Иди на свет
«Nekker [вчера, в 19:09]
Сис,
Привет, дорогуша, куда запропастилась? Я переживаю. Как дела? У меня все хорошо. Мама сдержала слово и купила мне сома! Я назвал его Китти. Не знаю, почему, хд. В зоомагазине было сказано, что ему еще пару деньков нужно посидеть в своем пакетике с водой, и только потом уже переселять в аквариум, но я не хочу ждать. Мне кажется, ей там совсем неуютно, да и мало ли, вот порвется пакет, а меня рядом не будет, что я буду делать? Короче, возвращайся поскорей, без тебя тут ужасно скучно»
Иди на свет.
Китти уныло смотрела сквозь толстую стену шарообразного аквариума, изредка приоткрывая рот, чтобы что-то сказать, сказать, что здесь ей хуже, чем в пакетике, сказать, что здесь гораздо скучнее, чем юзернейму «Nekker» без своей сис, что здесь даже нету камушек на дне, но взамен лишь булькала, и маленькие пузыри воздуха стремглав неслись к поверхности водной глади, бесшумно лопаясь. Вышеуказанный юзернейм с тоской в глазах уставился куда-то в монитор, сверля взглядом недоставленное сообщение.
Жизнь текла неимоверно монотонно и однообразно, тянясь жвачкой или сыром в пицце, норовя оборваться в любой момент, грозя изменениями, и вряд ли в лучшую сторону. Сначала исчезновение сестренки, потом эти экзамены, теперь еще и отец права качает, по логике вещей, скоро должен разорваться этот круг, располосованный в черные линии, дабы смениться неожиданным приятным известием, но он понял, что вся жизнь, по сути, просто превратилась в это немое ожидание. Ожидание. Оно будило нетерпение и нервность, заставляло сидеть на иголках и ерзать, оттягивать воротник и ослаблять галстук, постоянно поглядывая на часы. Время шло, но оно не приносило ничего, ничего кроме неоправданных ожиданий. Это сильно разрушающее самолюбие чувство, такое же навещало всякий раз, когда грезишь о новом мобильнике на день рождения, а получаешь совсем не то. Наверное, нет ничего чудовищнее неоправданных ожиданий. Это как получать пощечину в ответ на признание в страстной любви, это то же разбитое сердце, но в масштабе, и если там оно взлетало до небес и со скоростью свободного падения разбилось всмятку об асфальт, то на дни рождения мы получаем царапинки на сердца, расширяющиеся год от года, отбивая веру в жизнь и в стремление жить.
Хорошо быть сомом, думал юзернейм. Сиди в своей стеклянной склянке, да булькай себе в удовольствие.
Жаль, что сис не было рядом. Она такая классная, она бы непременно придумала какую забаву с этой рыбиной, это же сис. Родной цвет волос сис был тот же, что и у него, пепельно-русый, под определенным освещением даже зеленоватый, но та старательно выкрашивала свои кудри в ледяную блондинку, вшивая шиньоны в редеющую копну волос, дабы те казались густыми. В карие глаза, радужка которых отчасти сливалась со зрачками, та вставляла ярко-лазурные линзы цвета чистейшего неба, которое обычно рисуют на обложках книг со счастливым концом. На лице красила она только глаза, если не считать равномерного слоя пудры, водить помадой по губам она никогда не водила, дабы лишний раз не подчеркивать перенесенное в детстве расщепление нёба и сильно торчащую верхнюю, заячью губу. И все равно ведь. Как бы сильно она себя ни прятала, она оставалась просто очень крутой, хоть она и не любила общаться со своим старшим братом. В глубине души он допускал мысль, что она сбежала от него, но быстро отмахивался от этого, дескать, ну куда же сис рванет от меня. Но в последнее время, его состояние жизни в целом можно было описать емким словом «никак». Мать пожимала плечами и говорила, что у него запоздалый переходный возраст, сис молчала, фыркая в его сторону, все было неясно и…
Одно слово – никак.
И в этом слове он мог полагать, что его любимая младшая сис ненавидит его.
- Ма-а-ам, - протянул он своим хрипловатым, негромким голосом, когда та мелькнула в проеме дверей, суетясь с какими-то бумагами, наверное, связанные с тем конфликтом по поводу отца, - А где сис?
Он спросил это так, будто только что заметил ее отсутствие, или счел срок в три недели отсутствия дома достаточным, чтобы начать беспокоиться. Мать, с громким выдохом, оставив кипу бумаг на тумбе в коридоре, вернулась к проему дверей в комнатку сына, облокотившись на него, устало глядя на свое чадо.
- Кич, - завела она вдруг несвойственным себе тоном, - Тебе стоит сосредоточиться на более важных вещах.
- Например?
- Экзамены, например.
- Так я же их уже сдал.
- А-уровень [1] не считается. К Б ты и не собираешься готовиться?
Мать не уходила от вопросов, если те были пустяковыми, а здесь, похоже, ей что-то известно о местоположении сис, и она не хочет, чтобы это знал и ее бро. Это несколько обижало, и вместе с тем принуждало не беспокоиться, ведь если мама в курсе, то с сис все в порядке, но тут уже встревала не то гордость, не то братская ревность за право оставаться любимым ребенком.
- А где она?
- Кто?
- Сис.
- Понятия не имею.
- Имеешь же?
- Нет.
Вдруг вспомнилось, как чудно сис умела делать яблочный пунш. Сейчас его не хватало, наверное, больше, чем самой сис.
С матерью всегда было бесполезно спорить, даже если ее неправота выпирала боком. Не сказать, что она была вредной и упертой, но при подобных ситуациях она будет отстаивать свои слова до последнего. Она еще молодая, в конце концов, только стукнуло восемнадцать, как она выскочила замуж за мистера Маршалла, совсем скоро родив ему сына, а позже и дочь. А потом он ушел, ушел очень быстро и без предупреждения, даже не пояснив, почему он уходит. Мать не сломалась, оставшись при их общем семейном гнездышке, двухэтажном коттедже за пределом города, не потеряв и его машину, и даже его картины, застилающие стены так, что обои виднелись едва ли. Было ей тридцать четыре. Или тридцать пять. Или тридцать шесть. А разве кто-то знает точный возраст своих родителей, тем уж более матерей? Да никто же. Они молчат. Они хотят выглядеть молодыми даже в глазах своего потомства.
- Мы завтра на «Травиату» идем, помнишь? Ты прочел буклет? Там вложен перевод всех тамошних песен. Прочти. Петь они будут по-итальянски.
Любая мать, только получив статус матери автоматически становиться мастером перескакивания с темы на тему. Даже если это заметно.
- Ты готов к сегодняшнему концерту? Размялся бы, там времени на репетицию не будет. Ты уже поел?
Маршалл-младший даже не колыхнулся за все время их диалога, так и сидя перед ней на офисном стуле, опустив голову. Что-то вроде отрастающей челки скрывала его русо-пепельным занавесом, крупные глаза в обрамлении бурых пятен, сигналящих о недосыпах.
- Нет, спасибо, я не голодный.
Кич не знал, почему он сказал, что не хочет есть. Вообще-то есть хотелось, а запах пожаренной стряпни мамаши только пуще разжигал аппетит, но почему-то захотелось соврать. Он и сам не понял, почему, мама недурно готовит, хоть и любит корчить из себя примерную домохозяйку.
- Как знаешь. – пожала плечами та, закрыв за собою дверь в комнату сына.
Просто все не так. Не хотелось даже ее стряпни. Не хотелось этого сома. Ничего не хотелось.
«Новое сообщение
Для: Mind_Fucker
От: Nekker
Ну где ты?»
Не сказать, что все дело было именно в исчезновении сестры. Подавленное чувство никогда не рождается из-за одной беды, ему всегда способствует целый коктейль из разнообразных событий, разъедающих душу и царапающих сердца. Копятся они постепенно, самыми мимолетными, даже незаметными поначалу вещами, чтобы однажды вылить на сознание все и сразу. Такие времена наступают, тогда почему-то сразу же проглатываешь язык и заставляешь себя задуматься о чем-то важном, даже не зная, о чем именно.
Мать говорила, что это запоздалый переходный возраст.
На самом деле, сердце Кича было еще недостаточно повреждено, чтобы испытать на себе отчаяние, падение, перерождение и покой.
Мы царапаем наши сердца, чтобы скорей повзрослеть.
Но это чувство, это явно затянувшееся чувство так и гнело, так и тянуло что-то внутри, все не берясь разрывать все в клочья, желая оттянуть этот срок неизбежности, заставляя мучиться перед летальным исходом.
- Мам, ты купила конфеты?
Умрет не тело. Умрет душа. Почему-то получается так, что по окончанию этого мучительного периода люди перестают быть людьми. Они циничны и хладны, усмехаясь над теми, кто еще бьется в агонии от своих ничтожных житейских трагедий. Они уже не дети.
- Да, они в буфете.
Они никогда не протягивают руки помощи тем, кто еще тлеет душой. Каждый проходит через свою смерть самостоятельно, обделенным чьей-то помощью.
Наверное, сис уже давно мертва. И теперь ей нет смысла столь же непринужденно болтать обо всем на свете со своим старшим братом, который, по иронии судьбы, еще жив.
Конфеты шоколадные. Очень крупные, аккуратно завернутые в бумажные фантики с неуместным рисунком кота. Мать успела куда-то упорхнуть с кухни, оставив вскипевший чайник и кастрюлю, стоявшую на плите с чем-то булькающим внутри, впрочем, в это Кич не хотел вдаваться.
Мы умираем, чтобы возродиться. Но в глазах еще живых, мы уже мертвы.
Кич никогда не любил шоколад. А сис любила, страстно любила, как только могут любить девчушки на подобии нее. А Кич не любил, но всем известно это неприятное чувство, когда просто хочется сладенького, хоть сахар ложками ешь, и в момент этого состояния, между небом и землей, конфеты являлись естественными спутниками жизни. Они были антисептиками, приглушающими боль, хоть и до ужаса кратковременными, но более не спасало ничего, кроме, наверное, просмотра старых серий любимого сериала, и те не показывают.
Внезапно мир стал адски мнимым.
- Фу-у! – вскрикнул он, чуть не грохнувшись с табуретки, отбросив от себя развернутую конфету, которую гипнотизировал взглядом последние минут пять.
- Что случилось?
- Гусеница! Гусеница!
Мать, маячащая где-то неподалеку, хмыкнула, подобрав с пола выброшенную конфету, внимательно рассмотрев.
На шоколадной корочке, чуть обнажающую ядро – нугу, ползал худой, короткий червь.
- Червяк. – вынесла она вердиктом, осторожно сняв его длинными ногтями, - А что не съел-то? Белок в чистом виде.
Мать любила шутить, чтобы потом в одиночестве посмеиваться над своей шуткой, которую большинство и не восприняли, как шутку.
- Ладно. Давай остальные продегустируем.
Она пододвинула к маленькому, круглому столику второй стул, разворачивая конфету за конфетой, разрезая их ножиком вдоль и поперек, внимательно рассматривая, изредка хихикая.
- Вот суки, а! – ухмыльнулась она, вытерев руки об полотенце. – Взяли и подсунули нам кило червивых конфет!
А ведь и правда; если не в каждой, то, наверное, в каждой второй можно было найти и червей, и гусениц, и личинок, и яйца этих мелких тварей, удобно устроившихся в нуге.
- А что это? – поморщившись, фыркнул Кич, отодвигая от себя доску с порезанными сладостями, кишащую насекомыми.
- Огневки, наверное. Собери их, посади в банку, сунь листочки и жди бабочек.
Наверное, наличие усмешки в этой фразе стоило расценивать ее, как сарказм, но Кич, опять-таки, без особого намерения, решил, что их нужно непременно поселить в баночку. Будет, мол, целый зоопарк – на те сома, на те бабочек. Ограниченный, конечно, зоопарк, зато разнообразный. Однако, эта идея жила считанные секунды – стоило бросить на них сонный взгляд еще разок, как напрочь отбилось желание затаскивать их в банку.
С другой стороны, каждый имеет право на жизнь.
Ну и что делать с целым выводком червей? Можно сфотографировать и выложить на Тумблер, мол, смотрите, что я нашел в конфетах, куда только производители смотрят, беспредел, да, наверное, это и следует сделать, но стоило Кичу достать мобильник, как пальцы сами ткнулись в Фейсбук.
«Новое сообщение
Для: Mind_Fucker
От: Nekker
Прикинь, маман конфеты купила, а они все червивые хд»
Наверное, она неслабо разозлится, когда увидит под сто с лишним новых сообщений, но уж лучше она злиться, чем молчит.
Кич на секунду представил, как она колотит его подушкой, причитая, что она надеялась, что по ней все соскучились и все написали, а оказалось, это бро балуется. Он будет смеяться и предпринимать попытки к обороне, а она будет лупить его до посинения, чтобы потом огласить мораль, что не надо так делать.
Когда она вернется, все само встанет на свои места.
Когда она вернется, вернется и мир в этот дом.
А когда она вернется?
- Ладно тебе. Если хочешь, могу других купить.
- Нет, не стоит. – протянул он, уже потерявшись в трех соснах из своих желаний. Ах, если бы человек не умел мечтать – как бы все просто было! Не приходилось бы умирать и возрождаться, плавая в безбрежном океане разочарования, не вытаскивая из пучин утопающих, не заботясь о себе самом. Не было бы неоправданных ожиданий. Не было бы желаний. Ничего бы не было, и было бы это здорово.
- Тогда собирайся уже.
Концерт. Право, играл Кич не ахти, но более в школе пианистов не было, а без него многое будет звучать сухо. Так говорил учитель музыки, который, как известно, любил опираться на количество, а не на качество.
Лишь бы не приставал тот мудак, который скрипач.
Лишь бы никто не приставал.
- А можно я не пойду? Меня тошнит.
Мать ничего не ответила, оставив эту тишину на внутреннюю воспитательную работу Кича, если таковая существует. Чтобы сам понял, что это еще более выпирает, как ложь, чем ее попытки уйти от разговора про сис, чтобы догадался, что на пустой желудок тошнить не может, да и черви эти не такие уж и отвратительные, чтобы хотелось блевать с их вида.
И вообще, дескать, хватит отнекиваться, не мужик, что ли?
Просто не хотелось ничего. Ничего не хотелось. И идти никуда не хотелось.
Мать говорила, что это затянувшийся переходный возраст.
- Я один пойду. – поддавшись неизвестному чувству, сродни интуиции, протянул он, вставая с табуретки, - Заберешь меня потом?
Иди на свет.
Мать промолчала, повернув голову в сторону Кича. Он сам не свой, стоило сестре уйти из дому, а ведь не похоже было, чтобы он так любил ее.
- Ага.
Хотя, конечно же, причины его поведения были известны.
«Mary_Marshall [два дня назад, в 12:18]
Ты не можешь вечно уходить от этого вопроса. В последний раз говорю – уходи. Машину можешь забрать, мы ей редко пользуемся, но дом трогать не смей, мы его вместе покупали, если вдруг не помнишь, и моя доля там тоже есть. Если вдруг алчность затуманила тебе последние покрытые извилинами участки мозга, то я напомню тебе, что Кич не осилит переезда, для него это слишком большой стресс. Если захочешь отсудить у меня этот дом, но помни – справка о его аутизме у меня на руках. Могу приправить еще и фактами. Он однажды, когда мы попали в пробку, вышел из машины и пошел по крышам автомобилей навстречу к светофору. Однажды с девкой в интернетах познакомился, на свидание пригласил, тюльпаны купил – не донес, съел лепестки. Вольха переехала жить к друзьям, так он себе места не находит, на стену лезет. Юрисдикция будет на моей стороне, даже не надейся, что я уступлю тебя хоть комнатку моего дома. Если тебе плевать на меня, пожалей хотя бы ребенка. У меня есть деньги на переезд и покупку нового жилища, но Кич не перенесет этого. Отвяжись от нас. Я могу простить тебе невыплаченные алименты, могу простить то, что ты ни разу ни вспомнил о своих детях, но если ты сломаешь мне Кича, то я не знаю, что с тобой сделаю»
Дорога к школе лежала не короткая, но желание дойти до нее пешком напало внезапно и спонтанно, просто так, просто этого захотелось. Просто на улице необыкновенно сыро и свежо, пусто и пахнет дождем, все так по-осеннему, что немножко грустно стало. И, наверное, слава богу, что грустно – грусть перебивала то странное чувство замедленной погибели. Уже не так сильно давит на грудь и дышать чуть легче. Какая жалость, что здесь нельзя провести весь день, что придется все же явиться в школу на вечерний концерт, что было весьма и весьма удручающе.
А улицы на удивление пусты, так пусты, что эта пустота так и давила на рассудок, загоняя самого себя в угол, смешивая и грусть, и то ужасающее чувство, рождая в своей диаде нечто поистине кошмарное.
С небес капал слепой дождь, даже не капал, а стекал, будто небо – крыша огромной многоэтажки, над которой, в свою очередь, идет свой дождь со своего неба, и так до бесконечности. Ветер совсем не дул, лишь изредка возя по асфальту жухлые листья вперемешку с мусором, редкие прохожие, что-то обиженно бурча под нос, бросали недобрые взгляды в его сторону, о чем-то негодуя.
Ах, если бы эта осенняя монотонность могла длиться вечно. Если бы эта мрачная, бесцветная картина не покидала бы горизонты города, если бы все было так, как хочется…
* * *
А концерт был восхитителен. Ему поручили сыграть только пару песен из заявленных пяти, черт знает, как, но он даже не облажался ни на одной из них, а все остальное время он, завороженный, слушал, как играют другие. Играли, в основном, на французском языке, вернее, на французском были песни, а как говорил тот же учитель, «у музыки нет языка». Наверное, он прав. Ему было все равно не понять.
Врачи говорили, ему все равно ничего не понять.
Врачи говорили, что аутизм – это следствие нарушения развития головного мозга и дефицит социального взаимодействия, ограниченный круг интересов и желание вновь и вновь упорядочить предметы. Не сказать, что Кич был дурачком. Не сказать, что ему приходилось обучаться в отдельной школе-интернате, нет.
Просто он не хотел умирать, дабы возрождаться.
А концерт был волшебный, и эти песни на незнакомом языке так трогали душу, так пронзали насквозь, казалось, что он все понимает, все-все понимает, каждое слово, как же…как же…
Набрав в легкие побольше тяжелого, свежего воздуха, тот взвыл:
- Э си ну экзисте па,
Ди му паркуа же кстистера? [2]
Он бы продолжил напевать запомнившиеся строки из последней композиции за концерт, если бы не две вещи, остановившие его. Первая – он не знал, что там хотя бы примерно было дальше. Второе – он услышал чей-то довольный, тихий хохот, знакомый и неприятный, хохот.
Это же тот самый мудак на скрипке.
Мать говорила, что нельзя так его называть. Это и неприлично, это и неуважительно по отношению к инвалиду. Ну, была эта гнида инвалидом-колясочником, что с того? Неужели паралич его нижних конечностей обязывал не быть моральным уродом?
Нет, конечно же, Кич понимал, что ничто не состоит из стопроцентного зла или стопроцентного добра. Во всем было заложено половина того, половина другого. В этом черством, заплесневелом и червивом мире все до безумия просто соотнесено, и, согласно этой аксиоме, можно отучить себя от многих лишних переживаний, но даже осознания ее не хватало, чтобы сдерживать свои чувства по отношению к этому гаду.
Камио Гувернер.
Взгляд у него был неприятный, недобрый. Глаза серые, достаточно далеко друг от друга расставленные, под глазами мешки, а как уставиться на тебя, пускай даже просто бросит мимолетный взгляд – будто в душу заглянули. Заглянули, потоптались, прошлись по стеллажам, достали пару книг, где были зафиксированы все события из жизни, полистали, швырнули в сторону и ушли, оставив дверь открытой.
Почему-то, оставаясь в своей тесной, захламленной комнатке, больше всего хочется, чтобы она была закрыта.
«Ма-ам, дверь!»
Она нескоро научилась закрывать ее за собой.
- Знаешь, почему тебя поставили на фортепиано? – протянул он своим глубоким, хрипловатым голосом, подъехав чуть ближе , - Потому, что у тебя слишком сильно дрожат руки для смычковых.
Что верно, то верно, в этом Кич себе признавался, хоть и не без укора.
- …а на вокал не ставят потому, что ни голоса, ни слуха у тебя нет. Вот ты и горланишь в одиночестве. Хе-хех. В следующий раз, убедись, что тебя никто не слышит.
Он носил узкие джинсы, черный свитер, заботливо связанный бабушкой, и кеды с резинкой вместо шнурков, ибо те постоянно развязывались, и резинка была оптимальнейшим вариантом. У него еще сумка была симпатичная, он ее всегда на коленях возил – большая, джинсовая, с картинкой миловидного дрозда. Но сумка не могла его спасти от ненависти и отвращения, что испытывал Кич.
Кич старался быть справедливым и смотреть на ситуации не со своего места, а с третьего лица. И, что было самым прискорбным, Кам заслужил полное право смеяться над ним. Судя по вывешенным на стен-газете результатам, он был очень умным зубрилой, раз всегда числился в первых строках по олимпиадам и разнообразным конкурсам, он не страдал психическими расстройствами и не прыгал по машинам. У него был очень уверенный в себе, хоть и неприятный, взгляд, когда у Кича, вне зависимости от ситуации, он оставался пугливым, зашуганным и робким.
Кам был самодостаточен, Кич – нет.
Кам знаменит, Кич – нет.
Кам давно мертв, Кич – нет.
- Да, и у меня плохие новости для тебя, - вдруг протянул тот, уже развернувшись и поехав на своей скрипучей коляске обратно, - Ты завалил А-уровень. Боюсь, больше здесь ты не учишься.
- Что? – не удержался от вопроса Кич, будучи потрясенным до глубины души от услышанного. Так же не бывает. За последнее время произошло слишком много нерадостного, согласно закономерному укладу жизни, совсем скоро должна нагрянуть радость, а ее все нет и нет. Вообще, Кич никогда не вдавался в разговоры с Камио – брезговал, старательно игнорировал и считал для себя непростительным разговаривать с ним. Да, может, Кич и не блещет, как он, зато он не отвратителен, как человек. Должно быть.
- Можешь удостовериться и просмотреть списки сдавших, они на первом этаже вывешены. Или спросить у педагогов. Как хочешь.
И он уехал.
И что было самое мерзкое в нем – так эта его манера незаметно оскорблять. Не повышая голоса, не смеясь и не ругаясь. Вроде, и набор слов приемлемый, а вроде, это что-то вроде аутодафе. Тебя обсмеяли, полили грязью, растоптали и ушли, оставив дверь открытой.
«Ну ма-а-ам! Дверь!»
Экзаменов было два – устный и письменный. Оба убийственно легкие, говорил Кич, но, почему-то, их он завалил.
Иди на свет.
- Почему..? – спросит он сам у себя, когда наконец останется один в школьном дворе.
Теперь, когда он один, по словам Кама, он может орать во всю глотку, только убедившись, что он действительно один. – Почему..?
Крик не лез. Он вырвался откуда-то из легких, и, со скоростью пули, понесся ввысь, врезавшись в тормозящий ком в горле, который никак не удавалось проглотить.
И так душно стало, когда осенний, свежий ветер обдал его, будто к нему прилетела пощечина из другого мира. И неимоверно хотелось пить, жажда схватила за глотку, негромко шипя, и как сейчас хочется хотя бы стаканчик яблочного пунша…
Не было жалко себя. Было жалко мать. Она строила такие продуманные планы на его будущее, что будет до бесконечности противно за себя признаваться ей в том, что всем им не суждено сбыться. Она не обрадуется.
Она не обрадуется.
- Как же…так?
Она не обрадуется.
Ноги сами собой зашаркали куда-то прочь со двора. Чтобы больше никто не стал свидетелем его внутреннего самосожжения души, чтобы больше никто не ехидничал и не напоминал о том, что Кич отчислен. Таких ведь много. Желающих высмеять живого.
Дорога, еще мокрая от дождя и тумана, лежащей на нем покрывалом, заводила куда-то далее, к равнинам, граничащими с городской чертой. Не хотелось возвращаться домой, зная, что там уже точно ничего хорошего не светит. Она ведь не обрадуется. Побег? Нет. Куда бежать? Как там жить? Никак. Не хотелось ничего менять. Лучше все было бы так, как всегда было.
Зачем нам нужны изменения?
Иди на свет.
Ослепляющий, разрушающий пелену мглы, свет.
Мгла не только на дороге. Мгла в твоей душе. Он спасет ее…
Иди на свет…
Иди на свет…
Иди…
* * *
Нет, не туда.
- Боже мой… - всхлипнет мать, высовываясь из машины, до последнего надеясь на лучшее. Хоть бы это был олень. Или просто ухаб на дороге. Или показалось. Хотя бы что-нибудь, но не живой человек, но этот равномерный распределительный закон жизни о том, что за чередом черных полос идут равносильные им белые, кажется, в тот день отказался работать.
Под колеса отцовского Пежо попал бредущий по дороге Кич.
_____________________
[1] – Экзамены А-уровня
А-уровень не считается. К Б ты и не собираешься готовиться?
Британская система экзаменов, состоящая из частей А, B и C, где A эквивалентен русскому ГИА по переходу в девятый класс, но сдается позже.
[2] - Э си ну экзисте па
Э си ну экзисте па,
Ди му паркуа же кстистера?
Исковерканные строки песни «Et Si Tu N'existais Pas»:
«Et si tu n'existais pas,
Dis-moi pourquoi j'existerais?»
Давай будем странными вместе
«Mind_Fucker [три минуты назад]
Прив, чувак \o/
Как дела, вообще? :о Ладно, я не буду тянуть, пожалуй, сразу к делу-_-
Diable_Oiseaux [минуту назад]
Что произошло?
Diable_Oiseaux [только что]
Опять он?
Mind_Fucker [только что]
Ага!=_= Слушай, мне уже страшно 0_0 Мне кажется, он реально с ума сходит! @_@
Вчера на репетицию собирались, но в пробку попали._. Так он выполз из тачки и по крышам машин пошел:ООО
Diable_Oiseaux [только что]
И…мать ничего не сказала? Ей что, вообще наплевать? А если он в следующий раз на тебя наброситься? Это уже ни в какие ворота не лезет. С этим нужно что-то делать. Его поведение становиться аморальным.
Mind_Fucker [только что]
Вот и я о том же! х_х Еще и лезет ко мне, уже не знаю, куда от него деться m(___)m
Или вот, в прошлый понедельник я встретилась с Jesus_Hates_Me, он неподалеку ошивался, увидел нас вместе и избил его битой до полусмерти!!! %
Я об этом маме не говорила, не хочу, чтобы она знала:О
Diable_Oiseaux [только что]
Чтобы она не знала, что Кич избивает людей?
Mind_Fucker [только что]
Чтобы она не знала, что я встречаюсь с JHM :Р
Diable_Oiseaux [только что]
Ты не должна молчать. Сначала ты просто молчишь, а потом начнешь его выгораживать. Это неправильно. Не пойми меня неправильно, но таким, как он, следует сидеть в больнице. Это ради его же блага, чем быстрее он излечиться, тем лучше будет для всех. И для него в первую очередь.
Я все понимаю, он сам не знает, что творит, но это не значит, что на его поступки нужно смотреть сквозь пальцы. Он болен, и его нужно вылечить. Иначе ты можешь пострадать.
Mind_Fucker [только что]
Знаю =_=" Но мама говорила, что у него бзик пошел из-за мутации мозга или как-то так:оо
Diable_Oiseaux [только что]
Мутация?
Mind_Fucker [только что]
Знаю, звучит слишком эпично XD В общем, я знаю только то, что его не вылечить, вот так-то. :В
Diable_Oiseaux [только что]
Дьявол, пусть тогда просто запрут его в мягкой комнате и все на этом!
Diable_Oiseaux [только что]
Прости.
Mind_Fucker [только что]
Ладно тебе, я вот попросить тебя кое о чем хочу:о Ты, пожалуйста, не подумай ничего такого, но можно я у тебя перекантуюсь?:| Хотя бы первое время, пожалуйста! *_* Он меня реально пугает, у меня такое чувство, что он когда ночью на кухню шастает, то заглядывает ко мне в комнату и хочет придушить подушкой! <:О
Diable_Oiseaux [только что]
Не паникуй. Да, пожалуйста, у меня есть свободная комната, думаю, предки войдут в твое положение. В принципе, им вообще плевать, что твориться дома, и, думаю, они даже не заметят твое появление. Ты только со своей мамой договорись, хорошо? Нужно переждать, чтобы он хотя бы успокоился, или перебесился, или чтобы мать, наконец, заметила, что он с катушек съезжает. В принципе, я тебе этого не навязываю, если что, можешь остаться у себя. Просто you always welcome. Извини, я сейчас должен отлучиться, мне нужно ноги вымыть. Если что, завтра увидимся и все обсудим. Пока.
[Пользователь Diable_Oiseaux оффлайн]
Mind_Fucker [только что]
Угу, покеда! (*_*)/~~
[Пользователь Mind_Fucker оффлайн]
* * *
Боже мой. Во рту словно кошки спали, язык будто к нёбу прилип, до чего сильно хотелось пить. Водички бы…а лучше пунша. Сис, чтоб ты знала, ты делаешь самый лучший пунш из всех, что только существуют на этом свете, я ему в любви признаюсь, я поставлю свой любимый стакан цвета неспелого яблока в один ряд с иконами, только пожалуйста, сделай еще одну порцию.
Кич и сам не понял, с чего это вдруг в голове протекла эта мысль. Именно протекла, лениво, медленно, неторопливо и тянуче, прямо как нуга. Червивая нуга, брр. Просто сильно захотелось пить, будто он лет сто ни капли в рот не брал, и в идеале он бы сейчас взял бы не стакан с водой из-под крана[1], а именно немного яблочного, холодненького пунша.
- Просыпайся, Кич.
Он бы никогда бы не подумал, что его будет будить его собственный сом.
- Ух-х…К…Китти?
Перед глазами стоял туман. Правда, он был бесцветным и совершенно невидимым, но Кич точно чувствовал, что он все еще здесь, как сильно он давил на грудь, не позволяя ровно дышать.
- Вставай.
Та протянула ему свою хрупкую, бледную руку, за которую было и страшно взяться, казалось, что ее легко можно сломать, но Кич все же взялся за нее, вставая с койки. Все было так…непохоже. Непохоже на более раннюю реальность. Не то в глазах мутило, не то комната была заполнена зловещим алым газом, раскрасившим все кругом в бледные, неясные оттенки. Что было самым удивительным, так это то, что картины-пейзажи отца, завешивающие стены почти каждой комнаты, были повешены очень криво, а мать всегда следила за тем, чтобы висели они ровно. Ощущение полного хаоса не покидало. Оно настораживало. Что-то случилось.
Но, для начала, было бы любопытно узнать, почему тебя не только разбудил, но и заговорил сом.
- Китти?
Она не была похожей на сис. Сис была плотнее, не сказать, что толстой, но она не тянула на анорексичку, как она. Очень маленькая, очень тоненькая, очень хрупкая, будто невесомая, будто легкий встречный ветер способен подхватить ее и унести куда-то, как опавшие листья или мусор. Невзрачное платье цвета небес среди глубокой ночи, платье в горох, мелкий, светлый горох, как те же звезды, симметрично рассыпанные по небосводу, а на груди – крайне схематично вышитая моська кота. Капроновые колготки и греческие сандалии, такие, с завязками до колена.
- Да.
И все бы ничего, если б не аквариум взамен ее головы. А в аквариуме мирно плавал сом.
- А ты смешная.
- На себя посмотри.
- А что я?
- У тебя куб вместо головы.
Кич, с не то неуверенностью, не то с усмешкой, потянулся рукой к своему лицу, с удивлением для себя напоровшись на грани куба, будто кто-то надел ему ящик или коробку на голову. Вот только он не снимался.
- Это сон?
До чего же странный сон. С избытком странный. И что самое странное – то, что он понимал, что это сон.
- Это сон.
Всегда хотелось научиться управлять снами. А то как-то надоело немо наблюдать за тем, как ты сам, собственной персоной, совершаешь какие-то бессмысленные глупости.
А разве с реальной жизнью не то же самое?
- Тебе нужно проснуться. – пролепетала она, а голосок такой тихий-тихий, видать, трудновато говорить сквозь толстое стекло аквариума, еще и через воду.
- Проснуться? Зачем? Разве там я смогу еще когда-нибудь поболтать с тобой, или поносить куб вместо головы?
Ведь это так весело. Атмосфера была нагнетающей, но разве это все не здорово?
- Ты в коме, Кич.
Это заявление несколько омрачало общую картину, особенно тот факт, что он никак не мог вспомнить, как же он оказался в таком плачевном состоянии. Что он помнил? Он помнил прохладные капли моросящего дождя, стекающие по лицу, он помнил запах сырой дороги, помнил россыпь звезд на вечернем небе, он помнил чувство отчаяния, безысходности и приближающейся смерти, смерти не физической, смерти душевной. Будто вот-вот его юная, бестолковая личинка должна окуклиться и превратиться в серую бабочку-огневку. Неживую, но мудрую, которая еще даст фору тому скрипачу, которая научиться без лишних чувств и переживаний наблюдать за теми, кто еще бьется в судорогах.
А может, эта кома – и есть окукливание?
- А что случилось? – спросил он, будто кома – это в порядке вещей, будто, в принципе, он может обойтись и без информации о том, как его угораздило, будто ему просто любопытно стало, дескать, что да как.
Китти рассказывала все так, будто сама была на месте происшествия, будто застала все это собственными глазами на выкате, нет, будто она всю свою жизнь наблюдала за Кичем. Нет. Будто всю жизнь Кича она наблюдала за ним.
Она рассказала о том, как Кича сломили слова Камио об отчислении, и что он, как зачарованный луною сомнамбула побрел по дороге, вслед за невидимой никому, кроме как нему, путеводной звездой, которая вела его прямиком в объятия матери, но их встреча была настолько неожиданна, что закончилась встречей не Кича и матери, а Кича и бампера отцовской машины. Его отбросило в сторону и чуть не переехало той же машиной, не нажми мать вовремя на тормоз. Отбросило, как что-то неживое, как манекен, куклу или просто мешок с картошкой, еще и с таким смачным звуком, который еще подставляют в фильмы жанра экшн во время драки двух шкафов. Кома наступила вследствие неслабого удара головой об асфальт, еще и повреждения внутренних органов живота сыграли свою нотку. Нотку траурной мелодии, протяжную, но недостаточно громкую, чтобы созвать к бездыханному телу Кича того, кто утащит его душонку под небо. Это была очень тихая мелодия, предназначенная для ушей матери и никого более.
Тот умник-скрипач почему-то любил трепаться о коме. Говорил о том, как много умных книжек он читал, что переводится кома, как глубокий сон, говорил массу нудностей и казался неимоверно крутым в глазах общественности в виде класса. Мать говорила, что то, на чем зацикливаешься, обязательно прилетит к тебе тогда, когда не надо. Мать говорила о том, что в годы Кича она смертельно боялась обзавестись воспалением аппендикса, причем не зная, почему именно аппендицит ее волновал. И что вы думаете? Спустя пару лет, его мать, сторонницу здорового питания, противницу алкоголя и курения, заядлую вегетарианку увезли в больницу с воспалением. Выслушивая эту историю, Кич мечтал, чтобы на Камио снизошла его вожделенная кома. И чтобы тот урод с сомнительным ником Jesus_Hates_Me сожрал бы собственный язык и подавился б им. Твари, оба.
- А ты как здесь очутилась?
Не успей он выговорить эту фразу, как сразу встал новый вопрос – как же он разговаривает, если у него ни рта, ни ушей нет, и как он видит, что кругом него твориться, раз глаз у него тоже нет? А стоило появиться этому вопросу, как встал новый – как же, в таком случае, разговаривает Китти?
- Я всегда здесь была.
- Да?
- Иначе бы мы поговорили еще там, в реальности.
- А мы где?
А мы где? Отличный вопрос.
Здесь все в устрашающе кроваво-алых тонах, чтобы никто не сомневался, что это не сладкий дневной сон, а беспросветная кома, здесь криво повешены картины, здесь заговорил сом и здесь тебе нахлобучили куб на голову.
- Это Иномирье.
Очень емкое название для какого-нибудь левого мирка.
- Поживешь здесь, пока не проснешься.
- А когда я проснусь?
- Когда выберешься отсюда.
- Звучит не слишком обнадеживающе.
- Тогда выбирайся. – даже как-то нежно протянула Китти, будто мурлыча[2].
Легко сказать. Комната была завалена, и даже как-то перекошена, будто коттедж наклонило набекрень, в ней даже стоять было неудобно, это из комнаты поди выберись, а тут – из мира.
- Окей…
Было сложно встать с кровати, перебраться из сидячего положения в стоячее, даже Китти была в этом бессильна, и как бы она ни тянула его за запястье, не могла вытянуть, что было простительно для рыбы с телом хилой девчушки. Домик, скромный, вытянутый в ширь коттедж, будто лежал на боку, и в конечном итоге Кич решил, что сложно будет не только встать с койки, но и устоять на полу, поэтому принял решение перемещаться по, в его положении горизонтальной, стене.
Тогда возник вопрос с восприятием пространства. Кич стоит на стене, а Китти на полу, для каждого отдельно взятого, это самое удобное положение, для нахождения в котором не нужно прилагать усилий.
- Как-то странно, - обратил на подобный феномен внимание Кич, заметив еще и то, что вода из аквариума Китти не выплескивается, а должна бы, - Как это произошло?
Китти, судя по малость видоизменившемуся положению ее аквариума относительно шеи, глянула вниз, будто удостоверяясь, что она действительно стоит на неудобном для сего полу.
- Я тебе покажу.
- Покажешь?
- Буклетик.
- Буклетик?
- Угу. – чуть слышно булькнула она, с несвойственной легкостью приблизившись к двери, притворив ее, как следовало понимать, обернувшись на Кича, - Догоняй, догоняй.
И исчезла в проеме.
Легко сказать.
Сюда бы сис. Как же она любила играть в догонялки, ну, когда еще возрастом на то вышла.
Было непривычно ходить по стене, отсюда открывался такой вид на собственную комнату, будто он в ней впервые оказался. А ведь все то же, если не считать неестественного бардака, образование которого тщательно предотвращала мать. Да. Неестественно. Вот точное толкование этому мирку.
- Китти!
Вот уж никогда не ожидал, что ему придется звать по имени новоприобретенного питомца, чтобы найти его. Это же рыба. Это же не собака и не кошка, чтобы бегать за ней по квартире и вытаскивать из-под дивана.
- Китти, подожди!
Сыграй в догонялки с аквариумной рыбкой.
И, наверное, было чуть жаль портить развешанные по стенам картины бати, за состоянием которых внимательно следила мать. Отец вроде и был, как же она говорила, моральным уродом и сволочью, но вот эти все полотна в красивых, громоздких рамках нравились ей до умопомрачения. Рисовал батя в основном пейзажи, открывающиеся из окна коттеджа на пригородный лес, рисовал разные времена года и суток, рисовал с разных ракурсов и в разных стилях, как он сам утверждал. Гораздо реже он запечатлял животных, вроде как, всего в его репертуаре, кажется, всего десять-двенадцать картин с различными Божьими тварями, и, кажется, в одну из них Кич только что наступил. Как-то неудобненько. Неудобненько перед батей. Это полотно, полотно с изображением огромного, должно быть, уссурийского тигра, величественно разинувшего пасть, он написал специально для сына. Кичу не нравились кошки и все побочные представители их рода, но знаком его китайского гороскопа был именно Тигр, а тут уже ничего не поделаешь.
А вот сис кошек обожала.
Наверное, то непонятное решение назвать сома Китти было принято, лишь бы привлечь ее внимание.
- Ох…
Труднее было влезть в дверной проем с такой-то тумбой на голове. Или взамен головы. Пришлось было изрядно изловчиться, чтобы высунуться в коридор ребром куба, что, правда, привело к потере равновесия, и, следственно, падению.
И было даже приятно почувствовать боль, когда тебя под тяжестью собственного веса впечатало в противоположную стенку у окна. Это точно-точно не сон.
Точно-точно не сон.
- Китти!
Что-то было неправильно. Вернее – все. Что-то было неисправно. Будто это должен быть сон, а несмазанные механизмы всех Лун заглохли, пустив все наоборот, скребя шестернями, издавая глухой, но явный скрежет.
Тогда Кич еще и не подозревал, что этот неприятный скрежет раздавался прямо в его голове.
Телефон неприятно пискнул в кармане джинсов, давая о себе знать. Вернее, не о себе, а об одном из его оппонентов, найденных в соцсети. Обычно за этим писком старой «Нокии-кирпича» следовало незамедлительное изъятие телефона из кармана и ответ на входящее сообщение, вот уж чего тот не любил, так это задерживать и действовать на нервы своим собеседником, каждым из которых он дорожил, но только не сейчас. В этот раз все было по-другому, и Кич подался единственной мысли, потянувшейся, как жвачка, или как время на уроке стереометрии.
«Я не знаю ни единой молитвы»
Кич не задавался вопросом вероисповедания. Мать его не принуждала, но сис считала очень крутым ношением увесистых готических крестов, как ожерелья, пускай они к ней совсем не подходили, хотя бы потому, что она не гот, ну, или хотя бы потому, что она не выглядела, как гот. Ее, как и всякую охотницу за дешевым глянцем влекла эта тематика, тематика средних, загадочных веков: возвышающиеся церкви, сумрачные облачения горожан, рыцарство, дуэли, милые дамы, чума и пожары.
Не в сестренке дело.
А в том, что его наконец по-настоящему обеспокоил вопрос своего нынешнего положения, то есть, не стоя на стене, а в коме.
Кома – это околомертвый сон.
Выходит, он может умереть?
И даже не помолиться перед этим?
«Jesus_Hates_Me [десять минут назад]
Нееееееееееееееккер
Неееееееееееееееееееееееккер
Неееееееееееееееееееееееееееееееееккер
Ну где ты, сученька? ;]»
А, тот самый парень.
«Nekker [только что]
Привет
Jesus_Hates_Me [только что]
Ты где застрял? Мы так не договаривались. Все уже собрались, один ты как в воду канул!
Nekker [только что]
Что такое?
Jesus_Hates_Me [только что]
Забыл? :[ Давай, соображай, ИП![3]
Nekker [только что]
Ой
Прости, я реально забыл, скажи, я там хоть в какой тиме состою?
Jesus_Hates_Me [только что]
В желтенькой ;] Земля, короче.
Jesus_Hates_Me [только что]
И Вольха в этой же, возрадуйся :]
Nekker [только что]
Правда? Здорово!
Jesus_Hates_Me [только что]
Ну так где ты? Нам тебя еще долго ждать? Учти, семеро одного не ждут. А в твоем случае – одиннадцать одного не ждут >;[
Nekker [только что]
Эмм, прости, но
Знаю, будет звучать как-то нелепо, но я не знаю, где я.
Nekker [только что]
Китти сказала, что это Иномирье. Здесь…жутковато.
Jesus_Hates_Me [только что]
Штоу? <:[
Нет, стоп стоп стоп стоп стоп, чувак, Китти – это ведь твоя рыбка?
Nekker [только что]
Ну да, а откуда ты знаешь? Мне же ее совсем недавно купили, я и растрепать никому не успел…
Jesus_Hates_Me [только что]
Ооооооооооооо, мать твою, Неккер, ты хоть сам себя слышишь?
Jesus_Hates_Me [только что]
Ну вашу ж мать, я так не могу! Прости, чувак, но ты гребаный псих и шизик, вообще-то, того раза мне хватило по самые гланды, но это уже слишком, адью!
[пользователь Jesus_Hates_Me оффлайн]
Что?
