Махоня

Л. Толстой сказал – главное достоинство человека – быть полезным и спокойная совесть.
С классиком, конечно, не поспоришь, по причине его смерти, но совесть такая штука, что она начинает грызть и изводить тебя изнутри, именно тогда, когда не исправить,  не смягчить её причину, практически, невозможно. Да, ещё ладно, когда причину знаешь, а то, как у меня? Свербит проклятая, достаёт своей назойливостью, и оттого что не знаю в чём вина, ещё противнее на душе. Чувствую себя как джентльмен в дорогом ресторане, который уселся на сырое яйцо – пока сидишь, нет тебе никакого позора, разговариваешь, улыбаешься всем, можешь, даже пошутить или спросить у соседа по столику, на счёт погоды, а сам промокаешь внутри, слипается, там  что-то, пощипывать начинает в наиболее чувствительных местах…
Сижу в кабинете. Один. Рабочий день окончен, дела окончены, сотрудники уже разошлись. Это мне просто захотелось в одиночестве посидеть, покурить…
Полумрак. Верхний свет выключен, светится только контрольные лампочки и экран ноутбука. В зеркале напротив отражается огонёк сигареты, создавая иллюзорное присутствие собеседника. За окном переливается огнями городская улица.
 Лет двадцать назад город был намного скучнее, добавилось рекламы и машин, и, кстати, тогда у меня ещё не было мобильного телефона.
Вспоминаются дни молодости, когда только начинали своё дело и когда, случаем имелось знакомство с молодым человеком, от которого появился, тот самый – совестливый зуд.
Это было время постсоветского разброда в стране. Мы молодые энергичные, полные надежд и энтузиазма, хватались за любые дело. Добились кое-каких успехов, открыли свою фирму.
Сейчас я понимаю, насколько мы были наивны и тщеславны, но тогда всё смотрелось в другом цвете.
У нас даже был свой офис в подвальном помещении жилого дома. (Офис! - и я улыбаюсь сам себе в темноте кабинета) В нём находился широкий чёрный полированный стол, сейф с бумагами и продуктами, два стула, вешалка. На столе красовались два красного цвета телефона, лежал журнал заявок и якобы небрежно брошенная пачка сигарет «Cemel» для посетителей.
Работа в жилых районах всегда имеет свою специфику, кто только к нам не заглядывал! По настоящему, заинтересованных посетителей немного, а заходили старушки-пенсионерки, спросить что-нибудь или попросить, забегали дети, напрашиваться на поручение, за чисто символическую плату, матери-одиночки с просьбами о мелком ремонте и прочие жильцы.
Старушек заходивших к нам в офис просто поболтать мы уже выпроваживали чуть не силой, но они находили новый повод и на следующий день появлялись снова.
Если надоедало сидеть в конторе, я выходил и курил на лавочке, напротив подвального окна, так что бы было слышно звонок телефона, и наблюдал за жильцами этого двора, с добавлением характеристике о каждом, от пенсионерок.
Объектом для наблюдений, в основном, служили  пенсионеры и молодые мамы с детьми, дети без мамы, которые постарше, а рабочий люд на глаза попадался редко. Но среди всех была, очень, запоминающиеся фигура. Вот уж кого вниманием не пропустишь!
При всём разнообразии местной публики больше всего выделялся один парнишка (сколько ему лет, точно я не знаю) по кличке Махоня.
Во-первых, оригинальная внешность. Его нельзя назвать уродом, в полном смысле этого слова -  нормальное, жилистое сложение тела и совершенно не подходящая, сюда, голова. Голова удлинённая, похожая на дыню с ярко голубыми, выпученными глазами, украшенными белёсыми бровями находилась на длинной шее. Мощная нижняя челюсть придавала лицу выражение грозности, когда он молчал и был серьёзен и глупости, когда он улыбался, и говорил.
Во-вторых, его поведение вполне соответствовало его облику.
Впервые увидев Махоню, я подумал, что он форменный идиот. Я шёл по дорожке мимо беседки, где сидел этот современный Квазимодо, и может быть, слишком внимательно смотрел на него. Заметив мой взгляд, он запрыгнул на перила беседки, замахал руками и закудахтал, потоптался и затих, прикрыв глаза изображая спящую курицу. Честно говоря, даже оторопь взяла.
Конечно, такая внешность поневоле притягивает к себе внимание, и я часто наблюдал за ним во дворе и  из окошка нашего подвального офиса.
Как-то я спросил у одной из наших постоянных посетительниц (которые не по делу), всё знающей старушки, что за человек этот Махоня.
