вальяжно расположил свои телеса на диване и громогласно заявил:

-Так что же это наш лидер, борец за наши права тут самым наглым образом отлынивает от работы!

-Сейчас праздник, - смущенно ответил Бенес. - Рождество. Я решил расслабиться...

-Лидер никогда не имеет права расслабляться! - въедливо и вместе с тем громко провозгласил Игорек. - Если он не служит народу круглыми сутками, то он не будет популярен, и его забудут! Лично мне такой борец за мои права не нужен! Надо постоянно работать!  Мы так не победим! Нужно, как Че Гевара уйти в леса.

-Смотри, - язвительно заметил я. - Как бы тебя эти революционеры во враги народа не записали и не пустили в расход.

-Не иронизируй, Эжен! Мне обидно! Я на него надеялся, а он тут дурака валяет! Вон, смотри, отвернулся и игнорирует меня, за чьи права он обязан бороться!

-А почему бы тебе не начать бороться за них самому?

-Ха! Я не знаю латышского, не знаю законов, у меня даже нет гражданства этой страны, в которой я родился, вырос, отработал большую часть жизни!

-А тебе не кажется, что проще выучить латышский, чем требовать от него, чтобы он принес тебе твои права на блюдечке? Сам-то ты в леса не пойдешь, у тебя же избыточный вес, нагрузка на ноги, падает зрение...

-Помолчи! Противный! Я в советской армии честно отслужил! А этот выскочка и стрелять не умеет, он и работал-то продавцом, я знаю! А я, в отличии от него, могу работать мастером, у меня образование.

-Так почему бы тебе не отправиться к родственникам отца в Украину или к родственникам мамы в Россию? Квартира приватизирована, сейчас на них спрос, за неё дадут хорошую цену. Там твое образование оценят и службу в советской армии, и главное, ты сможешь читать законы на понятном тебе языке, и никакого латышского. И гражданство тебе там дадут с радостью.

-У меня тут семья! И вообще я не готов к таким переменам. Я человек нежный...

-Только мне ты можешь не втирать про твою семью. И твоя мама, и сестра, тем паче жена с дочкой будут рады, если ты куда-то уедешь и обустроишься там, весь такой умный и профессиональный. Тебе же предлагали отправиться в Нижний работать на автозаводе, там же нужен твой опыт автостроителя, приобретенный на твоем любимом РАФе!

-По губам тебе за это все! Хватит! Это уже не юмор, а сатира! Мне не нужен этот шоколадный суслик и все, если он не хочет за меня бороться!

-По- твоему выходит, что задача каждого лидера ублажать таких обиженных, как ты?

-Конечно! А за что же тогда я им буду воздавать свои почести?

-Ты считаешь, что ради твоих почестей кто-то готов пожертвовать собой? Эти почести являются великим сокровищем?

-Не забывай, что за мной, справедливость, правда, а в них великая сила!

Не знаю, слушал ли борец за справедливость наш разговор или пропустил его мимо ушей, но, насколько мне известно, он уехал в Британию и прекратил свою революционную деятельность и борьбу с властью своей страны за свою справедливость. А Игорек, так и не сделал ремонт в квартире и сидит на шее жены, прибавляя в весе, теряя волосы и зрение. За латышский он так и не взялся, зато пытается раскрутить на пиво всех, без разбора на национальности. Мне он давно стал скучен, появились новые знакомые. Поначалу он иногда звонил и, словно брошенная женщина, возмущался моим невниманием к его уважаемой, неизвестно кем, персоне.