Что это только что было?
Да, юзернейм JHM – тот еще скверный тип, одно то, что он приставал к сис чего стоит, а ведь он старше ее на три года, знаем мы, что от миловидных расфуфыренных девочек нужно господам в таком возрасте. Даже имени его не припомнить, ну да ладно. Просто дело в том, что он, как-никак, один из организаторов проекта ИП, еще и предводитель своего отряда, наверное, огня, сейчас и не вспомнить, да и не больно надо. Факт оставался фактом – с ним стоило вести себя повежливее. С другой стороны, Кич бы в жизни не пошел бы ради какой-то игры на прямой контакт и с JHM, и с Камио, который обещал принять в этом участие, но сис…
Конечно же, сис хотела сыграть в эту игру!
Там все ее друзья, плюсом ее еще и поставили предводителем своей команды, земли. Учитывая то, что команда состоит из максимум двоих участников, оказаться в дуэте со своей сестрой – максимально удачный расклад.
Ой.
Сестра.
«Nekker [только что]
Слушай, а ты не знаешь, куда сис вообще пропала???
[пользователь Jesus_Hates_Me добавил вас в черный список]
Каким поломанным все казалось. Ниточки, ведущие к сестренке, обрывались на каждой неувязке, не оставляя и шанса списаться с ней вновь, увидится, спросить, что произошло и поболтать о всякой чепухе. Так ведь не должно быть. Угрюмый механизм жизни движется непоколебимо и с точностью до одной миллионной точно и пунктуально, и, согласно ему, весь этот тихий кошмар должен был давным-давно подойти к своему концу.
* * *
Ночами небо кажется особенно бескрайним, наверное, потому, что крыши высоток, виднеющихся на горизонте, тонут в ее тьме, сливаясь, образуя из закрытой перспективы открытую, словно ты оказался на огромном пустом поле для игры в футбол.
Футбол – это здорово. Жаль, что девчонок в школьную секцию там не берут.
Вольха решила позволить себе минутку-другую свободных мыслишек, дабы отвлечься от стресса в зачатке, образовавшемся из-за объявившегося с претензиями на собственность отца, свалившейся ответственности в виде ИП и, первым делом, из-за буйного братца, по которому смирительная рубаха плачет.
Нет, все совсем не так. Это слова другого юзернейма.
«Кич, на самом деле, не так уж и плох, - признавалась она ему, - Он, может, и необщительный, но очень честный и прямолинейный!:3»
Это один Кич. А второй вытворяет такое, что становится стыдно за знакомство с ним.
Бедный, бедный Мьюр, как же ему тогда досталось от него! Хотя с виду Кич был достаточно хилым, тихим и неконфликтным, что-то же его дернуло взяться за биту и избить его. Главное, что он не видел в этом ничего…такого. Неприемлемого. Он даже не попросил у него прощения, когда его отпустило. Даже не проведал его!
Иногда ты понимаешь, как сильно ненавидишь вроде как любимого человека.
Что-то вроде «так ненавижу, что аж люблю» или «так люблю, что аж ненавижу», как-то так.
Ладно, хватит посторонних и бессмысленных рассуждений.
Для побега было выбрано ночное время – да, шанса попасться что брату, что матери был велик, когда днем оба отсутствовали дома, мол, беги – не хочу, а с другой стороны, ночной побег не позволит взяться у матери в голове такой глупой мысли, что ее кто-то выкрал. Тот же Мьюр. Мать, конечно же, не могла не быть в курсе того, что сынишка у нее малость дурачок, но он ей успел наплести свои параноидальные идеи насчет того, что Мьюр – извращенец и единственное, что интересует его в Вольхе – так это ее девственность. Как он только мог додуматься до этого?..
Ладно.
«Мамочка,
Пожалуйста, не волнуйся за меня, все у меня хорошо! Просто нам с ребятами нужно к защите реферата готовиться, он пипец огромный=____= Я сегодня переночую у них, может быть, и завтра тоже, ну пойми – вместе веселей!:D Я буду звонить тебе и рассказывать о том, как у меня там все будет хорошо и какая я умница, обещаю.
Просто…я не могу здесь. Здесь шумно и…Кич._.
Пока! \(^__^)/
В.»
Мать была умной женщиной, авось, и поймет.
«Diable_Oiseaux [только что]
Ты скоро?»
У-у, он беспокоится, это так мило. Нет, конечно же, он беспокоится просто потому, что этот гениальный план по побегу среди ночи провалится, и вину повесят на него, как на потенциального инициатора этой глупой со стороны матери идеи – сбегать к друзьям от душевнобольного брата.
«Mind_Fucker [только что]
Подожди секундочку!:О»
Коттедж семейства Маршалл стоял за городской чертой. Трава здесь не была зеленее, и воздух не был чище, но каждый в каждом находил свою прелесть, и Маршалл-старший настоял на жизни здесь. До школы в пару милях добирались на его же машине, а более, особо, и некуда выбираться было – отец только изредка выезжал в город, проводить собственные выставки в галереях, а весь офис и личный штат работников матери помещался в компьютере, а знакомых, чтобы вот так брать и ходить в гости, у них так и не было. Вообще, здесь многие не прочь поселится, раз здесь, неподалеку, был выстроен целый коттеджный поселок. Туда и лежал путь.
Сочная, еще не пожухлая трава приятно касалась ног, встречный, мокрый от тумана ветер развевал волосы, словно флаг всея Британии на крыше королевской усадьбы, как же это приятно – ездить на велосипеде по узким тропинкам! И воздух такой легкий, такой свежий, такое бывает только после проливного ливня, не прекращающегося на протяжении нескольких часов. И ведь почему-то, насмотревшись в своей жизни на дожди, никогда не устаешь бежать к окну и кричать «мам! Бро! Смотрите, там дождь начался!», и все как в первый раз, как в первый раз.
Гм, развилка.
«Mind_Fucker [только что]
Погоди…*_*»
- Вольха!
Ту аж передернуло от неожиданного крика среди ночи. Не успей она чего осознать, как память мгновенно выдала заготовку фразы на случай, если ее все же застукает мама. Или брат. Или полицейский. Хотя, откуда в таких краях взяться полицейскому? И на что она ему сдалась?
- Тьфу ты! Напугал!
Тот уже и впрямь подумал, что ненароком испугал и даже обидел тем Вольху, если б не улыбка на ее длинных губах.
- Прости.
- Да ничего, ничего. Это…ты меня прости, вот что. Не стоило за мной выезжать, тебе же…сложно наверняка.
Слова в голове всегда путаются, когда видишь юзернейма Diable_Oiseaux воочию. Дело не в том, что по нему Вольха так и сохла, скорее, в том, как бывает больно на него смотреть.
- Тогда бы ты заблудилась, - пожал плечами он, обняв сумку с дроздом, откуда торчал край планшета, - А за меня не волнуйся. Идем, тут совсем немного осталось.
Она кивнула, решив, что все же наглостью будет просто тащиться вслед за ним, поэтому, когда тот развернулся, одной рукой ведя велосипед, другой взялась за ручку коляски, помогая ей ехать.
- Просто тут такая трава высокая, наверняка по ней тяжело ехать!
Вообще, Камио очень сильно не любил, когда к нему испытывают жалость и все тому производное, просто по причине его инвалидности. Но перемещаться здесь и впрямь было тяжело, он успел себе все пальцы в мозоли стереть, пока добирался до сюда, изредка обиженно проклиная что-то под нос.
- А я вот никогда не ходила к кому-то в гости! Тем более, с ночевкой! – призналась она, завороженно глядя в даль, где уже потихоньку виднелся коттедж из поселка. Вообще, к этой фразе она хотела добавить еще и «тем более, к парню», но все же воздержалась от этого комментария. Было жутко представить, что кто-то обидел Камио. Еще хуже было бы, если этим кем-то оказался ты. Он не казался беззащитным или жалким, выглядел он вполне самодостаточно, причем, судя по всему, у него были богатые родители, может, он и плохо обращался с Кичем, но одно дело – Кич, другое – Кам.
Кам был самодостаточен, Кич – нет.
Кам знаменит, Кич – нет.
Кам давно мертв, Кич – нет.
У Кича еще все впереди. Однажды он выздоровеет, осознает свои ошибки и пустит свой первый парусник по реке времени, на которой стоит непоколебимая водяная мельница, зовущаяся жизнью, а Кам обречен. Он не был рожден в таком теле, по его немногословным репликам, парализован он был несколько лет тому назад, когда, еще будучи ребенком, залез на высоченный клен и упал с него. Чего он больше всего терпеть не может – так это обсуждать подробности этого факта, поэтому, я считаю неприличным продолжать этот рассказ, и ставлю на чем точку.
А ведь не врали слухи про его обеспечение предками. Минутами позже его коттедж уже не виднелся, а величественно возвышался в объятиях ночи, и, кажется, это даже не коттедж, а целая усадьба!.. Точно, белая, наверное, даже каменная, усадьба, огороженная невысоким свежевыкрашенным в тот же белый, забор, увитый постепенно чахнущим плющом. Сад тоже не цвел и не благоухал – сезон уже давно закончился, но яблони стояли одетыми в тускло-зеленые наряды, изредка шелестя складками на своем одеянии, поймав в ветвях редкие порывы ветра. Крыша была плоская, что было весьма нетипично для одиночного дома, это делало его похожим на миниатюрную многоэтажку, например, скромную конторку нотариуса, зажатую в плену меж более высоких зданий.
- Ого-о! Круто! – не удержалась от восторженного вопля Вольха, на что Кам недовольно зашипел, приложив палец к губам, мол, тише ты, услышат соседи – пиши, пропало.
Отца дома не было, матери тоже, дядька недавно съехал в Лютон[4] по своим бесконечным делам, хотя, на самом деле, он просто не знает, где еще попытать удачу, а дедуля на днях переехал на городской погост. Предки были слишком занятыми людьми, бизнесменами, поэтому, застать их дома было бы удачей, особенно сейчас, когда первый стал возвращаться эдак под утро, а вторая не вылезает из командировок. На вопросы Вольхи «а они точно не будут против меня?%|», Кам говорил, дескать, они даже не будут знать о ее существовании в пределах их семейного гнездышка. Дом был воистину велик, даже огромен, в особенности это было заметно по сравнению со скромной обителью Маршаллов, а большинство комнат даже комнатами не были, так, комнатки, до чего все было миниатюрно. Это все отец. Он стремится быть похожим на почитателя иностранных культур, в особенности, востока, и, судя по всему, дом спроектировал по фен-шую, или по чему там еще проектируют дома? В общем, простором отличалась только одна комната, если не считать гостиной – и принадлежала она Каму. В мелкой комнатушке ему было бы неудобно перемещаться, с его-то коляской, а потому, при минимальном наборе самой необходимой мебели для личной комнаты – кровати, шкафа-гардероба, компьютерного стола и кресла, на какой-нибудь всякий случай, та оставалась очень…
- Просторной?
- Скорее, пустой. Ладно. Значит так: ванная – по коридору и налево, туалет там же, но в отдельной комнате, твоя комната следующая. Я прибрал ее и проветрил. Если что-то понадобиться – обращайся.
Камио может только показаться недружелюбным и агрессивно настроенным. На самом деле, он очень даже милый и гостеприимный.
- Угу!
Та упрыгала куда-то по коридорам, закрыв за собой дверь в комнату Кама – привычка такая.
«Си-ис, дверь!»
Было уже поздно, а вернее, очень поздно, клонило к раннему утру, нежели к поздней ночи, а завтра, по словам Kitsuen_Sha, будет очень насыщенный денек, хотя бы потому, что ИП стартует.
Вообще, ИП – это просто «ужасно-прекрасно» (как любил поговаривать Red_Simple) интригующая забава. Но вся прелесть ее заключается тогда, когда игроков уйма, и каждый что-то делает, что-то делает, и каждый вышел шестеренкой в сплошном налаженном механизме – останови ее, и остановиться все. А в этой сессии все просто кошмарно уныло – на пять команд пришлось всего-навсего двенадцать участников, и то, большинство было принято из безысходности и нужды принять хотя бы еще кого-нибудь. Самой жирной вышла команда огня, аж четыре участника, в круг которых попадал и Jesus_Hates_Me, и Red_Simple, и еще пара юзернеймов, с которыми Кам был знаком плохо. Остальные команды были рассчитаны строго на пару, и в дуэт с Камом поставили Merry_Andrew, подробное знакомство с которой также не было осуществлено, просто потому, что Kitsuen_Sha, как ответственный за распределение ролей модератор, огласила списки команд непростительно поздно, буквально перед началом игры. Больше всего не повезло Вольхе, которую поставили в пару с братом – мало того, что он не ролевик, да и знаком с ПИ понаслышке, так еще и…сами знаем, кто. Кич был из тех, кого приняли из катастрофической нехватки людей и этим все сказано.
Ой. Чего это ему не спится?
«Jesus_Hates_Me [тридцать минут назад]
Камьоооооооооооооооооооо, отзовись! :[]
Diable_Oiseaux [только что]
Что случилось?
Jesus_Hates_Me [только что]
Нужно перетереть за Неккера >;[ »
[1] – Вода из-под крана
… в идеале он бы сейчас взял бы не стакан с водой из-под крана…
Не секрет, что в Британии, как и во многих других европейских государствах, вода из-под крана пригодна для питья.
[2] – Китти
- Тогда выбирайся. – даже как-то нежно протянула Китти, будто мурлыча
В аквариумной рыбке Китти есть множество отсылок к кошке, и имя, переводящееся, как «котенок», тому не единственное доказательство. «Сом» переводится как «catfish», ибо проницательные англичане сочли длинные усы рыбины за сходство с представителем семейства кошачьих.
[3] – ИП
Забыл? :[ Давай, соображай, ИП!
Сокращение от Icky Plot/Play (дословно – извращенный сюжет/игра) – словесная ролевая игра, обитающая на просторах интернета. Игроки делятся на пять команд стихий, согласно китайскому зодиаку: Огонь, Вода, Металл, Земля, Дерево. Игровое действие проходит в альтернативной реальности, которая выдержанных правил не имеет. В большинстве своем, представляет собой файтинг между игроками.
[4] – Лютон
Отца дома не было, матери тоже, дядька недавно съехал в Лютон
Лютон (Luton) — городское поселение и унитарная область в графстве Бедфордшир.
Плейлист: тыжмузыкант и прелесть молчаливости сомов
Скоро пришел отец. Ну, как, скоро. Было часа десять утра, так говорил циферблат настенного блюдца со стрелками и числами, но для вечно остающегося на работе папаши это было более, чем нормально. Он был очень серьезным, статным мужчиной, и одному богу известно, чем он вообще занимается, как бизнесмен. Вроде бы, у него есть бизнес, а вроде бы, нет. Отец Шредингера.
Приползя к родному дому совершенно обессиленным и вымотанным, он не смог не обратить внимания на то, что дома, помимо него и сына, находится кто-то еще. Порог. На пороге стояла складная миниатюрная лесенка, отведенная под снятую обувь. Камио разувался только перед тем, как пойти в ванную, а далее – в свою комнату, спать, и свою обувь он оставлял у себя. Матери не было. А чьи-то обшитые джинсовой тканью кеды с парой-другой маленьких значков на каждом, на лесенке стояли. И как это понимать?
Кам не спал. Кам выяснял отношения с Jesus_Hates_Me, а вернее сказать, отношения Jesus_Hates_Me и Nekker. Иногда, когда первый утихал, строча за своим компьютером долгое и гневное сообщение, Камио откладывал планшет, уставившись в потолок. Они переехали сюда относительно недавно, ни единой трещинки на этом белоснежном потолке. Он такой ровный и гладкий, что чем-то напоминал разлитое по столь же гладкому столу свежее молоко. Оттого стало чуть не по себе. Раз молоко, и раз оно над головой, то оно непременно прольется. Но оно не проливалось, будучи удержанным чем-то очень сильным и могущественным. Он лежал на кровати, приятно хрустящей недавно выстиранными простынями, они все еще пахли порошком и химической отравой. Все было до эйфории спокойно, только изредка пищащий планшет, приносящий новые порции негодований Мьюра. На них Кам отвечал отстраненно, будто ни Мьюр, ни Кич, его не касаются. Просто еще никогда ему так не хотелось спать, а нельзя. Мьюр сильно обижается, когда Кам покидает его среди беседы, оставив наедине со своими переживаниями. Хотя, наверное, даже если бы он тогда все же лег спать, то не уснул бы, причинами бы вышли тревога за ИП и стыд за Мьюра, мол, как же так, я его лучший друг, и я опять его покидаю.
А он все никак не уймется. Хорошо ему – весь день дрыхнет, а ночами сидит в интернетах. Но однажды Кам все же задремал, в одно из затиший, во время созерцания застывшего молока над головой. Когда планшет запищал вновь, он уже провалился во вторую стадию сна, обнявшись с подушкой. Разбудил его отец. Разбудил, окажись он дома – он никак не мог научиться бесшумно закрывать дверь на засов. После он зашаркал к лесенке, что-то обиженно ворча, направляясь далее к комнате Кама, дверь он открыл тихо, подозревая, что его чадо еще не проснулось от всех услышанных звуков.
- Кам?
- М-м?
- Что за дела, черт возьми?
Он начал толкать свою речь. Долгую, нудную речь, чем-то похожую на речи Мьюра, только без ругательств и без смайликов с квадратными скобками. Отец быстро распознал, что обладатель кед – девушка, и столь же быстро предположил, зачем она сюда пришла. С ночевкой.
Кам не спешил его перебивать, хоть и говорил он просто оскорбительные вещи по отношению к Вольхе, да и к самому нему. Таков уж Гувернер-старший – пока не выговорится всласть, не заткнется. Но заткнулся он раньше обыденного, будучи перебитым самой Вольхой, вмешавшейся в диалог, о котором она даже не подозревала.
Вольху разбудил не звук затвора двери, а монолог папаши Камио. Она сползла с койки, сонно поплетясь на источник звука – в голове вакуум, перед глазами все размыто, как будто под цензурой. Так забавно – цензура. Ею покрывали кадры из передач по четырнадцатому каналу о том, как наши соотечественники устраивали проверку на чувства прочим нашим соотечественникам. И вот, она буквально вламывается в комнату, что-то спрашивая, обращая на себя взоры обоих представителей семейства Гувернер.
Спросонья, Вольха совсем забыла, что не позволяла видеть себя-версию-с-утра даже Кичу.
Помесь натуральных волос и шиньонов была растрепана до состояния гривы, но напоминала собой больше охапку худой соломы. Она забыла снять на ночь линзы и сделала это всего минуту назад, под утро, ее глаза были налиты кровью, какими они бывают, когда ты сидишь всю ночь, уставившись в монитор, неохотно перебирая пальцами на клавиатуре, отвечая Мьюру что-то невразумительное. Лицо, не покрытое должным, щедрым слоем пудры, глаза, не обведенные карандашиком, ресницы, не разукрашенные тушью, обнажали лицо Вольхи – нескладное, несимпатичное, невзрачное. Те с ужасом смотрели на нее, на это истерзанное сном существо, которое однажды являлось миловидной девушкой, лишь позже переглянувшись меж собою. Во взгляде отца читалось все его мнение о сложившейся ситуации. Ему было страшно за вкус своего мальчика.
- Папа, я щас все объясню.
И Кам объяснил. А Вольха, опьяневшая от непродолжительного, но крепкого сна, еле отрезвела, осознав свою колоссальных объемов ошибку. Она была жутко смущена, и, не удержавшись, посреди разъяснительного монолога Кама, она незаметно покинула комнатку, ибо внимание отца было сосредоточено на сыне, а внимание сына – на отце.
Добивающим аргументом Кама, когда он уже заметил, что Вольха не выдержала сего стыда и сбежала, было тем, что даже при всем желании самого Кама сделать то, на что прозрачно намекал отец, это было бы как минимум сложно с его-то инвалидностью.
Отец скривил такую гримасу, переведя взгляд на лишенные движения ноги Камио, будто он постоянно забывал о его состоянии.
Камио умолк, разведя руками, мол, мне больше нечего сказать. Папа тоже молчал. Вольха также не высовывалась. Наступила лирическая пауза, где каждый в чем-то проклял себя за эту неловкую, до ужаса неловкую ситуацию. Тогда стыдно было всем, и неизвестно, кто еще более всего пострадал от случившегося. Отец дал добро на то, чтобы Вольха пожила у них, ибо сам был прекрасно осведомлен, кто такой Кич Маршалл, и почему она от него сбежала сам прекрасно понял. Он почесал свою щетинистую щеку. Щеку серьезного, статного человека. Он нахмурился, оглядев Кама с ног до головы, прикинув в голове, сколько ему лет. Он редко уделял сыну отеческое внимание, этим всегда занималась мать. Мать уделяла ему и отеческое, и материнское внимание, пока не отреклась от трона домохозяйки и сама не стала серьезной и статной. Пока не умерла, другими словами. А отец, по ощущениям Кама, был всегда мертвым. Казалось, он родился мертвым, жил мертвым, он до сих пор сух и хладен, черств и апатичен, словно мертвец. Конечно же, Кам не мог знать, как вел себя его отец в детстве, но по ощущениям все было именно так. Он не мог представить себе веселящегося, улыбчивого, задорного отца, запускающего воздушных змеев и строящего домики на кленовых деревьях. Наверняка он с младенчества был заинтересован финансами и биржей. Наверняка.
А какой плейлист у вас?
У Кича, вот, количество треков на телефоне определяется двумя параметрами – размером карты памяти и его музыкальными предпочтениями. Учитывая то, что карта рассчитана где-то на один гигабайт, а познания в музыке у него весьма и весьма скромные, то мы видим, что всего у него порядка ста треков в списке воспроизведения, а прослушивается только десяток-другой из них. Что конкретно по жанрам – точно не скажешь. Тут капля этого, там – капля другого, а вот это вообще не из той оперы, а это ему просто так скинули.
Когда ему подарили этот «кирпич», казалось, все стесняющие рамки в самовыражении, как в музыке, были раздвинуты до предела размера Вселенной. Как оказалось, карта была почти бесполезна, но она тешила детские мечты.
У всех в детстве был беспонтовый телефон. Телефон-раскладушка. Телефон из касты «только звонить, ну, и «змейка», на всякий случай». Карту туда было не вставить, USB-кабеля к нему не прилагалось, а базовой памяти было не много, не мало, порядка десяти мегабайт итого. Что туда помещалось? Тогда нам хватало этой десятки по горло, и в то же время, этот лимит сильно душил.
Картинки. Обыкновенные и гифки. Гифки – это особая роскошь, даже если сделать такую можно в «гимпе» за пять минут, обладая минимальными познаниями в информатике. Если кто увлекался рисованием, но мог таскать эти картинки для срисовок. Общий вес картинок для первобытного телефона составлял от одного до пяти мегабайтов. Когда как. Оставшуюся память хватало еще на столько же картинок, но всякий уважающий себя обладатель десятимегабайтной раскладушки оставлял этот остаток на песню. Если те были короткими и емкими – уместиться могло даже две. Но по-настоящему хорошие песни всегда весили больше.
«The Struggle Within»[1] оказался непомерно тяжелой ношей для забитого цветастыми изображениями телефона. Но Кичу была нужна эта песня. Он слышал ее всего раз, но та вклинилась в его сознание, и в голове все вертелось это «вотз э хэлл?!». И он никак не мог ее найти. Но она запала в душу и не хотела из нее выползать. Вновь ее удалось услышать нескоро, так нескоро, что она не только успела выползти, но и успела забыться. Услышана была в школьном коридоре, когда она заиграла на рингтоне у одного старшеклассника. И она мгновенно возродилась, выкарабкавшись из пепла, взмыв в небеса, затмив собою солнце, словно феникс-с-с, пробудив все угаснувшие чувства. И ты подбегаешь к нему, судорожно тянешь за рукав и умоляешь, чтобы тебе скинули это песню. Он ухмыляется в недоумении, смотрит на тебя свысока, фыркает и спрашивает, какой у тебя блютуз. Имя блютуза, разумеется. Ты невнятно бормочешь это невероятно глупое и, чего уж там греха таить, тупое название, вызвав ухмылку на его лице, но эти унижения того стоили.
Эта песня не могла надоесть. Ее можно слушать сутками. На полной громкости, на повторе, под эту песню можно жить, можно дышать, можно есть, можно спать, можно сойти с ума, можно умереть. Она никогда-никогда не надоест. Она – любимая и единственная, а раз единственная, то потому и любимая, вот такой взаимно пропорциональный круг.
Но хороших песен было много, и хотелось умереть под каждую из них. Нет, конечно же, Кич не собирался изменять родному треку, под который он жил все то время, но изобилия катастрофически не хватало.
Это была первая царапина на сердце. Настоящая царапина.
Только тогда, ограничиваясь десятью мегабайтами, мы знали, что такое жертвенность.
А потом Кичу подарили другой телефон. «Кирпич». К нему прилагалась карта на целый гигабайт и USB-кабель.
«The Struggle Within» быстро надоел. Все прочие песни группы как-то и не воспринимались. Это как типичное вольхино «мне нечего носить», но «мне нечего слушать», или «мне не во что играть», но с появлением дома интернета этот вопрос самоуничтожился.
С гигабайтом появилась свобода и разнузданность. Сначала ты жадно хватаешься за все подряд, а после понимаешь, что все вдруг потеряло смысл. Даже «The Struggle Within», который некогда напевался в душе, как гимн или молитва.
Все посерело, а если и не посерело, то приобрело оттенок кичевых волос. Пепельных, тусклых, из-за редкого мытья, блекло блестящих. А потом краски стали набирать контраст, но менялись они в более мрачную сторону. Отец что-то трясет с матери. Сис убежала. Провал экзамена. Плен собственного воображения.
Плен.
Надо выбираться отсюда.
Кич встал с пола, или, кажется, стены, настороженно оглядевшись. Все было вверх дном, а с такого ракурса узнать собственный дом было почти невозможно.
- Ух…Китти!
Он не знал, что ему делать, кроме как звать своего сома на помощь. Ему казалось, что коттедж медленно, практически незаметно катится кубарем с горки, раз пол, стены и потолок, касательно местоположения самого Кича в пространстве, постоянно меняются. Ему казалось, что он вот-вот упадет.
Нет, что-то терзало его. Что-то связывало его по рукам и ногам, что-то не позволяло идти вперед.
Страх. Паника.
«Кома – это околосмертное состояние. Человеку выдают шест и толкают на тончайшую нить, единственный путь к жизни, и он вынужден не только балансировать, но и идти по ней, дабы не свалиться в пропасть и не кануть в Лету. Это удивительно. Это ярчайший сон в жизни человека. После него следует либо чудеснейшее, как глоток свежего воздуха, пробуждение, либо погибель. Это так захватывающе. Это состояние, чувство спасения, чувство второго дня рождения, нет, чувство перерождения несравнимо ни с чем»
Это было ужасно. Ужасно от осознания чувства, что ты как раз стоишь на этой ниточке. Балансируешь. А у тебя даже шеста нет.
Кич постарался оттолкнуться ногой от стены-пола, на которой он стоял, дабы переместиться к дверному проему комнаты сис, хотя бы ухватиться за ручку, чтобы полезть по стене дальше. Но было жутко неудобно. И страх впился в глотку, заставляя неровно дышать, заставляя чему-то бешено колотиться в груди, заставляя думать и думать о том, что один неловкий шаг – и ты свалишься в пропасть.
В бездонную, бескрайнюю пропасть. И будешь лететь в ней вечно, как Алиса, но тебе не будут по пути попадаться разнообразные занятные интересности, нет. Всю свою последующую жизнь, если еще так ее можно будет назвать, ты проведешь в Бесконечности.
Это должно быть неимоверно скучно и тоскливо.
И это пугало. В сложившейся ситуации мало, что не пугало.
- Китти!
Кажется, было слышно даже эхо, хотя такого феномена прежде в их коттедже встретить было нельзя. Но оно было пугающе четким и многократным. Будто что-то, высунувшееся на секундочку из пустоты-матушки, негромко хихикнув, стало дразнить Кича за неприятный голос:
- Итти, итти, итти!..
Этот ответ задел Кича. Если это был намек на то, что он еще жив, на то, что он еще неокуклившаяся бестолковая личинка, которой не дорасти до сис или до Кама, то это уже хамство.[2]
Кич решил не полагаться на Китти и меньше слушать незваного гостя, пришедшего, чтобы посмеяться и поехидничать. Он сделал уверенный шаг на пол, который казался стеной, неожиданно для самого себя осознав, что вся неудобность заключалась лишь в том, что к тому времени, пока он стоял на стене, дом, казалось, успел опять перевернуться, раз положение на полу вновь оказалось правильным.
- Черте что… - фыркнул он. Вообще-то, это не его слова, и он не знает, почему он произнес чужие. Можно ли произносить чужие слова? Он не знал. Но так говорила мама, когда видела, какой погром устроили десятилетний Кич и восьмилетняя Вольха.
Просто он захотел это сказать. Сказать чужое. Это так глупо звучало, но у него возникла острая потребность в этом.
Он огляделся, и его взгляд рухнул на дверь сис. С ее побега прошло уже несколько недель, и с тех самых пор она ни разу не открывалась. Мать заперла ее, опасаясь, что Кичу опять сорвет голову и он устроит в ее комнате погром на эмоциях. Хотя Кич, как шизик, был более изобретателен и менее груб – в его духе было бы взять оставшиеся от отца краски и измалевать стены надписями вроде «ВОЗВРАЩАЙСЯ, СИС», или «Я ПРОГНИЛ БЕЗ ТЕБЯ», или что-то в том же духе.
Как и следовало ожидать, дверь оставалось запертой. Ручка глухо скрипнула, не поддаваясь, и шумно щелкнула, отпусти ее Кич, когда она вернулась в исходное положение. Рядом с дверью криво висела отеческая картина с изображением красноглазого кролика, жующего зелень. Он невольно прошелся пальцами по полотну – нравилось чувствовать подушечками неровные штришки застывшей краски. Раньше, когда они были свежими, а картина еще сохла на мольберте, малой Кич души не чаял в том, чтобы прокрасться в кабинет папаши и не только попасть на премьеру представления его картины, но и чтобы обнюхать краску. Пахла она очень приятно, хоть и резко, хоть отец и запрещал ему так делать, это было до чертиков вкусно. Если картина была написана в ярких, праздничных тонах, то их хотелось еще и попробовать на вкус. Но отец не шибко радовался, обнаруживая потертую и потекшую краску, и награждал презренным взглядом, грузно вздыхая и качая головой.
«Токсикомана растим» - бурчал он матери, скорее, в шутку, но заставляя Кича серьезно задуматься о своем поведении.
Кролик был симпатичный, но картина была чуть смазана в нескольких местах. Кич помнил эту картину. Он успел ее хорошенько распробовать в свое время. Потом была стыдно – и перед отцом, и перед матерью, и перед сис, которой эта картина и адресовалась.
Он, не без смущения за самого себя, убрал руку, отстранив взгляд. Он вновь задумался о физиологии его нынешней оболочки, оболочки с кубом, вместо головы. Он провел по ней ладонью, не обнаружив глаз, рта, носа или ушей, удивившись, что все чувства для контакта с миром у него остались при себе, с не меньшим удивлением для себя почувствовав на своей новоприобретенной голове неровные штришки. Будто это коробка, которую старательно раскрашивал отец, изредка вздыхая на нее сигаретным дымом. Сколько бы раз мать ни говорила, что это опасно – курить, когда под рукой краски, он ее не слушал, утверждая, что именно никотин заполняет его вдохновением.
Кич спрашивал его, что такое вдохновение.
Он не отвечал.
Он только поправлял растрепанные волосы Кича своей холодной, пахнущей красками и сигаретами рукой, что-то бормоча про то, что однажды он и сам поймет, если пойдет по его стопам. Но рисовать у Кича не выходило. В принципе, любые творческие дисциплины шли у него из рук вон плохо, он и на пианино еле играть научился, а тут – рисова-ать.
Рисова-ать.
Рисова-а-ать.
Рисовать выходило у Вольхи.
Кич сделал неуверенный шаг вперед, опасаясь, что дом вновь принялся кувыркаться по лесной опушке, на которой он и стоял. Однако, его ожидания оправданы не были, и он сделал этот шаг, и еще один, и еще один, и еще несколько, достаточно, чтобы дойти до гостиной.
- Китти!
Она сидела на диванчике, застеленном пледом, как ни в чем не бывало. Диванчик был старенький и разошелся по швам во многих местах, потому его и застилали. Гостиная была скромна размерами – в ней еле умещался тот же диванчик, креслице, телевизор и столик, на котором когда-то беспрестанно дымились окурки. Да. Именно диванчик, креслице и столик, потому, что все было весьма миниатюрным, а глядя на сей интерьер с Китти включительно, казалось, что ты заглянул в детально продуманный кукольный домик.
- Я нашла. – отозвалась она, тихо и глухо, будто звук переломился сквозь толщу воды и аквариумных стен.
- Что нашла?
- Буклетик.
- Буклетик?
- Буклетик.
В бледных ручках она держала цветастую бумажку, выкрашенную в едко-красный цвет, напоминающий цвет кроличьих глаз, или цвет вкуснейшей краски.
- Присаживайся.
Она говорила негромко и ненавязчиво, но почему-то именно эта фраза прозвучала, как приказ. Кич кивнул, присев рядом. Вообще, было трудновато сидеть с кем-то на диванчике – часто не хватало места, а вот Китти была настолько миниатюрна, что никому и не пришлось тесниться.
Китти протянула ему буклетик. Он был таким маленьким, что преспокойно умещался в ее ладошке, чуть режа острыми краями.
«ДОБРОПОЖАЛОВАТЬДОБРОПОЖАЛОВАТЬДОБРОПОЖАЛОВАТЬ
Я приветствую тебя! Склонись предо мной! Пади ниц предо мной! Отныне я – твой верный и самый лучший Бог! Будь предан мне так, как я предан тебе! Люби меня так, как я люблю тебя! Убей меня так, как я убью тебя!
Здравствуй! Процветай! Повторяй мое имя!
Ты угодил в плен собственных иллюзий и воображения, дорогой! Не спеши покидать этот чудный мирок – он воистину прекрасен! Я создал его для тебя, чтобы ты прочувствовал все ноты прелести жизни здесь! Здесь – между жизнью и смертью! Чувствуй себя, как дома! В настоящем, подлинном доме! Даже не думай, что твоя душа заблудилась и забрела не в то измерение, клянусь Собою, ты дома! Слушай меня! Внимай мне! Здесь все так, как ты хотел, хочешь и будешь хотеть! Добро, добро пожаловать в ;;;;;;Ь;!
Отныне ты – искатель! Ищи! Или ты думаешь, что процветания и пробуждения можно достигнуть, стоя на месте?! Ха! Тебе придется сыграть в эту игру! Она понравится тебе! Собери волю в кулак и – вперед, понесла;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;
Кич сначала просто пробежал по строкам, выведенным кривым и скачущим почеркам, взглядом, запнувшись на странных, ничего не значащих, символах. После прочел записку вдумчиво, но так ничего и не понял, опешив.
«Какой странный юзернейм», - подумал сперва он, опешив, лишь позже решив обратиться с этим вопросом к Китти.
- Что это?
- Буклетик.
- Я понял. Что это все значит?
Она не ответила, только уставилась на его куб своими желтоватыми глазами на выкате, что-то булькнув и вильнув хвостом.
Ах, да. Кич уже и забыл, что сомы молчаливы.
Ладно. Кем бы ни был адресат, чего бы он ни хотел, отсюда действительно пора выбираться. Вот только как?
- А отсюда есть выход?
- Откуда?
- Из этого мира.
Молчит.
- Ла-адно…
Это тоже чужие слова. Это слова отца. Это он так говорил, когда засучивал рукава и выдыхал грузный, неприятный запахом воздух, дабы устроить малолетним Кичу и Вольхе очную ставку, когда те вновь учинили дома в отсутствие предков разруху.
Но он вложил в это слово свой смысл. Совсем не тот. Совсем свой. В этом слове отражалась его решительность и самостоятельность, безразличие к ней и к ситуации, мол, я и сам со всем этим справлюсь, даже не думай. А она молчала, даже не колыхнулась, когда он, полный ложной надежды и самоуверенности, встал с диванчика, отряхнувшись от крошек кокосового печенья, которые населяли диван, только что-то беззвучно булькнув. Совсем беззвучно. Беззвучней обычного.
Буклетик выпорхнул из его рук, приземлившись на пол обратной стороной.
«;;;;;Ђ;;;;;;;;;;;;;;;»
- Я выберусь отсюда.
Он кивнул сам себе, найдя взглядом в углу коридора, на который открывался обзор из проема дверей, бейсбольную биту, которой однажды вершил правосудие над Мьюром.
- Обязательно выберусь. – даже усмехнулся он, подобрав биту.
* * *
«Diable_Oiseaux [час назад]
Доброго времени суток. Пишет вам лидер отряда Воды. Я интересуюсь за отряд Земли. Мне кажется, что юзер Nekker слишком слаб для игры, и что он будет тянуть команду за хвост. Лидер оной команды придерживается того же мнения, но сейчас он не может выйти на связь и попросил меня проинформировать вас. Нельзя ли исключить его из игры, а для баланса перекинуть в Землю кого из Огня? Им ничего не треснет – четыре участника?
С уважением, Diable_Oiseaux
Diable_Oiseaux [десять минут назад]
Прошу прощения? Вы же прочли, но не ответили? Почему?
Kitsuen_Sha [только что]
А, опять ты;Отвали; У меня будто дел нет кроме меня? Команды сформированы, участники зарегистрированы, я не намерена что-либо менять;
Diable_Oiseaux [только что]
Прошу прощения, но принятие Nekker в игру – огромная ошибка. Он отвратительный ролевик, еще и без опыта. Он сделает только хуже.
Kitsuen_Sha [только что]
Твою-то мать, неужели не ясно? Исчезни, малолетка;Меня уже тошнит от тебя и от твоих понтовых речей;Не понимаю, как только Морт принял тебя;Молись, чтобы я не заставила его поменять свою точку зрения и не выбросить тебя отсюда;
Diable_Oiseaux [только что]
Я просто спросил.
Kitsuen_Sha [только что]
Ну и иди нахер, простой ты наш, пока я тебя в ЧС не кинула;Еще раз пристанешь – пеняй на себя, ушлепок.
- Ну и злыдня! – протянул Кам, вздернув бровью. Его предупреждали, что модераторша немножко сучка, но не предупреждали, что до такой степени. Это обидно, черт возьми, и оставалось надеяться только на великодушие второго модератора, который согласится вычеркнуть Кича из игры, ну-у, или хотя бы заменить его кем-то из команды Огня. Желательно, чтобы им оказался Мьюр, чтобы он мог поддержать ее в любой момент.
Кстати о Мьюре.
Мьюр брился в ванной, косясь на унылое отражение в зеркале. К раковине прилипла капля застывшей пасты, на ней же были хаотично разбросаны косметические средства, купленные по сказочным скидкам, а потому и совершенно бесполезные. Глаза у него были потухшие, но не усопшие – в них всегда, вне зависимости от настроения или ситуации нет-нет, но играла искорка бессмертной, безбашенной души. Он усмехнулся. На самом деле, его лицо не нуждалось в бритве, но ему нравилось чувствовать себя взрослым дядькой.
Взрослым он не был. Был еще самым свежаком[3]. Учился на заочном, ибо таскаться в универ на пары каждый день и сидеть в нем по нескольку часов не позволяла «болезнь», если так ее еще можно было назвать.
Он заметно исхудал. Впалые язвы в районе ключиц были тщательно спрятаны под ватой с мазью, выписанным доктором, и обклеены пластырем, дабы не отпадали. Такие же примочки наблюдались на торсе, на спине, на предплечье и на ноге, в зоне икры. Они пахли лекарствами, спиртом, кровью и гнилью, поэтому от Мьюра всегда за версту разило стойким ароматом кислого одеколона, который мог бы перебить запах его больного тела.
Волосы, малость растерявшие цвет чистого угля, как-то посерели, хоть это и не было шибко заметно, а еще они отросли. Тоже не катастрофически, но они уже не выглядели так ровно, как с обложки, как с последнего посещения парикмахера. Он весь, целиком перестал выглядеть таким свежим, не удовлетворяя своему статусу свежака. Зеленые глазки, цвета распаренного парного веника, сидели глубоко в овальных рамках синеватых мешков, нет, мешищ под оными, сигналящими о сбитом режиме сна. Движения были усталыми и вялыми, бледная кожа с легким, еле заметным аж зеленоватым оттенком могли свидетельствовать о его редких выходах из квартиры, но, скорее всего, о паразитах, кишащих в его теле.
- Ну как? – отозвался он, смыв с лица пену и натянув снятую накануне рубашку в темно-синюю клетку обратно, неправильно застегнув пуговицы, - Поговорил?
Кам сидел с кислой миной, таращась в монитор, перечитывая их лаконичный диалог, не понимая, чем же он ей успел насолить. Сидеть было неудобно – кажется, он наехал колесом на одну из хаотично разбросанных по комнате футболок Мьюра, уборкой которых последний не задавался. Вольха ушла из дому, но только на прогулку с подружками, вроде как, даже из великих целей, как обговорить дальнейшие экзамены, предстоящие к сдаче в их классе, отец завалился спать, завалился, как подкошенная добротной цепной пилой секвойя, рухнувшая на постель, а потому оставаться дома было просто незачем. Погода не обижала, а ввиду открывающейся ИП ближе к вечеру, стоило встретиться с лидерами команд, чтобы все тщательно обговорить, если те оставались в зоне досягаемости.
- Я не лидер, - признавался Мьюр, - Лидер, конечно же, Морт.
Но этот Морт был жителем города, чего и следовало ожидать, и черт знает, где именно он жил и кто вообще такой этот Морт. Известно только, что он – второй модератор, наравне с Kitsuen_Sha, и лидер огненной команды в придачу. А еще он просто кошмарно пишет. В плане грамотности, естественно. От его редких реплик всякий средне образованный человек обмякал на стуле, запрокидывал голову и закатывал глаза, что-то бубня себе под нос, что-то оскорбительное в адрес юзернейма Its_A_Legend_Itself.
- Ты был прав, - вздохнул Кам, искоса глядя на переписку с первым модератором, отпуская в ее адрес что-то бранное, не вслух, конечно же, - С ней просто невозможно вести диалог.
Мьюр негромко хохотнул, пожав плечами, протянув что-то о том, что Кама он, вроде как, предупреждал об этом.
Жил Мьюр в городе, но на окраине – его дом можно было разглядеть с верхушки крепкого клена, если на него забраться. У него был маленький, и крайне тесный домишко, тесный не сколько по пространству, а сколько по захламленности и бардаку. Грязно-розовые занавески служили занавесом, открывающимся на начало каждого нового спектакля, разворачивающегося во дворе. Двора, как такового, не было, этим местом было просто принято называть небольшой участок с разворошенной песочницей, куда сбегались все местные детишки. Было их много, и все на одно лицо – кругломордые, розовощекие и плотные, с такими несформировавшимися телами, что если б не цветовая гамма одежд – розово-желто-белая и зелено-сине-черная, то и не понять было бы, кто из них мальчики, а кто – девочки. Кроме песочницы во дворе ничего не было, но их эта огороженная дощечками куча песка волновала в последнюю очередь. Их больше волновали деревья, пригодные для лазанья, одно из них было их наилюбимейшим. Внешне оно больше напоминало пять-шесть худых деревьев, разросшихся из одного корня, но, судя по всему, дерево было все же единым, хоть и причудливой формы – будто ладонь деревянного гиганта вылезла из земли, чуть согнув пальцы. Детишки обожали карабкаться по этим пальцам. Никаких веток на них не было, были они уж больно высоко, и цеплялись детишки исключительно за кору, напоминающую кожу пальцев, побывавших вместе с их обладателем в теплой и продолжительной ванне. Интересно, почему они так забавно морщатся? Никто не знает?