- Мать у него золотой человек, да вот Бог сыном обидел. Она человек необщительная, скорее всего из-за сына, но очень вежливая, здоровается, помогала людям. Когда её соседка Пелагея болела, она ей продукты носила. Хорошая женщина, да вот уже год как слегла и во двор не выходит. Ходили мы к ней, спрашивали, чем помочь, да она отказывается, говорит, сын помогает. А он парень, правда, смышлёный, хотя все за дурачка принимают.
После такого рассказа Махоня меня ещё больше заинтересовал. Действительно идиотизм его показной, за которым скрывался тонкий юмор, незаметный,  достаточно умный. С ребятами во дворе не водился (или они с ним) зато побаивались, даже взрослые парни.
Интересно и то, что он умел зарабатывать деньги. Прибегал к нам зарабатывать мелкими услугами, машины мыл во дворе или различными хитростями выманивал деньги у взрослых. Правда, может быть многие давали, просто жалея его.
Зашёл он как-то ко мне в офис и попросил сто рублей. Я дал ему и спрашиваю:
 - Зачем тебе деньги?
- Я во Владивостоке в техникум поступать буду, на повара. Как окончу, отдам, с процентами.
- Ну, тогда, сорок процентов -  согласен?
Махоня замахал руками:
- Нет, нет! Только тридцать пять, больше не могу!
Врёт, конечно, и глазом не моргнёт, выпученным.
Однажды я решил проверить его на честность. Когда он пришёл к нам напроситься на какое либо поручение, я как бы случайно уронил на пол пятисотенную купюру. По блеснувшим глазам понял, что он её увидал, но вида не показывает.
Я встал, поковырялся в сейфе, вернулся к столу, вижу, купюры нет.
Получилось так, что мы встретились взглядом. Не знаю, по каким признакам, он обо всём догадался, засмеялся, достал из кармана пятисотенную, сделал из неё самолётик, пустил по комнате, повернулся и убежал.
Прошло полгода. У нас прибавилось работы и на отвлечённые  дела осталось меньше времени. Махоня  заходил пару раз, а во дворе я его почти не видел.
В тот день, холодный и ветреный, получилось свободное «окно» и я откровенно скучал, в тоскливом одиночестве.
В это время сработала сигнализация на машине, вроде, как, на моей. Я вышел буквально на одну минуту, без всяких мыслей не закрывая дверь на ключ. Подошёл к машине. Там всё в порядке - может быть, другая машина сигналила?
Вернулся сел на стул и тут заметил отсутствие одного телефона.  Это настолько показалось мне не правдоподобным, что я засмеялся.
Шнур от соединительной коробки отрезан и перекусан.
- Вот так фокус!
 Для нас потеря телефона не ахти, какой убыток. В милицию идти я не собирался и решил следственные мероприятия проводить сам.
Изобразив и себя Шерлока Холмса, внимательно изучил срез шнура, потом пополз на коленках, стараясь найти, какие ни будь, следы от обуви. Когда я уже добрался до двери, мне показалось, вроде отпечатка рубчика от подошвы. Наклонился к самому полу, что бы внимательнее его рассмотреть. Дверь открывается, заглядывает девчонка, одним выдохом выпаливает:
- А Махоня у вас телефон украл!
Дверь захлопнула и убежала.
Я поднялся с колен – понятно, следствие окончено, теперь будет суд (роль судьи, прокурора, адвоката, а за одно и присяжных заседателей, придётся выполнять мне).
Квартиру, где обитал этот придурок, мне показала одна из  знакомых бабушек.
Я подошёл к двери, нажал на звонок. Подождал немного и нажал ещё раз. Услышал голос, толкнул дверь, она оказалась открытой. Вошёл.
Обыкновенная  типовая квартира с бедноватой прихожей.
Из комнаты раздался женский голос:
- Сюда проходите, пожалуйста.
Скинул ботинки, прошёл в комнату.
На диване сидела женщина, укутанная в белый, пуховый платок. На прикидку лет сорок пять – пятьдесят. С приятным лицом, чёрные волосы, с небольшой проседью ещё сильнее подчёркивали бледность лица.
Она вопросительно глянула на меня.
- Извините за вторжение, но ваш сын украл у меня телефон!
Женщина вздохнула и отвернулась к окну. Не стала ни спрашивать, с чего это я взял, « какие мои доказательства «, ни выгораживать сына, ни оправдывать и просто поверила мне на слово:
- Если он взял, он вернёт. Не ходите, пожалуйста, в милицию, очень вас прошу! Мы заплатим, он больше не будет, я знаю, он больше не будет.