Это зрелище, зрелище карабкающихся, брыкающихся, толкающихся, падающих и плачущих детишек по неведомым причинам умиротворяла Мьюра. Все начинало умиротворять, умилять и вдохновлять, когда тебя тошнит кровавой рвотой, в которой виднеются следы жизнедеятельности паразитов. Когда врачи тешат несущественными надеждами. Когда родственники уже начинают делить твое жилье, купленное в безумнейшую ипотеку. Когда ты весь гниешь и пропадаешь под впалыми дырами, из которых сочилась бесцветная слизь. Это омерзительно. Но со временем привыкаешь и к себе, и к своему телу. Казалось бы – чего стоит привыкнуть к самому себе? Это же ты, тут даже привыкать ни к чему. Но время от времени ты нуждаешься в этом чувстве. В чувстве самоощущения. Как часто ты задаешься вопросом, кто ты и повторяешь свое имя, устремив взгляд куда-то в никуда, вдруг совершенно запутавшись.
Мьюр, Мьюр, Мьюр, Мьюр, Мьюр, Мьюр, Мьюр, Мьюр, Мьюр, Мьюр.
Гм.
А такое имя вообще бывает? И это меня так зовут? Правда? Как странно.
Это не отсутствие веры в себя. Это отсутствие самоощущения. Тебя будто нет. Будто ты – абстрактный зритель старого, заброшенного кинотеатра, в который никто и никогда не ходит, но ты зачем-то пришел. Пришел, чтобы наблюдать за этой непонятной картиной, невероятно долгой и нудной, недостойной целого фильма. В центре картины – непонятный, придурковатый субъект, ничем не примечательный, и вот, вроде, спустя семнадцать лет ожидания хотя бы какого-нибудь поворота сюжета, он, наконец, вроде бы, начал развиваться вместе с тем, как ему объявили о заражении крови. Излечить его удалось, но взамен он обзавелся соседями по телу. Сейчас, вроде, ситуация потихонечку стабилизируется, раз врачи даже позволили ему перебраться с ПМЖ в виде больницы обратно, домой, но это влечет другие пагубные последствия. Чем вытравить из тела паразитов? Отравой, ясное дело. Отпуская рамки всего прочего, можно смело заявить, что лечат Мьюра ядом – он хоть и вытравляет паразитов, но мы должны понимать, что это – далеко не последнее звено в цепи вылеченных и приобретенных болезней в ходе этой кутерьмы.
Плейлист Мьюра кишел металлом и роком, причем в достаточно грубых проявлениях, а слушать его Мьюр любил не на самых тихих громкостях. Включая одну из любимейших песен другу детства, тот почему-то закрывал уши руками, прося сделать потише, а еще лучше – выключить Break Stuff[4] насовсем.
- Как ты только это слушаешь? – поражался Кам, прочищая ухо мизинцем, - Ты ж музыкант!
Тыжмузыкант! Ты же можешь повредить себе слух!
Тыжмузыкант – это такой род деятельности. Если добавить конкретики, то Мьюр тыжмузыкант-игрок на флейте. Вообще-то, ему никогда не нравилась его участь, родители запихали его во флейтисты не задаваясь вопросом, нравится ему это, или нет. Просто школа такая – с уклоном. Из факультативных кружков там были только разные отделения для тыжмузыкантов, потому, что школа строилась при музыкальном доме, в котором время от времени тыжмузыканты дают выступления и концерты. В сжатом округе, ограничивающемся только поселком и близлежащими жилыми домами.
Поселок коттеджей официально звался Весенними Холмами. Но так его не называет ни один местный. Они его зовут исключительно Весенними Полями[5], что было даже предсказуемо.
Ты считался изгоем класса, параллели и школы, если не состоял в одном из кружков тыжмузыкантов. А Мьюра обижал факт того, что он флейтист. Он боялся, что господа-одноклассники будут его звать вафлистом. Но на это, как нам известно, способен только один воспаленный и извращенный мозг, и принадлежит он самому Мьюру.
Кам был озабочен вопросом своего напарника по команде, некто Merry_Andrew, личность которой оставалась под завесой тайны. Он боялся одного – как бы не пришлось ползать у Kitsuen_Sha в ногах, лишь бы она переставила не только Кича, но и ее. Она раньше не светилась на ролевых форумах, хотя большинство соигроков он знает только потому, что встречался с их никнеймами ранее. Это и Red_Simple, исключительный сторонник пост-апокалиптики в играх, и сама Kitsuen_Sha, завсегдатай любого форума и искусная умелица заткнуть за пояс любого выпендривающегося школьника, и Mind_Fucker, слабоватая, но подающая перспективы, и известная на самых разных форумах одним и тем же персонажем Motheretic, и, разумеется, вечный злодей и уничтожитель всего сущего Jesus_Hates_Me. Просто есть такой закон – во всякой ролке должен быть свой злодей, непобедимый, но уязвимый, такие персонажи особо клюют на персонажей администраторов форума, за покушения на которых его часто банят. Сам Камио отыгрывал кого-то из тех, кто не будет марать себе руки изучением подробной техники боев и лезть в них, молча наблюдая за всем происходящим с отпущенного администрацией трона. Иногда его отпускают, иногда – нет, там уж от администрации и зависит. Вот Kitsuen_Sha, что-то подсказывало, в жизни не даст ему положения чуть выше, чем раба, вылизывающего каблуки ее туфель.
- Ты не знаком с Merry_Andrew?
- Кем-кем?
- Да просто нас в пару поставили, а я о ней и понятия не имею.
Неловкое молчание.
- Мда. – угрюмо вздыхает Мьюр, на выдохе устало усмехнувшись, бросив взгляд в окно, с досадой не найдя в нем толпы детишек.
- Ага. – поддержал его Кам в состязании «закончи-диалог-и-развей-неловкое-молчание». Но Мьюр одержал в нем победу, грузно выдохнув и хрустнув пальцами, что-то обронив самому себе.
Так неудобно. Темы для устного разговора быстро истекали, а в сети этот ублюдок умудряется болтать, не затыкаясь. Езжать обратно? Глупо, зачем тогда приезжал? Чтобы намотать на колесо его футболку, перекинуться парой слов и посидеть с его «Эйсера»?
Почему он вообще сюда приехал?
Да, путь не короткий, да и мыслями «навестить Мьюра» Кам не задавался, он выехал из дому, чтобы выгулять самого себя, нужно же, мол, хотя бы иногда бывать на свежем воздухе. И видит – автобус бухтит на остановке. Автобус с маршрутом «пункт назначения – Весенние холмы» - это такая же редкость, как и ученик школы при музыкальном доме без навыков игры на музыкальных инструментах. Их невозможно дождаться, особенно, когда они действительно нужны, встретить этот автобус случайно – то же, что и найти четырехлистный клевер, поэтому Кам решил не разбрасываться такими щедрыми подарками судьбы. Садиться в автобус всегда было сложно, долго и даже мучительно – мучительно от того факта, что своей медлительностью ты задерживаешь пассажиров, и те жгут дыры взглядом на твоем обиженным судьбою теле, шипят что-то про то, что они опаздывают и надувают губы, скрещивая руки на груди, как малые дети, обделенные вниманием родителей.
И тишина. Мьюр стоит среди комнаты, как памятник самому себе, Кам сидит в полуобороте к нему, в полуобороте к компьютеру, на котором уже поплыла заставка режима ожидания. Только чуть слышно в соседней комнате глухие причитания комментатора. Эстафета по биатлону. Наши участие в нем принимали, но Мьюр все равно болел за норвежцев. Ну, конечно же, разве кто-то может иметь что-то против старика Бьерндалена? Да никто же.
Мьюра же убивала эта тишина. Он хоть и был редкостным засранцем и сволочью, но был и человеком-праздником, рубаха-парнем, не терпящего подобные паузы в разговоре. Он боялся мыслей, которые на него в тот момент накатывали, крайне пессимистичных мыслей. Он не хотел задумываться над ними, ему проще было ничего о них не знать.
Камио, будучи невероятно эрудированным занудой, много ему рассказывал чего-то такого, что толкало на эти мысли.
«Если ты не будешь лечиться, то совсем скоро твои паразиты сожрут тебя. Тебе этого нужно? Я серьезно. Ты просто сгниешь заживо. Ты знаешь, что такое некроз? Это когда ты еще жив, но части тела гниют, аки ты труп. Тебе этого нужно?»
Его сильно напугало это слово – некроз. Такое зловещее и понятное, что становилось более, чем просто не по себе. После этой беседы, состоявшейся при личной встречи, на этом же дворе, пока дети сидели по домам, Кам еще и закидал его сообщениями с фотографиями, наглядно демонстрирующими, что такое некроз.
«Diable_Oiseaux [месяц назад]
Я не разделяю твоих намерений не ложиться в больницу. Это опасно. Я не думаю, что мой монолог принес плоды, поэтому я хочу тебе кое-что показать.
http://www.transonic.ru/books/book99/leluk3_9.jpg
Jesus_Hates_Me [месяц назад]
Буээээээ, Кам, прекрати <;[]
Серьезно, чувак, меня чуть не прополоскало тут! >X[
Diable_Oiseaux [месяц назад]
Тебе этого нужно?»
«А что мне нужно?» - не без страха и содрогания до глубины души спрашивал себя Мьюррейн, обнимая себя за плечи.
Он не чувствовал себя живым. Он не ощущал себя. И если все, кто прошел через смерть души, по умолчанию смотрели на это презрительно, то Мьюр терялся в трех соснах, чувствуя себя совершенно потерянным. Все не так. Все не так, все не так, все не так…
Он еще жив. Он только готовится к смерти. Он уже собрал вещи для жизни во взрослой, мертвой жизни, но смерть ходила вокруг, да около, заставляя его сходить с ума от нетерпения.
Он еще жив, но процесс некроза уже необратим.
__________________
[1]The Struggle Within
«The Struggle Within» оказался непомерно тяжелой ношей для забитого цветастыми изображениями телефона.
Metallica – The Struggle Within
[2] Итти
Если это был намек на то, что он еще жив, на то, что он еще неокуклившаяся бестолковая личинка, которой не дорасти до сис или до Кама, то это уже хамство.
Itty - мельчайший, малюсенький.
[3] Свежак
Был еще самым свежаком.
Так на британском жаргоне зовут первокурсников.
[4]Break Stuff
Включая одну из любимейших песен другу детства, тот почему-то закрывал уши руками, прося сделать потише, а еще лучше – выключить Break Stuff.
Limp Bizkit – Break Stuff
[5] Весенние поля
Но так его не называет ни один местный. Они его зовут исключительно Весенними Полями.
Очевидно, аналогия с сериалом Симпсонов: Весенние холмы - Spring Hills, Весенние поля - Spring Fields, город, в котором протекает действие сериала.
Симбиозы и дуалы
Квартирка в сымпровизированном лондонском Чайнатауне, даже не Чайнатауне, а так, в квартале, где просто много ресторанов восточной кухни, где на каждом шагу дежурят продавцы безделушек на соответствующую тематику, где не проживают оные представители азиатской расы - стыдно. Квартирка, до которой невозможно добраться, когда сломан лифт, как назло, расположенная на двадцатом этаже, как назло, поломки случаются в основном именно тогда, когда этого совсем не нужно. Сложно, правда, представить случай, когда поломка лифта небоскреба нужна, но чаще всего в такие моменты твои руки заняты сумками и пакетами с недельным запасом продовольствия, сам ты устал, как собака, а домой нужно поторопиться - дома кипят дела. Квартирка, однажды сдаваемая по комнате на сутки, для любовных утех посетителей пародии на Чайнатаун, больше отнюдь не сдается. Теперь она нужна хозяину. Вернее уж, хозяйке.
Лифт, слава всем божествам, в ту пору работал, но пока он добирался до искомого, двадцатого этажа, по пути он останавливался раз десять, подбирая тех, кому приспичило пользоваться лифтом, выходить на каждом последующем этаже и снова входить. Это не могло не действовать на нервы. Нет. С этим миром определенно что-то не то. Дурное предчувствие не рождается на пустом месте. Что-то случилось. Что-то нехорошее.
Момоко, или, как ее звали подопечные, Мом, негромко зашипела, почувствовав, как некто из соседей снизу, еще один посетитель лифта, отдавил ей ногу. Нет, серьезно. Это был самый отстойный день со времен того, как пришлось вытаскивать ту идиотку из полиции, когда она в очередной раз умудрилась нажраться в стельку. Закономерно-распределительный закон жизни сладко шептал на ухо, что сегодняшнего дерьма достаточно, чтобы сделать ей, наконец, что-то приятное. Этот закон работал на всех. Только не с Момоко. Ее душило предчувствие. И неспроста. Так думала она.
Орать на эту тупую, вонючую и потную массу людей перед собой она не стала - для этого у нее есть особый эквивалент, куда девать эмоции. Тем более, что после крика души многие захотят сказать что-нибудь в ответ, а она, к превеликой досаде, и не услышит.
Момоко не рождалась глухой. Это произошло недавно, года два или три назад. О причинах она трепаться не любит, поэтому мы и не уточняем. Но она выделялась из прочих людей, лишенных слуха. Глухие, как правило - это более заплесневелый вариант немых. Тихие, зашуганные, изъясняющиеся на жестах, реже - на бумаге. Из-за неиспользованных в течение долгого времени связок, они все же приобщались к глухонемым. Только не Момоко. Она не хотела терять своего прекрасного, пронзительного, грубого голоса. Говорить она не говорила, зато орала, исторгая весь набор изученных ей в Британии слов, обращаясь к кому-нибудь из тех, кто ей насолил. Прелесть быть глухой - тебе никто не ответит, ори до посинения. Они смиренно уронят взгляд или заткнут уши, будут косо смотреть и шевелить губами за спиной, а какая разница?
Предчувствие не отпускало. И, когда злополучный лифт, передвигающийся со скоростью трехсотлетней черепахи, добрался до оного этажа, та выскочила пулей, с трепетом сердца просовывая в скважину ключи, дергая за дверь.
Предчувствия Момоко не обманывают.
Сняв туфли на невысоком каблуке, какие еще могли подходить под этот знойный сезон, та с ужасом созерцала, во что превратился ковер. Конкретно с ковром ничто не случилось. Но он плавал.
- Л...л...
Опять.
- Лола! - рявкнула она, широким шагом направившись на кухню, поспешно выключая врубленный на всю мощность кран ледяной воды, казалось, что это и не вода была, а жидкий азот, стелящийся по полу. Она не беспокоилась за благосостояние своей рабочей униформы, этого нелепого, неправильно сшитого, кимоно, ей было важнее найти эту дрянь, которая никак не уяснит, что не нужно лезть туда, с чем она не справится.
Найти ее было сложно - квартирка была маленькая, но комнат было много, и находилась искомая в самой дальней из них, в той, которую потоп не тронул. Она едва ли отреагировала на ворвавшуюся Мом. А она прямо-таки ворвалась, едва ли не вынеся дверь с петель. Ярости в ее взгляде могло бы хватить на геноцид малого народа Африки. Ее зализанная, ухоженная прическа, за которой она следила тщательнее, чем за чем-либо еще, была растрепана и забрызгана водой. Она неровно дышала, приготовившись к продолжительной речи.
И последовала Речь. Речь бранная, нецензурная, сильно бьющая по ушам и по чувству собственного достоинства, но Лола давно к этому привыкла. Застала ее Мом за миролюбивым поеданием халявных суши из ее кафе. По комнате были разбросаны роллы, палочки и тарелки, перед ней же стояла единственная, с наиболее европеизированным выбором меню, тарелка на полу, да и сама Лола сидела на полу. Сидела в привычной для чего-либо позе - сложив ноги по-турецки, причем одной держа в пальцах вилку, на которую был насажен ролл. Лола давно наловчилась заменять руки ногами, она была достаточно гибкая для этого. Рук у нее не было в принципе - были только два небольших, мельчайших отростка, которые являлись плечами - они поддерживали форму майки и не позволяли ей сползти с тела. Лола была достаточно гибкой, чтобы поправить съехавшие на нос очки, хоть это и выглядело, мягко говоря, не совсем привлекательно. Вряд ли можно было назвать ее привлекательной в принципе, даже опуская факт отсутствия рук - очки, за которыми прятались мелкие глазки, крупный нос и довольно-таки толстые губы, острые черты лица и очень высокие, выпирающие, скулы. Волосы у нее были красивые, вот только, ухаживать за ними она совсем не умела. Это восхищало и бесило Мом. До плечей они были как-то ободраны и чуть завивались, а после стекали по спине черными струями. Они были не густыми, но мягкими и приятно блестящими, одна от них беда - жирнились они катастрофически часто, и мыть Лоле голову тоже приходилось часто.
Лола молчала. Нельзя вставлять Мом средь Речи хотя бы слово, это убивает. Воспринимала она это все с абсолютно статичным лицом, будто замерев, послушно выслушивая все исторгаемое ею.
Мом кричала долго, пока не дошла до высшей планки, до кульминации ее Речи, когда у нее чуть не сорвался голос. Она умолкла, испепеляя соседку взглядом, переводя дыхание. Молчание длилось минуты две-три. Позже, обиженно бухтя себе под нос, Мом отправилась в туалет, за шваброй, стараясь хоть как-то подтереть все "накапавшее". Скоро она бросила это занятие, ибо была вымотана до предела. Она вернулась к Лоле, которая за эти минуты ни колыхнулась. Мом была на удивление предсказуема. Поэтому Лола ей совершенно не удивлялась.
Та, тяжело выдохнув, опустилась на корточки перед сожительницей, выхватив вилку и взяв блюдце в когтистую руку, принявшись пихать ей оставшиеся блюда в рот. Не слишком злостно. Если бы она делала это по-настоящему злостно, то проткнула бы Лоле глотку. Позже та встала, принявшись неторопливо наворачивать круги вокруг нее, что-то причитая, по сути, то же, что и содержалось в Речи, но тихо, размеренно, и цензурно - что нельзя касаться крана и плиты, что нельзя есть суши вилкой, что нельзя себя так вести и заставлять ее нервничать.
- Я же волнуюсь, - добавила она совсем тихо, остановившись и переведя на нее взгляд. Волосы. - Идем, - было ее следующей нераспространенной репликой, и та потянула ее за плечо в сторону ванной. Вода неприятно чавкала под ногами, студя, но, кажется, обеим было не до того.
Лола села на край ванной, пока Мом включила воду. Она успела научиться безошибочно определять нужную температуру, необходимую Лоле. Когда ванная наполнилась, Лола, без лишних напоминаний, встала с нее, встала на колени перед ней и нагнулась, опуская волосы к теплой воде. Все протекало в безмолвии. Мом взяла шампунь какой-то дорогой марки, непомерно дорогой для их скромного по материальному состоянию дуэта, накапав ей немного на затылок. На волосы Лолы ей было ничего не жалко.
А у Мом приятные руки - в этом Лола убеждалась всякий раз, когда она вмассировала ей шампунь в волосы. Ей были важны люди с приятными руками. Приятные руки - это залог всего. По рукам можно многое понять о человеке, не только факт, пользуется ли он кремом для рук, или нет. Понять это могла только такая безрукая, как Лола.
Мом была вспыльчивая, но отходчивая, тем более, что нельзя было слишком долго злиться на Лолу, даже если она затопила квартиру. Опять. Кроме Лолы у нее никого не было. И ни у кого не было таких волос, как у нее - цвета первородной нефти и на ощупь, как шелк.
Квартирка в Чайнатауне была нужна ее хозяину. Вернее, хозяйке. Это было единственное место, где можно было ютить Лолу, несмотря на лифты, несмотря на массы людей, несмотря на расстояние до работы, несмотря ни на что.
Возвращаться на работу не было ни малейшего желания, тем более, что предчувствие тихо нашептывало, что скоро сюда припрутся соседи, разбираясь по поводу очередного потопа, а потому плюсом к отсутствию желания добавилось и отсутствие всякого смысла.
Ноутбук не хотел ловить соседский вай-фай в не тронутой потопом комнате, а потому пришлось сооружать с ним экспедицию на кухню, которая, ясное дело, пострадала в первую очередь. Лола помалкивала, не решаясь ей что-то говорить в качестве оправдания. Читать по губам Мом умела, но не так хорошо, как хотелось бы, еще и ненароком коверкая прочитанное, поэтому разговаривать с ней было в принципе нежелательно, но если долго молчать, то возмущалась уже она, мол, какого черта, я должна разговаривать, если не хочу стать еще и немой.
Она не хотела терять своего прекрасного, пронзительного, грубого голоса.
На кухне хоть снимай ремейк на Титаник – холодно, грязно, мерзко, всюду вода и даже дается симфонический концерт по радио, она бы отметила еще и это, если бы слышала его. Лола водила по полу тряпкой, естественно, водила ногой, вздыхая, таща ее в ванную. Отжимать мокрую ткань она не умела, поэтому находила еще одну тряпку, возвращалась на кухню, швыряла ее в пол, отскакивала от крупных брызг, водила ей, тащила в ванную. И так по кругу.
День, откровенно говоря, не задался.
Еще и какой-то школолольник лезет со своими трагическими проблемами, прося выбросить юзернейма из ролки. Мом бы выбросила, выбросила бы за милую душу, но раз ее так хорошо попросили, то она уже из вредности оставит его. Просто вышибать неугодных – ее любимое времяпрепровождение на досуге.
«Новое сообщение
Для: Its_A_Legend_Itself
От: Kitsuen_Sha
Все готово?»
Ответа долго не следовало, хоть прочел он сообщение просто мгновенно, будто весь день сидел у монитора и ждал, когда же она ему напишет, что было типично для Морта. Она сказала ему, что напишет в перерыв, то есть, где-то с 14:00 до 14:30, вот он и сидит, ждет. Да, наверняка.
«Its_A_Legend_Itself [только что]
да всо гатова но анккты падали толька адинадцеть из двинадцети ни падал толька Niker пачимута ни подол»
О, да. Только он может набирать одно сообщение десять минут. Как же он будет писать посты, в таком случае, Морт об этом не подумал, м?
«Kitsuen_Sha [минуту назад]
Скайп;Быстрее;У меня иссякает терпение;»
Тишина. По ту сторону монитора мешкаются, это не видно, но заметно, раз никто не звонит, и, спустя пару минут, пару унылых, тягучих минут, за которые Лола успела мелькнуть здесь раза три, раздался звонок. Лола рефлекторно швырнула тряпку, и та звучно плюхнулась, пока сама Лола добралась до Мом, пододвинув себе табуретку. Это стандартный ритуал, когда звонит Скайп – Лола бросает (во всех смыслах слова) все свои дела и без малейшего энтузиазма плетется к ноутбуку и к Мом за ним.
Вебки к ноутбуку Мом не прилагалось и оно, должно быть, к лучшему, ибо в противном варианте развития событий та бы закатила истерику о том, что она не может появиться перед мужчиной, когда у нее такое гнездо на голове, когда растрепалось у нее не так уж и много, и плевать, что мужчина этот не сможет оценить по достоинству ее прическу в любом случае. А вот у мужчины камера была, и нельзя сказать, что это радовало. Взгляд мужчины пронзал насквозь невидимым копьем, или, скорее, гарпуном, всаженным куда-то в брюшную полость, вытаскивающим из нее же кишки, намотанные на лезвия. Сколько ему ни пиши, он постоянно забывает надеть очки.
- Здравствуй, - послышалось от того, негромким, даже малость сипловатым голосом, очень теплым, в отличие от его взгляда. Он всегда начинал диалог с этой фразы, Мом даже не утруждала себя вопросом прочтения этого сложного слова с его тонких губ.
У Мом всегда открыт документ блокнота, она открывает его как раз перед тем, как позвонить по скайпу, и почти всегда она начинает с того, чтобы переключиться на блокнот и вывести на нем:
«Надень очки;»
Лоле пора бы привыкнуть к этой фразе, фразе, пишущую Мом взамен «и тебе не сдохнуть», но та строго-настрого запрещала ей произносить в микрофон что-то, помимо написанного ее рукою в блокноте, поэтому та не рисковала лишний раз подставлять себя под удар. И она огласила:
- Надень очки!
Жила эта пара модераторов в одном городе, более того, на двух соседних улицах, но сигнал почему-то был слабым, с задержкой в пару секунд, хотя мы-то знаем, что дело в слабом вай-фае Мом, это мы не рискуем ей говорить об этом, чтоб не схлопотать свернутой в трубочку газетой по затылку.
Тот кивнул, кивнул спустя пару-тройку секунд, как услышал, пошарив рукой по столу, нагроможденным самым разным хламом, огрызками зеленых яблок и бумажек, надевая очки на свои бледно-серые, даже сливающиеся с белком, глаза. Очки были, соответственно, круглые, прямо как у Оззи Осборна, зеркальные, а потому и неприятно отражающие блики пробивающихся сквозь плотные шторы лучей света, и все прямо в камеру, прямо в камеру, у Мом даже создавалось впечатление, что даже в их квартирке с северной стороны дома солнечно.
Был мужчина незрячим.
Был мужчина зрелым, в возрасте от тридцати пяти до сорока пяти, по нему так сразу и не скажешь, если не заглянешь в паспорт. Некогда поддерживающееся в порядке, начисто выбритое лицо, ныне заросло темной, жесткой щетиной, да и сам он, каким бы он ни был педантом, потерял опрятность. Неглаженная рубашка и растрепанные волосы длиной всего-то в пару-тройку сантиметров, покрытые мелкими царапинами руки свидетельствовали о его неопытности нахождения в этом мире, в черном, беспросветном мире, где правят звуки, формы и запахи. За его широкой спиной виднелся мальчишка. Ничего себе, такой, мальчишка, лет пятнадцати, не меньше, но парнем, и уж тем более, мужчиной, язык его назвать не поворачивался. По сравнению с мужчиной он был очень бледным, блеклым, меркнущим, гаснущим, светлые волосы грязно-русого цвета, цвета старого, черствого сыра, к которому не рискуют прикасаться крысы, и темно-зеленые глаза, цвета разрезанной вдоль перезрелой виноградины. Он постоянно заглядывал в монитор и таращился на происходящее в нем, иногда что-то шепча на ухо мужчине, чаще медленно, неуверенно в себе набирая что-то на клавиатуре, допуская кучу ошибок, не в состоянии писать иначе.
- Я имел в виду, что все участники, кроме одного, Nekker, уже подали заполненные анкеты, - протянул он, чуть наклонившись к микрофону, на что его слова были в точности продублированы Лолой, пока Мом смотрела на нее и читала по губам. Читать с губ Морта было неудобно. Изображение было расплывчатое, а слова – невнятные, а Лолу всегда можно было попросить повторить что-то, широко разевая рот.
Она кивнула, нахмурившись, что-то обдумав, но только секундочку, написав в блокноте:
«И ты всех их принял?»
Эти слова были незамедлительно считаны Лолой, громко и четко, чтобы не пришлось повторять.
Секунда ожидания.
- Да.
Тут уже не вмешивалась Лола; Мом и так все поняла, обиженно скривив ярко накрашенную губу, быстро отбарабанив по клавишам:
«Там же половина некомпетентных и инфантильных школолольников!!!»
Лола хмыкнула, высказав в никуда свое неодобрение ходу ее мыслей, но послушно зачитала написанное вслух, драматично выкрикнув «школолольников!!!», подчеркивая наставленные ею восклицательные знаки.
Секунда.
- И что?
«Как и что???Ты только и ждешь, чтобы ИП рухнул?Держу пари, они еще и действия в звездочках пишут!»
Лола бормочет что-то в микрофон. Мальчишка шастает на заднем плане. Морт озадачено ожидает, когда же звук долетит до него.
- Ты не понимаешь, - покачал он головой, - Игроков – двенадцать человек. Еще никогда ИП не пал так низко. Мы должны дорожить каждым. И мы должны повременить и дождаться подключения двенадцатого.
Возмущению Мом не было предела.
- Ты действительно думаешь, что жесткость в правилах привлечет много народу?
Лола еле успевала дублировать его слова, как Мом уже отчаянно барабанила по клавишам.
«Не привлекает, зато устанавливает порядок и разгоняет малолеток – в итоге остаются только те, кому это надо, а не те, кому нехер делать!»
Даже когда сигнал дошел до колонок Морта, тот молчал, не меняясь в лице.
- Вот из-за этого у нас и нет игроков, а те, кто есть, тебе не нравятся.
Момоко обиженно надула губы, скрестив руки на груди, неохотно наблюдая за Лолой, читая слова. Черт возьми, этот Морт такой вредный! Лишь бы слово поперек вставить! Он как будто сам не знает, кого принимает. Или он в анкеты совсем не заглядывает? Ну, ясное дело, не заглядывает, но ему их наверняка зачитывает вслух тот пацаненыш.
Пацаненыша звали Робертом. Если быть точным, то было ему без пары месяцев семнадцать лет, а сознание малолетнего ребенка и разум на той же отметки – следствие слабоумия, не более.
Был пацаненыш социальной сиротой[1], всю жизнь прожил в приюте, с ощущением того, что живет он не ту жизнь. Будто на его месте должен быть кто-то другой, но никак не он. Такое бывает, когда не хватает самоощущения. Но Роб был бесконечно далек от мыслей о самоощущении. В его дефектной головке звенел вакуум, накаливающийся от ноты тишины и струящийся по натянутым нервам, как по струнам.
На самом деле, вас обманули, и под словами «всю жизнь прожил в приюте» подразумевалось несколько иное, вряд ли то, что вы успели подумать. Если исходить из вашего потока мыслей – то в приюте он очутился в возрасте восьми лет, до этого он, как и всякий из нас, жил в семье. Отец, мать, старшая сестра, тетя, бабушка по мужской линии – все умещались в двухэтажной квартирке в центре города. Один Роб не мог найти себе места. Родители нескоро заметили неоспоримые странности в поведении младшего сына, как и его задержку в развитии, как и то, что его первое, еле внятное слово было произнесено лишь в четыре года – педиатр развел руками без благой вести на устах.
Слабоумие. Даунизм. Кретинизм. Очевидно, сказались тяжелые роды, ну, или с генами оплошали.
Старшую дочь мать родила в четырнадцать лет.
Она смотрела на сына, поражаясь, как всего-навсего одно предложение смогло изменить его в ее глазах. Одно предложение – и перед нами совсем другой человек. Жалость? Отвращение.
«Зачем вам эта обуза?» - говорил врач, «У вас еще все впереди, а у него, увы…»
Тот лишь изумленно хлопал веками, косясь на родственников, бормочущих себе под нос что-то странное, непонятное и незнакомое. Мать всплакнула. Отец ее утешил. Сестра фыркала и повышала голос, тетя всплескивала руками и что-то ей перечила, бабушка сидела молча, уткнувшись в свои мысли.
После было много суеты и беготни, неинтересные бумажки без картинок и ругань, а еще, знаете, что еще, никто не хотел играть, вот, в чем вся суть. А потом (нескоро, правда), тебя ведут под руку куда-то прочь из дома, вы идете вместе с матерью по долгому, пустынному шоссе, будучи подгоняемыми в спину сильным ветром, который так щекотно толкался, но скоро становится не до щекотки.
Мать взыскательно смотрит на тебя. Оценивает. Она все внимательно взвешивает и, повернув голову в сторону той неприятной старушки, в кабинете который вы оказались, говорит что-то серьезно-серьезно.
Потом встает со стула, роняет на тебя взгляд и не удерживается от порыва материнской нежности, прижимает тебя к сердцу, утыкается носом в шею и оставляет на плече несколько капель слез, сказав почему-то «прощай…»
С тех пор началась жизнь. Настоящая жизнь. До этого было лишь существование, ну, или ожидание смерти.
И жизнь, как говорится, не задалась.
Огромный мир обернулся крохотным домишком, ростом в пять этажей и периметром, размером со здание детского сада, где Роб коротал деньки, домишко серый и холодный, как камень, но белый, залитый молоком изнутри, собственно, здесь и пахло молоком. Много людей – облитые молоком, сливающиеся со стенами, похожие халатами на врачей, и еще больше детей, во многом похожих на самого Роба. Только глаза озлобленные и горящие.
Мать больше на глаза не попадалась.
Один из ошпаренных молоком людей выдал Роберту комплект одежды, точь-в-точь, как и у всех, выдал браслет и повязку на толстой булавке. В одежды нужно было одеться. Браслет – застегнуть на запястье, достаточно туго, чтобы не спадал, но не так свободно, чтобы не натирал кожу. Повязку – прикрепить на футболку, желательно, на плечо, чтобы не выделяться из толпы. Все приобретенное следовало из всех сил беречь. Одежду меняли редко, поэтому сажать на нее пятна не рекомендовалось, самому же противно будет. На браслетике криво выведено имя, фамилия, порядковый номер и диагноз, толсто выведено, будто буквы лепили из пластилина и прикрепляли к пластинке. Но дороже всего ценилась повязка. На ней ничего не было, но она служила более полным паспортом, даже нежели браслет. Робу досталась салатно-зеленая, с глубоким, насыщенным цветом поздней листвы – самый мирный цвет. Цветовая гамма и оттенки показывали степень опасности ребенка – эти показания складывались из учета характера, темперамента, психологии и наличия психологических травм, для того, чтобы разобраться в этих всех нюансах, подсовывали кучу нудных тестов со странными, повторяющимися вопросами. Самый тихий и скромный – это темно-зеленый. Самый злобный и агрессивный – это пылко-красный, чего и следовало ожидать. Роб по ним определял, стоит ли общаться с этим человеком, или не стоит, промурлычет ли он что-то невнятное в ответ, или поколотит, все это зависело от повязки.
Комната средней группы A подразумевала в себе десяток мальчишек от пяти до десяти лет, от зеленых до желтых, но, несмотря на всеобщую, вроде бы, робость, жить без войн, драк и слез не удавалось. Били часто, в основном, отбирая еду. На завтрак давали жиденькие кашицы и стакан молока, раз в неделю – печенье, обед – суп, хлебец и чай, по желанию – с лимоном, полдник – сок и булка с маком, ужин – мясо с гарниром и чай, всегда без лимона. В особом почете были, конечно же, чай, сок, булки, печенье, изредка выдающиеся за какие-либо достижения сосучие конфеты и фрукты, которые выдавались раз в неделю. Если кто-то видел кого-то слабее себя – к стенке и жать до последнего. Если мать-природа обделила силой и характером – можно сбиться в шайку и искать жертв. Роб в оные никогда не попадал, чаще именно он и оказывался жертвой, беспрекословно делящийся со своими мучителями полученным на всех законных основаниях.
Роб не задавался вопросом, счастлив ли он. В самом деле, его все устраивало.
Время текло совершенно незаметно, будто и не было его. Прошла несметная вечность, и тот же ошпаренный молоком воспитатель повел Роба за руку со всеми его пожитками в новую комнату – средней группы B. Там сидели его ровесники, но уже злее. Грабили чаще и били сильнее, но Роб будет благодарен этому удару судьбы – он учился прятаться в подсобке и быстрее бегать. Его не гнело то, что день не обходился без марафона по этажам и трапезе в окружении тряпок и швабр – он был совершенно доволен своей жизнью.
Прошло несколько мнимых вечностей – старшая группа A.
Еще несколько бесконечных мгновений безмолвия – старшая группа B.
Помимо драк и кормежек время уделялось и учебе. Стоял отдельный корпус в этом молочном камне, корпус, походящий на муравейник – в нем копошилась масса серьезных и занятых детей, большинство из которых не носило повязки, хоть это и было обязательно. Возлагаемый на его плечи объем Роб осилить не мог, поражаясь, как все это уясняют его ровесники – будь то курящий в форточки классов Эдвард, от которого разило никотином за версту, будь то красотка Молли-Сью, с которой все добропорядочные мальчики делились чаем, будь то вечный молчун Михаэл, пялящийся на всех и вся исподлобья своими цветными глазами – одним голубым и одним карим. Да нет, на самом деле, этот список можно было продолжать без конца, пока не оборвется список учащихся, как бы то ни было, Роб отстаивал стойкие позиции последнего аутсайдера. Его речь была тихой, невнятной и прерывистой, ход мыслей – тугим, липким и тупиковым, а глаза, то есть, темно-зеленая, как и его повязка, радужка, служили проектором его мыслей. С его лица можно было счесть все эмоции, и для этого не нужно было дожидаться, когда он откроет рот, чтобы прочесть по губам. Таков уж Роб.
Песчинки сыпались сквозь осиную талию часов неимоверно медленно, переполняя ее дно собою, образуя бесконечность. Каждый день приходилось переживать, как бесконечность. Часы переворачивались и переворачивались. Итак..?
Возьмем число семнадцать и поделим его на четыре – получим полных чисел четыре. Запомним эту четверку. Семнадцать мы помножим на триста шестьдесят пять и прибавим четыре – получим 6209. Запомним. Возьмем секунду – одну. Умножим на количество в минуту – шестьдесят на один, шестьдесят. Шестьдесят еще на шестьдесят – 3600. 3600 на двадцать четыре – 86400.
Перемножим 6209 на 86400. Терпение.
536457600! 536457600 мгновений, прожитых на свете с момента первого вздоха. Роберта развлекли эти цифры. Это так много и так мало – казалось, что их должно быть раз в миллион больше. Это же всего-навсего секунда, неужели так мало набежало? Он замер, отсчитывая шепотом секунды, следя за красной стрелкой часов.
536457600 да один, 536457600 да два, 536457600 да три…
Время шло. Незаметно, копясь по секунде. Знакомые лица все редели в гуще новеньких; те либо уходили, либо их забирали, либо они сбегали, не выдерживая тирании товарищей огненно-красных, а Робу казалось, что пройдет миг, два, три, 536457600 – но он навсегда останется здесь. Он совершенно приспособился к молочному камню, он даже стал маскироваться под его белые стены, побледнев, побелев и померкнув, как затухшая свеча при порыве мокрого ветра, оставив после себя только расплавленный воск.
Кто-нибудь когда-нибудь видел огонь? Настоящий огонь? Видели, да? Роб тоже видел. Видел, когда еще наблюдал за Эдвардом, курящим в форточку, наблюдая за тем, как пламя незаметно пожирает сигарету. Но Роб не думал, что огня бывает баснословно много. Достаточно много, чтобы испепелить всю сигарету мигом, много, чтобы обжечь толстые губы Эдварда и много, чтобы заполыхал Молочный Камень.
Почему он спасся? Он заслужил спасения? Роб в принципе долго не мог понять, что случилось, чтобы размышлять о спасении. Просто случилось так, что на момент пожара он оказался на первом этаже, и, следуя общественному примеру, полез в окно – это было очень просто, при его-то худобе. Он еще раз мысленно отблагодарил своих мучителей и задир, лишающих его пищи, да и помчался прочь.
Он не планировал уходить насовсем. Он хотел переждать эту злополучную ночь в окружающих Камень лесах, дабы вернуться под утро и извиниться за несогласованный с воспитателями уход, но вскоре оказалось, что возвращаться было некуда. Камень треснул по швам, оставив после себя только обугленный каркас, и ни души кругом, только несколько спящих на руинах людей, таких же черных, как и развалины. Наверное, это те, кто провели здесь всю свою жизнь, те, кто приспособился маскироваться под Камень, каким бы он ни был – белым или черным. Робу было неведомо, что им не суждено проснуться, но интуиция подсказывала ему, что не следует присоединяться к их обществу.
Он лишился того, чем являлась его жизнь. Которая, как известно, не задалась. Но все-таки. Он был здесь ровно столько, сколько помнил себя. Ему казалось, он был рожден в молочных стенах, был рожден, чтобы господа Алые могли позаимствовать у него печенюшку-другую, был рожден, чтобы жить именно эту жизнь. Сейчас же, когда Камня не стало, не стало и самого Роберта. Но он был жив. Он не погибал душой просто потому, что она у него была бессмертная.
У всех больных душою она бессмертная.
Проблема была в том, что тело было смертно в любом случае, а оно требовало теплы и пищи. Что смог вынести Роб из первого дня пребывания в городе, на который он вышел из леса? Здесь очень сильно ценятся бумажки, называемые деньгами. Добыть их можно, совершая какие-либо действия, либо обменивая их на что-то иное. А наличие этих бумажек открывает врата в любой парадиз, стоит только выбрать, какой. Но Роб нашел более быстрый и удобный способ обзавестись этими ключами от врат рая – их можно просто вытащить. Вытащить из кармана или сумки любого, кто отвлечется на нечто более важное. Да и не только бумажки можно вытаскивать – в сумках проходимцев оказывались, порою, самые разные интересности, от обладания которыми Роб также не отказывался. Большая удача, когда удавалось найти там еду – и бумажки не нужны. Он успел заприметить, что в городском парке, у западного выхода, на третьей скамейке в тени кустарников, когда солнце доходило до высшей точки, на котором оно только могло крепиться, сидел некто, кто вообще не обращал внимание на происходящее кругом. Он был до безумия легкой добычей.
* * *
- Да как же так?! – возмущенно возопил он, ударив где-то по поверхности стола кулаком. Несильно, так, чтобы продемонстрировать свой гнев и несогласие с ситуацией.
- Господи, Морт, умоляю, не заводись! – ныл Карл, так протянув его имя, будто подменив им логичное продолжение фразы о Господи – не «Господи Боже», а «Господи Морт». – Врачи же ясно сказали – спасти может только чудо. Они сделали все, что было в их силах, понимаешь?
А он не хотел с этим мириться, шумно сопя. Бинты давили обручем на глаза, пахли лекарствами и чем-то дохлым, вот, что угнетало.
Его буквально умоляли смириться. Эта кислота, которой его облили преступники, благо, что еще кожу не разъедала, но мгновенно умерщвляла глаза. А Морт верил. Верил в то, что именно его, именно тогда обойдет злой рок. Верил в закон жизни, гласящий, что за чередой событий отвратительных всегда выглядывало солнце, награждая чувством оттягивающего, абсолютного счастья. Но что-то было не так с тем законом. Внезапно он перестал функционировать, причем отыграться он решил именно на Морте.
Он бежал из семьи, не дав о себе знать, не желая висеть на шеях родных обузой. У него была квартирка в городе, которую он однажды подарил своей матери, царство ей небесное. Ему казалось, что эту квартиру, которую он навещал каждые выходные, он знал просто вдоль и поперек. Оказалось, что целый мир ему был неведан.
Первое, что начало терзать его – так это невозможность отличить утром сон от бодрствования; все было одинаково. Он лежал в кровати и не понимал, спит ли он, или уже давно проснулся, все было одинаково – дремота и темнота. Ты встаешь на ноги, и будто все еще спишь. Ты идешь в парк, будто не просыпаясь. Вся твоя жизнь – один сплошной сон. Но в нем нету красочных образов и картинок, весь он состоял лишь из запахов, звуков, вкусов и форм. И этого было ничтожно мало, чтобы постичь этот до чертиков знакомый мир.
Он учился читать книги, ориентированные на таких, как он. Учил алфавит из дырочек и выпуклостей, стараясь разбирать по ним слова. Но он чувствовал себя лишним в этой шкуре. В этой бесцветной жизни. Слепым нужно либо рождаться, либо терять зрение постепенно, чтобы успеть привыкнуть и наловчиться жить без глаз.
Трость не помогала. Ничуть. Ею можно было только гонять пустые, смятые банки из-под газировки, валяющиеся на пути, а в здания и людей врезался он часто, тогда было принято решение завести поводыря. Хорошая, такая, собака, доберман, но глупая – это просто что-то с чем-то. Несмотря на то, что в приюте ее зарекомендовали, как поводыря, та постоянно уносилась куда-то прочь, бегала кругами и совершенно не хотела слушаться. Жить в мире, где кто-то выключил солнце, ехидно гогоча, уносясь прочь, было очень тяжело.
Ему советовали чаще бывать на свежем воздухе, мол, грешно пренебрегать такой возможностью, когда у тебя под боком живописный парк. Он сам себе книга – тысяча и один аромат, шорох и прикосновение, чем тебе матушка-природа не угодила?
Так говорил Red_Simple, трезвоня по скайпу.
- Наверное…
Все дело было в том, что его имя, ставшее нарицательным, потускнело и потеряло смысл, как и сам он. Наверное, дело в том, что он не чувствовал себя счастливым. До этого происшествия. И после тоже не ощущал этого чувства, но взамен ему образовалась пустота, принявшаяся затягивать в себя все, как в черную дыру. Становилось все страшнее и страшнее, и он чувствовал, и все чувствовали, что эта дыра пожирала его изнутри, оставляя только внешнюю оболочку былого Мортимера. Он замкнулся в себе, сосредоточившись исключительно на собственных переживаниях, неохотно отвечал на задаваемые вопросы и требовал уединения. Казалось, что прошлый Морт жил именно в глазах, раз с прекращением выполняемых ими функциями все порушилось.
Все стало неимоверно пустым.
Даже сумка. Нет, серьезно. Раньше он списывал это явление на забывчивость, на то, что будучи увлеченным самим собой и учением читать по белым страницам с пробитыми точечками, мол, он просто сам не помнил, как съел принесенное из дому, но когда к перечню испарившихся продуктов добавился и бумажник, то сомнений не оставалось. Грабят. Причем так нагло, что аж противно. Мало того, что воровство средь бела дня – это вообще неправильно, так они и не постеснялись воровать у слепого! И эта псина, очевидно, тоже слепая, раз и мордой не повела, когда некто обчищал его сумку.
Возмущению Морта не было предела.
Было решено поймать, уличить и наказать бесстыжего ворюгу. Морт отпустил собаку, пусть побегает в окрестностях, дабы не смущать преступника своим присутствием, сам же он стал старательно изображать отрешенность и задумчивость на лице, навострившись. Сумка лежала рядом, соблазнительно расстегнутая, с торчащими вафлями в шумном полиэтиленовом пакетике.
И он не заставил себя ждать. Минут эдак пять актерской игры – и пакетик зашуршал, потянись в него инородная ладошка.
С Мортимером творилось что-то невероятное в течение его жизни – он вроде жив, и вроде мертв. Он вроде был мертвым до ослепления, но вместе с тем, после он чувствовал себя еще мертвее, а может, это было чудодейственным воскрешением, он не знал. Он знал только одно – он изменился. Но в тот момент Морт-прошлый – отчаянный борец со злом и доставатель кошек с деревьев, все же очнулся, моментально среагировав и треснув куда-то в сторону сумки тростью. Раздался вой. Прибежала псина, громко лаяла, Морт не останавливался, молотя куда-то, где-то по живой плоти, пока не счел, что тот никуда не удерет.
Избитая полосатой тростью туша не двигалась, скулила, ежилась и тряслась, что-то бубня.
Морт что-то рявкнул в сердцах, склонившись к ней и разыскав ладонью плечо и сжав, притянув к себе. Он бы высказал этому подлецу все, что только думал о нем и о его бестактности, если б не прочувствовал рукой все его выпирающие косточки из плеча.
Ступор.
Рука перебралась на лицо. Черты явно мужские, но не резкие, на щеке нет и поздне-юношеского пуха, по оной катились жгучие, словно кровь, слезы и хладный пот, застывший на лице.
Это был совсем еще мальчишка. Точно живой душой и живой телом. Легко ему жить на этом мире, когда он точно знает и то, и другое.
На вопросы, как его зовут, откуда он и куда смотрят его родители, он лишь что-то мычал сквозь слезы, душащие его, обнимая себя за плечи и хныча, удосужившись протянуть ему свой браслетик. Браслетик оказался полезным.
Морт взял его в руки, задумчиво проведя по табличке подушечкой пальца. Слова не было выколоты на языке слепых, но они были объемные, их можно было разобрать.
Он потратил не менее пяти минут, дабы разобрать эти слова, сделав вывод, что зовут пацаненыша Робертом Слангом, ему шестнадцать лет отроду и родился он шестнадцатого февраля. Из его невнятных разъяснений было также ясно, что он выходец приюта, съеденного огнем, как молью, и что он не имеет ни малейшего представления о мире.
Один из ударов вслепую пришелся на его искаженное страхом личико, более того – по глазу. Позже скажут, что он поцарапал себе глазное яблоко, пока Морт резво махал тростью перед его лицом, а пока его глаз налился кровью, разве что, это Морту было не ведано.
Что было дальше?
Роб не мог существовать в этом мире в одиночку.
И Морт не мог существовать в этом мире в одиночку.
И Момоко не могла существовать в этом мире в одиночку.
И Лола не могла существовать в этом мире в одиночку.
И Кич не мог существовать в этом мире в одиночку.
И Вольха не могла существовать в этом мире в одиночку.
И Камио не мог существовать в этом мире в одиночку.
И Red_Simple не мог существовать в этом мире в одиночку.
И Merry_Anrew не могла существовать в этом мире в одиночку.
И Motheretic не могла существовать в этом мире в одиночку.
И Lol_Noob не могла существовать в этом мире в одиночку.
Никто не мог существовать в одиночку.
Совсем никто. Каждый цеплялся за каждого, опасаясь, что настоящий мир угробит их, а вдвоем будет не так уж и страшно, и не так уж и грустно, к тому же, да и встречать свою гибель будет не так уж и…
Не так уж и скучно.
_____________________
[1] Социальные сироты
Был пацаненыш социальной сиротой[1].
Дети, живущие в приюте при живых родителях.
Зловещий бзыньк: ошибки из будущего
Биты всегда обмотаны тканью или бинтами на том самом месте, за которое их нужно держать, чтобы занозы не впивались в руки, да и не оставляли мозолей. Поэтому никогда не покупайте бит без них, даже если бита якобы покрыта лаком и по умолчанию не может оставлять заноз – все равно не берите. Лак сойдет, занозы никуда не денутся. Подбирайте биту под себя, они бывают разных размеров, и соответственно разного веса, поэтому исходите исключительно из собственной физической характеристики. Не берите слишком маленькую или слишком большую – что то, что другое будет жутко неудобным. Заботьтесь в первую очередь о вашем комфорте.
Кич, например, не покупал себе биту, а взял ее из спортинвентаря школы. Теперь мучается. Бита была размером с его ногу от стопы до бедра, а рукоять толщиной с шею, естественно, махать такой было непростым занятием, ее и тащить за собой было неудобно, поразительно просто то, что он мог ее вообще поднять. И не только поднять, а занести над головой и треснуть по самодовольной морде того урода, клеящегося к сис. И еще раз, и еще раз. И так до тех пор, пока он не начнет звать на помощь и плеваться собственной кровью.
Почему-то в этой стычке все встали на сторону Мьюррейна.
Все принялись его выгораживать и орать во весь голос о том, что он хороший, и что его нельзя бить.
Потому, что он хороший.
Даже сис это сказала.
Он глухо зарычал, сжав рукоять биты в руке, решительно сказав себе:
- Нет. Не хороший.
Нужно выбраться отсюда. Выбраться только за тем, чтобы встретиться с ним лицом к лицу, и будучи полным той же жгучей решительности, объявить ему то же самое. И уйти, оставив наедине с размышлениями и впечатлениями. Точно. Но пока нужно найти отсюда выход.
Алый туман обволакивал дом, гнездясь в нем и оседая на полу, чем-то напоминая собою выпаренный из роз сок, даже пах он цветами, кисло-сладкими цветами, и, почему-то, ядовитыми цветами. Будто некто заложил под паркет целые залежи цветущего плюща, ожидая, когда же он иссохнет. Вот, иссох. И дом заполнился ядовитыми благовониями.
Дом был весь набекрень – вот ты вроде как стоишь на полу, по сторонам стены, впереди и позади – те же стены, а над головой – потолок. А вот ты уже стоишь на стене, перед тобой – пол, позади и над головой – стена, а по сторонам – потолки. И ты вроде идешь по направлению к двери, идешь и идешь, идешь и идешь, а потом раз – и оказалось, что она за тобой.
Так нечестно.
Хотелось позвать Китти и попросить просто быть рядом – когда она неподалеку, дом прекращает беситься и утихомиривается, а стоит ей куда-то деться, как он начинает то еще вытворять. Хотелось позвать, но гордость не позволяла.
Ее тогдашнее молчание и увиливание от ответа на вопрос чем-то задевали и обижали.
Вообще-то сомам не велено разговаривать, но раз на то пошло, то почему она должна была прекращать?
Вот она – дверь. Прямо по курсу. Поцарапанная снизу некогда обитающей здесь кошкой, сверху увешанная приклеенными записками матери с наставлениями о том, что сегодня нужно съесть, и до скольки ее не будет дома, рядом – свернутый зонт, спортивная сумка под биту, пустая вешалка, напоминающая ну очень стройное и симметричное деревце в саду Кама, волейбольный мяч, используемый, как футбольный, все еще грязный, немытый с июня, да и все, в общем. Несмотря на довольно-таки скромный перечень вещей у двери, выглядел коридор до ужаса захламленным. Весь дом выглядел таким. Он никогда не был пустым, даже если дома не было ни души, всегда казалось, что он полон, что он скоро треснет по швам, что ему срочно нужна пристройка, и непонятно, почему – два этажа, не считая подвала, прекрасно вмещали в себе отца и мать, брата и сестру, кошку и сома, правда, кошка не застала сома, а сом не застал кошку.
Нужно сосредоточиться. Сосредоточиться и идти точно к двери, тогда она никуда не ускользнет и дом не будет капризничать. Но это не просто. В голову лезли посторонние мысли, не желающие оттуда своевременно выползать, травя разум, аромат алого тумана одурманивал, а бита неприятно шоркала по половицам, тащи ты ее за собой. Все сбивало с мысли, мысли о том, что тебе нужно подойти к этой проклятой двери, положить свободную руку на железную, потертую ручку, надавить на нее и потянуть дверь на себя. Еще никогда такая простая операция не казалась такой сложной.
А что, если просто разбежаться, не раздумывая, и налету открыть ее?
Скорее всего, это единственный выход.
Но бита сильно тормозит. Наверное, все дело именно в ней. Наверное, его тормозит собственная ярость и ненависть, сдержанная за стиснутыми зубами, были бы у него эти зубы. И весь этот черный, кипящий гнев осел обузой в виде биты. Он поставил ее кончиком на пол, отпустив, после чего та с глухим стуком упала, исчезнув где-то под пеленой тумана.
Кич засучил рукава рубашки, а саму рубашку расстегнул, на что из-под нее виднелась черная майка, приготовившись к длительному забегу в лабиринте собственных иллюзий.
И он подорвался, слыша негромкий, но протяжный, завывающий свист в ушах(?), чувствуя, как рубашка чуть развевается позади, почти с неверием понимая, что дверь не отдаляется и никуда не скачет с глаз долой.
Он только обрадовался своей победе, только раскинул мыслями, как же там будет снаружи, если только в одном доме такое творится, как погнал все это из куба долой, понимая, что ликовать ему нужно в последнюю очередь. Он может сбиться, потеряться, запутаться и забыться. И придется начинать сначала.
- Есть! – на радостях выпалил он, схватившись за ручку двери, отчаянно сжав ее в ладони, боясь отпускать. Боясь, что дверь ехидно хихикнет и унесется прочь.
Ручка пахла холодным железом. И ладонь, из всех сил сжимающая ее, тоже. Это было неприятно и даже мерзко, а алый туман никак не перебивал этот запах, только наоборот, усугублял, раскрашивая его кислинкой, что было крайне невкусным сочетанием.
И все-таки, что же таится за дверью? Что за безумный мирок с переворачивающимися зданиями? Кто его населяет? А вдруг, судя по словам Китти о том, что она всегда была здесь, это мир, принадлежащий зверям, мол, именно из-за того, что их души здесь, они не разговаривают в реальности?
А может, не стоит покидать дома? Может, там опасно?
Его рука безвольно спала с ручки.
Слишком страшно.
Он обернулся, опираясь спиною об дверь, сползая по ней, усевшись на пол, прижав колени к груди.
Слишком страшно.
Мир потерял все свои краски, будто кто-то их своевременно слизал с общей картины мироздания. Он выцвел и пожух, как иллюстрации в старой книге, оставив после себя только приятный древесный запах, навеивающий былые воспоминания. Воспоминания того, что все не всегда было так. Когда-то мир пестрил неведомыми человеческому глазу оттенками, заставляя щуриться от их яркости, а теперь все это куда-то делось. Стало очень пусто и тяжело. Кич никогда бы не подумал, что пустота может быть тяжелой. А ведь еще как может! Иначе бы ему ничто не давило на грудь по ночам, заставляя распахивать окна знойными летними ночами.
Слишком страшно.
Он перевел взгляд на электронные часы, складывающие маленькими красными лампочками цифры.
«21:17»
Он следил за этими числами, пока не понял, что часы, должно быть, сломались, раз уже столько времени не добавляли к семнадцати единицу. А вроде, и не сломались – двоеточие, отделяющее часы от минут, мигало, что сигналило об их исправности.
Не то этот мир остался вне времени, не то время и впрямь остановилось.
Он не знал, чего ждал. Когда семнадцать сменится восемнадцатью, когда его найдет Китти или когда он возьмет и проснется. Здесь не хотелось оставаться и секундой более. Этот красный, усыпляющий и отравляющий газ, эти асимметрично развешанные картины со слизанной краской, эта недосягаемость и спутанные образы, он будто угодил в комнату страхов, рассчитанную именно на него, в сосредоточение собственных опасений, переживаний и комплексов.
- С-слишком страшно…
Он поджал ноги под себя, поежившись, почувствовав, как холодок из внешнего мира пробежал по спине. Было стыдно за свой необоснованный страх, было обидно за Китти, вернее, из-за Китти, было мерзко от запаха железа и роз – это было просто невыносимое сочетание ароматов.
Хватит. Он еще даже не получил законного права бояться того, что подстерегает его за дверью, ведь он может только догадываться, что там. Если бы он точно знал, что там он повстречается с вурдалаком, монстром или Камио, он бы еще мог себе позволить сидеть здесь, поджав хвост, но нет же! А может, там находится выход из этого театра абсурда, а он будет до скончания веков сидеть и остерегаться его?
«Хватит!» - решительно сказал он себе, встав с пола и вновь взявшись за ручку двери, осторожно надавив. Что бы там ни было, это нужно увидеть.
Он распахнул дверь. И казалось, что это сделала не его рука, а его решительность, навалившаяся всеми силами на злополучную ручку. Как только та открылась, коридор быстро заполнился прохладным, влажным воздухом, будто после проливного дождя, пахнущего осенью и пылью дорог.
Кич бы зажмурился, приоткрыв бы только один глаз, чтобы не видеть всю опасность сразу, а только ее половину, если бы у него были глаза. Поэтому всю картину пришлось застать сразу и целиком.
- ?
Ничего. То есть, совсем ничего. Вот участок террасы, вымощенный кафелем по когдатошнему наставлению отца, заросший газон, чахлая клумба, вот валяющийся на траве велосипед Кича, почему-то, велосипед сис отсутствовал, вот пара фантиков, подхваченные ветром, вот, собственно, и все. Все, если не считать этого уже порядком надоевшего сплошного тумана, застилающего весь обзор, что впереди, будто на их одинокий коттедж упало облако.
Кич сделал шаг в этот мир, оглянувшись.
Где монстры? Где выход?
В неверии он выбежал на террасу, не прекращая вертеть головой, разыскивая дверку, лазейку, дыру в пространстве и времени взглядом, дабы сбежать из этого кромешного, тихого ада.
Ничего. Ничего и никого.
Кич впервые в жизни не боялся мять ровные газоны, бродя по ним, еще и шоркая кедами, пиная мелкие камни под ногами. Его впервые не беспокоили газоны. Он искал выход. Туман не рассеивался, даже подойти ты к нему вплотную, наоборот, он будто даже сгущался, заметив твое присутствие. Он будто хотел принять тебя в свои объятия, хотел, чтобы ты слился с ним. Но Кичу не то было нужно.
- Да где выход?! – спросил он у пустоты, у того же тумана, лезущего слепо целоваться с ним, на что, откуда ни возьмись, высунулся тот же невидимка, что докучал ему ранее, передразнивая:
- Выход, ыход, ыход!..
А Кича даже поначалу обнадежила эта его призрачная реплика, показалось сначала, что это некто откликнулся на его вопрос, как окажись это тот проклятый хитрец.
Кич присел на корточки, подняв с сырой, голой от травы земли блестящий камушек, будто выточенный рекой, не задумываясь, швырнув его в гущи лоснящегося тумана. Удивительно, что вообще следовало эхо, раз не было слышно, чтобы этот камень ударился бы обо что-то, нет, был слышен лишь негромкий свист, с которым тот пролетел по воздушной глади.
Кича это взбесило. Не свист камушка, а всякое отсутствие выходов и безысходность. Тот, кто придумал этот мир и трюк с выполнением определенной цели для выхода из комы – явно глупый и подлый тип. Глупый – потому, что не просчитал все шаги Кича наперед, чтобы не возникло подобных конфузов, когда больше не осталось ходов для победы. Подлый – потому, что лишил его шансов проснуться, отрезав всякие пути!
Это…это конец?
Кич чувствовал растерянность.
В нем боролись ярость и тоска.
«Я больше никогда не проснусь.
Я обречен.
Я не выйду отсюда.
Я умру здесь»
С другой стороны, нужно цепляться за каждую возможность, за каждую ниточку, дабы не черстветь здесь. Здесь, под пеленой тумана, на самом деле, не земля. Здесь обрыв. Будто дом семейства Маршалл вырвали из реальности с кусочком положенной им земли, да и швырнули куда-то в Небытие, прихватив заодно Кича и Китти. Пропасть. Там, ниже, должно быть, ничего нет. Совсем ничего.
Ничего!
Но уж лучше ничего, чем вот это все, успевшее порядком надоесть и взбесить.
- Уверен? – вдруг послышался тихий, приглушенный водой и толстым стеклом аквариума голос.
Он обернулся.
- Да. Уверен.
Китти стояла в нескольких широких шагах от него. Она выглядела несколько запыхавшейся и уставшей, тому было быстро найдено объяснение – она волочила за собой биту.
- А если умрешь?
- Пускай.
- Умрешь – не проснешься.
- Я понял.
- Как же так?
Кич решил промолчать. Решил отомстить Китти за ее молчаливость, расплатившись той же монетой. Он лишь взыскательно хмыкнул, потеревшись носком кед о сухую землю, свободную от травы, подняв в воздух немного серой пыли, сунув руки в карманы. Та послушно ожидала ответа, не шелохнувшись телом, но чуть повертевшись в тесном стеклянном шаре, задев его полость длиннющими усами.
- Это всяко лучше, чем тухнуть здесь, - наконец пояснил он своим теплым, но шершавым на ощупь голосом.
Та смотрела на него с удивлением и недоумением – это было видно, даже не всматриваясь в ее мелкие, как пожелтевшие бусины, глазки. Должно быть, она даже шокирована его ответом, не понимая, почему это он так легко променял место ее жительства на верную погибель. Ей привычно жить здесь – бегать за дверями, терпеть издевки собственной тени, передразнивающей неприятным голосом, шагать по стенам и по потолкам, любоваться криво повешенными картинами, дышать кисло-сладким ароматом железа и роз. Ко всему можно привыкнуть, в прочем. Вот она и привыкла, не видя во всех этих вещах ничего зазорного.
- И оставишь меня одну?
- Ты же всю жизнь без меня как-то жила.
Он развернулся к ней спиной, уставившись куда-то в дымящуюся туманом пропасть. А что, если это Иномирье – сами Небеса? Что, если сделав шаг с него, он упадет в настоящий мир? Что, если это и есть путь? Что, если тот некто, кто устроил это все, как раз на это и рассчитывал?
Что, если это и есть окукливание?.. Взросление? Смерть с последующим перерождением в мертвой оболочке? Пережить отчаяние, сделать шаг в никуда, способен ли на это только взрослый человек…
Кича пленили эти мысли. Он заранее почувствовал гордость за себя и за свой поступок, почувствовав себя заведомо взрослым. Он хотел повзрослеть, зверски хотел, хотел понять все те вещи, что кажутся ему бессмысленными, когда все кругом утверждают, что это - правильные вещи.
На самом деле, он просто хотел понять, почему взрослые, то есть, мертвые, считают Мьюра хорошим.
- Нет! Не хороший! – в сердцах зашипел он сам себе громким шепотом, надеясь, что Китти либо не расслышит, либо не придаст его мыслям вслух никакого значения.
Он просто хотел понять этих людей. Тогда все, все поголовно кинулись помогать Мьюру встать на ноги, спрашивали, где ему больнее всего и позвать ли ему врача. На Кича тогда никто не смотрел, а ведь он тоже пострадал – эта скотина почти никогда не стрижет ногти, а они у него острые, крепкие, жесткие, как вцепится ими в глотку, так и не только синяки оставит, но еще и расцарапает все в кровь. И ведь до сих пор не зажило. А о нем тогда вспомнили исключительно, как об объекте, на который нужно выместить все свое стадное негодование за избитого Мьюра. И Кич в упор не понимал этого. Он же выгораживал сестру, почему это так плохо?
Наверное, чтобы понять это, нужно быть взрослым. Все успели вырасти и понять, что Мьюр – хороший. Даже сис, которая, по сути, младше Кича, и та успела его перерасти.
А где-то с другой стороны души, он намеренно не хотел взрослеть, ибо не хотел признавать «хорошесть» Мьюррейна. Он хотел иметь такого врага, как он. Именно такого – полудохлого выскочку-первокурсника, бывшего выпускника этой школы при поселке. Собственно, именно поэтому он там частенько тусовался и водился с мелкотой – одиннадцатиклассниками, вроде Кама. Или с еще более мелкой рыбой, вроде Вольхи. Грр.
- Прощай? – неуверенно спросила Китти, скорее, не из желания попрощаться, а из желания привлечь к себе внимание или обыграть всю трагичность ситуации.
Кич промолчал. Будь бы у него усы, он бы пошевелил ими, передразнивая Китти.
Он сделал шаг навстречу распахнутым объятиям Тумана.
* * *
«Icky Plot.
Словесная ролевая игра, включающая в себя обширный перечень жанров, позволяющая реализовать на практике все умения игрока РПГ.
Единого сюжета нет – суть в том, что он пишется самими персонажами, таким образом игра подстраивается под каждого, а каждый подстраивается под игру. Есть несколько единых условий для каждой сессии ИП:
1) Мир, в котором проходит действие, (Иномирье) представляет собой чистый лист арены для воображения игроков. Всякий игрок с первым своим входом в Иномирье подстраивает его историю под биографию своего персонажа. Со входом следующего игрока сюжет развивается, единовременно поддерживая и его, и так далее, и так далее. Таким образом Иномирье – есть продуманный самими игроками мир, вмещающий несметное кол-во персонажей, но только с условием солидарности игроков. Одно из главных правил – обязательно читать предыдущие анкеты уже вошедших в сессию персонажей, состыковывая свою анкету с предыдущими, дабы создавался единый, неразрывный сюжет.
2) Иномирье имеет строго индивидуальный вид для строго индивидуальной сессии, но для каждой свойственно наличие столицы (одна шт.), замка Правителя (одна шт.) и непосредственно Правителя (одна шт.)
3) Правитель представляет собою абстрактного персонажа-НПС[1], отыгрываемого либо администрацией, либо искусственным интеллектом (если имеется сервер). Правитель а) Неуязвим б)Всесилен) в) Всезнающ г) Недосягаем. Однако, эти свойства аннулируются, когда осталась одна команда из пяти (о них пост ниже), то есть, команда-победитель, тогда лидер этой команды вызывает Правителя на дуэль. Дуэль проводится один на один. В случае победы Правителя, объявляется общее поражение сессии. В случае победы лидера, побеждает его команда. Награда также строго индивидуальна и определяется она модераторами сессии.
4) Все игроки делятся на пять команд стихий:
- Вода
- Огонь
- Земля
- Дерево
- Металл
Минимальное число игроков на одну сессию – пять. Максимальное – столько, сколько позволит сервер.
5) Игроки должны максимально соответствовать своим персонажам, поэтому оным достаются от игрока:
- Имя
- Фамилия
- Возраст
- Физические данные
- Национальность
Поэтому минимальный возраст игрока – 16 лет.
6) Анкета предоставляется единой для каждой сессии:
1. Титул (Звание)
2. Причина появления в Иномирье
3. Биография
4. Способности
5. Уязвимость
6. Внешность
7. Имущество
8. Читали ли вы правила?
9. Согласны ли вы с правилами?
10. Обязуетесь ли вы исполнять правила?
11. Команда
12. Вы точно-точно прочли правила?
13. А не обманываете?
Пункты могут быть добавлены модераторами по ситуации в соответствии с индивидуальностью сюжета.»
Черта с два. И этих указаний еще пять страниц. Вот о чем можно еще пять страниц тереть про эту проклятую игру, когда тут уже и так все сказано?
Лола стояла за спиной, стараясь заглянуть в монитор, обзор на который закрывала прическа Мом. Вечно зализанная, зачесанная, благоухающая спреем для волос, прическа Мом, аккуратнейшим образом собранная в пучок, как и требуют администраторы кафе, в котором она и работала. Китайского кафе. Или японского. Да там черт ногу сломит, прежде чем поймет.
«А у нас что, есть сервер?»
Лола бормочет что-то в микрофон, очевидно, усталой интонацией, раз вынуждена дублировать все ее слова из документа уже третий час подряд.
- Типа того. Хотя я сам до сих пор не понял его принцип действия. Сервер определяет ping[2] и регулирует игру с точки зрения программирования, но я понятия не имею, где он и у кого он.
«Ха-ха, што?»
- Ничего. Когда я подтвердил, что являюсь модератором, нашел пункт, мол, сервер имеется, хотя я его не подключал, да и ты тоже. Тоже ведь? Кхм, вот. Я тогда подумал, что это какая-то ошибка и решил удалить тот сервер, чтобы обозначить новый, привязав его к моему компьютеру, но он мне выдал ошибку, и у нас до сих пор стоит тот неопределенный сервер.
Мом вздернула бровью, отстранившись от ноутбука, скрестив руки на груди.
«Какая милая мистика;»
- Я и сам ничего не понял.
«Кинь мне текст этой ошибки?»
- Зачем? Ну...ладно. Вот.
[Kitsuen_Sha получил документ .txt от Its_A_Legend_Itself]
«Спасибо;»
Документ с подозрительным названием «2015-09-30 10.43.41 Crash.txt» не внушал доверия, хотя бы потому, что носил фантастическое название.[3] Вряд ли на нем будет вирус – от копирования текста ошибки сервера в документ блокнота еще никто не умирал, но черт, в конце концов, знает, что может принести его открытие.
Что же.
- Что это? – протянула Лола, нахмурившись, ибо смыслила в программировании еще меньше, чем Момоко, хотя казалось, куда уж меньше, но на эту реплику последняя не обратила никакого внимания.
«=========================================================Icky Plot (build 6328)
Exe: F:\Games\IP.exe
Time: Sep 30, 2015 10:43:41.015 AM
User: K. Tiglon
Computer: PC
This application has encountered a critical error:
FATAL ERROR!
Program: F:\Games\IP\war3.exe
Exception: 0xC0000005 (ACCESS_VIOLATION) at 001B:6F4216E1
The instruction at '0x6F4216E1' referenced memory at '0xC5A60010'.
The memory could not be 'read'.
War3Build: 1.22.0.6328
Played Maps\Download\ Newerth TEAM TD v2.6b (9.w3m
Player 0 Kitsuen_Sha StartLoc 0
Player 1 Jesus_Hates_Me StartLoc 1
Player 2 Its_A_Legend_Itself StartLoc 2
Player 3 Diable_Oiseaux StartLoc 3
Player 4 Mind_Fucker StartLoc 4
Player 5 Curly_Bitch StartLoc 5
Player 6 jkhfvjkhgf_fkgjfksdn StartLoc 6
Player 7 Motheretic StartLoc 7
Player 8 Lol_Noob StartLoc -1
Player 9 Red_Simple StartLoc -1
Player 10 Merry_Anrew StartLoc 8
Player 11 <Unused> StartLoc 9
»
«Что к чему?» - спросила у самой себя Мом, пробежавшись взглядом по первому, что ей выдал документ, а ведь это и то далеко не все.
- Я вот тоже ничего не понял.
Странно, что ИП показывается здесь, как обычная игра, а не словесная ролевая. Ролевая – это когда кучка игроков дружно заседает на тихом, мирном, отведенном для этого форуме, для этого-то и серверы не нужны, а тут…
«Стоп, разве это какая-то игра, установленная с диска?»
Морт лишь пожал плечами.
«Может, нам отложить открытие игры до лучших пор?»
Лола только открыла рот, чтобы огласить и эту реплику вслух, как ее пихнула локтем в бок Мом, стирая написанное. Она откинулась на спинку стула и запрокинула голову, хрустнув пальцами, вытянув руки над головой.
- Так мне говорить или нет? – буркнула Лола, когда та сонно приоткрыла один глаз, хорошенько потянувшись.
- Нет.
И добавила, отвлекшись на что-то,
- Я еще подумаю.
Лола пожала плечами, ткнувшись переносицей об угол стула, на котором уселась Мом, подхватив ее привычку сидеть по-турецки, поправив очки. Ее тоже пугала и настораживала эта неоднозначность и мистика, витающая легкой дымкой кругом ИП. Вообще, много пугающего происходило в последнее время.
Прежде всего, чайник. На прошедший «Типа юбилей»[4] Момоко, последней подарили чайник. Симпатичный, такой, двухлитровый чайник, беленький, блестящий, будто даже керамический, очень аккуратный и опрятный, как и сама Мом. Кипятил быстро, сам выключался и не включался, если в нем не было воды, словом, чудо, а не чайник, если бы не нытье Лолы.
- Он бзынькает! – заверяла она, - С тех пор, как он у нас появился, на кухне что-то стало бзынькать! Это так…настораживает!
Мом отмахивалась, умоляя Лолу прекратить завывать на тему «зловещего бзыньканья», ибо чайник она все равно не выбросит, да и эти звуки она все равно не слышит, но та не унималась, за что частенько могла схлопотать себе подзатыльники и шипение Мом, часто перерастающее в Речь.
- Тебе легко говорить, а мне с этим бзыньком еще жить! Я же слышу все!
Для всех наступали нелегкие времена. Для каждого. Кому-то мешал дышать кошмарный бзыньк, а кому-то выдали шест и толкнули на леску, протянутую с берега комы до жизни, кто-то забывает надевать очки перед конференцией в скайпе, а кто-то гниет и душой, и телом.
* * *
Никто раньше не хотел испытать на собственной шкуре, каково это – свободное падение?
Это когда ты летишь и чувствуешь, что разрезаешь собою туман и воздух, чувствуя себя в нем лишним, чувствуя себя инородным телом в нем, будто некто выстрелил тобою в него, ожидая, когда ты пронзишь его насквозь. Но ты не оправдываешь его ожидания. Ты все летишь и летишь, и нет конца и края плоти Тумана, который еще совсем недавно так нежно обращался с тобой. И уже совсем не страшно. Скорее, скучно. Кажется, что ты здесь уже целую вечность, будто ты застрял в этой вечности, унося вслед за собою, хвостом, неприятный запах ядовитых роз и железа. И потоки холодного воздуха, разбивающиеся о грани твоего куба. И редкий мусор, поднятый теми же потоками, так неприятно шелестящий, трущийся о майку.
Но скука быстро пропадает, когда сквозь тучи белого, густого газа виднеется…земля.
«Ч…нет! Не так…не так быстро!»
«Боже…я же…я же даже и подумать ни о чем не успел! Даже помолиться! Я ни-че-го не успел!»
«Боже, боже, боже…»
«Дай мне хотя бы минуточку! Секундочку!»
Все до единой мысли в кубе перемешались, будто в куб сунули миксер, и не успей он ни очем ином подумать, как его безвольное, словно тряпичное, тело, швырнуло оземь и даже подбросило пару раз.
И что это было за чувство?
Никакое.
Никакое!
Что еще должен испытывать мертвец, когда ты самостоятельно поддался искушению и шагнул в пропасть? Ничего. Только холодок, пробежавший по спине, будто только-только догнавший его с падения, неприятный запах от рук, оказавшихся так непомерно близко к кубу, и полное отсутствие самоощущения.
«Я…умер…здесь.»
- Как успехи? – спросил голос.
Кич лениво поднял куб на него.
- У-ух…Китти?
Та смотрела на него сверху вниз, пока не протянула руку, как и в первый раз, помогая ему встать на ноги.
Первое, что сделал Кич, встав – так это окинул взглядом небо, или, как оказалось, место, откуда он свалился.
- Что произошло?
Та пожала плечами.
- Ты подошел к обрыву и сказал, что ты уверен. Потом прыгнул.
- Это я знаю, случилось-то что?
- Ну, потом ты упал с неба.
Он вновь уставился на небо. После – на обрыв.
Вы никогда не замечали, что туман ничем не отличается от облаков?
_____________
[1] НПС
Правитель представляет собою абстрактного персонажа-НПС
От англ. Non-player character – персонаж, отыгрываемый либо администрацией игры, либо искусственным интеллектом, то есть, не имеющий определенного хозяина-игрока.
[2] Ping
Сервер определяет ping
Условное расстояние игроков до сервера. Чем выше ping, тем ниже производительность игры.
[3] «2015-09-30 10.43.41 Crash.txt»
Документ с подозрительным названием «2015-09-30 10.43.41 Crash.txt» не внушал доверия, хотя бы потому, что носил фантастическое название.
Имеется в виду, что на момент действия дата – 2015-09-21, а документ носил название с ошибкой, созданной спустя девять дней от реального момента.
[4] Юбилей
На прошедший «Типа юбилей»
Имелось в виду, что Момоко исполнилось 25 лет, а юбилей, в полном значении этого слова, как слово, пришедшее из еврейской культуры, означает «49-ое день рождение». По традиции отмечается только два юбилея в жизни – 49 и 100 лет, однако, традиции были видоизменены и сейчас, что ошибочно, юбилеем называют всякую дату, делящуюся на пять.
Пастель
«2015.09.21/09:17
Проснулась поздно, едва ли не опоздала в школу. Папа в кои-то веки решился подвезти. Это так любезно с его стороны – вспомнить, что о детях иногда нужно заботиться. На входе косо смотрел охранник – мне кажется, он что-то замышляет. Первый урок отменили – биологичка заболела, а раз таковое случилось, нам опять поставили математику. Никто не обрадовался.
09:27
Я чуть не уснула на уроке. Тернер рассказывал медленно и нудно. Мне кажется, он выпивал вчера. Он удосужился спросить домашнее задание с Нервной, и та пол-урока пыталась доказать ему, что домашку она сделала, но оставила дома.
09:59
Урок закончился. Тернер догадался, что Нервная тянула время и поставил ей двойку. Она заплакала и выбежала из кабинета.
11:19
Философские размышления делают меня чуточку умнее в глазах окружающих.
13:31
Миссис Бонкер заставила нас сбиться в группы и организовать к следующему уроку презентацию. Я руковожу своей командой. Мне достались Ахтунг, Часовщица, Святой Лукаа и Придурок. Не лучшая компания, впрочем, как и всегда. Тема для доклада – немецкая архитектура средних веков. Думаю, если эта четверка не будет мне мешать, мы сдадим отличный доклад.
14:01
Мне бы пошло перекраситься в блондинку.
14:03
Иногда меня потрясает умение Тернера преподносить свою мысль окружающим. Он уже минут десять пытается растолковать нам, что нам всем пора определиться с будущей профессией. Ненавижу классные часы.
14:09
Хвала Иуде, он закончил!
14:18
«Не забывайте, хебята, от вашего выбоха многое зависит, поэтому не делайте поспешных выводов, а внимательно взвесьте все фактохы, плюсы и минусы!»
14:21
БЛА БЛА БЛА БЛА БЛА БЛА БЛА ОТПУСТИ НАС УЖЕ СЕДЬМОЙ УРОК НАЧАЛСЯ
15:38
Дома.»
Когда Молли Дженга раздавала клички и прозвища классу, которому она приходилась старостой, то прежде всего рассчитывала на то, что и ее в ответ окрестят чем-то подобающим. Накручивая на палец прядь коротких, отливающих блеклым перламутром от регулярных перекрашиваний волос, та отводила мечтательный взгляд в сторону, примеряя на себя различные варианты. Как же ей все это нравилось!
Кукловодша. Или просто Кукловод. Да, это благороднее. Или Марионетчица. Марионеточник? М-м…Ма…может, просто Мать? Или Крестная? Так, нужно что-то, связанное с куклами…Кукольник. Кукольница? О-о, точно!
Кукольных Дел Мастерица!
Она с упованием носила эту корону, незримую для окружающих, но тщательно навязываемую. Клички, данные ею, быстро расходились, но мало, кому приживались, а кому и приживались – те расставались со своим родным именем, поскольку иначе их и не помнил никто. Проблема была в том, что саму Молли никто не звал иначе, как Молли, а ее расчет в раздаче «вторых» имен, стоял именно на том, что и ее как-нибудь бы назвали, однако, социум ее ожиданий так и не оправдал.
Но она не теряла надежд.
Наверное, как вы уже успели догадаться, Кукольных Дел Мастерица души не чаяла не только в раздаче имен, но и в Куклах. Где-то в глубине души она верила, что держит в руках нити от всякой человеческой тушки. Нужно только научиться дергать.
Кукол, конечно же, у Молли было в избытке, и самой важной, безусловно, для нее была марионетка самой себя – отголосок детской глупости. Она была большая и тяжелая, Молли с трудом могла носить ее на руках, разыгрывая представления чревовещателя, но она была уверена, что оно того стоит. Кукла действительно походила на ее обладательницу – короткие, лишенные природной густоты волосы неясного оттенка, граничащего со светло-русым и бледно-рыжим, мелкие, но вытянутые глазки цвета сонного, еле взошедшего на смену черным тучам в крошках звезд, утреннего неба, и, конечно же, нога.
Одной ноги у Кукольных Дел Мастерицы не было, не было по колено, потому она и носила протез. Протез во многом напоминал ее куклу – он был частью ее, но ненастоящим, тяжелым и неудобным, но ношение того стоило. Он сильно натирал живую плоть и тянул за кожу, поэтому носить его, не хромая, не получалось, а хромала она сильно, опираясь на живую ногу и на симпатичную трость, обычную, такую, трость, обмотанную пестрыми и цветастыми наклейками с «My Little Pony». Передвигалась она медленно, стараясь не волочить протез за собой, а наступать на него, не теряя гордости и благородия. Сложнее было бегать, ну, или, точнее, просто передвигаться чуть быстрее обычного. Для этого приходилось высоко поднимать ногу в колене, делая широкие шаги, и эта ее походка сильно напоминала походку сломанного заводного марширующего солдатика, бьющего в тарелки.
Она завидовала тому парню из одиннадцатого класса, Гувернеру. Хорошо ему – с коляской. А вот ей коляску не выделили, мол, сама можешь ходить. А она бы с удовольствием прокатилась бы на ней, увесила бы наклейками и стала бы хлопотать вокруг своей куклы, разыскивая материалы, из которых можно было бы сделать игрушечную коляску.
Она запуталась. Это было перманентное состояние, не покидающее ее. Она чувствовала, как смерть продрала ее насквозь, в корне изменив ее изнутри, но что-то по-прежнему боролось, хватаясь щуплыми ручками за что-то спасительное. Вот она и теряется.
Молли курила втайне от предков, иногда выпивала, если предлагали, иногда кололась, если было чем, состояла в совете старшеклассников и читала Ницше.
Молли играла в кукол, обожала наклейки и значки, все ссадины и порезы на коленях залепляла детскими пластырями с сердечками, клала в чай четыре увесистых ложки сахара и рисовала пастелью.
Молли наполовину жива, а на другую половину мертва.
Молли была жутко прямолинейна и никогда не таила себя, себя, как личность, если к такой юной особи уже можно привязать термин «личность». По ее одежде можно было быстро догадаться, чего она хочет, смотрите. Если она надела что-то короткое, как правило, это джинсовые шорты, потертые и оборванные, если было видно сцепление ее живой плоти с протезом, если она походила на куклу со сползшей краской, то она жаждала общения. Ну, как, жаждала. Она просто хотела обратить на себя внимание этим, мол, я буду не против, если кто-то из вас поинтересуется, болит ли у меня нога и удобно ли мне. Да, и даже не надейтесь, что Молли хоть когда-нибудь спросит или напишет вам первой. Дело не то в гордости, не то в робости. В ней боролись две противоположности, первая – живая, вторая – мертвая. Ежели она заявится в более закрытом наряде, как правило, это платье с юбкой в пол и черной водолазкой с широким вырезом взамен верха, то и не смотрите в ее сторону. Этим нарядом она всячески показывает, что не намерена общаться и ныть про свою ногу. Все предельно просто.
Молли – это плоское лицо, будто ту в детстве пришибли лопатой, короткие волосы, не достигающие и плечей, толстая нижняя губа, аккуратно подкрашенные ресницы, низкий рост и атомная смесь тщеславия с робостью.
Молли – это человек без возраста, пола и определенности. Глядя на нее, вы ни за что не догадаетесь с первого раза сколько ей лет и девочка ли это.
Молли – это Motheretic.
«Diable_Oiseaux [час назад]
Привет. Не буду тянуть, мне помощь нужна.»
О-о-о-о-о, тот самый милый колясочник! Такая прелесть! Он написал первым? Даже не верится. Это нужно срочно зафиксировать.
«16:01
Гувернер написал мне. Ему нужна какая-то помощь.»
«Motheretic [только что]
Что случилось ?
Diable_Oiseaux [только что]
Да вот наша сессия вот-вот начнется, а я все никак не могу связаться с моим партнером по команде. Ты часом не знакома с юзернеймом Merry_Andrew?
Motheretic [только что]
Какая сессия ?
Diable_Oiseaux [только что]
Эмм? Сессия, в ИП. Ты что, забыла?
Motheretic [только что]
А – а – а . . . припоминаю . . .
Motheretic [только что]
Merry ? Да , есть такая . Могу дать ссылку .
Diable_Oiseaux [только что]
Да. Пожалуйста.
[Motheretic поделился ссылкой с Diable_Oiseaux]
Diable_Oiseaux [только что]
Спасибо.»
Вот и поговорили.
«16:06
Он немного скучный. Спрашивал меня, знаю ли я о Шани. Даже не спросил, болит ли у меня нога.»
Она хорошенько потянулась, смачно хрустнув пальцами, от чего те уже начинали болеть, мечтательно уставившись в потолок.
«Он тако-о-о-ой зануда»
И тут ей ударила в голову мысль о том, что Камио не носил клички. Как же так? Как же она могла забыть о нем? Просто…прежде она крестила только одноклассников и некоторых учителей, а Кам был и из другой параллели, и из другого класса.
Итак, какое имя будет дано ему? Зануда – слишком заурядно и неоригинально. Да и обидится еще, и тогда ей ни за что не видать его скрипучей коляски. А что она знала о нем, помимо того, что он колясочник и учится в том же классе, что и Вольхин брат-психопат? Да и…ничего, собственно. Это обидело ее. Она же должна знать все о всех, она, она же…
Та встала со стула, гордо задрав нос.