И даже, как сказать, не заплакала, а тяжело застонала, так что у меня спина, от ужаса в гармошку сжалась.
Мне стало жаль, эту красивую, больную, несчастную  женщину. Совместно с бедноватой обстановкой комнаты - довольно удручающая ситуация.
- Да, не убивайтесь, вы так! Никуда я идти не собираюсь! Но всё-таки, телефон тоже денег стоит, пусть вернёт! Объясните ему, что так делать нельзя. Короче - телефон возвращает, - инцидент окончен!
Женщина повернулась, посмотрела большими, чёрными, немного блестевшими от влаги глазами, и виновато улыбнулась.
- Вы, не думайте, если он украл – вернёт.  Он хороший, он никогда не воровал. Я просто боюсь, что когда-нибудь, подобное устроит. Для меня старается, денег достать. Вылечить хочет, да разве это возможно? Придёт я ему устрою!
Что хотела сказать женщина? Невозможно достать денег или вылечиться я так и не понял.
-А если он не сознается? Скажет, что ни при чём? Тогда что?
-Если взял, то отдаст! Я его знаю, он хороший. Только в милицию не ходите, пожалуйста. Они на него давно косятся, хотя ничего плохого не сделал. Он дома всё делает сам, даже телевизор ремонтирует.
Немного помолчали.
- А почему его Махоней зовут? - неожиданно для самого себя, выпалил я.
Женщина, опять вздохнула:
- Однажды во дворе дети бабочку поймали, большую, а Женя увидел и говорит: «Отпустите её, это махаон, редкая бабочка». Они смеяться начали: - сам ты «Махоня» - и пальцем показывать. Вот и повелось.
- Так, значит, его Женей зовут – подумал я.
В это время, хлопнула дверь, слышны шаги и в комнату вошёл Махоня. Испуганно глянул на мать, на меня.
- Женя, ты зачем это сделал? Отдай телефон ради Бога! Ты его
Махоня секунду задержался в замешательстве, затем улыбнулся:
- Ты чё ма! Я взял телефон отремонтировать, только у другого дядьки, а этот не знал, вот он и всполошился! Телефон я отремонтировал, сейчас на место поставлю.
Взял меня за руку:
- Пойдемте! - и почти силой вытащил из комнаты в прихожую.
Там он из нижнего ящика вытащил телефон, из тумбочки взял инструменты, в брезентовом мешочке, и мы пошли в офис.
Вышли во двор. В беседке расположилась группа парней, лет по семнадцать, и с ними стоит, та самая, девчонка-ябеда.
Увидев нас, они громко рассмеялись и стали кричать:
- Эй, Махоня, тебе надо было другой брать, говорили же, который с краю, а ты с другой стороны взял ха-ха-ха…
До меня стало доходить, скорее всего, парни специально подставили Махоню. Может деньги посулили большие, может ещё что? Девчонку подослали, предательницу…
Злость, на этого несчастного, совсем прошла, даже захотелось, что-нибудь, хорошее ему сказать.
Мы зашли в нашу контору.
- Ладно, иди, сам поставлю.
Махоня молча достал отвертку и пассатижи. Раскрутил соеденительную, телефонную коробку, отсоединил обрезанные концы, зачистил шнур…
Я смотрел на него, удивляясь, как он всё точно и аккуратно делает.
- Женя - говорю я ему - ты ничего не думай, не расстраивайся, я никому не скажу, всё будет хорошо!
Он весь сжался, продолжая работать, не оборачиваясь.
Чувствую, что мои слова его зацепили, говорю:
-Женя если тебе деньги нужны, то заходи, какую-нибудь работку найдём. Оставайся, сейчас кофе попьём, с «Марсом», знаешь как вкусно!
Он повернулся ко мне, в глазах его стояли слёзы:
- Ах ты, гад… какая же ты гадина - и заплакал, продолжая закручивать провода. Закрутил, поставил на коробку крышку, поднял трубку, проверяя работу телефона, и ушёл не оглядываясь.
Я тогда, запоздало, но сильно возмутился:
- Какой то, урод   меня же винит, за мои же деньги! А если бы тебя в милицию? Сразу запел бы по-другому!
Только благодаря моей природной лени, я не стал с ним больше возиться…
Давно это было почти двадцать лет назад. Сейчас думаю совсем по-другому, и совесть грызёт понемногу, а вот почему до сих пор не пойму.
Сижу один в кабинете своего офиса, пускаю дым в потолок, смотрю, как светиться огонёк сигареты в отражении зеркала.  Домой ехать пока не хочется.
Представительство нашей фирмы в другом конце города и о Махоне ничего не знаю.