Она же великая прядильщица интриг, она же благословленная собственной куклой, она же серый кардинал, дергающий за ниточки, она же покровительница двух Лун и двух Солнц, она же
Кукольных Дел Мастерица.
И то, что ей так мало известно про этого Камио – непорядок.
Гм. Очевидно, он очень сильно заинтересован в той онлайн-игрухе, раз так трепетно печется о своем компаньоне. Неплохо было бы иметь хотя бы малейшее представление об этом ИП.
Молли не шибко увлекалась ролками. Так, пара форумов, не более, просто ролевая – это то самое место, где бы она могла реализоваться, как Кукольных Дел Мастерица, просто суровая реальность, увы, не позволяет держаться за этот пьедестал более, чем просто играть с куклами. Это даже унижало, поскольку хоронило все пурпурные мечты Молли, детские, но с запечатленным отпечатком уже свершившейся смерти.
«Добро пожаловать в словесную ролевую игру Icky Plot!
Это – уникальная ролевая игра, позволяющая реализовать весь потенциал игрока, какой бы жанр ни был для него предпочтительней, ведь здесь можно все! ИП – это уникальная смесь игры-песочницы[1] и квестовой игры, которая, несомненно, придется по вкусу всякому заядлому ролевику.
- ПРОСМОТРЕТЬ ПОДРОБНОЕ ОПИСАНИЕ
- ПРОСМОТРЕТЬ ПРАВИЛА»
Все это не менее нудно, как и разговаривать с Камио, а найти единственный нужный заголовок – еще сложнее, но тот, все же, попался на глаза.
«КОМАНДЫ
Участники (активные игроки) сортируются на пять команд стихий:
- Вода: Lol_Noob, Curly_Bitch
- Огонь: Jesus_Hates_Me, Its_A_Legend_Itself, Red_Simple, Motheretic;
- Земля: Nekker, Mind_Fucker;
- Дерево: Diable_Oiseaux, Merry_Anrew;
- Металл: Kitsuen_Sha, jkhfvjkhgf_fkgjfksdn.»
Вот оно что. Значит, огонь. Та фыркнула, ибо огонь был отнюдь не ее стихией – ее знаком зодиака был Водолей, а это уж никак не огненный знак.
Для нее все это очень много значило. Наверное, даже слишком много. Наверное, она будет требовать, чтобы ее перевели в команду Воздуха, если бы таковая существовала. Она обиженно скривила губу, нахмурившись. Кому, как не ей так почтительно относиться к зодиаку, звездам, обрядам и обычаям? Она была до потери пульса предана всему этому. Магическому, но повседневному. Ей хотелось верить, что эта склянка с бледно-розоватой жидкостью, спрятанная у нее под кроватью – это действительно Кровь Единорога, как и гласит этикетка на ней, что те красивые хрусталики, спрятанные в спичечном коробке – это самые настоящие Замороженные Слезы Порочной Девственницы, и что ее кукла впитала взором все Полнолуния, когда она садила ее к окну.
Нет.
Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет.
Просто увлекаться всей этой спиритической ерундой – это очень модно. Это собирает уйму граждан интересующихся, на этом можно делать деньги и привлекать к себе должное внимание. Ну и, разумеется, делать себе имя.
Те самые Слезы она продала некоему первокурснику, представившемуся, как Мьюррейн. По его словам, был он сатанистом, но никаких обрядов он не практиковал с тех пор, как вскрыл брюхо своей кошке из оккультных соображений, просто его привлекло это название.
- Нервная выплакалась, да? – хихикнул он, разглядывая кристаллик на мутном свете лампочки. Нервная сидела здесь же, но виду, что расслышала, не подала. В магической лавочке Мастерицы она приобрела куклу. Но не простую. А самую, что ни есть, настоящую, Вуду. Она не собиралась ни на кого насылать проклятия, с ее помощью она хотела приворожить кое-кого. Она всегда называла предмет своего воздыхания кое-кем, несмотря на то, что, пожалуй, не осталось в школе тех, кто не знал, чье имя подразумевается.
Кровь Единорога никому по вкусу не пришлась – все пробовали ее и плевались, утверждая, что она катастрофически терпкая и безвкусная, хоть и пахла она изумительно.
Молли никому не оглашала секреты приготовления своих товаров. Это то же самое, что бы и фокусник трепался о том, как у него вышел этот трюк. Только в ее случае это иногда попахивало и беззаконием – например, в снадобья для приема внутрь, якобы «утоляющие голод души и стабилизирующие духовный баланс», она просто подмешивала наркотики, вот и стабилизируйте свои балансы на здоровье. С амулетами, оберегами и зачарованными вещицами дела обстояли сложнее – с ними действительно приходилось мучиться на пару с книгой заклинаний. Эти самые Слезы – не что иное, как детали подвески с люстры гостиной дома Молли, но вымоченные в озерной воде при новолунии, целую ночь пролежавшие у зеркала, весь день – у икон, и напоследок ровно двенадцать раз обведенные вокруг самого Мьюра под негромкий заговор «Инри, инри, инри, инри…»[2].Тот отнесся к процедуре скептически.
- А если, например, ты бы это сделала тринадцать, а не двенадцать раз – все, кердык мне? Это бы сдвинуло поля, разрушило бы строй Вселенной и засорило бы мои чакры? – фыркнул он, получив свои Слезы.
- Во-первых, за чакрами обращайся к Шани, - преспокойно отвечала та, протирая руки влажной салфеткой с ароматом лаванды, - Во-вторых, думаю, ты понимаешь, что тринадцать – число совсем отличное от двенадцати.
Молли было неприятно слушать. Голос у нее был терпкий и безвкусный, прямо как Кровь Единорога.
В комнатке – в школьной подсобке, заброшенной всеми и вся, где Молли и проводила все свои ритуалы и манипуляции с куплей-продажей, собрались только верующие – Нервная, Мьюр, Пряник и Принц. Поэтому, растолковать, что да как, будет проще, если привязать ко всему этому Бога.
- Я думаю, - тише продолжила она, сложив уже чистые руки у подбородка, будто молясь, - Что будь на свете тот, кто нас и сотворил, он не бросил бы нас на произвол судьбы без карты в руках. Думаю, он оставил нам знаки.
Мьюррейн рассерженно простонал, ибо тема знаков, аур и энергетик была для него особенно ненавистной.
- Число двенадцать. Или оно просто так встречается на каждом шагу? Двенадцать месяцев в году, двенадцать апостолов, двенадцать знаков зодиака, двенадцать человеческих пар ребер, двенадцать рыцарей круглого стола, двенадцать стран НАТО, двенадцать углов Давидовой звезды, двенадцатичасовой формат времени[3], ну, эмм..ну, двенадцать присяжных. Вот. Случайность?
Тот хмыкнул, скрестив руки на груди.
- Как-то слабо верится.
Та пожала плечами, выдавая Принцу заранее обещанный обтесанный камушек, выдаваемый за настоящую руну.
- И чем же мне сулит обладание этих стекляшек? – не унимался Мьюр, разглядывая полученные шарики.
- Счастье и удача в личной жизни, - буркнула Молли, успевшая пожалеть о том, что она согласилась продать этому нудному типу хоть что-нибудь. Он ведь найдет в лесу фею и докажет ей, что фей не существует. Да и отдавать ему такой могущественный артефакт, даже за справедливую цену, ей совсем не хотелось – куда ему больше удачи в личной жизни? А вот самой ей бы не помешало. Ну, ничего. На этот случай у нее есть еще один, особый талисман, не выставляемый на продажу. Свиное сердце, растертое в порошок, смешанное с ярко-лиловыми блестками и разведенное в меду до состояния блестящей пасты. Полученное хранится в маленькой-маленькой баночке, заткнутой плотной пробкой с проделанной дырочкой под цепочку, чтобы ее можно было носить, как ожерелье. Конечно же, эта штуковина отлежала свое у икон и на подоконнике при полнолунии, а потому обладает незаурядными свойствами. Непременно. Она непременно приносит счастье в любви, никак иначе. Пущий эффект будет, если тот, кто носил ее в течение длительного времени, даст попробовать полученную квинтэссенцию кому-либо еще, и этот кто-либо еще влюбится в носителя штуковины по уши. Именно так.
Естественно, эту бутылочку размером с большой палец она носила на себе. Вообще-то, ни в кого она и не была влюблена, просто она думала, что неплохо было бы иметь хотя бы одного товарища, кто будет пускать на нее слюни. И она будет отвечать ему снисходительной взаимностью. Кто бы мог это быть?
Наверное, тот самый зануда-колясочник. А почему бы и нет? Он достаточно симпатичный, умный, обеспеченный, и, разумеется, у него есть отличная коляска. Коляска для Молли была показателем не меньшим, нежели для ее соратниц, например, наличие у потенциального бойфренда личного автомобиля. Нет, вы просто не понимаете особого шика – владеть коляской. Коляска Молли нравилась больше, чем сам Камио, хотя от комплекта «Камио+коляска» она бы не отказалась.
Вот только как заставить его выпить блестящую липкую жижу с растолченным сердцем?
Пряник так ничего и не купил, насупившись и набычившись, утверждая, что все это не по христианским обычаям, что все это пахнет язычеством и сатанизмом. На последних словах Мьюр рассмеялся, пихнув Пряника локтем, сказав ему, что это отличная шутка. Молли хмыкнула, Нервная поежилась, Принц ковырял ногтем свою руну.
* * *
«Kitsuen_Sha [10 минут назад]
Псссссст, маленький герой;
Curly_Bitch [только что]
чтота случелась??
Kitsuen_Sha [только что]
Да;Случилось;Зови Морта;»
Лола зевнула во всю пасть, запрокинув голову – вот приспичило же ей на ночь глядя со своим ненаглядным общаться, неужели нельзя хотя бы до завтра подождать? Высказывать эту мысль вслух она не решалась – не к добру это.
На сей раз Морт не забыл надеть очки, что радовало, но мы-то знаем, что сам бы он до этого ни за что бы не додумался, и что, скорее всего, это ему напомнил Роб.
- Что случилось? – сонно протянул тот, почесав щеку. С тех пор, как у него поселился Роберт, пришлось все же соблюдать режим сна, и это, черт возьми, было так по-детски – подъем в девять утра, отбой в девять вечера, и, конечно же, обязательный дневной сон. Все, что угодно, лишь бы реабилитировать Роба, и под этот график приходилось подстраиваться, и вот такие полуночные звонки Мом его вообще-вообще не устраивали.
«Ты должен срочно сменить ник;»
- Что? Зачем?
«Надо;»
- Исчерпывающе. Чем тебе мой ник не угодил?
На самом деле мы знаем, что и самого Морта не устраивает имя его аккаунта в этом чате. Он был выбран давно. До смерти. Выбран по глупости и из-за стремления казаться мертвым. Почему-то, все оказалось совершенно отличающимся от реальности. Он был бы и сам рад избавиться от него, но зачем? Его уже привыкли видеть под этим придурковатым псевдонимом, да и на что его заменить?
«Я придумала гениальный план;»
- Какой план?
«Узна-а-аешь;Смени ник; На любой;»
Морт пожал плечами, спрашивая у микрофона, как же он это сделает без Роберта.
«А что с ним?»
- Я отправил его спать.
С тех пор, как эта маленькая глиста завелась у Морта, вся жизнь превратилась в сонное царство.
«Значит, потом поменяешь, но как можно быстрее, понял?»
- Да зачем?
«Гениальный план, Морт, гениальный;»
Ну, да. В каждой девушке должна быть загадка. А исходя из азиатской принадлежности Момоко, мы можем смело заявить, что в ней кроется средней сложности судоку. Морт откинулся на спинку стула, запрокинув голову, что-то сонно промычав, на что его передразнила Лола[4], пока Мом выбивала на клавиатуре свое длиннющее сообщение.
«Значит так, друг мой,
Я вот все думала, что же нам делать с победителем сессии ИП – там же награда нужна, поощрения, все такое, а стандартный приз – это право стать модератором и денюжка;Мне вот как-то совершенно неохота разбрасываться и вакансией, и финансами;Я все думала, как бы сделать так, чтобы победил один из нас, в смысле, один из модераторов;Чтобы мы и мудака какого в свой состав не подобрали, и не раскошелились;Но вместе с тем, если вскроется, что в сессии победил модератор – понабегут гиенята, утверждающие, что мы начитерили на победу;И вот я подумала – тебя же все равно никто не знает, ну, кроме Роба, да ведь?Если бы ты сменил ник и победил бы в сессии, никто бы ничего и не заподозрил;Вот и все;»
Морт, кажется, успел задремать, раз прослушал половину рассказа Лолы, которая, как назло, повествовала не менее сонной интонацией, будто специально убаюкивая, на что Мом от души гаркнула в микрофон, что взбодрило обоих сонь.
- М-м, что? Ох…ох. Это нечестно. – подытожил Морт, поправляя очки на носу. Ну конечно же. Как не подумать о справедливости, если у тебя за спиной карьера полицейского?
«Нечестно?Где тут, твою мать, нечестно?Если бы мы читерили – это да, это было бы нечестно, а тут-то что? Мы просто согласуем наши действия заранее и победим, а вырученные деньги пустим на всякие улучшения ИП, чего же тут плохого?»
Какой толк от спора с ней? Она будет жать до последнего, а если запретишь, то все равно сделает все по-своему и еще скажет, что мы, вроде как, договаривались.
- Ну и как, по-твоему, я должен победить?
Та вновь копается, барабаня по клавиатуре под унылое сопение Лолы и жужжание вентилятора, пока последняя не огласила следующее:
- Все гораздо проще, чем ты думаешь, Морт, ты, как лидер тимы Огня, тимы разбойников и отщепенцев общества, будешь прятаться, не палясь перед игроками лишний раз. Я, то есть, мой персонаж, занимающий высокую должность при дворе Правителя, позаимствую из его алхимических лабораторий осколочные бомбы, и, как лидер команды металла, соединю их с помощью мэджика воедино, и сама буду также сидеть и не высовываться. Путь каждой команды представляет собой дорогу из захолустий Иномирья прямиком к его самому се-е-е-ердцу, к замку Правителя. И когда оставшиеся в живых, выжившие после стычек и драчек друг с другом и с прочими НПС, сильнейшие представители отрядом сойдутся под сенью замка, появлюсь я. И взорву себя вместе с ними, заодно задев и сам замок. И тут на арене цирка появляешься ты и убиваешь Правителя. И все, мать их, счастливы!
Команда Огня – разбойники, воры, убийцы.
Команда Воды – стражи порядка, хранители, защитники.
Команда Древа – губернаторы, чиновники, мэры.
Команда Земли – путешественники, скитальцы, искатели приключений.
Команда Металла – ремесленники, кузнецы, созидатели.
- Нет. Не счастливы, - возразил Морт, еле переварив полученную информацию на сонную голову, - Во-первых, как бы то ни было, это все равно нечестно. Во-вторых, где я возьму, в таком случае, опыта, чтобы победить Правителя, если я буду сидеть в затишье?
Мом зашипела, злобно скрежа зубами, сдув с лица жиденькую прядь волос, не унимаясь:
«Я буду мастерить тебе артефакты и отправлять весь тот шлак, что Лола найдет;И вообще, ты же у нас умный, вот и придумай что-нибудь;»
Морт фыркнул.
Роб храпел за стеной.
* * *
«Diable_Oiseaux [пять минут назад]
Ух, вот я и нашел вас. Добрый день!
Merry_Anrew [только что]
шани немного взбодрило это сообщение. шани оживленно потянулась к клавиатуре, набирая сообщение одной рукой, ибо в другой она держала вдохновение. шани рада приветствовать своего собеседника в своем уютном блоге. шани достает из угла своей комнаты свернутый, потрепанный плакат и вешает его на стену. на плакате выведено красками "добро пожаловать".
Diable_Oiseaux [только что]
Эмм. То есть, тебя зовут Шани? Очень приятно. Я удивлен, что остались те, кто не стесняются сразу же оглашать свои реальные имена. Меня зовут Камио и ты, кажется, мой партнер по игре.
Merry_Anrew [только что]
шани несколько озадачена, поскольку никак не может отыскать праздничные дуделки и фейверк в честь нового знакомства. в прочем, шани считает, что она поступила уже достаточно гостеприимно.
Diable_Oiseaux [только что]
Ох. Ну, да, вполне так.
Merry_Anrew [только что]
шани рада.
Diable_Oiseaux [только что]
Скажи, какой у тебя опыт в ролевых играх? Просто я никогда не встречал тебя на форумах. Можешь скинуть свой пробный пост?
Merry_Anrew [только что]
камио должен подождать. из-за неловкости шани уронила вдохновение.
Diable_Oiseaux [только что]
Эмм, что?
Merry_Anrew [только что]
секунду.
[Пользователь Merry_Anrew оффлайн]
Diable_Oiseaux [минуту назад]
Что за?
Diable_Oiseaux [только что]
Блеск.»
Шани Османи смотрела на мир сквозь густой белый дым, отражающийся в зеркалах, поставленных друг напротив друга. Неизвестно, что стало причиной ее преждевременной смерти – окукливание или влияние карциномы[5], как бы то ни было, чувствовала она себя на удивление живой. А может, она только прикидывалась мертвой. Кто знает?
Все ее вдохновение умещалось меж ее длинных, тонких пальцев, напоминающих худой, гиблый тростник, и заключалось оно в закрученной высушенной конопле, обернутую в папиросную бумагу. Огонек чуть разгорался на сквозняке и исчезал, когда та затягивалась, и так чередуясь, чередуясь. Приход уже не воспринимался так остро, и ощущение его присутствия притупились, но он не прекращал доставлять удовольствие.
Шумно выдохнув, и, дабы не повторять предыдущей ошибки, закусив косяк зубами, та вернулась к клавиатуре.
- Значит так…
«Merry_Anrew [только что]
слушай и внимай, дражайший друг камио, ибо шани ведает тебе историю своей героини - осведомительницы дестинати.
это был совершенно непримечательный знойный вечер под сенью старого клена, щедро хнычущего жухлыми листьями, уносимыми редкими потоками сухого ветра. солнце мерцало, как зеркало, поймавшее лучик света, совсем незаметно и тускло, но то не было скупо ни на тепло, ни на жар. сегодня оно особо безжалостно выжигало равнины, на которых раскинулась столица всего иномирья - лигнемурбем. сегодня предстоит особенно тяжкий денек для осведомительницы. кому, если не ей держать лигнемурбем на коротком поводке? пожалуй, и некому больше, но дестинати шани согласилась на эту работу из преданности и любви к народу этих проклятых счастьем земель. проклятых счастьем и обреченных на мир. на самом деле, это не более, чем иллюзия, воссозданная осведомительницей. если она позволит себе расслабиться хоть на денек, вся эта идиллия потаенного мирка рухнет, не так ли? та сжала в руках саблю, дарованной его благородием в благодарность за оказанные услуги городу. сегодня ночью полетят с плеч головы. »
Это было очень грубо с ее стороны – выходить из комнаты чата даже не предупредив, еще и отписавшись так нескоро, да и пост коротковат, однако, Камио пребывал в растерянности, даже не зная, что ей написать в ответ. Вроде, милая девочка, да и не хотелось бы портить отношения со своим партнером по команде, чтобы упрекать ее в этом, но…
«Diable_Oiseaux [только что]
Прости, а какой у тебя ролевой стаж?
Merry_Anrew [только что]
шани считает, что это не имеет значения. шани считает, что важно только вдохновение.
Diable_Oiseaux [только что]
Ну, знаешь ли…от этого тоже много зависит. А вдохновение можно хоть откуда черпать. Хотя бы музыку фоном включить.
Merry_Anrew [только что]
что слушает камио?
Diable_Oiseaux [только что]
Ну, эмм, не увиливай от темы, пожалуйста. Я слушаю разное.
Merry_Anrew [только что]
например?
Diable_Oiseaux [только что]
Инди-рок, например.
Merry_Anrew [только что]
пусть камио скажет шани свой адрес.
Diable_Oiseaux [только что]
Что? Зачем?
Merry_Anrew [только что]
камио и шани будут слушать добрую музыку.
___________________
[1] Песочница
ИП – это уникальная смесь игры-песочницы.
Песочница – разновидность ролевых игр с открытым сюжетом.
[2] ИНРИ
«Инри, инри, инри, инри…»
INRI — «Iesus Nasareus Rex Iudaeus» («Иисус Назаретянин Царь Иудейский») или «Igne natura renovatur integra» («Огнем природа обновляется вся»). Во втором значении это слово «INRI» служило девизом школы Розенкрейцеров (масоны-сатанисты).
[3] Время
Двенадцатичасовой формат времени…
Имеется в виду am и pm.
[4] Мычание
Морт откинулся на спинку стула, запрокинув голову, что-то сонно промычав, на что его передразнила Лола.
Подразумевается знак зодиака Морта – Бык.
[5] Карцинома
Неизвестно, что стало причиной ее преждевременной смерти – окукливание или влияние карциномы
То же, что и рак.
Такие ужасные вещи
«Mind_Fucker [три минуты назад]
Прив!!\(^-^)/
Diable_Oiseaux [только что]
Черт возьми, Вольха, куда ты запропастилась? Я уже весь изпереживался, мало ли, случилось что!
Mind_Fucker [только что]
Да все со мной в порядке, честно:В Прости, что ушла, ничего не сказав, меня просто срочно-срочно мать домой позвала:ОО
Mind_Fucker [только что]
Представляешь, Кич в больницу попал!!! <:ООО
Diable_Oiseaux [только что]
Что? Почему?
Mind_Fucker [только что]
Не знаю, но мама сказала, что все серьезно! х_х
Diable_Oiseaux [только что]
Ну и слава дьяволу.
Mind_Fucker [только что]
Почему? <:?
Diable_Oiseaux [только что]
Потому что. Передай ему, что он может оттуда не возвращаться. Чтоб он сдох там.
Mind_Fucker [только что]
Не говориииии так!! >_< Он хорооооший! m>_<m
Diable_Oiseaux [только что]
Как знаешь.
Mind_Fucker [только что]
:((
Да, и я больше не смогу ходить в школу!:_(
Diable_Oiseaux [только что]
Эмм? Почему?
Mind_Fucker [только что]
Потому что! *_* Мне пришли результаты с обследования спины, вот, и мне сказали, что у меня сколиоз с подозрением на горб:((
Mind_Fucker [только что]
Вот, и мне сказали, что мне нельзя долго находиться в сидячем положении, а в школе мы то и делаем, что сидим! т_т
Mind_Fucker [только что]
И еще мне сказали, что это уже чуть ли не инвалидность!! >O<
Diable_Oiseaux [только что]
Ой
Погоди
Прости
[Пользователь Diable_Oiseaux оффлайн]»
Сессия, по объявлению модераторов, вот-вот начнется. Анкеты поданы, но еще не подтверждены. И это ожидание чем-то походило на чемоданное настроение, когда ты сидишь в углу своей квартиры, где выключен свет и перекрыта вода, постоянно поглядывая на часы, чтобы после, когда подойдет время, наконец, сесть на автобус и поехать в аэропорт. И делать нечего. Совершенно.
- Тьфу ты, Нервная!– ворчала Молли, подвернись она ей под руку, - Напугала!
Нервная не могла не пугать.
Она была будто вырезана прямиком из японской страшилки. Темные волосы, струящиеся по спине и закрывающие ее лицо, длинная юбка, длинные рукава рубашки, длинная жилетка, длинная челка, ее всю буквально вытянули в длину, оставив при этом маленький рост. Если ее подвесить за веревочку – она будет напоминать привидение. Трясущееся в судороге и припадке привидение. Это будет забавное зрелище, и Нервная еще успеет на своем веку повисеть и потрястись, и это будет несколько кровавее, чем вы могли себе это представить, но не об этом сейчас.
Она с трепетом сердца мяла в руках эту куклу, иногда, забавы ради, протыкая прилагающимися иглами ее сердце, в ожидании, когда же эти процедуры возымеют эффект.
Нервной ее звали потому, что она действительно была нервная. Нервная, дерганная, зашуганная. Она ни с кем не разговаривала, поскольку стеснялась своей отрывистой речи, она боялась людей, боялась показать себя в паршивом свете перед ними. Она не хотела привлекать внимание. И она выбрала самый непригодный для этого стиль поведения – она молчала и не высовывалась, чем и заслужила внимание общества в виде класса. Всем хотелось знать, что же там таится, там, под шелухой мешковатой школьной формы, явно ей не по размеру, и что таят ее спрятанные под грязной челкой глаза. Глаза, впрочем, часто виднелись, поскольку они у нее были достаточно крупные, как у тех же героинь китайских мультиков. Крупные и глубокие, цвета болотной трясины. Они дополняли ее устрашающий образ лесной ведьмы, вылезшей из разлома земли. Хотя, апогея этого образа она достигла при выступлении с докладом на уроке математики. Прямо перед кое-кем. Он смотрел на нее и слушал, пока она вещала что-то негромким голосом. И, когда он выносил вердикт ее выступлению, у той перехватило дыхание, и вот она уже валяется на полу, закатывает глаза и пускает пену изо рта, схватившись за подол собственной юбки так сильно, что на ее ладошках выступили вены.
Была Нервная больна эпилепсией, спасения от которой она все никак не могла найти. И ее не пугал этот диагноз. Ей было больше стыдно за то, что определенные люди в определенных местах обязаны наблюдать ее припадки, что было не сколько устрашающим, сколько омерзительным зрелищем. Вот к ней и пристала эта кличка, как вша. Все уже и позабыли давным-давно, что звали Нервную – Дженни Колт.
И только кое-кто всегда звал ее по имени, и не просто по имени, а по полному – Дженнифер.
И еще одна иголка отправлялась в сердце несчастной куклы.
А впрочем, что есть Нервная? Нервная – это помимо всего прочего еще и любовь к миндалю и какао, Нервная – это тишина и занятость хозяйством, каждый день Нервная делает счастливым одного человека и двух делает несчастными, Нервная – это ящерицы в аквариуме, вот, кто такая Нервная. Вот только из-за молчаливости ей частенько приписывают лишнее. Ходят слухи, что в детстве она была жертвой изнасилования, потому и стала такой…нервной. Говорят, что она встречалась не с кем-кем, а с самим Мьюром. Чего о ней только, собственно, не говорили.
- Чего еще? – буркнула Молли, копошась в своей бездонной сумке, бренчащей брелоками, в поиске кошелька. На нее не хотелось тратить время, а вот скоро должен был пожаловать Принц. О его благосостоянии можно было судить по тому фактору, что он жил в одной высотке, что и Молли, а вот о материальном обеспечении Нервной ничего неизвестно не было, однако, если судить по скудному гардеробу оной, было оно не ахти.
- А что конкретно ну-ужно, чтобы приворожить с помощью куклы? – осторожно спросила она, как бы невзначай.
Та хмыкнула. Вряд ли с помощью куклы Вуду можно приворожить, однако, говорить ей это в лицо Молли не осмеливалась, мало ли, еще захочет вернуть ее обратно и потребовать деньги.
- Для начала ей нужно что-то от того, к кому она привязана. Волос, там, ноготь или еще что-то. Или какая-нибудь вещичка. После этого она должна в течение трех дней находиться рядом с жертвой, чтобы впитать ее энергетику.
- И все?
- Все.
- А приворожить как?
- Ты сначала это сделай.
Та смиренно кивнула. Вот только нелегко придется добывать не то вещь, не то частичку кое-кого. А потом еще и оставить где-то рядом с ним. Процедура отнюдь не из легких…
Скоро явился Принц, и ей пришлось исчезнуть. Испариться в дымке полумрака, как полагается всем уважающим себя призракам. Просто ей нужно было уйти. То ли провинциальная девочка не могла терпеть общество двух вполне обеспеченных детишек, то ли общество обеспеченных детишек не могло терпеть ее.
Дома ожидал компьютер, надрывающийся от вирусов, как последняя сифилисная шлюха, всегда стоящий даже не на спящем режиме, а с просто погашенным экраном, чтобы не приходилось лишний раз включать и выключать его, ведь это приносило уйму проблем с соединением к интернету. Черт. Так хотелось прямо сейчас сесть и написать ему какую-нибудь редкостную глупость, исключительно для того, чтобы он ответил на нее нераспространенным предложением, не придав этому всему ни доли смысла…
Вот…вот сейчас. Точно. Пока он онлайн.
«Lol_Noob [пять минут назад]
Скажите
Lol_Noob [пять минут назад]
Пожалуйста, эмм
Lol_Noob [четыре минуты назад]
У нас завтра, хмм
Lol_Noob [четыре минуты назад]
Две математики ведь?»
Вот сейчас. Он уже прочел сообщение. Вот сейчас, вот сейчас…
«Red_Simple [только что]
да»
О-о-о-о-о
Да-а-а-а!
Эти две несчастные буквы стоили тех пяти минут унижений и сгрызенных ногтей!
«Lol_Noob [две минуты назад]
Жюж
Lol_Noob [две минуты назад]
Спасибо»
* * *
«Jesus_Hates_Me [десять минут назад]
Камьо
Камьооооооооооооо
Какого хера тебя носит где ни попадя?!>:[
Jesus_Hates_Me [девять минут назад]
Не игнорь меня! Ты должен выслушать меня! Это критически, мать твою французскую, важно!>;[]
Diable_Oiseaux [только что]
У Мьюррейна что-то случилось?
Jesus_Hates_Me [только что]
Нет, черта с два, у Мьюррейна все охрененно!
Diable_Oiseaux [только что]
Оу.
Diable_Oiseaux [только что]
Тогда Камио счастлив.
Jesus_Hates_Me [только что]
Твою мать, Камьо, прекрати тупить!!>:[
Я, сука, пока ты чаи гонял, в больницы валялся!! Заболела, __ядь, у Мьюррейна головушка!! Меня предки в больницу загнали, а меня на операционный стол положили!! Эти ползучие твари мне глаз выгрызть решили!! Все, нету у меня больше глаза!! Вырезали его!! Я теперь __аный одноглазый урод, на__й!!>;[
Jesus_Hates_Me [только что]
Ты меня слышишь?!! Я теперь, сука, __аный пират, а те твари продолжают жрать мое тело!!
Jesus_Hates_Me [только что]
И эти сраные антибиотики н__уя не помогают!!
Jesus_Hates_Me [только что]
__ать я хотел такую жизнь!!
Jesus_Hates_Me [только что]
Крысиную[1], сука, жизнь!!
Diable_Oiseaux [только что]
Мьюррейн выглядит расстроенным.
Jesus_Hates_Me [только что]
А вот иди-ка ты в жопу, __аный лучший друг!! Тебе вообще насрать на то, что со мной происходит?!! Думаешь, я прикалываюсь, да?!! Ну и пошел на__й!! Тебе там самое место!! Тварь!!
[пользователь Jesus_Hates_Me добавил вас в черный список]
Камио лениво перебирал пальцами по клавиатуре, нехотя следя за происходящим на мониторе. Друг. Писал его друг. Явно чем-то расстроенный друг.
- Кто писал? – спросила она своим на удивление шелковым, на удивление бархатным и чарующим, голосом, обволакивающим рассудок.
- Друг… - сонно пробормотал он, откашлявшись.
- Что он хотел?
- Не…знаю, даже.
Та положила ему свою руку на плечо, чуть сжав его своими тонкими, как тростник, пальцами.
- Камио хорошо?
Тот задержал дыхание, после чего вновь откашлялся.
- Камио очень хорошо… - сдавленно протянул он.
Шани похлопала его по плечу, прикладывая свернутый в папиросную бумагу косяк к его губам, заставляя повторно затянуться. Он вдохнул и вновь откашлялся, но уже меньше, чем в первый раз. Она повезла его на балкон и попросила, чтобы он лег на кафель, помогая ему встать с коляски. Сама она легла рядом. И да смотрели они на меркнущие в белом дыму звезды.
- А я читал, - вдруг начал единовременно хриплым, отрешенным, и возбужденным, изумленным, голосом Кам, - Что все на нашем свете состоит из квантовой пены!.. Весь мир…в многообразии его форм и проявлений…это просто куски пены, представляешь себе..?
- И я?
- И ты…и я…симпатично слепленные…куски…пены…
Та повернула на него голову, затягиваясь их общим косяком.
Сложно было назвать Шани симпатичной – что до, что после карциномы. До? До мы могли наблюдать мужиковатую уроженку Индии с сильно выпирающим носом, напоминающим клюв. Горбатый, крупный нос выпирал сильнее, чем ее грудь. И редкие дреды, туго связанные резинкой в единый пучок. А потом было После. И После ситуация усугубилась. Одышка, покраснения кожи, слабость, боль в суставах, потеря веса и аппетита, усталость, сильная потливость по ночам – врачи окрестили эти симптомы умным словом «лейкоз»[2]. И вся твоя жизнь – монотонное ожидание смерти, не более того. Этому суждено случиться. Но с помощью этих лекарств все случится гораздо медленнее и мучительнее, госпожа Османи.
И теперь, облысевшая начисто, вытянутая в длину, как тонкое дерево, госпожа Османи, созерцает поздне-вечернее небо с господином Гувернером.
- И звезды…представляешь себе, большинство из этих мельчайших крошек на небе – в миллиарды раз больше даже нашего солнца, представляешь? А наше солнце, не много-не мало, занимает под девяносто процентов веса от нашей скромной галактики!.. Так вот…звезды…звез…ды…они…могут и не в нашей галактике быть, знаешь? Они могут быть за…эмм…сотни тысяч миллиардов солнечных лет от нас! И скорее всего, они уже давным-давно потухли…но мы видим их…мы видим их свет, еще не пробежавший эти…сотни тысяч миллиардов солнечных лет… - он повернул на нее голову, совсем тихо бормоча, - Вот как так? Их уже давным-давно нет, а мы ими любуемся.
Ты пожала плечами, не отводя от него взгляд.
- Скажи, а ты знаешь, в чем смысл жизни? – протянул он, встретившись с ее тяжелым, но мертвецки умиротворенным взглядом грязно-серых глаз, цвета весеннего льда.
Не верьте Шани, если она начнет говорить, что хладнокровно относится к Камио. Это она просто так тогда написала, мол, «шани не придала этому значения и согласилась с тем, чтобы некто Diable_Oiseaux был бы ее партнером», на самом деле, узнав, что тот колясочник, она жутко обрадовалась, хоть и не подала виду. Она боялась. Боялась, что нет людей обреченнее и обделеннее ее. Она боялась, что ей выпала печальная участь Мессии ее поколения, вынужденной страдать за прегрешения соотечественников. Увидев коляску и смущенный за нее облик Камио, в душе она выдохнула. Она отвыкла от того, что другие люди могут быть несчастны тоже.
- Смысл жизни? – переспросила она.
Она напоминала то существо. Дрен.[3]
- Смысл жизни, - повторил он.
А он напоминал растерянную антилопу. Не знаю, почему.
- Наверное, в том, что Камио сейчас хорошо, - ответила она на выдохе, обдав его лицо белой дымкой, - И в том, что мы все – всего лишь пена. И в том, что я сейчас тебя, наверное, поцелую.
- Что? – переспросил он.
Она чуть придвинулась к нему и осторожно чмокнула его пересохшие на вечерней прохладе губы.
- Ох, - выдохнул он, - Спасибо.
* * *
«Its_A_Legend_Itself [минуту назад]
жй
в смысле, жй
в сиысле, эй
Kitsuen_Sha [только что]
Глазам своим не верю, ты почти научился писать, герой!
Its_A_Legend_Itself [пять минут назад]
нет, момо, жто я, в смысле, мортммер
Kitsuen_Sha [минуту назад]
Что?Как?То есть, как ты читаешь тогда?
Kitsuen_Sha [только что]
И почему ты до сих пор не сменил ник?
Its_A_Legend_Itself [четыре минуты назад]
экраннфй диктор твррит чудеса
прости, я еще не успео
разберуст с этим всем и сменб
Kitsuen_Sha [только что]
Ну и где же бегает твой маленький герой, предназначенный для этого?
Kitsuen_Sha [только что]
Он становится более, чем бесполезным;
Kitsuen_Sha [только что]
Скоро все начнется, знаешь;И ты должен быть первым игроком, вступающим в игру, чтобы ты быстрее всех смог основаться и сообразить, что к чему;
Its_A_Legend_Itself [пять минут назад]
не горори о нем так, ему росто нужно много спать на днб, и сейчам он тожк спит
хорошр, я вск сделаю
Kitsuen_Sha [только что]
Умница;И передай маленькому герою от меня пинок под зад;»
«[пользователь Jesus_Hates_Me вычеркнул вас из черного списка]
Jesus_Hates_Me [тридцать минут назад]
Камьоооо
Камьоооооо
Камьооооооооо, отзовись, пожалуйста!<;[]
Diable_Oiseaux [только что]
Оу.
Я тут глянул историю сообщений…прости, что так отвечал я был
Эмм
Пьяный.
Jesus_Hates_Me [только что]
Камьо, умоляю, поговори со мной!!<;[
Diable_Oiseaux [только что]
Я…я даже и не знаю, что сказать, Мьюр. Это ужасно. Неужели все было так безнадежно? Неужели нельзя было провести какую-нибудь операцию по удалению паразитов и восстановлению зрения и роговицы? Просто…нет, я помню, ты и раньше жаловался на боль в глазах, но…это все так…спонтанно.
Jesus_Hates_Me [только что]
Ужасно? Это кошмарно, Камьо!! Я чувствую себя…уничтоженным. ;[
Jesus_Hates_Me [только что]
Оу. Погоди с выводами, Мьюр.
Jesus_Hates_Me [только что]
ты не понимаешь, это отвратительно!!;[] Я видел, как люди смотрели на меня! Они смотрели на меня с ужасом!
Jesus_Hates_Me [только что]
Они думали, что нормальные люди глаз не лишаются! Они думали, что я какой-то бандюга или еще кто! Они боялись меня! ;[]
Jesus_Hates_Me [только что]
А я не хотел, чтобы меня боялись! Я же общительный и жизнерадостный человек!! Я не хотел, чтобы они так судили по мне! А эти гребаные черви сделали из меня уродца!! <;”[]
Diable_Oiseaux [только что]
Прекрати.
Даже ввиду того, что а) Ты мой лучший друг б) Несколькими часами назад я здорово разозлил тебя в) С тобой случилось роковое несчастье, я не могу молчать больше. Прекрати себя жалеть. Я прекрасно понимаю твои чувства, знаешь ли, я испытал их на себе, черт возьми, когда мне сказали, что я уже больше никогда не смогу ходить, и это был удар гораздо худший, нежели потеря бинарного органа.
Jesus_Hates_Me [только что]
Но Кам, я ж к тебе жаловаться пришел ;[]
Diable_Oiseaux [только что]
Заткнись, мать твою. Я уж молчу про то, что тот случай произошел по твоей вине.
Jesus_Hates_Me [только что]
Чувак, не напоминай мне об этом, мне и так до сих пор стыдно ;”[]
Diable_Oiseaux [только что]
А я напомню. Из-за тебя я до сих пор прикован к коляске. Нет, я все понимаю, ты раскаялся и вообще сделал это не специально, но черта с два, червяки в твоем теле тоже вряд ли задавались целью оставить тебя уродом. Тебе еще повезло, что ты выжил. Благодаря мне, кстати. Кто не хотел идти в больницу? У кого пошло запоздалое лечение аж на три стадии? Я не понимаю, чему ты вообще удивляешься, когда остался без глаза. Они должны были тебя всего уже давно сожрать, радуйся, что ты вообще жив, идиот!
Diable_Oiseaux [только что]
Прости.
Jesus_Hates_Me [только что]
;’’[]
[пользователь Jesus_Hates_Me был переименован в Rotten_Heart]
Diable_Oiseaux [только что]
О, дьявол. Пожалуйста, нет.
Diable_Oiseaux [только что]
Черт возьми, пожалуйста, верни прежний ник обратно.
Diable_Oiseaux [только что]
Я действительно ненавижу, когда ты так делаешь. Если бы ты знал, как этот ник напоминает аккаунт двенадцатилетней девочки, запутавшейся в третьесортной соцсети.
Rotten_Heart [только что]
Мне все равно!! Я в отчаянии!!
Rotten_Heart [только что]
Я канул в гребаный Надир[4];[]
Diable_Oiseaux [только что]
Прекрати паясничать. Я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь, но, знаешь, если так случилось – значит, так надо. Значит, так должно было случиться. И это случилось. И твой глаз уже не вернуть. И нытьем, как и сменой юзернейма аккаунта, горю не поможешь. Постарайся поскорее смириться с этим, вот и все.
Diable_Oiseaux [только что]
Я…я должен идти. А ты должен выделить время на размышления. Именно так. Чтобы взвесить все факты и…
Diable_Oiseaux [только что]
И повзрослей, наконец!
[пользователь Diable_Oiseaux оффлайн]»
Сегодня, мать ж его, большой день.
Сегодня этот адский механизм, что в простонародье зовется ИП, будет запущен.
Хаа хаа хаа.
И Мортимер должен войти в игру первым, но только после того, как он сменит никнейм, чтобы после, по завершению сессии, не возникло никаких казусов и срачей со стороны проигравших игроков.
Хуу хуу хуу.
Момоко демонстративно хрустнула пальцами, вытянув руки вперед, нужно же выпендриться перед Лолой, ну, или хотя бы как-то показать, что процесс потихонечку, но запускается.
Окинув набитым взглядом список игроков, тот сразу зацепился за новоиспеченное имя. Молодец же Морт, быстро все исправил! Его анкета не нуждалась в проверке, не потому, что он по умолчанию обязуется заполнять ее верно, а потому, что она уже была проверена Мом накануне, и та без промедления ввела игрока в сеанс.
Вот так.
Сама Мом не торопилась как можно скорее протиснуться в ряды зарегистрированных. Устройство игры, сеанса и самого Иномирья ей были прекрасно известны. Не нашлось вопроса, связанного с ИП, на который Мом не знала ответ. И не было у нее надобности так стараться успеть проникнуть туда быстрее. В чем еще обстояла проблема – так это с тем самым злополучным Nekker, черт его дери. Надо бы с ним связаться.
Kitsuen_Sha [минуту назад]
Прием;
Nekker [только что]
А? Ты кто?
Kitsuen_Sha [только что]
Твоя запропастившаяся гребаная совесть, говнюк;Что у тебя там произошло, черт возьми? Почему у тебя нет подтверждения от сервера?
Nekker [только что]
А, ты, наверное, модератор, да? Да ничего у меня не произошло. Я просто увяз по гланды в какой-то дыре. Отдаленно напоминающей мой дом. Со мной мило беседует собственная аквариумная рыбка и я провалил с треском попытку суицида, хд.
Kitsuen_Sha [только что]
Я сделаю вид, что я не читала этого, что моя рука не приросла к лицу и что я не собиралась удалять тебя из списка игроков, ровно как и заносить в ЧС;
Nekker [только что]
Круто хд»
Придурок. Просто придурок. Но раз он так спокойно выходит на связь, то почему он не мог связаться с сервером? Может, у него слишком большой ping? Да, точно. Наверняка же. Этим объясняется множество ошибок и глюков, с кем не бывает, да и на правах модератора его просмотреть.
Клац-клац.
- …ч…что за?
«Игрок Nekker. Ping=0»
- Что за?! – чуть не подскочила на стуле та. Это как так-то? Как может быть ping равен нулю? Это же…невозможно! Это только если играть в обнимку с компьютером-сервером! Черт возьми.
Спокойно. Это просто лаг. Ты просто устала, пошто Лолу лишний раз пугаешь, она и так дерганная из-за этого треклятого чайника. Иди и передохни. А Морт, вернее, Rotten_Heart, который и был принят в игру, сам со всем справится.
____________
[1] Крыса
Крысиную, сука, жизнь!!
Имеется в виду отсылка к знаку зодиака Мьюра – Крыса.
[2] Лейкоз
. Одышка, покраснения кожи, слабость, боль в суставах, потеря веса и аппетита, усталость, сильная потливость по ночам – врачи окрестили эти симптомы умным словом «лейкоз».
То же, что и рак крови.
[3] Дрен
Она напоминала то существо. Дрен.
Подразумевается персонаж фильма «Химера» (Splice)
[4] Надир
Я канул в гребаный Надир;[]
Надир – «низшее место; место наибольшего несчастья и отчаянья».
Первый выпуск альманаха
Камио Гувернер и Мьюррейн Хелкайт
Пекло тогда, помнится, стояло просто адское. Даже воздух плавился, дрожа на слепящем глаза зареве. И небо кругом солнца красное-красное, будто то утопало в собственной крови. И все замерло тогда. Лишние движения распалили тело, было безумно лениво и противно от этой жары, от которой не было спасения, и вся жизнь тогда застыла. Более или менее признаки жизни подавали только трассы. Пыльные, узкие трассы, закупоренные пробками машин всех мастей, вечно сигналящих и не умолкающих. Выхлопной газ и пыль в помеси с высушенным солнцем воздухом порождали что-то ужасное.
Петух тогда тащил кассету. Старую, такую, маленькую кассету с пленкой внутри, вот за нее-то он и тащил. Та неприятно бренчала и шуршала, ползя за ним по асфальту, усеянном многочисленными дырочками от шпилек проходящих ранее дам, иногда путаясь в мусоре, иногда сталкиваясь с камнями, чаще – прыгая по неровностям. И этот звук заполнил голову. Но он отвлекал от мыслей о жажде, об усталости, о нестерпимой жаре и о том, что до дома еще ну очень далеко. Весь окружающий его мир представлялся огромной пустыней, небо которой затянуто проводами со столбов. Солнце возвышалось над этой пустыней, беспощадно испепеляя ее равнины, находясь в смертельной близости с ней. Должно быть, совсем скоро оно сожжет весь этот мир, а пока его обитателям предстоит помучиться под его лучами. Его ботинки уже совсем стерлись, а стопы покрылись мозолями и волдырями, которые еще благо, что не кровоточат, и было больно, было жарко, и бренчащая позади кассета утихомиривала, хоть и поднимала тучи пыли.
И тут как мираж, как сон, сквозь слезы, невольно наворачивающиеся на глазах от лучей и боли, средь сплошного пустыря возникло дерево.
Огромное дерево, не иссохшее с жары. Его крона оставляла дырявую тень на пожухлой траве, а сама шелестела на редких, оживляющих порывах ветра, ствол был крепок и стар, и корни расползлись далеко от него, цепляясь за почву. Но что было самое интересное в этом дереве – так это прибитые за толстые гвозди к темной, сморщенной коре, доски. Он не смог устоять от соблазна, чтобы подергать их. Крепко прибиты, наверное, даже полезть можно.
И он полез, оставив ради такого события даже кассету.
Лестница из асимметрично прибитых дощечек давалась ему сложно – ноги не прекращали ныть, оставаясь не вдохновленными этим занятием, да и натертые руки давали о себе знать – хорошенько же он сегодня поработал, но сам он был воодушевлен всем этим. Там, в зеленых листьях, должно быть, самый настоящий домик на дереве, что бывает только в лживом американском сериале для тинэйджеров.
И эта экспедиция стоила всех усилий. Несмотря на то, что он вспотел из-за такого трудного и продолжительного подъема, еще и окончательно стер кожу на своих конечностях, посадив себе на коленки еще и пару синяков, результат того определенно стоил. Тут действительно был домик. Неаккуратно сколоченный из фанеры домик. Он пустовал, в нем не было ровным счетом ничего, но тот, кто придумал построить его здесь – определенно святой. По сравнению с окружающим его адом, здесь было неимоверно свежо и прохладно, а кленовые листья еще и раскрашивали воздух ароматом лета, настоящего лета, а не это пытки, начавшейся в апреле и закончившейся, кажется, только к октябрю. Здесь можно было вдохнуть полной грудью, не боясь выжечь себе все легкие.
- Эй, - послышалось позади, что заставило дернуться от неожиданности, - Ты че здесь делаешь? Это мой дом!
В этих фразах не слышалась злость за то, что в чье-то убежище проник незваный гость. Скорее, это была какая-то насмешка, мол, кому это вообще взбрело в голову – карабкаться на такую высь в такую жару?
Петух обернулся, не без испуга в глазах узрев перед собой Крысу.
- Ты живешь здесь? – спросил он совсем тихо, на секунду предположив, что это действительно его обитель, что ему больше негде жить, вот и все.
Тот мечтательно рассмеялся, потерев рукой в потертой перчатке без пальцев затекшую шею.
- Не-е. У нас дома ремонт был, и мне шкафы в комнату новые купили, а старые выбросить хотели. Так я их все на доски поломал и сюда притащил. Круто же!
Внешне он тянул на старшеклассника, но идеи и домыслы были ну совсем детскими, подумал Петух.
- А ты здешний?
- Ага. Ты, разве, нет?
- Нет. У нас тут сад неподалеку, вот мы и бываем здесь.
Тот хмыкнул, мол, ясно.
- Сад?
- Сад.
- Тут разве че-то можно вырастить?
- Он за городом.
- В том коттеджном поселке?
- Да.
На эту реплику он недовольно фыркнул, скрестив руки на груди. Мало, кого из здешних радовал этот проект по постройке коттеджного поселка. Вроде, даже митинг хотели поднять, но это только вроде. Зато Петух все понял. Понял, какая грань разделила их с Крысой – грань сословия. Зажиточная интеллигенция и пролетариат. Тогда Крыс не смог отказать себе в удовольствии, чтобы гордо вздернуть нос и протянуть:
- Уйди.
Петух в его глазах был кем-то из избалованной массы – кем-то из тех, кто будет визжать, как резаная свинья, получи царапинку на палец, кем-то из тех, кто откажется от всякого диалога с тем, кто ниже их по социальному статусу, кем-то из тех, кто ни за что не оступится перед своими выдуманными принципами. Иначе и быть не может. Весь мир – театр, разве не так? Каждому, еще до рождения, лепят на несформировавшееся личико маску, запрещая ее снимать, пришивая к коже стальными нитями. Крысу приказали играть обиженного своей жизнью выходца из семьи работяг. Петуху, должно быть, была дана роль высокомерного выскочки, болтающего ножками, свешенными с шеи предков. Наверное, он в этом отнюдь не виноват, нельзя судить людей за то, что за них было предопределено, но кто делал этот выбор? Предки? Предки предков? Боги, Дьяволы? Кто? Кто положил начало этому маскараду? Должен же быть хоть кто-то. Уклад мира повествует о неравенстве. Пока на Земле будет жить хотя бы двое людей, один будет возвышаться, другой будет подчиняться. И эта тщательно зашифрованная и замурованная тысячей замков истина мироздания вот так неловко и легко всплыла на ярком примере Крыса и Петуха.
Последний чуть скривил губу и расстроенно нахмурился, позволив себе посидеть на полу еще секунды три-четыре, лениво вставая с него. Более того, он позволил себе и обернуться, уставившись на Крыса виноватыми, но вопрошающими глазами, не понимая, что к чему, и почему он должен уйти после пары брошенных на ветер слов. Крысу это не понравилось. Он счел этот поступок оскорбительным по отношению к себе, расшифровав его, как Петушью насмешку над ним, мол, я хочу и буду здесь.
Пошел к черту, Петух.
- Проваливай отсюда! – озлобленно зашипел тот, ударив неприятеля по ноге. Ишь, чего! Это его дом. И здесь все его привилегии будут иметь тот вес, что им придаст Крыс. Он был вспыльчив и легко воспламеняем, а все, что ему ведомо не было, любил додумывать сам. И его воображение в дуэте с методом дедукции само спело ему балладу об этом типе. И она ему не понравилась.
Удар был отнюдь не сильным, а так, чисто, чтобы показать, что он все понял, что он смог заглянуть под его каменную, пришитую маску и выудить наружу его мерзкую душонку, это не удар, это просто жест. Но стоило ему пнуть его по колену, как тот взвыл, хватаясь за него рукой, чуть ли не сгибаясь в вопросительный знак, драматично хныча. Крыс разозлено запыхтел, упирая руки в бока, - Так я тебя себе и представлял, гнида! Ты с каждой царапинки рыдать начнешь! Тварь избалованная! Получай по заслугам!
Следующий удар уже был гораздо сильнее предшествующего – Крыс отвесил обидчику увесистую оплеуху, схватив за чуть завивающиеся темные волосы и силой ударив его лицом по краю доски, вызвав его жалобный стон с завыванием. Из носу потерпевшего брызнула кровь. Горячая кровь, на миг приблизившая тот мир, безжалостно уничтожаемый солнцем.
- Проваливай отсюда, мажор! И не суйся сюда! Никогда!
Петух тогда не знал, за что переживать – за сломанный нос, за изодранные в ходе работы в саду колени или за удар по ним, но тогда он не удержался.
Петух – не летучая птица.
Домик был тесен для их двоих. Или целый мир. Там неясно.
Ирония в том, что подниматься по клену, забираться в домик было тяжело и довольно-таки долго – на это можно было угробить минут десять-пятнадцать, но это максимум, нужно быть очень ленивым, чтобы забираться по нему так долго, ахах, кто бы мог подумать, что для спуска с него хватит доли секунды?..
Никто. Наверное.
Когда до Крыса во всей полноте своя дойдет, насколько ужасную ошибку он совершил, сбросив Петуха с высоты двухэтажного дома?
Никогда. Наверное.
Высота, право, небольшая, только если ты не летишь с нее спиной, до последнего высматривая постепенно удаляющееся лицо Крыса, стараясь заглянуть в его хитрые глазки, чтобы немо спросить своим беспомощным взглядом, за что он так с ним обошелся. Да, за что. Это будет единственный вопрос, что будет преследовать его. Но недолго. Сколько времени понадобится, чтобы преодолеть это расстояние? Не знаете? Пфф. Сказано же – доли секунды, и он уже валяется на земле плашмя, ошарашено уставившись куда-то вверх, не в состоянии и пошевелиться.
А Крыса развеселила эта картина. Поделом этой мрази, будет знать, как смеяться над теми, кто стоит на ступеньку ниже по социальной лестнице. Нет, ну надо же – такой маленький, а уже зажравшийся, ей-богу. Аж противно.
- Ну как тебе? Приятно, да? Ну ни че, грохнулся бы моськой, познал бы заодно, что значит пасть лицом в грязь! Ха-ха! – выкрикнул тот сверху, спускаясь по ступенькам вниз, спрыгивая с последних трех.
Петух лежал, не шелохнувшись. Только застекленный взгляд куда-то…в никуда.
- Эй?
Крыс пнул его под бок, легонько пнул, удивившись, не заметив реакции. Странно. Такие чистоплюи, вроде таких мажоров, должны следить за каждой пылинкой, осевшей на их роскошные одежды, а всяким низам, вроде Крыса, отрывать ноги за то, что они посягнули пачкать их своими грязными ногами.
- Эй…
Он тогда так и не моргнул ни разу.
А после, очень-очень нескоро, Петух будет смотреть в зеркало, видя в его мутном отражении озабоченные лица матери и отца, стоявших рядом, стараясь не смотреть на себя, чтобы лишний раз не сражаться с комом в горле.
- Он придет, - решительно пробормотал он, кивнув пару раз, - Он обязательно придет. И вы его не пускайте. Пожалуйста. – отрывисто говорил он, изредка запрокидывая голову, дабы выступающие на глазах слезы не бежали по щекам, - Он придет просить. Прощения. Будет ползать. На коленях. Будет умолять меня. Простить. Будет спрашивать. Может ли он мне чем-то помочь. А вы не пускайте. Я не хочу этого. Пожалуйста.
Он вытер глаза ладонью, обмотанной бинтом, повторив – пожалуйста.
Эта встреча, эта слабость перед тем, как утолить свое любопытство и полезть в чужие владения, обернулись для Петуха степенью инвалидности. Эта коляска его удручала. Такие он видел только у престарелых и безногих, он и подумать не мог, что однажды ему придется сесть в нее. Он всхлипнул, вытерев лицо уже двумя руками, прося родителей выйти из палаты. Он не оплакивал свои парализованные ноги. Он оплакивал Крыса. Он боялся, что он вломится сюда и начнет выть что-то о прощении, как полоумный, что повергало его в ужас. Ему было жалко этого человека. Он был явно старше Петуха, но…
Петух уже подавал признаки смерти. А Крыс – нет.
А ноги? А что – ноги? Беда Петуха заключалась в том, что он никак не мог осознать, что это уже произошло, и что он уже никогда не встанет на ноги. Ему по-прежнему казалось, что он вот-вот встанет, что это все – коляска, новая кровать с низкими ножками, перепланировка комнаты, чтобы она была просторнее, все это временно и не по-настоящему. Да. Это всего лишь наглядные декорации, демонстрирующие ему, мол, да, Петух, ты действительно чуть ли не переломал себе весь позвоночник и ныне прикован к инвалидной коляске. Это как спектакль, вернее, как аннотация к нему, где расписаны все диалоги героев и, как в сценарии к пьесе, обозначены все их действия. Главный герой пьесы – Петух. Персонаж, с которым он вступает в конфликт – Крыс. Второстепенные персонажи: мать – одна штука, отец – одна штука, дедушка – одна штука, лечащий врач – две штуки, санитары – пять штук, дядька, курящий в форточку холла – одна штука, братья-Кротята, снующие по этажу – три штуки. Декораций было в избытке, да и акт пьесы был ну очень длинный, раз они долго не сменялись, собственно, акт этот не закончился до сих пор, но это секрет. И Петуху был ведом его сценарий. Он знал, что за слова ему нужно сказать. Он знал, как все будет. Родители уйдут из палаты. Он заплачет, почему-то жалея не себя, а его. Забежит один из Кротят – выклянчит печенье. Он не спросит про слезы, потому что не увидит их из-за слепоты. Зайдет санитар, назначит гимнастику ближе к вечеру, заодно тайком утащит еще одну печеньку. Отец оставил их на чересчур публичном месте. А потом придет он. Он будет долго стучаться, спрашивая, есть ли тут кто, не получая ответа на свой вопрос, так как в сценарии у Петуха в этой сцене слов не было, и тот был обречен гадать, сражаясь с желанием уйти отсюда и с желанием раскаяться. И он не сможет не выбрать второе. И он зайдет в палату, увидит коляску, и пойдет его монолог. Длительный и душещипательный. Петух знал и его тоже, знал слово в слово, точь-в-точь, поэтому и не хотел слушать его слезные причитания, рвущие душу на крупные куски. Нет, на мельчайшие кусочки.
«Прости меня»
«Хочешь, я буду помогать тебе?»
«Я не знал, что так получится»
«Я не нарочно»
«Я не знаю, что на меня нашло»
«Умоляю, прости меня»
«Пожалуйста, я правда не хотел»
Эти фразы звучали действительно сухо и неубедительно, но всякий театр набирает на работу только искусных актеров, которые вдохнут жизнь в самую скупую на эмоции строчку. И Крыс, несомненно, был визитной карточкой этого театра. Он разыграл такое представление, после которого Петух забыл все свои слова.
Крыс был старше Петуха на четыре года. Парадокс заключался в том, что Петух был гораздо ближе к смерти, уже содрогался и бился в конвульсиях, нежели живой, свежий и здравый Крыс, которому только предстоит принять участие в гонке за право жить. И факторы этих противоречий разъедали обоих, словно серная кислота, выплеснутая на их лица.
«Пожалуйста, что мне сделать, чтобы ты простил меня?»
Момоко Кумико и Эрик Тернер
Это было давно, уже и не припомнить, когда, в принципе, толком-то и было, помнится, что не год и не два назад, а когда точно – вопрос абстрактный и расплывчатый. Будто само время подвергло его цензуре. Сейчас уже ни один из свидетелей тех событий не вспомнит дат. Хотя, будь бы там замешана Свинья, мы бы помнили это точно, обратись бы мы к ней и к ее дневнику.
Мы вспомним, что Собака был еще совсем молодняком. Мы попытаемся себе это представить, как бы это ни было трудно. Казалось, что он всегда был таким, как сейчас – напыщенным, раздосадованным жизнью, обросшим щетиной и выпивающим под вечер. Когда-то все было не совсем так, скорее уж, совсем не так, когда-то, когда Пес был обыденным студентом.
Что есть жизнь студента? Давайте, я верю в вас. Все стереотипы и предрассудки на стол. Итак, что мы имеем? Пьянки, походы по дамам, лекции, экзамены, сессия и, конечно же, как обязательный элемент, хроническая нехватка денег. Псу их недоставало особенно. У Пса было много проблем и обязанностей, переплетающихся с вышеуказанным списком клише, а где взять деньги, если днем – лекции, вечером – подготовка к экзаменам и курсач? Нет, жизнь студента, бесспорно, веселая штука, но это когда ты не живешь в общежитии, когда ты учишься на заочном и у тебя есть какая-никакая работа. Брать кредит – слишком нерационально, тем более, что оставить в графе «место работы» прочерк – бессмысленно, все равно не дадут.
Однако, был один проверенный источник.
Тащиться к нему всегда было нелегко. Нелегко даже не из-за того, что резиденция этого источника стояла на окраине города, да и аудиенцию получить крайне сложно, а нелегко по причине моральной. Это была сложная барышня. К ней требовался особый подход, путей к которому Пес, увы, не знал, и, пожалуй, никто не знал. И имя ей было Дракон.
Дракониха была настоящей китайской принцессой, курящей трубку на шелковом диване, где рядом, на маленьком столике на коротких ножках из красного дерева стояли керамические тарелочки с восточными сладостями. И ее прическа как никогда идеальна, пронзенная двумя раскрашенными вручную палочками, напоминающие те, которыми нужно есть роллы. На ее лице, спрятанном под слоем белоснежной краски, где выделялись лишь огненно-алые губы и щедро накрашенные глаза, вечно была запечатлена злоба, даже когда та особо и не злилась – умиротворенная, но злоба. Злоба на всех и вся. Злоба, физическая интерпретация которой породила бы гибрида Гитлера и Зодиака[1]. Однако, была Дракониха на удивление щедра, считая себя Крестной Матерью этого затхлого, как закрытая пустая бутылка молока, городочка. Он был не нужен ей, а она ему – нужна. Великая Китайская Принцесса.
Пес не особо любил встречаться с ней, хоть и обладал такой эксклюзивной, отнюдь не каждому данной привилегией, хотя бы потому, что не мог терпеть на себе ее жгучий взгляд, оставляющий язвы на теле, будто своим взглядом, как метко брошенным копьем, она клеймила. В толпе людей вы безошибочно различите, кто видался с Принцессой, а кто – нет. И вы ни за что не поймете, как вы отличили одного человека из сотни других. Просто догадались? Наверное.
Свинья бы назвала это явление тем, что Дракониха растаранила ауру тех, с кем повидалась в пух и прах своей мощной разрушительной энергетикой.
За что ему подарили такое исключительное право? Ну-у-у. Наверное, за то, что Драконихе нравилось слушать его бурчание, текст которого она ему задавала. Тогда она еще могла слушать.
- Тетхагидхоксоалюминат, - смиренно мямлил он, - Хучка-коххектох, кеххи-блю-техьех, гидхотхансфохматох, обех-квахтихмейстех, бхонетханспохтех.
Пес был любимой ее утехой.
- Чего тебе? – требовательным тоном вопрошала она, когда его выступление перед ней и пред ее свитой подходило к концу, - Только быстро. И так утомил.
Она поднесла свою когтистую руку к шее, хрустнув ею, в доказательство своих слов, вновь устремив свой взгляд в сторону Пса.
Тот потупил свой взгляд неясных глаз-хамелеонов, переливающимся то светло-серым, то блекло-зеленым. Всегда стыдно об этом просить, даже за честно отработанный труд.
- Пхосить пхишел, - буркнул тот. Больше. Больше слов с этой треклятой буквой. Они помогали притупить ее недремлющий ни на секунду гнев, затихающий лишь иногда, словно вечно извергающийся вулкан. Вулкан, как язва. Язва на здоровом теле вселенной.
- Опять? – нахмурилась она, любуясь своим, пока еще сравнительно спокойным, но уже раздраженным голосом. Ей нравилось его слушать. Ей нравилось хмуриться и единовременно украдкой глядеть в огромное зеркало у стены. Не сколько ее завораживала ее типичная внешность, сколько ласкали глаз эмоции, так отчетливо проступающие на ее спрятанном под белоснежной краской лице. Такие живые эмоции. Без доли фальши и наигранности. Без неестественных, даже противоестественных улыбок, растянутых от уха до уха, искаженными потаенными, погребенными под ними чувствами, все было по-настоящему.
- Опять, - угукнул Пес, - Только мне много нужно.
- Сколько же?
- Много. Больше обычного. Гохаздо.
Пес никогда не просил просто так. Сдалась бы ему эта Принцесса, не преследуй его, отнюдь не всегда просто студенческие, финансовые проблемы. А она? А что она? Та обожала теребить его всклокоченные, огненные волосы, выдыхая в ухо дым. Больше всего в людях ее привлекали волосы. У Пса те были жесткие и короткие, а у нее - мягкие и длинные, и о, как же ей нравилось их сравнивать. Это невероятно сильно льстило ее самолюбию.
- И сколько же? - вздохнула она, и струи мистической ароматной дымки разделились на три ровненькие струйки, что пробежали по ее белоснежному личику изо рта, обведенного помадой, а выпавшие две пришлись на ноздри, стелясь по ее переносице.
- Тхи тысячи, - кивнул он, - Местной купюхой.
Та хмыкнула, поджав ноги под себя, наклонившись к столику. Со столика ее цепкая когтистая рука сцапала блокнот, открыв его на апельсиновой закладке, взыскательно пробежавшись по строкам острым взглядом.
- Ты когда старое возвращать собираешься, дружок?
Пса передернуло - он и не думал, что старое придется возвращать. Сколько же там накопилось? По щенячьим меркам - бесконечно много, по драконьим - сущие центы. Зачем ей выбивать их из своей любимой игрушки? Она же так совсем накроется. Заскрипит, закряхтит шестеренками и рассыплется на шурупы да гайки.
- Я отдам, - сдавленно протянул тот, вытягиваю шею, разглядывая блокнотик в ее руках.
А Дракониха все учтиво фиксировала.
Потребности Пса, исключая первичные и студенческие, были велики. Это даже не потребности совсем, а распахнутые клювы голодных птенцов, с которого Пес в свое время ощипал перья. Долги, отбросив нудные метафоры. Что после? После еще нужно как-то жить, не так ли? Вот накормишь ты их всех, и что? Что сам есть будешь? Конечно же, нужно брать про запас. Чтобы дожить до стипендии, чья сумма насчитывала какую-то унизительную сотню фунтов. Ну ладно, раздали долги, накормили птенцов, дожили до глотка воздуха пятнадцатого числа месяца, куда нам еще тхи тысячи местной купюхой? Часть денег уходила на налоги. Еще часть - на потребности кузины, живущей под боком, сопящей и толкающейся во сне. Еще часть - на житейские радости. Поди, поживи на свою несчастную сотню. Ты даже не можешь плюнуть в лицо министру, выдумавшего это мизерное число, ибо штраф за хулиганство и то превышает это число. Нет, конечно же, стипендия - не единственный доход их скромного псиного выводка. Иногда Пса все же звали на подработку, и он давал концерты, не зря же убил юность на музыкалку и научился водить руками по воздуху, что легато, стаккато и прочие премудрости мира музыки. Но и этого мало. Пес жил по-псиному. Не в общаге и не с предками. И Драконихе понравилась эта баллада. Их знакомство, знакомство, обрекающее Пса на смерть, его попытка ограбить ее королевские владения, завязалось, затянулось на низкой ноте скулежа и лая, воя, реквиема по ничтожной жизни и безвыходности перед лицом смерти. Смерть была благородна на лицо. Смерть была выкрашена белой краской, ее узкие, злобные глазки были густо обведены подводкой, а губы пылали рубиновой вишней. Смерть смиловалась, растеребив его короткие огненные пряди когтистой рукой, на секунду коснувшись его губ своими губами, вдыхая в них тяжелый, ароматный дым.
- Я все отдам, - протянул Пес, запрокинув голову, тихо-тихо, самому себе, - Я все отдам...
Близился Сочельник, и улицы покрылись тонкой периной хрустящего снега в преддверии Рождества. Рождество - это всегда занятно, хоть и затратно. И Пес отщипнул кусочек от полученной Драконьей милости, сделав заочно подарок самому себе.
- Ва-а-ау, совсем как настоящий! А он какой? Пневматика? Или просто игрушка? - суетилась Джинджер, заглядывая Псу через плечо.
- Пневматический, - ответил тот, в одной руке держа пистолет, в другой - инструкцию по применению. - Только ты в школе о нем все хавно не болтай, хохошо?
Пневматический, пневматический. А что такого? Обычный, такой. Такой иметь не запретишь, неспокойное же нынче время, взять в расчет хотя бы Принцессу и ее подопечную бандитскую, самую, что ни на есть настоящую, группировку. Страшно в мире стало жить, вот и пистолет. Пистолет, как пистолет, в оборонительных целях. Таким стрельни меж лопаток со ста метров - синячище останется на всю спину. А если с близкого расстояния стрелять, например, в лодыжку или в плечо, держа дуло под углом, то, поди, пуля пройдет насквозь и вырвет кусок мяса.
- Ыыыы, кровища!
Даже не пули, так, пульки. Железные ядрышки под слоем тугой резины, и газовый баллон под давлением, вместо составляющего пистолета. Пес беспокоился об этом. О безопасности в хранении, о простоте в эксплуатации, о поражающей силе и о возможной смертоносности.
А что сделаешь ты во имя жизни? Готов вызвать смерть на поединок?
Смерть нельзя победить в честной дуэли. Какими бы незаурядными параметрами ты бы не обладал, существует лишь две возможные концовки: победа смерти и ничья, притом второе явление крайне редко. Единственный шанс победить - стрелять в спину. Но это образно говоря. Стрелять придется в голову, но со спины.
Выплатит ли Пес весь свой скопившийся долг?
Нет.
Будет ли Дракон требовать с него долг?
Да.
И, зная, какими полномочиями в криминальном мире обладает Принцесса, несложно догадаться, что расправа над Псом будет подобающей принципам якудзы. Но Пес хотел жить. Разве это плохо? Разве этого желания можно стыдиться? Хочу жить. Все хотят, почему мне нельзя?
Но чтобы жить, нужно победить Смерть.
Принцесса почти никогда не покидала своего логова. Ей нравилось быть там, ведь там все было ее. А вот город ей не принадлежал, она лишь шефствовала над ним, и ей было не шибко приятно ходить по его улицам в окружении узкоглазых прихвостней в черных смокингах. Но тогда она вышла. Это был ее подарок городу на праздник. И Пес ждал этого. Ждал, когда же Принцесса выйдет из своей золотой клетки, повернувшись к нему спиной, чем и допустив роковую ошибку. Одну из.
И, проходи Принцесса по невысокому мосту во время полуночного грохота салютов и фейверков, Пес подстерегал ее, стоя чуть поодаль от моста, вознеся руку с надетой тряпичной игрушкой Криса Крингла[2] над головой.
Глухой выстрел ничем не отличался от залпа салюта.
Пистолет был спрятан в игрушке. Дуло выходило чрез отверстие в ткани. Пара недель тренировок и пальбы по мешкам с мукой. Точное знание маршрута торжественного шествования Драконихи. Он победил.
Он победил!
Он победил?
Тогда он рано ликовал, купив кузине плеер и устроив пир на их скромный праздник на двоих, даже дав ей попробовать пиво. Он видел, как подкашиваются стройные, но крепкие ножки на каблуках, и Принцесса теряет равновесие, но ее вовремя ловят прихвостни, не дав упасть с моста. Но та не шевелилась - выстрел пришелся ей в голову, и даже такая побрякушка, как пневматика, способна вызвать кровоизлияние в мозг. Пес просчитал все, упустив одну, чертовски важную деталь - Драконья удача.
- А знаешь, я ведь тогда здорово перепугалась, - призналась Принцесса, в кои-то веки не облаченная в национальные китайские наряды и не разукрашенная краской, явившись ему в кожаной куртке и джинсах, - Я чувствовала пулю и думала - доигралась.
Она не повышала голоса и не корчила злобные гримасы. Ей было больно. Голова болела неимоверно, до стука в зубах, до намокших глаз, до пульсирующих на висках сосудах, пламенная кровь которых распаляла ее той холодной зимой. Пес сидел перед ней. Вернее сказать, стоял, ибо стоял на коленях, еще вернее сказать, поставленный разозленными за Принцессу телохранителями.
Кровь и хладный пот бежали с его мертвецки бледного лица увесистыми грязными потоками, иногда капая с подбородка и разбиваясь об каменный пол. Подвал n-ной забегаловки, куда его зачем-то приволокли, накануне ударив в ногу шокером. Судорога в конечностях периодически накатывала, напоминая об этом.
- И знаешь, мне было страшно до последнего момента, - вздыхала она, затягиваясь сигаретой, - Пока мне не огласили, какой именно подарок мне был уготован. От тебя, дружок. Я даже в чем-то благодарна тебе, ведь именно потому сейчас я не слышу твоего жалобного писка.
Она выдохнула, оглядев сигарету. После ее взгляд устремился на Пса. После - на прихвостней, в чьих щелках по бокам от носов читался вопрос:
"Что нам с ним делать?"
Она кивнула, считав его, поигрывая пальцами зажигалкой.
- Наказание не должно быть тяжелее преступления, - огласила она, - И отрезать тебе уши было бы несправедливо - тебя ведь уже хорошенько обработали, ведь так? Будем считать, что процент моей жажды отмщения ты утолил, вытерпев избиения. Но это все равно не сравнится с тем, что ты отобрал у меня слух. Как же мне быть?
Пес в нетерпении и безмолвном ужасе ожидал вердикта, что-то мычав сквозь тряпку во рту.
- Купируйте ему ушки, - равнодушно протянула та, - Как породистому доберману. Это послужит ему сувениром от меня. Чтобы он помнил, что всякое содеянное возвращается метким бумерангом.
Приговор был претворен в жизнь так быстро, что Пес и понять не успел, что произошло. Только щелчок перочинного ножика и холодное лезвие у разгоряченной кожи.
Дракониха не осталась любоваться на его мучения, счев это зрелище непривлекательным и неэтичным. И на ее благо она не слышала его безумных воплей, пока господа узкоглазые резали его уши.
А потом, избавившись от своей верной игрушки, вычеркнув факт его существования из своей жизни, Драконья удача покинула ее. Ее песнь оборвалась на том, когда случайно вскрылось, что она и не Принцесса никакая, да и не китаянка вовсе. Ей просто повезло, и оказавшись в нужное время в нужном месте, местная банда короновала ее, приняв за... Не ту, что искали. И она легко отделалась, просто получив пинок под зад, с которым ее выгнали из некогда ее же общины.
"Бог дал, Бог взял," - пожала плечами та. "В конце концов, все не так уж и плохо"
Тем более, что она знала, где взять деньги. У нее остался пистолет. Пистолет, которым у нее пытались отнять жизнь. А еще у нее остались координаты Псины.
"Ничего не забыл, дружок?" - все также тихо и хладно вопрошала она, приставив дуло к виску Пса, - "Ты мне денег должен. Забыл, да? А я помню. Неделя тебе."
Где раздобыть много денег за неделю, руководствуясь лишь стипендией, подработкой и пособием?
- Дядь, ну не делай этого! - взмолилась Джинджер, - Это же опасно!
- Повехь, это не имеет никакого значения, дохогая. - сухо ответил он, - Это единственный выход.
Пес продал почку. Этого хватило, даже на себя осталось. Она не спрашивала, откуда он взял эту сумму, она просто поклялась ему, что зальет ему глотку кипящим свинцом, если она повстречает его хоть еще разок.
Вот и вся история.
_______________
[1] Зодиак
Злоба, физическая интерпретация которой породила бы гибрида Гитлера и Зодиака.
Серийный убийца, действовавший в Северной Калифорнии и Сан-Франциско в конце 1960-х. Личность преступника до сих пор не установлена.
[2] Крис Крингл
Пес подстерегал ее, стоя чуть поодаль от моста, вознеся руку с надетой тряпичной игрушкой Криса Крингла над головой.
Другое имя Санта Клауса.
Луны Лун
«Rotten_Heart [пять минут назад]
Камьоооо, ты прикинь, меня в игру приняли >;]
Diable_Oiseaux [только что]
Что? Когда? Меня же еще не приняли.
Diable_Oiseaux [только что]
Погоди, еще никого не приняли!
Diable_Oiseaux [только что]
Мьюр, это действительно плохая шутка. Меня бы оповестили. Я же лидер одной из команд, как-никак.
Rotten_Heart [только что]
Проверь хоть для начала, сученька ;] А мне, знаешь ли, пора, меня ждут не___бенно важные делища, друг мой, как, например, освоение игры и все то, о чем ты мне болтал>;]
[Пользователь Rotten_Heart оффлайн]»
Что?
Нет, конечно же, Мьюр у нас всеизвестный и всеми любимый император шуток и розыгрышей, от которых хотелось провалиться сквозь землю и объяснить публике, что вы не знаете этого человека, но это уж больно по-детски. Даже для Мьюра. Это же всегда можно проверить на достоверность, смысл врать, если достаточно открыть список игроков и просмотреть активность, статус и состояние?
Вот так. Хе-хе.
«Player [1]: Rotten_Heart: state accepted»
Ха-ха. Что?
Нет, серьезно. Его приняли? Единственного? Даже прежде, чем всех модераторов? Как так? Нет, ну, Мьюр, конечно же, не валялся в ямах Преисподней, где чахнули горе-ролевики, вырытых напротив оврагов, где гнили детоубийцы, но и на пьедестале он никогда не блистал. И почему он, в конце концов? Да, нехорошо так говорить, но…сам Кам, например, и то был ролевиком более сильным, нежели он. Это обижало. Почему администрация разбрасывается таким эксклюзивным правом, как вступить первым в игру? Кам достаточно глубоко изучал политику ИП, чтобы понять – это залог успеха. Пустое игровое поле. Полный простор для того, что обосноваться на нем – изучить карты, логи и лазейки, ознакомиться с позициями других игроков и разработать тактику. Да что уж там, можно просто быстрее подобраться к замку Правителя, пока никого в игре нет. Черт возьми, вариантов – тысячи, и кто-то из игроков был обязан войти первым, поскольку в подробном системном описании коротко и ясно сказано – принять можно только одного персонажа за сутки, дабы не нагружать сервер, то есть, второго он позволяет включить в игру минимум через двадцать четыре часа с момента подключения первого. И эта возможность досталась Мьюру. Мьюру! Даже не одному из модераторов, а ему!
«Diable_Oiseaux [только что]
Иногда мне кажется, что я ненавижу тебя, ололоша.»
Кам хрустнул пальцами, вытянув руки перед собой. Черт побери. Это так нечестно.
Все персонажи равноудалены от Правителя. Карта Иномирья представляет собой квадрат с двенадцатью позициями. В центре – Правитель. Однако, даже несмотря на превосходство, полученное Мьюром, Кам по-прежнему остается на своем крепком, наиболее выигрышном месте.
Игра обеспечивает набор НПС на каждого персонажа. Набор включает дружественных и враждебных существ, выполненных по единым шаблонам. Со вражескими все просто – рассредоточенные по пути к победе монстры, разбойники и прочие товарищи, на ком персонаж практикуется в битвах и из которых черпает опыт. Дружеские делятся на конкретных персон. Всего их немного, штуки четыре-пять, но самым важным является Король персонажа. Какой бы высокий пост в Иномирье персонаж ни занимал, над ним возвышается Король, ограничивающий или предоставляющий свободу в тех или иных действиях. Всего Королей пять – на каждую из команд. И все бы ничего, но Король Древа, Король отряда Камио – сам Правитель. Древо правит столицей Иномирья, и выше поста Губернатора, который и занял Камио, казалось бы, ничего нет, поэтому в его Короли игра засунула Правителя. А это полномочия, знание и право. Правда, подкрасться к нему со спины и всадить нож в спину не получится – Короли уязвимы, Правитель – нет. По крайней мере, до тех пор, пока не погибнут все остальные игроки. И эта мысль не давала покоя.
Ладно, черт с ним, с этим Мьюром, пусть обосновывается. Хотя нет, не черт. Нужно думать о нем, как о сопернике. Игровое командное устройство, конечно же, направлено на соперничество, но в определенных случаях оно колеблется от возможного союза команд до кровной вражды.
Огонь – разбойники и захватчики. Их цель – покорить Лигнемурбем. Следовательно, их главные враги – Древо. Аналогично, Древо борется с Огнем. Вода, как защитники, встают на защиту Древа, и это обрекает их на войну с Огнем. Металл чаще всего придерживается нейтралитета, ибо ему невыгодно враждовать хоть с кем-то из команд, они просто торговцы и ремесленники, и чаще всего воюют сами за себя. Как и Земля, хотя, судя по предыдущем сессиям, Земля так и льнет к Огню. Потому, что им не комильфо таскаться по городским законам, вылизывая зад губернатору, им ближе огненное «воруй-убивай». Таким образом, союзников у всякого поровну: у Древа – Вода, у Огня – Земля, ну и Металл где-то посерединке. Не самый лучший расклад, особенно учитывая то, что в Огне больше всего игроков, а с другой стороны, там есть Мьюр, глядишь, и сыграет это на руку…
Нужно подготовить тактику, в конце концов. Самую, что ни есть, настоящую, а не набросок на мятом листочке из блокнота, состоящий из нераспространенных предложений. Тем более, что отец выбросил этот листочек, когда нашел, смятым колесом коляски на полу. Чертов педант. Нужно исходить из предпосылки о том, что команда Огня – самая многочисленная, а потому и самая сильная, из того, что Мьюр вошел первым, а значит, потенциально сильнейший игрок, потому, что он будет иметь всяко больше опыта, чем любой другой и из того, что Мьюр из вредности не будет помогать и давать поблажек. Это же Мьюр. И на данный момент выходит, что команда Огня – это одно большое воплощение читерства. У них и сильнейший игрок, и один из модераторов, и вообще, их вдвое больше, нежели остальных. Это уже заведомо обрекает, например, Воду на погибель, особенно в случае, если Земля к Огню все же присоединится. Почему Вода? Потому, что когда Огонь полезет исполнять свои обязанности вроде «захватить мир, начать со столицы», Вода, как защита, пострадает в первую очередь. А кто там у нас? Lol_Noob и Curly_Bitch. Сам Камио был мало знаком с ними обоими, но они показали себя как очень слабые ролевики, что с них возьмешь? М-да уж, администрация сильно просчиталась, поставив их на защиту. Они ведь даже себя защитить не могут, куда уж там целый город!..
«Merry_Anrew [минуту назад]
шани стучится в уютный домик своего друга.
Diable_Oiseaux [только что]
Оу. Гмм. Ладно. Камио подъезжает к двери своего уютного домика, и только хочет спросить, дескать, кто там, как вдруг решает удосужиться посмотреть в глазок, просверленный на уровне его глаз, видит там знакомое лицо и открывает дверь.
Merry_Anrew [только что]
шани очень рада гостеприимству своего друга. она считает гостеприимство очень важным. поэтому она захватила на всякий случай вдохновение.
Diable_Oiseaux [только что]
Оу. Нет. Камио был бы рад, но точно не сейчас. И Камио пообещал себе не злоупотреблять вдохновением. И Камио несколько беспокоит такая сильная привязанность Шани к нему.
Merry_Anrew [только что]
шани не понимает необоснованного страха своего друга. шани считает, что в этом нету ничего плохого.
Diable_Oiseaux [только что]
Камио хотел бы выглядеть максимально гостеприимным в глазах Шани, но сейчас дома отец, и Камио рискует пострадать от его руки, если он заметит, что в доме запахло вдохновением.
Merry_Anrew [только что]
друг шани почему-то загрустил. шани не понимает, почему. она кладет ему руку на плечо и советует не грустить. ведь это плохо. шани просит своего друга не отчаиваться и они обмениваются слюной.
Diable_Oiseaux [только что]
Оу.»
* * *
«;;;;;;; ;;;;
;; Д;;;;; ;;;;;;; ;;;;» - гласило последнее послание от незнакомца. На сей раз обнаружить его было сложнее – оно было привязано к люстре с многообещающей надписью «READ ME SUCKER».
- И как эту штуку достать? – поинтересовался он, запрокинув куб, всматриваясь в письмо. Кич, по сути своя, был достаточно высокого роста, во всяком случае, он перерос свою мать на голову, но потолки, зараза, в их домишке тоже были высокими, только здесь казалось, что они выросли раза в два. Выросли настолько, что до люстры уже и не дотянуться рукой. Стены казались резиновыми и искаженными, будто те вытягивались в купол, в вершине которой и висела люстра. Удивительно, что вообще удалось разобрать написанное на письме обращение.
- Очень просто, - заверила его Китти, озираясь по сторонам. Гостиная была довольно-таки тесная и, из-за уродливых искажений сознания сновидца, очень высокая, что заметно усложняло проблему. – Успокойся для начала.
- Что? Зачем?
Та полезла рукой в глубокий карман своего платья, выполненного по неповторимому дизайну «мне это бабушка связала-стайл», вытащив извне книжечку.
Миниатюрную, такую, книжечку, в твердой обложке и с желтыми страницами. Вся растрепанная и вымокшая, пахнущая сырым деревом и воспоминаниями. Названия, как такового, у книжечки не было, зато из нее торчало множество пестрых закладок – и Китти открыла на самой пестрой и новенькой из них, на красной.
- Читай.
Кич не удержался, чтобы просто полистать книжечку, прежде чем прочесть рекомендованное. Старые, пожелтевшие странички приятно шелестели и шуршали, и этот звук сопровождал эту несчастную минуту, пока Кич не уперся в форзац книжечки, где было выцарапано содержание.
«1. Правила ролевой игры (страница 3)
2. Прием анкет. Анкетирование (страница 15)
3. Иномирье и его населяющие (страница 21)
4. Цель игры (страница 43)
5. Бестиарий (страница 46)
6. Подсказки, советы начинающим, подробный инструктаж (страница 71)»
Пункт содержания номер семь, как оказалось, и был помечен красной закладочкой.
«7. Что делать, если вы застряли текстуройголовой в огромном кубе, проснулись в пустом доме, встретились с разговаривающим сомом и предприняли неудачную попытку самоубийства (страница ~3785673865278385928745,3872365)»
Кич был готов ко всему от этой книженции. К непонятным словам, написанными нечитаемым текстом, к замысловатым призывам, к заклинаниям и к сборнику рецептов по приготовлению морковного пудинга (всегда ненавидел морковный пудинг), но на это уж точно никак не рассчитывал.
- Ой.
Китти выхватила книжечку своими тоненькими пальчиками с выпирающими фалангами и длинными, но неухоженными ногтями, вновь открыв страничку на красной закладочке и всунув в его потертые битой руки.
«7. Что делать, если вы застряли текстуройголовой в огромном кубе, проснулись в пустом доме, встретились с разговаривающим сомом и предприняли неудачную попытку самоубийства.
Я серьезно, чувак, это даже не смешно. Никогда не делай так больше, по крайней мере потому, что хрен знает, когда там с твоей перспективы стартанет игра и ты окажешься смертен, хд.
Ну, я про твое неудавшееся самоубийство. Ты не выжил, на самом деле, ты таки умер, но моментально возродился потому, что игра еще не началась (ИП), и ты расценивался сервером не как игрок, а как НПС, а у всякого непися (кроме Королей и Правителя, хд) по девять жизней, сечешь? У тебя вот восемь осталось, и если ты считаешь, что прыгать с обрыва – это круто, то пожалуйста, остановись. Так вот, мой дорогой прошлый друг. Ты, наверное, несколько удивлен сложившейся ситуацией и жаждешь ответов на свои вопросы. Я написал эту книжку для тебя. Знаю, ты не любишь читать, но прочти на досуге, глаза не отсохнут, хд. Думаю, Кит тебе уже объяснила (пользуясь случаем, передаю Кисе привет), что ты и так не совсем живой, что ты в коме и ля-ля-ля, и я даже не хочу тебе ничего прояснять, потому что однажды ты сам все поймешь. Я же понял, лол. Так вот. Ты в коме, да, но вместе с тем – все это игра. Ну, ты еще сыграть в ее хотел. Вот, играй, че. Отнесись к этому, как к игре. Там, глядишь, проснешься. Могу тебе напомнить, что твоя команда – Земля, и что полноценный игровой процесс начнется, когда к игре присоединиться хотя бы один игрок (помимо тебя). Так вот.
Тебе, наверное, интересно, почему все поставлено с ног на голову в этом мирке? Ну, это уже вопрос конкретно к тебе. Объяснять в подробностях я тебе сейчас тоже не буду (это сделает для тебя Киса, когда-нибудь), но фишка в том, что тут все как бы отображает твой внутренний мир (не внутренности, хд). Вот такие пирожки. Покеда!»
Кич покосился на Китти. После вернулся взглядом к книженции. А после снова на Китти, а после снова к страницам.
- Ты где это взяла?
Та пожала своими хрупкими плечиками, и мутная водица колыхнулась в ее аквариуме.
- Ты сам мне ее подарил.
- Я?
- Ты.
- Когда успел?
- Давненько еще.
Вот и поговорили.
Кич вновь пролистал книжку, пытаясь зацепиться взглядом хотя бы за что-то внятное, что-то поясняющее все это, все это неясное, мутное и очень липкое наощупь. Кич не понимал, почему оно липкое. Липкое, вот и все. Он потер свой куб. Он тоже казался липким, а еще пах дождем. Он осторожно постучал по нему, и тот отозвался глухим железным стуком, будто в ведро накидали маленьких обтесанных водой гладких речных камней.
- Что все это значит? – спросил тот, чуть наклонившись к Китти, разведя руками в такт своих слов, выделяя интонацией слово «все».
- Узнаешь.
- Когда?
- Когда придет время.
- Я не хочу ждать.
- Придется.
Кич вновь окинул взглядом книжку. Она была сырая и пахнула осенью. Осенью в исконном ее понимании – гнилая листва, вымокшая под моросящими дождями и проливными ливнями дорожная пыль и яблоки. А здесь все пахло иначе – не снежной и не холодной зимой. Безвкусный воздух, грубые, колючие порывы ветра и леденящий туман, вот, как было здесь.
- Если сможешь успокоиться и «причесать» нервы, то сможешь вернуть дом в порядок, - отвлекла его Китти, подняв свою худенькую, нескладную ручку в темно-синем рукаве замшевого платья к потолку.
- Я спокоен, - пожал плечами тот.
- Ты не понимаешь.
Проблемы Кича на психологическом фронте не могли не сказываться на его внутреннем мире. На искаженном, отраженном в кривом зеркале сквозь мутную водную гладь, и транслируемом по черно-белому телевизору, отраженном в кривом зеркале.
Тогда Китти отчаялась полагаться на Кичево самосознание.
- У тебя есть что-нибудь тяжелое? Хочу сбить эту записку с люстры.
Кич растерялся, оглянувшись. Вот как так? Гостиная, как и прочие комнаты, всегда была забита под завязку, они все до единой кишели каким-то хламом, какими-то вещицами, чем-то, что ты пробуешь убрать на место, спрятать в подвал, выбросить или подарить, а оно таинственным способом возвращается на место и продолжает собирать пыль. А теперь под руку не подворачивалось вообще ничего. Все эти вещицы, казалось, убегали из поля зрения, расползались, как муравьи, или как буквы в умных книгах, когда читаешь на ночь.
- Была-не была, - с сожалением выдохнула та, опускаясь на пол и снимая с себя один из сандалий, изрядно намучившись с завязками, туго обматывающих ее голени.
- Погоди, ты…
- Да ладно тебе! – с этим победоносным, но глухим, возгласом, та замахнулась, наметившись на люстру, покачивающуюся на потолке, стянутый в купол. Чертов сквозняк.
- Может не надо, а? Разобьешь еще, мать меня уроет!
- Да перестань ты! Этому миру из-за твоих волнений час от часу не легче!
Та хорошенько размахнулась, с глухим, чисто девичьим визгом метнув сандалий куда-то вверх. Мимо. Не долетел. Та не сдалась, опустившись на пол и принявшись снимать с себя второй снаряд. Замахнулась. Бросок. Этот получился гораздо мощнее, очевидно, к нему Китти приложила все свои силы (если у нее таковые вообще наблюдались), и снаряд зарядил по люстре. Кич невольно вздрогнул, протянув непроизвольное «а-а-а-а-ай…», опасаясь за сохранность люстры, которую мать подбирала в Икее с особым усердием, а та лишь угрожающе шаталась. Записка была намертво привязана к ней.
- Вот ведь, - запыхалась та, опиравшись ладонями на полусогнутые острые коленки, - Дай что-нибудь!
- Э-э-э, не!
- Ну чтоб тебя!
Та отняла у Кича биту. Благо, тот ее вовремя остановил и забрал ее обратно, хотя бы потому, что бросаться ею было бы верхом нерациональности, ведь она такая тяжелая, и долететь до потолка она точно не сможет.
Шуршание.
- Нужно что-то тяжелое? – протянул чей-то мурлычащий, дрожащий, хриплый голос, тепло и уютно затягивающийся петлей вокруг шеи, - У меня такого в избытке!
Некто откашлялся.
Он стоял в проеме дверей, устало облокотившись об косяк. Первое, что врезалось в глаза – ярко-красная футболка, чуть намокшая от тумана снаружи, яркие красные ботинки, испачканные в дворовой грязи и ярко-красный рюкзак, надрывающийся от тяжести и объема в него напичканного. Тонкие пальцы зарылись в копне вьющихся волос тускло-черного цвета, глаза были не то пусты, не то гость принципиально носил склеральные линзы, нос картошкой и тонкие, дрожащие от холода потресканные губы, по которым частенько проходился тонкий, но длинный язык-шнурок.
Китти дернула Кича за рукав, встав на цыпочки:
- Это НПС. Базовый. Шаблонный. Только не говори ему о том, что он НПС, они от этого расстраиваются, - протянула та громким шепотом на место его предположительного уха.
- Торговец, что ли? – осмелился подать голос Кич. Выглядел пришелец не совсем человекоподобно.
- Почти, - пожал плечами тот, сбросив с них рюкзак на пол – и волна щелков, бульков, бацов и шипения заполнила комнатку, как только тот плюхнулся на пол. – Но если вам нужно что-то тяжелое, то могу предложить утюг.
- Не надо утюг. Нужно что-то, чем можно сбить записку с люстры.
- Так ее ж не сбить, она ж примотана!
- Тогда люстру сбить.
- Не-не-не, Кит, мама увидит – уроет!
- Может, лестницу?
- Да, давай лестницу!
- Только у меня ее нет.
- Зачем предлагал?
- Просто. Не выгоняйте меня отсюда, ладно?
- В смысле?
- В прямом. Могу даже чего задаром пихнуть, только не выгоняйте.
Гость выглядел как-то неоднозначно – и напугано, и совершенно спокойно. То ли он был испуган, но тщательно хотел это скрыть, то ли сам был спокоен, но его облик предательски вещал иначе.
Однако скоро все встало на свои места – тот действительно испугался чего-то, поскольку в последующие секунды тот втянул голову в плечи, поежился, скривил губу и вытер с лица не то утреннюю росу, не то холодный пот.
- Доктор где-то здесь.
- Доктор?
- Еще один НПС, - пояснила ему шепотом Китти.
- Эмм…а разве его стоит бояться? Доктор же.
Тут Китти выхватила своими цепкими ручонками из ладони Кича книжку, полистала, да и открыла на пестрой, цветастой закладке, потертой временем.
«3. Иномирье и его населяющие
Пункт первый: НПС.
Неигровые персонажи, встречающиеся на каждом шагу. О НПС, как о соперниках, речь пойдет чуть позже – в главе «бестиарий», здесь же представлено описание базовых дружеских персонажей.
1. Торговец.
Кладезь полезных (и не очень) ресурсов и артефактов, второй, после трофеев, источник разнообразной поставки всего, чем может похвастаться ассортимент Иномирья – от доспехов до оружия, от карт до эликсиров. Во персонажу но игрока. Следует за подопечным, куда бы он ни отправился. Продает и покупает вещи за местную денежную единицу – койны (coin), по большой милости или в благодарность за спасение может чего и подарить.
Такой чувак, который прилипнет и не отстанет, как голодная вша, хд. В нем борются жадность и трусость, и он не знает, куда себя деть, когда дело доходит до вопроса жизни и смерти, а его сокровища также висят на гране гибели. За каким бы игроком не следовал, (их же двенадцать штук таких ходит, йо) всегда представляется Джеффом Вендором. Уверяет, что является обычным персонажем обычного игрока, бесится, злиться и льет слезы, когда начинаешь ему доказывать причастность к неписям. Очевидно, большая часть всего его товара была состряпана на иномирской подпольной фабрике иномирского Китая иномирскими тайваньскими детишками, раз всякая купленная у него вещь служит пару-тройку деньков, не больше.
2. Доктор.
Не менее важный персонаж. Немногословный мужчина, оказывающий первую помощь персонажу, когда считает это необходимым. Ежели видит, что персонаж умирает, но его еще можно спасти – не спасает, ждет, пока погибнет и собирает генетический материал. Чистильщик Иномирья, освобождает его от трупов. Не дает персонажам сойти с ума в игровом процессе, щедро дарящий им пилюли-антидепрессанты.
Даже не пытайся прочесть, что тут написано. Этот Доктор – редкостная падла, никогда не придет на помощь, только палит на то, как ты корчишься в судорогах, чтобы потом утащить твое тело. Если видит, что ты продвигаешься быстрее других игроков – гоняется следом и заставляет жрать его таблетки, которые ни хрена не помогают, только делают уставшим и частенько стирают память. Если начинаешь сопротивляться – дрючит электрошоком. Круто, да? Главное, что его хрен убьешь, заразу такую. Кстати да, у всех неписей по девять жизней, а еще у них на одежде кошачьи моськи нарисованы, так символично, хд.»
- Чувак, ты же спасешь меня? – напомнил о себе гость.
- Дай нам что-нибудь, чтобы люстру сбить! – сердилась Китти, забирая книженцию обратно, так и не дав Кичу дочитать повествование с авторскими комментариями об остальных НПС.
- Не надо нам люстру сбивать! Нам бы только записку аккуратно достать!
Гость, или, как гласили комментарии в книжечке, Джефф, запрокинул голову, любуясь на люстру, подвешенную где-то далеко-далеко.
- Если я тебе эту штуковину просто достану, пообещаешь мне, что спасешь от Доктора?
Этот вопрос вгонял в ступор – что значит «просто достать»? Подпрыгнуть? Нет. Забраться по чему-нибудь? Из выступов на стене только криво висящие картины, и те не выдержат вес юнца. Даже Китти не выдержат, что уж там.
- Ну, эмм, допустим, что да. – пожал плечами Кич.
Некто Джефф кивнул, размяв затекшие плечи, еще немного посверлив безликим взглядом потолок, после пройдясь им же по стенам, выискивая, где висит меньше всего картин. Глупо, на самом деле – они были везде, куда ни кинь случайный взгляд. И тот вздохнул, утерев ладонью свой торчащий нос, не сказав ни слова, ставя одну ногу на стену.
- Э…эй, ты чего?
- Ты знаешь другой способ добраться до потолка?
Тот хмыкнул, уверенно зашагав по стене, стараясь не наступать на подворачивающиеся на каждом шагу картины. Картина Крота. Картина тройки Лемуров. Картина Лисы-фенека. Картина Ехидны. И это только на одной стене. И тот шагал, шоркая своими грязными кедами, оставляя на блекло-бежевых обоях нечеткие следы обуви с замысловатым орнаментом на подошве. Так и дошел до потолка, дотянувшись до люстры и зацепившись за нее одной рукой, отвязывая записку другой, и та упорхнула вниз, чуть колеблясь на ветру от сквозняка.
- Ловите!
И спрыгнул вслед за запиской, приземлившись на все свои конечности.
«;;;;;;; ;;;;
;; Д;;;;; ;;;;;;; ;;;;»
Кича тогда даже мало обеспокоил тот факт, что некто Джефф только что прогулялся по стене и сам спрыгнул с потолка, ничего себе не сломав, не озадачило и то, что проходя он в гостиной в предыдущий раз, записки он не обнаружил, а значит, кто-то успел ее туда присобачить, тогда, еле разобрав слова на записке, его волновало одно:
- Прибить птиц? Зачем мне нужно прибить птиц?
* * *
«Kitsuen_Sha [пять минут назад]
Эй, Морт, ты пошто опять себе ник обратно сменил?Ты что, не понимаешь, что нас так спалят? А ну меняй себе обратно, кем ты там был!
Its_A_Legend_Itself [две минуты назад]
в смвсле?
Its_A_Legend_Itself [только что]
я еше думвю, на какой бф его поменять. этм ники тау глупо звучат.
Its_A_Legend_Itself [только что]
я вот плдумал, может, Poison_Oxygen?
Kitsuen_Sha [только что]
Погоди, в каком смысле – не сменил?
Kitsuen_Sha [только что]
Кто, в таком случае, Rotten_Heart?
Its_A_Legend_Itself [две минуты назад]
ну, жто тот, который Jesus_Hates_Me, мв с ним недавно пернписывались.
Its_A_Legend_Itself [только что]
бксит же мня эот тип.
Kitsuen_Sha [только что]
Что???
Its_A_Legend_Itself [две минуты назад]
момо, тв можешь пововорить со ной? только снрьезно.
Kitsuen_Sha [только что]
Ты хоть понимаешь, что произошло??? Я приняла в игру вместо тебя левого мудака!
Its_A_Legend_Itself [три минуты назад]
простл для меня этр важно и мне нцжно выговориься, а нккому.
Its_A_Legend_Itself [только что]
и вся жта суета со смнной ников меня ткк утомила.
Its_A_Legend_Itself [только что]
тв модешь просто поговорить со мной?
[пользователь Kitsuen_Sha оффлайн]
Its_A_Legend_Itself [только что]
ох. тв уже ушла? гу, ладно, кадется, у ткбя возникли болкк серьезные проблкмы, нежели я ср своим нытьем. нл я не виню тебя, честго. лумаю, тв прочтешь жто висьмо позже. или нк прочтешь. я простл очень сильнр хочу рассказвть о случимвшимсч, и тврй ответ, прости, мння не бкдет волнрвать.
Its_A_Legend_Itself [только что]
простл...роб. ну, нрчну с тогр, чтл я же типв слепой, и чквства всякме у меня должнв обостриться, вск такое. раньше я нк замкчал этлго за собрй, и скйчас нк замкчаю, нр роб...я ствл слышать. слышать его грлрс. вроде бы, обычнвй голос, тв его трже слышала, но я ствл распознрвать в нем что-то стрвнное. такме нотки, которве я рвньше у нкго не слышал. эти жк нотки бвли и есть у тебя, нвпример.
Its_A_Legend_Itself [только что]
и у рика, емли помнишь твкого.
Its_A_Legend_Itself [только что]
и у мрих бывшмх коллег, кргда я вмжусь с ними.
Its_A_Legend_Itself [только что]
и тепнрь у роба.
Its_A_Legend_Itself [только что]
еслт ты думвешь, что я имкю в втду нртку взрослрго голоса, тр знай, чтл это не так.
Its_A_Legend_Itself [только что]
этл нрта усталрсти от жизнни.
Its_A_Legend_Itself [только что]
или рвзочарования ею жк.
Its_A_Legend_Itself [только что]
этк нотка была у всех, крлме него.
Its_A_Legend_Itself [только что]
егр чистый, летский голос, нк знававший настрящей жищни вснгда ласкал мой слух. нр потом...чтл-тл изменилось. чтр-тр случилось. нр он не грворит мне. он брится. или стеснчется. ктл-тл обидел кго, я знаю.
Its_A_Legend_Itself [только что]
нго повкдение никак нк изменилрсь, но глолс...
Its_A_Legend_Itself [только что]
он ужк перествл быть ткм, кем являлся. нвверное, рн просто повзрослнл, нр я знаю, что этл не так. чтл-тл случилось. нр я нткогда нк узнвю, чтл, прнимаешь?
Its_A_Legend_Itself [только что]
этр ужасно.
Its_A_Legend_Itself [только что]
он нткогда не расскажкт мне об этом.
Its_A_Legend_Itself [только что]
двже еслт я усвжу егр перед слблй, прпрошу смотреть в мли глаза, сньму очкм и задвм этлт вопрос, рн ни за чтл не ответит мнк.
Its_A_Legend_Itself [только что]
и плтлм, однажды, я подумал.
Its_A_Legend_Itself [только что]
и этв мимолетнвя мысль, навеяннвя плсле днквного сна, стльно напугвлв меня.
Its_A_Legend_Itself [только что]
я срвзу лтвертелся от нее и обругал снбя зв то, чтл тлько посмел лб этлм думвть.
но...
Its_A_Legend_Itself [только что]
вск чвще и чвще я звдумываюсь об этлм.
Its_A_Legend_Itself [только что]
мнк кажется, я схджу с умв.
Its_A_Legend_Itself [только что]
я аодумал, чтл роб, рн же очень мнрго спит на дню, как и я, такме тунеядцы как мы трлько и делакм, что дрыхнем, и я плдумал, что роб
Its_A_Legend_Itself [только что]
не проснктся ведь, если я, дрпустим, чмсто гипртетически, включк на кухне
Its_A_Legend_Itself [только что]
газ?
Its_A_Legend_Itself [только что]
я прндставил снбе, как он морщттся во сне.
Its_A_Legend_Itself [только что]
я пркдставил себе, какорй небывалой крвсоты сон он видит в срстоянии не то агрнии
Its_A_Legend_Itself [только что]
нк то эйфории
Its_A_Legend_Itself [только что]
и жтзнь покидант его.
Its_A_Legend_Itself [только что]
и он пнрнстает мучиться.
Its_A_Legend_Itself [только что]
мкчится от тлго, что выжглр нотки искренней лббви к жтзни в нго голосе.
Its_A_Legend_Itself [только что]
я плдумал, чтл для нкго это кдинственный выхлд
Its_A_Legend_Itself [только что]
выхлд нввсегда оствться ткм, кем он был.
Its_A_Legend_Itself [только что]
внрнее, максимвльно точнр приближенным к этому прнятию.
Its_A_Legend_Itself [только что]
момо, квжи, у ткбя же психфвк закончнн
Its_A_Legend_Itself [только что]
а психфак вскм факам фак, венро?
Its_A_Legend_Itself [только что]
хее хее.
Its_A_Legend_Itself [только что]
так вль.
Its_A_Legend_Itself [только что]
скажи, я скмасшедший?
Its_A_Legend_Itself [только что]
я искреннк желаю смнрти робу
Its_A_Legend_Itself [только что]
плтому, что люблю егр
Its_A_Legend_Itself [только что]
как ролного сына.
Its_A_Legend_Itself [только что]
и я нк могу позвлить ему тнрпеть то, чтл беспощвдно тнрзает егл душу.
Its_A_Legend_Itself [только что]
я прлстл хлчу защмтить егл от бнд, разве этл плохо?
Its_A_Legend_Itself [только что]
хотя знвешь, ищвини.
Its_A_Legend_Itself [только что]
тнбн не стлило знать этл или чттать это.
Its_A_Legend_Itself [только что]
снрьезно.
Its_A_Legend_Itself [только что]
хвбудь.
Its_A_Legend_Itself [только что]
хотч
Its_A_Legend_Itself [только что]
я сделвю чуть прлще.
[пользователь Its_A_Legend_Itself удалил сообщения за последние 10 минут]
Its_A_Legend_Itself [только что]
хее хее.
[пользователь Its_A_Legend_Itself оффлайн]»
Морт тягостно вздохнул, вытянув руки перед собой и хрустнув пальцами. Ну вот. А еще говорят, что слово – не воробей.
- Мо-орт… - послышалось где-то позади, тихо и робко, знакомым до смерти голосом, но уже совсем не тем, что был слышен раньше, - Мне не спится.
Тот развернулся – людям не нравилось, когда их собеседник не был хотя бы повернут к ним, и все считали это неуважительным, даже зная о слепоте Мортимера.
- Ты чего? Сколько времени уже?
- Час но-очи… - выл тот.
- Вот-вот. Иди уже. Иначе опять режим собьется. Ты этого хочешь?
Роберт покачал головой. Он успел понять, что значит «слепота», и что этот его жест был бесполезен по отношению к Морту он тоже знал, но тогда, почему-то, у него не хватило смелости сказать вслух свое «нет». Он стал немногословен, заметив, как Морт вытягивает шею и чуть наклоняется к нему, когда Роб говорит. Будто прислушивается. Это выглядело так хищно, будто для завершения образа не хватало только того, чтобы Морт облизывал губы и скалился на него, как летучая мышь, выслушивающая лягушачьи песни из кваков, чтобы определить по ним самую вкусную.
- У тебя что-то случилось? – осмелился тот, обнявшись с подушкой, которую он с собой притащил, это так, на случай, если он задремлет где-то здесь, а не в кровати.
- А у тебя?
- А у тебя?
Тут Морт умолк, не желая продолжать эту глупую игру, которую Роб находил очень интересной.
- Иди спать. Игра, в конце концов, началась, тебя могут подключить в любой момент.
Тут у Роба не нашлось лишних аргументов, чтобы перечить ему. Морт всегда побеждал в спорах. Морт был так искусен в спорах, что умел побеждать в них еще до того, как они начнутся. Роберт угукнул, потащившись обратно.
Кунсткамера
А что Лола?
Лола ничего. Лола любит кедровые орехи и арахис, мед и нугу, читать и слушать, а еще мечтать и размышлять. Очень часто от нее можно было услышать что-то вроде «Прости, я размышляла» в оправдание тому, что она не расслышала вопроса. Она была в принципе молчаливой – все свои слова она преобразовывала в мысли и держала под замком, взломать который был никто не в силах. Когда мисс Джейл умрет, на ее надгробии будет жирно выведено «Скончалась от приступов перманентного нигилизма. Не помним, кто такая, не любим, не скорбим». Ну и еще пара размашистых японских иероглифов в конце, о смысле которых мы можем только догадываться.
Лола не любит носить свои очки, которые слабо выделяются на ее лице – они стали частью лица, столь же неотъемлемой, как, к примеру, глаза, рот или нос. И видя ее без очков, с трудом понимаешь, что это она. А ей нравилось ходить без них. Мир без очков выглядел здоровее. Не так уж и сильно бросается в глаза его неизлечимая болезнь. Его не то наводнили паразиты, не то охватил рак, не то он оглох, не то он ослеп, не то лишился возможности передвигаться самостоятельно, не то просто исчах и пожух, как ее проклятый спатифилум. Раньше она души не чаяла в своих зеленых насаждениях. Может, квартира и по закону была Момоко, но все ее подоконники принадлежали Лоле. Та ежедневно поливала свои лютики-цветочки, временами даже закапывала в землю использованный чай из пакетиков, вычитав где-то, что это полезно, носилась с освещением и проверяла, не холодно ли им на подоконнике, не жарко ли им под прямыми солнечными лучами, не принялась ли Мом опять тушить сигареты об их листья и посыпать землю пеплом. Нет, конечно же, ее цветы погибли исключительно по ее вине. От желания, но неумения за ними ухаживать. Кактусы требовалось поливать раз в три недели, а спатифилум – раз в день, а не наоборот.
«Отмучились», - вздохнула та, выражая всю свою скорбь, естественно, не вслух.
Момоко лишь хмыкала и говорила ей, что держит Лолу с ее братьями меньшими, зелеными, только из-за того, что на нее государство выделяет нехилых размеров пособие – отсутствие рук действительно нехилая степень инвалидности, когда за глухоту толкают сущие центы. Но мы-то знаем, что дело не в пособии.
Лола любит сахар. Но не любит чай с сахаром. Особенно фруктовый. Лола больше любит есть его кубики, но больше всего – есть ложками, но прежде, чем она доносит ложку до рта, она успевает рассыпать половину. Лола не любит томаты, и чечевицу она тоже не любит. Она не любит болеть и любит рисовать. Ногами, естественно. Иногда ртом. Но это сложнее. И если раньше она промышляла точными портретами, отсиживаясь летом в центре города, рисуя их для туристов, то сейчас она могла вывести сравнительно немного – прямую полоску, нарисовать глаз или овал лица, иногда ладонь – ладони она любила рисовать больше всего. И если те выходили хорошо, то она просила Момоко повесить листок с картинкой на стену в ее комнату. И знаете, Мом очень сильно недолюбливает ее комнату – заходишь, а тебя встречает стена с тянущимися навстречу руками. Особенно жутко жаловать в ее покои ночью. Вечно она уткнется в угол, притащит жирную, такую, книгу старика Сигизмунда Шломо[1], поставит рядом светильник, только загляни к ней – а к тебе тянутся тысячи чьих-то рук, подогреваемых теплым светом.
«Тебе чего?» - говорит.
«Ничего», - говорит.
И она читает.
Так и текут их мирные будни, разрываемые истериками Момоко. Как и сейчас, например. Кажется, она негодует по поводу той глупой игры.
- Нет, ну ты представляешь?! – вопила та, прогуливаясь по комнате взад-вперед, заложив руки за спину, - Я не того приняла! Не-то-го! А это какой-то совершенно левый кретин, все нервы мне вымотавший! И что теперь? Ну вот что? Я бы забанила и выбросила его к чертям собачьим из игры, но ведь нет же! Для этого я должна состоять в зарегистрированных персонажах! И того мало! Для того, чтобы выбросить игрока, нужно написать на него репорты от девяноста процентов игроков! И возможно это будет только тогда, когда вся сотня войдет в сеанс! И эта скотина успеет отожраться за это время, грр! Думаешь, почему нам нельзя просто взять и выбросить его из игры, да? Думаешь, какого фига, ведь мы же администраторы? Ан нет! Все решается не нами, а тем проклятым сервером! А доступа к нему у нас нет! Черррт!
Та любила разговаривать с самой собой. Вернее, она рассчитывала на то, что ее слушает Лола, но она старалась не вникать. Ее голова забита другим. Забита под завязку. Не то стариком Шломо, не то сахаром.
* * *
- У тебя правда нет койнов? – покосился Джефф, прищурившись, - Не врешь? Я ложь за версту чую, ты даже не думай хитрить!
- Клянусь, - драматично развел руками Кич, - Могу сигаретой себя прижечь, если не веришь.
- Прижги!
- Если у меня ее нету.
- Купи! У меня есть!
- Прекрати! – влезла Китти, зашипев, - У нас вырисовываются дела чуть серьезней ваших препираний!
- Например?
Та ткнула пальцем в мутное окно, небрежно заляпанное росою. Деревянные рамы прочно впитали в себя дождевую воду за эти несколько лет существования домишка Маршалл, и в гостиной всегда, вне зависимости от погоды, царил запах стойкой осени. Время застыло в этом домике. Он остался вне времени. Его вырезали из обыденной колеи. В нем навсегда останется эта проклятая осень, к какой бы зиме город не готовился.
И Кич подошел к окну, а следом за ним – Джефф.
А за окном бродил некто. Некто отрешенный, угрюмый и отчасти злобный. Казалось, что в дымке тумана под окном бродило само Одиночество.
- Кто это? – шепнул кубоголовый, боясь спугнуть гостя.
- Непись же! – тем же шепотом ответил Джефф, усмехнувшись и потерев нос.
И Кич пожал плечами, потянувшись за своей чудо-книжечкой, листая ее, находя страницу про НПС.
«<Художник.
Также встречаются варианты «Строитель», «Создатель» и все, что угодно, как бы их игроки не называли. По сути, не пригождающиеся нигде и никогда персонажи, созданные для интерпретации прорисовки игры. Встретить Художника крайне сложно, ибо он бывает там, где мир еще не прорисовался, и рисует его. Очевидно, это действительно бесполезные персонажи и являются шуткой создателей игры.
Такие чуваки, ты их сразу узнаешь – они в касках и с малярной кистью наперевес, которые шляются вроде просто так, но не просто так, хд. По ним можно определить несколько вещей. Первое – если ты их видишь, значит, игра не успела отрисоваться там, где ты находишься, значит, ты зашел слишком далеко, значит, доктореныш уже бежит к тебе на всех парусах, дабы отвесить пинков под зад. Разговаривать с ними не рекомендуется (как и мешать работе) – ребята злобные и недружелюбные, а захотят, и кровавую дыру у тебя на груди подрисуют, и все, не отвертишься ведь, хд»
- Художник? – столь же негромко огласил тот, подняв взгляд на окно. Тот уже почти скрылся, таща вслед за собой кисть на длинной ручке и шурша штанами. Как и гласила книжка, на нем действительно была нахлобучена каска, желтая, сползающая до уровня переносицы, был комбинезон, запачканный многолетней краской, была кисть и было недовольство на лице. – Он нарисовал мой дом? И меня тоже?
- Он всех нарисовал!
- Тише вы, - шикнула Китти, - Его появление многое значит.
- Например?
- Например, то, что игре понадобилось отрисовать локацию чуть шире, чем на участок дома и его дворик.
Туман постепенно, медленно, но расступался, как занавес в театре, только со сломанным механизмом, в который зажевало штору. И за этим туманом открывалось нечто чуть большее, чем ничего. Одинокие, голые деревья с сухими, острыми ветвями, закрывающие обзор, как паутиной, редкие кустарники, стелящиеся по земле, камушки и мелкий мусор, кочующий по голым полям на крыльях ветра.
- И что?
- И то! Ему бы не потребовалось рисовать, если бы все оставалось на своих местах.
- И что?
- И то! Значит, подключился еще один игрок и игровое поле расширилось.
Аквариум Китти – кладезь знаний об игре.
- Правда? А кто еще играет?
- Одиннадцать, помимо тебя.
- Ох. И что будет?
- Черт их знает.
Кич вгляделся в даль, тщательно прорисованную кистью Художника. Ничего. Никого. Зачем было рисовать, если там никого нет?
- Что-то будет, - вздохнул тот, прислонившись кубом ко стеклу, на что тот звонко стукнулся. – Что-то ведь обязательно будет.
«Тьма продирала земли Иномирья с прибытием ящура…
Боль пронзила этот мир, и тот издох на рваном вздохе, оставив от себя лишь скелет, лишь основание, каркас, пустую землю, мировой погост. Ничто уже не станет прежним. Он был призван давно, но появился лишь сейчас. Его появление было предопределено. И оно было неизбежно. Иногда мир позволяет себе такую язву на теле, дабы очиститься от наводнивших его паразитов. Его появление – малость негуманный ритуал очищения. Мир согласился с этим своим молчанием. «Да будет так», - немо кивнул мир, позволив его рождение здесь. И он родился, когда пришло время. И время пришло, слепив его на скорую руку, из того, что было. Его разум долго дремал, нежась в потоках Леты[2], пока не пробил час – а час пробил.
И вот он здесь»
На самом деле весть о том, что Мьюра приняли в игру не просто, а самым первым, поразила всех, даже тех, кто принял его, да и самого Мьюра тоже.
«Я, конечно, не конченный мудила, но ведь и не гений же! Или, выходит, гений?» - ухмылялся тот. Удивительно, что та тиранша вообще его приняла – судя по ее сообщениям, подобное было где-то за гранью возможного. Судите сами.
«1. Имя персонажа.
Ящур Мьюррейн >;]
2. Титул.
Пожиратель Детских Сердечек;]
3. Биография
Нету у него инфы – он родился в этом мире сразу же вместе с появлением персонажа, я же говорил ;]
4. Способности
Владеет техникой кунг-фу, ушу, дзюдо, одним плевком разрушает Вселенные, разрушает миры взглядом, мизинцем левой ноги двигает временную ось, стреляет ракетами из зада и еще много-много чего;]
5. Уязвимость
Как же порождение бездны может быть уязвимо, м?:[ Я же гребаный бессмертный __р!
6. Внешность
Само совершенство, будьте уверены >;]
7. Имущество
Владеет всем Иномирьем!>;]]
8. Читали ли вы правила?
Не буду врать – нет;]
9. Согласны ли вы с правилами?
Что бы там ни было, мне насрать ;]
10. Обязуетесь ли вы исполнять правила?
Бла-бла-бла;]
11. Команда
Вроде как, Огонь ;]
12. Вы точно-точно прочли правила?
Говорю же – нет. Не бесите >;[
13. А не обманываете?
Клянусь, сие есть чистая правда <;[]»
Какого черта Мьюр вообще забыл в этой ролке? Да никакого, по сути. Но там тусовались Кам и Вольха, и если на призывы первого сыграть в эту игру можно было еще как-то отмахнуться, то мурлыканье второй просто уломало написать и выложить анкету. Анкета писалась с надеждой, что умные дяди-модераторы вежливо пошлют его, и эта хренова история на сем закончится. Ролки Мьюр, бесспорно, любил и прослыл популярным в них, а эта злобная тетка известна ему не понаслышке, и он решил пристрелить сразу двух, нет, трех зайцев одновременно: разозлить ее, показать, что анкета Вольхи, как начинающего ролевика, в сравнении с его анкетой выйдет гораздо лучшей, а заодно и отмазаться. Ну правда. Мутная какая-то ролка. То были обыкновенные форумные словески, пиши анкету и играй себе в удовольствие, а тут какие-то сервера, злобные модераторы и странные игроки. Но и Кам, и Вольха твердили в оба уха, что это та-а-ак круто, и что ролке катастрофически не хватает персонажей и активных игроков, мол, сыграй, чувак, что тебе стоит?
Ну не хотелось играть. Тут все как-то не по-человечески. И второй модератор, который добрый, пишет, как е__ан. И еще один прихвостень с таким же квирком[3]. Славные же были времена-а.
«Jesus_Hates_Me [месяц назад]
Ну здравствуй, сученька>;]
Robert_Slung [месяц назад]
што??
Jesus_Hates_Me [месяц назад]
А ты и не понимаешь, да, мудак?;] Подготовь свою самооценку на растерзание злобному дяде>;]
Robert_Slung [месяц назад]
ти кто???
Jesus_Hates_Me [месяц назад]
А ты еще не понял? Твоя ох__нная совесть, Роберт>;]
Давай, включай свой думательный орган;]
Robert_Slung [месяц назад]
што включять??
Jesus_Hates_Me [месяц назад]
О черрррт, какой же ты тупой. Мне это нравится. Продолжай. Я понял, что ты кретин еще по твоему нику. Только девятилетние девочки вроде тебя пишут в ник свое имя.
Robert_Slung [месяц назад]
што токое ник??
И хватет абзывать миня!!
Jesus_Hates_Me [месяц назад]
Боооже, сученька, держу пари у тебя даже профиль открыт. И пароль – это твой ник, да?
Robert_Slung [месяц назад]
Я угадал>;]
Robert_Slung [месяц назад]
Как видишь, мне не составило сложности заползти на твой вшивый профиль и написать тебе же пару сообщений с твоего же профиля, прикинь, да?>;]
Robert_Slung [месяц назад]
О, я придумал. Погодь секундочку…
[пользователь Robert_Slung был переименован в Curly_Bitch]
Jesus_Hates_Me [месяц назад]
Как тебе такое имечко?>;]]]
Гордись им, ты уже не так сильно похож на своих сопливых соотечественниц, ставящих себе имена в ники>;]
Curly_Bitch [месяц назад]
ти што сделол?????
Jesus_Hates_Me [месяц назад]
Боже, мой, какой же ты идиот>;] Даже жалко тебя стало <;[] Ну, ничего. Дураков надо учить, верно же?
Jesus_Hates_Me [месяц назад]
Адиос!»
Ну и славные же были времена-а.
Как бы то ни было, искрометно пошутить такой анкетой так и не удалось – сервер умный, сервер не просто же так, он тоже участвует в проверке анкет. Если находит ошибки – автоматически исправляет. Со смайликами поступает также. Находит больше способностей в одноименном пункте, чем дозволено – обрезает до максимума. Видит пропуски в пунктах – заполняет, опираясь на анкеты игроков, занимающих ту же позицию, но в прошлой сессии. Поэтому анкета Мьюра была переписана если не целиком, то полностью.
«1. Имя персонажа.
Ящур Мьюррейн
2. Титул.
Пожиратель Детских Сердечек
3. Биография.
История Ящура писана лишь рукою Судьбы, сложившаяся циклом вечностей. Этот мир добровольно согласился на его существование здесь, но лишь в определенный момент, покуда Иномирье было чисто и непорочно, Ящура в него никто и не звал. Но он всегда возвращается, проводя ритуал Очищения. Очищение, выполняемое отнюдь не гуманным, но действенным способом. Ящур прибудет, дабы утолить свой безразмерный голод, насытившись чужими душами. И у его сущности нет никакой иной истории. Это лишь дух, испытывающий одно и то же чувство – голод, вселяющийся в тело случайного, но избранного. С сего и начинается путь его жизни, тем и заканчивается.
4. Способности.
Огненный шар, Очищение, Клеймо, Чума.
5. Уязвимость.
Повышенная уязвимость к Воде, паническая боязнь удушья.
6. Внешность.
Ящур был выбран одним из людей, и обжил он свое новое тело так, чтобы мимолетного взгляда не было достаточно, чтобы выявить в нем его сущность. Обычный человек, чья душа пала первой жертвой в утоление его чревоугодия. Средний рост, среднее телосложение, средний возраст, все посерединке. Темные волосы и два треснутых изумруда в глазах. Вы наверняка видали таких, как он, видали тысячу раз, вам знакомы эти острые черты лица до умопомрачения, и вы отводили взгляд от таких, как он, забывали, рисовали на клочке бумаги и сжигали его, слали от себя прочь и вычеркивали из своей жизни, но он возвращался и возвращался вновь. Не переживайте и не нервничайте – это очередное его пришествие, и вы вновь распрощаетесь с въедливым взглядом этих блеклых изумрудов. Забудете его улыбку, напоминающую оскал, забудете стойкий запах сигарет и вновь вернетесь к своей сухой жизни.
7. Имущество.
Человек, имя которому Мьюррейн, кто сам того не зная, разделил свое тело с бессмертным духом, был выходцем низшего сословия и толком не владел ничем, кроме как скромным полем и домом при нем.
8. Читали ли вы правила?
Да.
9. Согласны ли вы с правилами?
Да.
10. Обязуетесь ли вы исполнять правила?
Да.
11. Команда.
Огонь.
12. Вы точно-точно прочли правила?
Да.
13. А не обманываете?
Нет»
Ну поехали, чтоб вас всех.
-> Доброй ночи, Скиталец.
И тебе не хворать.
-> Добро пожаловать в Иномирье.
Ну, что дальше-то?
->Ты – игрок команды Огня. Цель Огня – Лигнемурбем, столица Иномирья. Это и есть твоя важнейшая миссия, Ящур. Поработи Правителя, ведь это единственный способ очистить мир от его тирании. Но будь готов к ряду испытаний. Первым делом, отыщи того, кто даст тебе дальнейшие наставления к игре. Его зовут Джеффри Вендор.
Ящур фыркнул, скривившись от этих нудных текстов. Как знал – мутная ролка, вот зачем пошел? Ну и где прикажете искать этого Вендора? Чтоб его.
* * *
«12:08
У нас была стереометрия. Принц вертелся и просил, чтоб ему подсказали, выступай он у доски. Ахтунг кидался свернутыми бумажками. Записок в них не было, он просто сильно скучал.
12:31
Урок закончился, но я потом все равно пересеклась с Тернером в холле – он спрашивал, какой у нас урок сейчас. Главное, пока я ему говорила, Нервная пробегала мимо и чиркнула ему чем-то по волосам. И убежала. Тернер делал вид, что ничего не заметил. Мне так стыдно за нее.
13:47
Началось самое интересное. Ко мне подходила Нервная, вся белая от страха и говорила, что ей таки удалось получить частицу того, кого нужно привораживать. Спрашивала, что там дальше. Ну, я ей напомнила, вот только, сдается мне, шаг «оставить куклу на три дня с предметом обожания» точно провалится. И слава богу.
14:01
Тот колясочник чуть не переехал мне подол платья. Спохватился. Извинился. Спросил, как дела и не болит ли у меня нога. Грубиян. Забыл такое важное правило.[4]
16:17.
Дома. По пути домой встретила Шани. Она спрашивала меня, закончил ли с уроками Камио. Кажется, они встречаются. Инвалид и лысая. Такая мерзость. Такая неэтичность.
17:34
Поболтала с Джиной по скайпу. Иногда мне кажется, что она лесбиянка. И втайне любит меня. Не знаю, почему.
19:00
Не делала сегодня уроков. И совсем не хочется. Тернер все равно соберет тетради и раздаст без оценки, только с криво выведенной на странице надписью «ну я же посмотрел». Это у него такой своеобразный аналог «смотрено», очевидно.
19:19
Хочу покрасить волосы в розовый.
23:19
It’s time to roleplay!»
«Motheretic [только что]
Здравствуй .
Red_Simple [только что]
да привет
Motheretic [только что]
Я слышала , ты тоже надумал играть в ту ролку . Я имею ввиду ИП .
Red_Simple [только что]
типа того
Motheretic [только что]
Прости , но меня начинает раздражать твое поведение , знаешь ли .
Red_Simple [только что]
в смысле
Motheretic [только что]
В прямом . Меня оскорбляет то , что ты ленишься банально грамотно писать , общаясь со мной . Вот как так ? Посты у тебя нормальные , а я будто и не человек вовсе .
Red_Simple [только что]
А меня раздражает твоя заносчивость, знаешь ли. Сама же сказала – посты я пишу правильно, значит, доказывать, что я не прыщавая девочка средней школы тебе не нужно. И пишу я адекватно. И я не вижу смысла соблюдать эти тупые условности в таком явлении, как чат. Чат – это не более, чем обмен односложной информации на уровне «да»-«нет». Вне зависимости от степени уважения я пишу одинаково, и если ты считаешь, что я чем-то выделяю тебя, как собеседника, то прекрати себе льстить. Общение с тобой меня будет волновать в последнюю очередь. Все, что требуется от тебя – писать посты. От меня – отвечать на посты. Мы делаем это предельно грамотно, так чего же еще тебя не устраивает?
Motheretic [только что]
Ну ладно , прости .
Red_Simple [только что]
Просто скажи, в какую локацию пойдем.
Motheretic [только что]
Лучше в тот же мотель , я считаю . Продолжим старую игру .
Red_Simple [только что]
ну и все
Red_Simple [только что]
зачудительно
Red_Simple [только что]
го
Motheretic [только что]
Го .
Молли с трудом сдерживала улыбку, пробегаясь взглядом по истории сообщений с юзернеймом. Это такое странное чувство. Его необходимо зафиксировать в дневник. Но сначала – обещанный ответ на пост. Пишет он быстро, зараза.
«Бен ослабил свой галстук. Она должна прибыть с минуты на минуту. Уже миновала полночь, но она придерживается своего стального правила – опаздывать на встречу с клиентом. Это выглядит так глупо и бессмысленно для такой куртизанки, как она. Зачем разыгрывать такую изысканную драму, когда все, что от нее требуется – вовремя лечь на лопатки и потакать его прихотям? Вероятно, даже для такой унизительной должности в социуме та предпочитала не терять своего достоинства. Вот такая вот заносчивая стерва»
На этот раз она не удержалась и хихикнула, потянувшись рукою к дневнику в тяжелой, бархатной обложке. Все в ее жизни было тяжелым, но мягким, пушистым и розовым. Милота требует жертв.
«23:29
Я хочу видеть лицо Тернера, когда он догадается, что я отыгрываю с ним NC-шные ролки. Мне кажется, его гримаса превзойдет даже ту, что он скорчил, когда Нервная билась в припадке»
Ну, ладно. Игра есть игра. В конце концов, в этом и смысл ролевых – прожить жизнь той принципиальной заносчивой стервы, когда ты та же маленькая прыщавая девочка. Хотя, Гувернер выражался деликатнее. Как там он говорил?
Ах, да. Молли даже записала это в дневнике. На корке.
«Быть ролевиком – не значит быть задротом, а значит иметь желание и бесконечный потенциал, чтобы прожить тысячи чужих жизней»
Он был умным малым.
А сам так не считал.
- Вот скажи мне, - негромко и по-детски, наивно обиженно ворчал тот, - Вот почему так? Я так старательно вылизывал той тетке задницу, убил три года на ролевые, проработал стратегию и позвал в игру половину из ныне активных игроков, а меня так и не приняли. Вот как так?
Шани молчала. Так странно. В чате она была такой болтушкой, а в жизни все молчала и молчала, и даже ни одной эмоции не проскакивало на ее крупном лице.
Кам поднял на нее глаза, полные уныния.
- Вот как так?
Она пожала своими острыми плечами, выглядывающими из сероватой блузки в катышках. Это была очень крутая блузка, жаль только, что старая. На ней был нарисован очень крутой треугольник, а в треугольнике – котята.
- Почему ты всегда молчишь? – не выдержал он после очередной минуты многозначительного молчания, тишину которого разрывал лишь тихо протекающий кран на кухне – кап, кап, кап.
- Я слушаю, - поправила его она.
- Нет, ты именно что молчишь.
Она ответила тем же, чем отвечала всегда – ничем. Только перебирала тощими пальцами пряди волос на голове Камио. Ей нравились людские волосы. Она любила их не меньше, чем Момоко, например, знай она Момоко.
Шани сидела на балконе. Сидела на полу, поджав под себя ноги. Кам лежал на ее коленях головой. Сегодня замечательное небо, ты должен видеть его – говорила она. Небо действительно выглядело очень празднично, будто Молли разлила на него одну из своих пробирок с диковинной надписью. Оно было кремово-розового цвета, цвета заката или кожицы несозревшего персика.[5] Облака выглядели не менее аппетитно – размазанными по съедобному холсту каплями йогурта. Криво размазано, будто неумелый кондитер малевал их на скорую руку. Невдалеке шумели деревья. По-летнему шумели. Резкие порывы ветра кололи лицо, но их было на удивление немного. Его раздосадованные слова уносились ими далеко-далеко и вещались в окна каждой души.
- Расскажи мне про вселенную, - вдруг отозвалась она, вглядевшись куда-то вдаль, щурясь.
- Почему про нее?
- Ты интересно рассказываешь.
- Но так нечестно, в том-то и дело. Я только рассказываю и рассказываю, а ты только молчишь и молчишь. Расскажи сама что-нибудь.
Та вздохнула, переведя на него взгляд. Тогда он добавил – «пожалуйста».
- Ну ладно, устраивайся поудобней, - пожала плечами та, - Сейчас тетя Шани поведет рассказ.
«Давным-давно, в тридевятом царстве-в тридевятом государстве, за семью морями и тысячью меридианами жил-был Единорог По Имени Камио. И он не верил в людей. «Люди – это сказки», - говорил он. «В людей верят только совсем непросвещенные простолюдины». Сам он простолюдином, вернее, простоединорогином не был. Он был богат и знатен. И его рог украшала золотая коронка. Он любил сидеть в своем саду, но не любил смотреть на фонтан в нем. Там были мраморные люди. Они держали в руках кувшин, и оттуда лилась вода. И он не любил людей. Потому, что не верил в них. Он считал глупым размещать подобные фонтаны. Даже если это просто часть художественного замысла, не стоит растрачивать талант на такие глупые композиции. Наверное, стоит заметить, что Единорог Камио сам был похож на человека, и от человека, помимо рога, его ничто не отличало. Но людей он считал уродами – как же можно жить без рога изо лба? Это омерзительно.
Однажды он гулял в своем лесу. У его королевской семьи были огромные владения – они владели всем миром, и мальчишке достался этот лес на его первый день рождения. Он знал его вдоль и поперек. Он любил тереться своим рогом о кору старых деревьев, когда тот чесался. А он чесался, когда прорезался и рос. И всякое дерево было обтесано его рогом. Иногда даже продырявлено, иногда даже насквозь – он любил разбегаться и таранить их от скуки. Но однажды случилось так, что он заблудился. Он погнался за единорожьей бабочкой, свалился в овраг, погнался далее и на нашел кругом ни одного дерева, хранящее на себе след от его рога. И он блуждал и блуждал, пока не понял, что завел себя в еще пущую даль. И он заплакал единорожьими слезами. Считалось, что единорожьи слезы исцеляли все болезни и отводили прочь все невзгоды, но на Единорогов они не действовали. И он плакал, а на почве, куда катились его слезы, прорастали невероятной красоты цветы, причем мгновенно. И он сидел в зарослях этих благоухающих кустов, и не знал он, что делать. Но потом ему повстречался некто.
«Почему ты плачешь?» - вопрошал он, сильно удивившись, - «Разве жизнь Единорогов не прекрасна?»
«Прекрасна», - согласился Камио, утирая свои божественные слезы, - «Но я заблудился в своем же лесу и не могу найти выход».
«Как же так?» - удивился некто, - «Ты заблудился в собственном лесу?»
«Да», - ответил он.
«А ты странный Единорог», - не унимался проходимец, усевшись рядом с ним. Он был некрасив и пуст, и видел в нем Камио один лишь силуэт. «Разве ты не должен знать этот лес вдоль и поперек, и еще в юности облазить его всего и продырявить каждое встречное дерево своим дивным рогом?»
«Должен был»,- согласился Камио, - «Но я случайно забрел в неведомые мне его глухие чащи, о которых я даже не подозревал».
«Разве так бывает? Твой Лес – ты должен его знать от начала до конца».
«Я знаю! Но так получилось, что он совершенно неведом мне».
«Вот ты и попался, дружище!» - улыбнулся тот своей безобразной, совсем не единорожьей улыбкой, - «Ты настолько глуп, что заблудился в собственном лесу!»
Камио обиделся и отвернулся от уродца. Но тот не унимался.
«Твоя затуманенная душонка возомнила о себе черте что, и ныне она уверена, что знает все на свете, но она не постигла даже собственный лес! И ныне ты в унынии! Но не в отчаянии!»
«Ну и что?» - не выдержал Единорог.
«Ну и то,» - усмехнулся уродец, - «Настоящая свобода познается лишь чрез порог отчаяния, дружок. И твоя свобода – это твоя вина. И твой Лес – это твоя затуманенная единорожья душа, которую ты, казалось бы, знал вдоль и поперек и прошелся в свое время по ней рогом, но умудрился заблудиться в тех чащах, о которых не подозревал»
Камио сильно удивился и захлопал единорожьими глазами.
А уродец встал и пошел прочь.
«Стой», - вскочил Камио, - «Куда ты? Кто ты?»
Уродец не ответил, куда он. И он растворялся своим силуэтом в воздухе, сказав напоследок только «Меня зовут По Имени Человек!..»
Шани умолкнула.
- Странные же у тебя сказки, - заметил Камио, выдержав положенную секунду молчания.
- Какие слушатели, такие и сказки, - вздохнула та.
________________________
[1]Сигизмунд Шломо
<i>Вечно она уткнется в угол, притащит жирную, такую, книгу старика Сигизмунда Шломо.
Полное и настоящее имя Зигмунда Фрейда.
[2]Лета
Его разум долго дремал, нежась в потоках Леты.
Река забвения в Аду. Дословно "кануть в Лету" переводится, как забыться.
[3] Квирк
И еще один прихвостень с таким же квирком.
Характерная манера письма.
[4] Правило Молли
Забыл такое важное правило.
Имеется в виду правило, что когда Молли носит длинную юбку, она предпочитает не обсуждать ее ногу.
[5] Персик
...цвета заката или кожицы несозревшего персика.
Отсылка к упоминающейся Момоко - ее имя переводится, как "дитя персика".
Все запертые двери ведут в Иномирье-1: ущербные люди
Он лежал совсем бездвижным и застывшим, будто сам помер давным-давно, а этот странный аппарат так, от нечего делать пищит. Выглядел он несколько устрашающе, надо сказать – чуть сдвинутые брови, будто он раскаивается, приоткрытый рот, из которого высовывался язык, слабо зажмуренные глаза и явно нездоровый вид, и только грудь еле заметно поднимается и опускается.
- Он спит, - тешила ее мать, - Ему сейчас нужно много спать.
Негоже было пугать Вольху его комой. Мало ли еще. В последнее время те мало общались и почти не проводили вместе времени, но со стороны Кича было видно, как он скучает по Вольхе, а со стороны Вольхи – как она скучает по Кичу. И, вроде бы, им ничего и не мешало совместному времяпрепровождению, но это было не так.
Кам был отличным другом, а Мьюр – возлюбленным, и тут сложно не послушать, когда оба просят ее свести к минимуму все контакты с братцем.
«Ты что, сама не видишь? Он чертов псих!»
«Вот именно! Уе__т и не заметит!»
Но сейчас ситуация заметно обострилась. Первый в больнице, вторые давят со своей игрой. Разве не ясно, что нельзя выбирать между какой-то игрой и здоровьем родственника?
- А чем он болен? – шепнула она, не сводя глаз от Кича. Весь он был утыкан какими-то проводами, весь в странных приборах и с капельницей, и ведь даже не шелохнется.
Матери пришлось на ходу придумывать замысловатое название не менее замысловатой болезни. Правда, в такой душещипательный момент ее фантазия была на нуле.
- Это…сонная болезнь. Вот он и спит, как убитый.
Вольха кивнула, дескать, ясно. Странная, правда, болезнь. Не похожа на болезнь. Похожа на заочную смерть.
Мать тогда страдала больше всех. Будучи человеком огромной морали, те факты, что она сама сбила собственного сына и теперь врет дочери в глаза, сильно удручали. А сегодня у нее день рождения, так получилось. В день рождения все должно быть так, как в день рождения – сильно завитые и уложенные муссом волосы, обилие макияжа, красивый наряд, одеваемый лишь дважды в году и тоска. Негоже объявлять дочери о коме, негоже радоваться в свой день рождения. Сколько ей там исполнилось? Да черт знает. Ни одна добропорядочная мать не раскрывает своего подлинного возраста.
- Ладно, Воля, идем уже, а то врачи ругаться начнут.
Воля хотела бы остаться здесь еще на чуть-чуть. Еще чуть-чуть поглазеть на братца, мирно дремлющего под периной своей болезни. Ужас. Как же давно она не видела его? Нет, виделась она с ним, конечно же, частенько, но она никогда не соизволила хотя бы посмотреть на него. Видеть и смотреть – вещи столь же разные, как слышать и слушать. Она совсем забыла его. Забыла его острый нос и худые губы. Сейчас он выглядел до умопомрачения незнакомым. Он изменился. Может он…умер? Не в смысле физическом. В смысле духовном.
Палата выглядела чертовски уныло – тусклый свет поздней осени, еле пробивающийся сквозь занавески, еле-еле освещал ее, свет был погашен, ибо негоже сообщать дочери о коме, докладывать о своем возрасте и зажигать лампочки средь бела дня, хоть солнечно не было. Кровать, прижатая к обшарпанной стене, тумбочка рядом – пустая, два метра до стены и стена. На стене окно. В углу – шкаф. Шкаф пустой. Через тумбочку тянулись диковинные аппараты, опутывающие тело больного трубочками и канальцами, при этом неприятно пища, примерно раз в секунду. На полу что-то неаккуратно рассыпано – похоже на крошки печенья. На одеяле, укрывающем его тело, лежала чья-то миниатюрная записная книжка. В ней – медицинские учетные записи. Согласно всякой традиции, неразборчивым почерком. Чуть поодаль окна – дверь. По приходу и ожиданию матери, Вольха все же не удержалась подергать за ее ручку – закрыто. Итого, две двери на одну палату, окно, шкаф, тумба, аппарат и койка.
«Mind_Fucker [три минуты назад в комнате «гребаная групповушка>;]»]
Сегодня ездила с матерью в больницу, проведать Кича;( Она сказала мне, что он болен некой сонной болезнью, а я погуглила и оказалось, что он умирает D’X
Rotten_Heart [только что в комнате «гребаная групповушка>;]»]
А теперь, дети, давайте сложим наши ладошки у подбородка и поблагодарим непонятного дядьку на небе за то, что снизошла на нас благодать.
Diable_Oiseaux [только что в комнате «гребаная групповушка>;]»]
Алюминь.
Mind_Fucker [только что в комнате «гребаная групповушка>;]»]
Мальчики, блин! D: Это совсем не смешно! х_х Я прочитала, что сонная болезнь – это сначала бессонница с ужасной головной болью, а потом он то и дело, что дрыхнет, почти не просыпается и умирает от голода!!! Т_Т
Rotten_Heart [только что в комнате «гребаная групповушка>;]»]
Не вижу ничего ужасного;]
Diable_Oiseaux [только что в комнате «гребаная групповушка>;]»]
Кстати, да.
Mind_Fucker [только что в комнате «гребаная групповушка>;]»]
Да вы вообще ничего не понимаете!!>-< Это же брат мой, в конце-то концов!:( Ну да, со своими заморочками, но он же не виноват!!!:О Помню, он давно еще стал с какой-то девкой водиться, и после этого у него в голове все и накрылось т.т
Diable_Oiseaux [только что в комнате «гребаная групповушка>;]»]
Послушай, никто не требовал от Кича поведения, а-ля яппи[1]. Но у всего есть рамки приличия. Что касательно девки? Здесь должна быть моя искрометная шутка про то, что после того, как ваши с Мьюром отношения достигнут своего апогея, то он тоже присоединится к дурачкам, ибо тян не нужны, но я не буду этого говорить, чем сберегу ваши отношения и психику Мьюра.
Rotten_Heart [только что в комнате «гребаная групповушка>;]»]
Спасибо!:]
Mind_Fucker [только что в комнате «гребаная групповушка>;]»]
Злые вы=_=
Diable_Oiseaux [только что в комнате «гребаная групповушка>;]»]
Какие уж есть.
Rotten_Heart [только что в комнате «гребаная групповушка>;]»]
Ага.
Mind_Fucker [только что в комнате «гребаная групповушка>;]»]
=______=
[пользователь Mind_Fucker покинул комнату «гребаная групповушка>;]»]
Ну, да. Все так и было. Лет пять или года четыре назад, когда ему было лет двенадцать-тринадцать. Такой маленький, а уже паразит интернета. Там-то и познакомился с некой барышней, которую однажды представил семейству Маршалл, как «мисс Тиглон». По его же словам, барышня была немой, и он считал подвигом взять ее за руку и отвести в ближайшее кафе-мороженное, чтобы потом целых полчаса пытаться разгадать значение ее жестов – быстрых, ловких и отточенных. По его же словам, это было очень весело и с мисс Тиглон они веселились так сильно, что и мороженное им не понадобилось. И он чувствовал себя гребаным сыном века сего[2] и сыном воскресения[3] за столь великодушный поступок. О прочем он умалчивал. Прочее – это наличие его чувств к мисс Тиглон, наличие чувств мисс Тиглон к нему и состояние их отношений.
А потом случилось что-то.
От мисс Тиглон – ни весточки, Кич коротает дни в больнице и утверждает, что не помнит никакой мисс Тиглон. С тех пор-то и началось поедание цветов, прогулка по крышам машин и избиение всяких Хелкайтов битой.
Собственные диагнозы тоже не радовали. И этот жесткий, больнючий корсет, так сильно сжимающий грудную клетку, не позволяющий свободно дышать, вертеться, вытянуться или хотя бы просто почесаться, как и в принципе осознание собственной ущербности. В школе остались все друзья. Ущербные и не очень.
Что есть ущербность и что ее определяет? Физические данные? Кич, например, здоров, свеж и светел, но он же ущербен. Душевные понятия? С Вольхой, вот, тоже все хорошо. И с Камио все хорошо. И даже с Мьюром. И ведь каждый по-своему ущербен…
И та озадачено задумалась, уставившись на аквариум, где мирно плавала рыбка Китти, подаренная братцу на прошедший день рождения. Оный еще давненько был, где-то в конце января, а вот рыбку ему подарили с опозданием – просто мать обещала-обещала, но на день рождения он получил новый телефон, а не рыбку, ибо «питомец есть большая ответственность, к которой ты не готов».
Телефон на день рождения вместо рыбки.
Нет ничего ужасней неоправданных ожиданий.
И эта треклятая игра, и братишка со своей болезнью, и собственный позвоночник, и отец, вздорящий с матерью…и эта рыбина, косящаяся на тебя, и Кам с Мьюром, постоянно наезжающие на братишку. Черта с два, почему все так плохо?
Она потянулась и хрустнула пальцами. Скука.
«Эссе!» - гласил заголовок ее тетради, как сигнал к тому, что нужно бы поразмыслить на эту тему. Точно. Так и назвать: «Ущербные люди!»
Кхм.
«Что есть ущербность и в чем она выражается? Кто определяет ущербность и зачем? Возможна ли жизнь нормальных людей без этого определения? Есть ли пути избавиться от этого клейма?»
Она погрызла кончик шариковой ручки, задумавшись о том, что же стоит писать далее. Вопросов было много, а найти по ним ответ оказалось труднее, чем думалось.
«Kitsuen_Sha [минуту назад]
Чувак, у нас катастрофа, если те не понял!!!
Its_A_Legend_Itself [только что]
о, здрввствуй, момо. кпк делища? давненько де не виделись.
Kitsuen_Sha [только что]
Кретин!У нас самое натуральное ЧП, а тебе лишь бы душевно побеседовать!
Its_A_Legend_Itself [только что]
хаа хаа. шкчу. мнк вчера среди нлчи возвонил рик и потребовал душевной бескды. опять нвжрался в стельку. прпутно я ему и выговорился. правдв, вряд лт на завтра он чтл-нибудь вспрмнит. то есть, нв сегодня.
Kitsuen_Sha [только что]
А тебе лишь бы поутешать умственно отсталых;
Я перейду к делу;С твоего позволения;Как бы то ни было, ты должен сменить себе ник, это раз;Вашей команде необходимо создать комнату в чате, и это сложнее;
Its_A_Legend_Itself [только что]
прчему же?
[пользователь Its_A_Legend_Itself был переименован в Poison_Oxygen]
Poison_Oxygen [только что]
делр сделавнр
Kitsuen_Sha [только что]
Потому что;
Да, молодец;
Просто чатик прилегает к ролевой, а значит, нагружает сервер, а ты сам в курсе, какие у нас с ним проблемы на его счет; У нас уже есть пара комнат, нужно разогнать самую бесполезную из них;Например, комнату под звучным названием «ГРЕБАНЫЙ ПАТИХАРД ИМЕНИ ЧУВАКА КОТОРЫЙ СИДИТ ПОД СТОЛОМ»
Poison_Oxygen [только что]
хмммф
Poison_Oxygen [только что]
и квк ты собмраешься их разгрнять?
Kitsuen_Sha [только что]
Также, как и всегда;»
Правда, придется засучить рукава для этой несладкой работы – разгонять паразитов из комнаты чата, тем более, что их там немало понабежало…
«[пользователь Kitsuen_Sha подключился к комнате «ГРЕБАНЫЙ ПАТИХАРД ИМЕНИ ЧУВАКА КОТОРЫЙ СИДИТ ПОД СТОЛОМ»]
Scott_Doe [только что в комнате «ГРЕБАНЫЙ ПАТИХАРД ИМЕНИ ЧУВАКА КОТОРЫЙ СИДИТ ПОД СТОЛОМ»]
Здравствуй, дружочек.
Kitsuen_Sha [только что в комнате «ГРЕБАНЫЙ ПАТИХАРД ИМЕНИ ЧУВАКА КОТОРЫЙ СИДИТ ПОД СТОЛОМ»]
Пошел в жопу, кем бы ты ни был;
Electro_Flower [только что в комнате «ГРЕБАНЫЙ ПАТИХАРД ИМЕНИ ЧУВАКА КОТОРЫЙ СИДИТ ПОД СТОЛОМ»]
Так грубо?:(
Kitsuen_Sha [только что в комнате «ГРЕБАНЫЙ ПАТИХАРД ИМЕНИ ЧУВАКА КОТОРЫЙ СИДИТ ПОД СТОЛОМ»]
Освободите комнату, школоло;Немедленно;
Scott_Doe [только что в комнате «ГРЕБАНЫЙ ПАТИХАРД ИМЕНИ ЧУВАКА КОТОРЫЙ СИДИТ ПОД СТОЛОМ»]
Okay
[пользователь Scott_Doe покинул комнату «ГРЕБАНЫЙ ПАТИХАРД ИМЕНИ ЧУВАКА КОТОРЫЙ СИДИТ ПОД СТОЛОМ»]
Mad_Shipper [только что в комнате «ГРЕБАНЫЙ ПАТИХАРД ИМЕНИ ЧУВАКА КОТОРЫЙ СИДИТ ПОД СТОЛОМ»]
Йоу, чо как?
Kitsuen_Sha [только что в комнате «ГРЕБАНЫЙ ПАТИХАРД ИМЕНИ ЧУВАКА КОТОРЫЙ СИДИТ ПОД СТОЛОМ»]
И ты тоже вали, задрот;
Mad_Shipper [только что в комнате «ГРЕБАНЫЙ ПАТИХАРД ИМЕНИ ЧУВАКА КОТОРЫЙ СИДИТ ПОД СТОЛОМ»]
Пащиму? :с
Kitsuen_Sha [только что в комнате «ГРЕБАНЫЙ ПАТИХАРД ИМЕНИ ЧУВАКА КОТОРЫЙ СИДИТ ПОД СТОЛОМ»]
Потому что модератор, сука, тут я;
Mad_Shipper [только что в комнате «ГРЕБАНЫЙ ПАТИХАРД ИМЕНИ ЧУВАКА КОТОРЫЙ СИДИТ ПОД СТОЛОМ»]
А по-моему, ты просто злой тян.
Kitsuen_Sha [только что в комнате «ГРЕБАНЫЙ ПАТИХАРД ИМЕНИ ЧУВАКА КОТОРЫЙ СИДИТ ПОД СТОЛОМ»]
В ридонли[4] тебя, сука!
[пользователь Mad_Shipper был забанен Kitsuen_Sha на час]
Electro_Flower [только что в комнате «ГРЕБАНЫЙ ПАТИХАРД ИМЕНИ ЧУВАКА КОТОРЫЙ СИДИТ ПОД СТОЛОМ»]
Ой.
Kitsuen_Sha [только что в комнате «ГРЕБАНЫЙ ПАТИХАРД ИМЕНИ ЧУВАКА КОТОРЫЙ СИДИТ ПОД СТОЛОМ»]
Ну и тебя заодно;Меня просто высадил твой ник;
[пользователь Electro_Flower был забанен Kitsuen_Sha навечно]
Kitsuen_Sha [только что в комнате «ГРЕБАНЫЙ ПАТИХАРД ИМЕНИ ЧУВАКА КОТОРЫЙ СИДИТ ПОД СТОЛОМ»]
Вот так;
[чат-комната «ГРЕБАНЫЙ ПАТИХАРД ИМЕНИ ЧУВАКА КОТОРЫЙ СИДИТ ПОД СТОЛОМ» была переименована в «Чат команды Огня»]
[пользователь Poison_Oxygen был приглашен в чат-комнату Чат команды Огня»]»
- Вот так, - кивнула сама себе Момоко, скрестив руки на груди. Дело сделано. Не все, правда. Целиком оно будет выполнено и перевыполнено лишь тогда, когда с ИП соскочит один крайне нежелательный игрок, и на один только шаг удастся приблизиться к этому…ровно…ровно через 08:31:51. Таймер, остающийся неприкаянным и не проникшимся к данной ситуации, хладнокровно отсчитывал секунды, складывая их в минуты, а последние – в часы. Мом специально его поставила, не поленилась же отыскать его и удостоить его самым видным местом – на полке над микроволновкой. Рядом, на стене, возвышались часы. Часы венчали стены каждой комнаты. Иногда встречались настольные. И, конечно же, наручные, туго стягивающие запястья Момоко. Приходится носить сразу двое часов – за себя и за Лолу.
Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Лола жаловалась. Лола не могла не жаловаться – она шипела, что от этого проклятого, не утихающего звука у нее скоро нервный тик начнется, и что для атмосферы не хватает только мигающих неоновых лампочек в каждую комнату.
Тик-так.
Момоко фыркала. Сдался ей этот звук? А ей было важно знать время. Максимально точное время. И вся она – это универсальный склад самого разного рода часов, таймеров, секундомеров и всего того тикающего и такающего.
Тик-так.
Время идет. Следующим должен подключиться Морт. Далее, дабы проверить, жив ли тот мудак вообще – некто Nekker. Вслед за тем та, всем полюбившаяся мерисья, Mind_Fucker. Потом уже можно и самой подключиться – так она никуда не торопилась. Следом – Лола. За ней та мышь забитая, Lol_Noob. После – маленький герой. Далее Merry_Anrew и Diable_Oiseaux. Ну и уж под конец Red_Simple и Motheretic. Именно так. Все необходимо упорядочить.
Упорядочить.
Выстроить в ряд, отсортировать, рассчитать и вновь упорядочить…
Это было первое, что насторожило миссис и мистера Маршалл. Они что-то слышали о подобном, но долго не решались отвести мальчика к соответствующему врачу, дабы разобрался, что да как. И врач сказал, что некто мисс Тиглон действительно плохо повлияла на мальчика, раз он остался аутистом.
К слову об аутистах.
«Poison_Oxygen [только что]
я плгляжу, ты уже всн сделала.
Kitsuen_Sha [только что]
Да, представь себе;
Poison_Oxygen [только что]
прлсто у меня тут проблемка тккая
Poison_Oxygen [только что]
малость делткатного характера.
Poison_Oxygen [только что]
стжу я такой в интернетах всчких.
Poison_Oxygen [только что]
с риком бллтаю по скайпам.
Poison_Oxygen [только что]
роб рика блится, ну, у нкго не самыфе лучшие асслциации с огенм, а рика он нвзывает человек-огонь[5], такие дкла.
Poison_Oxygen [только что]
я его вснгда пркдупреждаю, коглда я с ним намкрен поболтать и он вснгда уходит в свлю комнату.
Poison_Oxygen [только что]
а снгодня не ушел.
Poison_Oxygen [только что]
болтаем мы бллтаем с риком
Poison_Oxygen [только что]
а он тпкой
Poison_Oxygen [только что]
приходит
Poison_Oxygen [только что]
я спрвшиваю, дескпть, тебе чего, роб?
Poison_Oxygen [только что]
а он таклй молчит-молчит
Poison_Oxygen [только что]
а потом он издвл звук
Kitsuen_Sha [только что]
Ну хватит тянуть; Что за звук?
Poison_Oxygen [только что]
мяу
Kitsuen_Sha [только что]
В смысле?
Poison_Oxygen [только что]
в прчмом
Poison_Oxygen [только что]
он твкой: мяу.
Poison_Oxygen [только что]
пртчем так натурвльно, будто в наш дом забкжала кошка.
Poison_Oxygen [только что]
нр звук тлчно был от него.
Poison_Oxygen [только что]
и я тлакой – ты чего, робкрт?
Poison_Oxygen [только что]
и рик твкой – ты чегл, хобехт?
Poison_Oxygen [только что]
а рн такой – мяу
Poison_Oxygen [только что]
мяу и всн тут.»
И так всю жизнь.
Тик-так.
Эмм-жюж.
;-хмм.
Мяу-мяу.
И даже пше.
- Пше! – всплеснул руками Кич. Не потому, что ему вдруг захотелось ругнуться на родном языке[6], а потому, что этого, очевидно, жаждал услышать Джеффри, отыскавший в поставленном ножками кверху комоде его паспорт. – Положи его на место!
- Почему? – протянул Джефф, с энтузиазмом разглядывая его невзрачную фотографию, - Я бы в жизни не подумал, что ты так выглядишь! Кстати… - он пощурился, скосившись на него, в частности, на его куб, - А эта штука как-нибудь снимается?
- Это можно просмотреть в профиле персонажа, - пожала плечами Китти, - Игра ведь началась.
Профиль персонажа. Профиль персонажа. Это как?
- Кит, слушай, объясни наконец… - фыркнул он, почесав грань куба, - Я совсем запутался – это мой сон при коме или ролевая игра? Чему верить?
Она вновь пожимает плечами. Джефф фыркает, продолжая копаться в сломавшемся комоде, причитая что-то о том, что они тут оба с ума посходили, раз принимают реальность за игру или сон. С бумажным шелестом деревянный паркет коридора застилается ковром из документов, которые он выбрасывает, считая ненужными и нудными к прочтению.
- В профиле отображаются все твои характеристики и данные, - пояснила Китти, теребя тонкими пальцами бахрому на краешке платья, - Можно также просмотреть инвентарь и характеристики всего того, что у тебя на данный момент есть.
Как оказалось, чтобы вызвать меню профиля, не пришлось разучивать дополнительное заклинание, а достаточно было просто подумать о нем. Хее хее. Итак.
«Персонаж – Nekker (NPC)
;ґ;;; – ;;; ;;;;;;;
Физические параметры: >Показать окно
Состояние: >Показать окно
Инвентарь: >Показать окно
Бита. Оружие одноручное. Урон 10-15 (зависит от параметра «Удачливость»), вес – 10 фунтов[7]. Зачарованность – отсутствует.
Выбросить предмет «Бита»?
Y/N
N
Куб. Шлем. Защита, поглощает от 30-40 единиц урона (зависит от параметра «Удачливость»), вес – 0 фунтов. Зачарованность – отсутствует.
Выбросить предмет «Куб»?
Y/N»
Ха. С одной стороны, это хороший, такой, шлем, но его ношение в предостаточной мере смущает.
«Y
[Loading…]
;;;;;;;;;;;;;;;;;;
;;;;;;;;;;!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;»
- Черт, - огласил вслух Кич, потерев ладонью куб, - Не снимается. И, судя по всему, он не хочет, чтобы я его снимал.
Тишина. Только шелест бумаги и недовольное бормотание Джеффа. И там, снаружи, кажется полил слепой дождь, раз в окно он не наблюдался, но было слышно, как он звонко стучится в стекла.
- Нашел! – вдруг провозгласил Джеффри, вставая с корточек и вертя в руках свою находку, ковыряя ее ногтем.
- Что у тебя там?
И он с невероятной гордостью в безликом взгляде продемонстрировал ее – тарелку циферблата.
- Часы?
- Непростые!
Ну, наверное. Вся их непростота заключалась в том, что на циферблате отображалось только четыре часа – взамен тройки, шестерки, девятки и двенадцати. И все бы ничего – бывают же такие часы, часы минималистов, но числа малость не соответствовали тем, которые им было положено в себе содержать. Таким образом вместо тройки было тринадцать, вместо шестерки – сто сорок четыре, взамен девятки – и подавно неясный символ, а двенадцать значилось, как три поставленных знака вопроса в ряд. Символ тот напоминал букву «h» строчную, но диковинно и изящно изогнуто. Стрелки крепились как раз напротив символа и аналога двенадцати.
- Ну и что это?.. – буркнул Кич, не осмеливаясь брать запылившиеся часы в руки, брюзжа.
- Как что? Это часы!
- Сам вижу.
- Ну посмотри, ну посмотри что в их характеристике написано!
Кич все же преодолел свое отвращение, взяв из рук Джеффа (А Джеффу хорошо, Джефф в перчатках) несчастный циферблат, сплошь и рядом покрытый палью. На нем прослеживались узкие дорожки, оголяющие его йогуртово-розовый цвет, дорожки от пальцев Вендора. Давай уже. Вызывайся, меню.
«Часы. Механизм. Стоимость – 13825718356178561785671256646356324517541254 койнов. Вес – 0,5 фунта. Зачарованность – неуязвимость (перманентное)
Запустить механизм «Часы»?
Y/N»
- Стоп, - опешил Кич, - А что это за часы такие? Почему они так много стоят? Их правда невозможно сломать? И что будет, если я их…запущу?
- А что бывает, когда запускаешь часы? – хмыкнул Джефф, скрестив руки на груди, - Наверное, они запустятся и начнут отсчитывать время!
- А. Ну, что верно, то верно.
«Но не может же быть все так просто…в смысле, просто так»
«Ну…предположим, что да»
«Y»
И пресвятое ничего произошло только что.
Только такое тихое-тихое и ненавязчивое
Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Секундной стрелки не было. Удивительно, но те не затихали на своих тиках и таках.
- Бред, - фыркнул Кич, выбросив циферблат и вытерев руки о майку – она и так безнадежно испачкана, еще и вымокла в тумане.
Джефф забушевал – мол, как так, это же такая ценность, как он только смеет разбрасываться ею так, и тот поспешил поднять циферблат, заботливо вытирая его краем футболки, любуясь на его блестящую, словно отполированную поверхность.
Китти недовольно скрестила руки на груди, болтая ногой, усевшись на стоящую близ тумбу, ненароком смахнув с нее ключ от материнской машины, доставшейся, разумеется, от отца и пару квитанций, что затерялись в небрежно разбросанных документах.
«Эссе! Ущербные люди!
Что есть ущербность и в чем она выражается? Кто определяет ущербность и зачем? Возможна ли жизнь нормальных людей без этого определения? Есть ли пути избавиться от этого клейма?
Ущербность есть отличие индивидуума от прочих ему подобных, чаще всего негативным образом, реже – позитивным. Ущербность выделяет индивидуума в его уникальности, пагубно влияющей на мнение общественности об индивидууме. Это может быть физический или духовный изъян, судя по всему, либо не излечимый, либо трудно тому поддающийся.
Диагностировать ущербность очень просто – достаточно опросить ближайшее окружение индивидуума, дабы, выводя среднюю аксиому, на их основе узнать, является ли человек ущербным или нет. Ущербных общество отвергает – считает бесполезными. Чаще ущербные становятся козлами отпущения. Реже – игнорируются. Общество ищет в себе ущербных, как бы идеально оно ни было. Даже в самом близком к идеалу обществу, даже если оно состоит лишь из пары человек, всегда найдется ущербный и тот, кто над ущербным возвышается. Поэтому конфликты неизбежны. Все межличностные конфликты разгораются на топливе поиска ущербных. Ущербность есть фактор, развязывающий споры, конфликты и войны. Таким образом, ущербной может являться не только личность, но и любой другой материальный или абстрактный фактор. Ущербные редко смиряются со своей ролью и часто ищут индивидуумов ущербнее них. Из союза двух ущербных редко получается вражда, скорее дружба, ибо ущербный ущербному рознь. С другой стороны, в соотношении один к одному можно сделать вывод, что каждый второй каждому второму человеку ущербен, из чего следует вывод, что любая пара обречена на успех во всяких своих отношениях, ибо ущербен каждый, и каждый ищет себе брата по несчастью. Значит, в мире нет индивидуумов, кого можно не считать ущербными. Однако, раз существует такой термин, логично предполагать, что существует человек, свободный от этого клейма. Тогда встает вопрос, почему же все общество считает ущербным себя, когда именно этот идеал и выделяется на их фоне. Идеал, как не абстрактное, а вполне существующее в реальности понятие – неизвестно. Однако, его существование неоспоримо.
Таким образом, мы ничего не знаем об ущербности и не можем о ней полагать, ибо сами являемся ущербными. Идеал никогда не будет найден, но мы будем стремиться к нему, дабы постичь собственную ущербность и научиться искоренять в себе пороки и недостатки. Тогда общество придет к искомому идеалу и установится мир во всем мире, ведь все конфликты мира случаются именно из-за стремления превзойти ущербного соседа своего»
Художник плюется – здешний Туман на вкус, как сущее дерьмо. И туман – есть единственное, что не рисовал Художник. Туман всегда обволакивал Иномирье. Туман невозможно нарисовать.
На затуманенном холме старта седьмого игрока стояла неясная фигура – Туман склонен путать следы и оставлять своих гостей инкогнито, размывая их очертания, словно сквозь матовое стекло. Гость потянулся на цыпочках, стараясь разглядеть что-то под собой. Фыркнул. Чихнул. Потер руки – холодно. Обморозил руки – случайно. Почесал затылок, растеребив кудри, утер нос, кашлянул.
Художник не смотрел на свой последний холст, кто сейчас так изнывает от прохлады раннего утра.
- Мяу, - донеслось от него.
«MEOW
Y/N?»
_______________
[1] Яппи
Послушай, никто не требовал от Кича поведения, а-ля яппи.
Я;ппи (англ. Yuppie, аббр. от Young Urban Professional Person + суфф. -ie — молодой городской профессиональный человек) — молодые состоятельные люди, ведущие построенный на увлечении профессиональной карьерой и материальном успехе активный светский образ жизни.
[2] Сын века сего
И он чувствовал себя гребаным сыном века сего.
То есть тот, кто заботится лишь о земном благополучии.
[3] Сын воскресения
… и сыном воскресения…
Те, кто возродятся в Царстве Небесном.
[4] Рид онли
В ридонли тебя, сука!
Вид бана, позволяющий посещать форум, но не позволяющий комментировать его записи.
[5] Человек-огонь
роб рика блится, ну, у нкго не самыфе лучшие асслциации с огенм, а рика он нвзывает человек-огонь
Имелись в виду рыжие, всклокоченные волосы Рика, ошибочно принимаемые Робертом за пламя.
[6] Пше
Не потому, что ему вдруг захотелось ругнуться на родном языке.
Имеется в виду польское происхождение Кича.
[7] Фунты
Бита. Оружие одноручное. Урон 10-15 (зависит от параметра «Удачливость»), вес – 10 фунтов.
10 фунтов ~ 4.5359237 килограмма
Все запертые двери ведут в Иномирье-2: Защитить нас всех
- Итак, дорогой друг… - затянул Джеффри. Он только завел свою пластинку, как уже можно было понять, что это не к добру. Было в нем что-то такое. Что-то такое, от чего понимаешь – сейчас он скажет такое, от чего захочется закрыть уши, были бы они на месте. Ан нет. Куб. Китти фыркнула, заранее отвергнув его идею, сделав два незаметных шага назад, испытав к нему особое отвращение, когда он полез в своей бездонный рюкзак. Выходит, хочет что-то продать. Кажется, его заявлением остались недовольны все – даже шумный ветер, пахнущий осенью, загудел в водосточных трубах, обрамляющих коттедж. – Раз уж игра официально началась, то тебе пора бы уже вливаться в ее колею.
- И что? – хмыкнул Кич, спрятав руки в карманы, - Напоминаю – денег у меня нет и ничего покупать я не намерен.
- Да кто тебя заставляет покупать? Я могу подарить! Вернее, дать в пользование. Вернее, в долг.
Кича только обнадежили его слова, как этот ублюдок похоронил всякую веру в него.
- Ты можешь думать хотя бы о чем-то помимо денег?
Тот пожал плечами.
- С чего ты взял, что я думаю о койнах? Вообще-то, я думаю о твоей безопасности!
- Какая, еб твою мать, безопасность? Я целый день торчу дома в компании сома и…тебя, и самое ужасное, что я повстречал на своем пути – это то, что кто-то выжрал весь холодильник! А я есть хочу! Вот! – разбушевался тот, еще и топнув ножкой для пущего эффекта. Как бы детски то ни выглядело, Джефф перепугался не на шутку, втянув голову в плечи и вздрогнув, обнявшись со своим безразмерным рюкзаком. А Кич, почуяв его страх, еще и демонстративно прошелся пальцами по рукояти биты, после чего закинув ту на плечо. Тяжело. Но выпендриться перед Вендором – бесценно.
Впервые Кич познакомился с битой еще в относительно раннем детстве, правда, она предназначалась не для бейсбола, а для занятной игры. Завязать себе глаза и разбить подвешенную над головой пиньяту. Да, нелегко, но результат в виде щедрого дождя из конфет того стоил. Кич проникся этим образом. Образом семилетнего мальца, бойко размахивающим битой над головой, разносящим в пух и прах пестрые фигурки лошадей, довольствуясь треском, с которым те рвутся по швам, шелестом, с которым из их нутра сыплются сладости, и аплодисментами окружающих. Это был бессмертный образ. Он даже гордо задрал грань, шепнув самому себе -
- Dale!..[1]
И Джефф напугался еще больше. Он понял. Понял, что такой ребенок-переросток, как Кич, углядел в нем пиньяту. И ведь прав был, засранец.
- Ну хорошо… - проскулил Джефф, положив голову, гудящую от обилия Тумана в ней, на рюкзак, - Задаром отдам. Просто если я тебе это не отдам, то ты не сможешь постоять за себя. Не сможешь постоять за себя – умрешь. Умрешь – и меня никто не спасет от Доктора!
Железная логика, Вендор.
- Ну понял я уже. Что там у тебя?
Тут Джефф все же взбодрился, мол, ага, интересно тебе стало, Маршалл? Зубастая улыбка полезла на его мертвецки бледное лицо, цвета той же бумаги с документов, и тот усмехнулся, принявшись шариться в своем рюкзаке. И вот, секунды за три или четыре, восторг вспыхнул на его личике, и лопоухий провозгласил свое «вот он!»
- Ну?
И тот вытащил узкий, но длинный меч. Меч, как меч, но с неясной выведенной фигуркой на рукояти, это да…
- И что это?
- Это легендарный Лижущий Меч! – с упованием ораторствовал тот, гладя его лезвие, тайком любуясь своим отражением в нем, - Разящий невероятно метко и точно!
Кич переглянулся с Китти, которая не удержалась от смешка.
- Какой на хер Лижущий Меч?
Тот, вероятно, обиделся, раз поник, насупился и набычился, сжав Меч в рукояти.
- Ну вот такой Меч! Что такого? Будто я ему название придумывал! Фи! У тебя совершенно отсутствует…гм. Надо выдумать слово, которое подходило бы и для этой ситуации, и предпочтению пятых «Героев»[2] третьим, как и выбор расы не по параметрам, а по внешности.
Кич обиженно цокнул, скрестив руки на груди и выпрямившись.
- И вообще, я ему такую милость делаю, а он еще и морду воротит! Нахал!
- Окей, окей, давай сюда свой меч.
Меч, как меч. Зачем его нужно было так замысловато называть?
Тишина.
Тишина умела быть и беззвучной, и громкой одновременно. Что, если не тишина так громко звенит в ушах? Так сильно давит с потолка и нависает сосульками? Эти ощущения Кичу были хорошо знакомы. Но он никогда не чувствовал, чтобы тишина обретала запах. Запах мертвечины. Запах гноя и трупного яда. Пока ненавязчивый и едва уловимый. Но это только пока что.
- Чем это так пахнет? – не удержался от вопроса Кич, невольно проходясь взглядом по всем своим гостям.
Джефф сначала поежился. Потом резко оживился. Потом подорвался к окну, стараясь разглядеть под слоем капель дождя на стекле хоть что-то вдали. После принюхался. Открыл форточку и заполз на подоконник, просовывая свою большую, ушастую голову в нее. Подышал. Поспешил закрыть форточку и слез с подоконника, встряхнув курчавой головой так, что скупые брызги слепого дождя легли на стены по обе стороны от него.
- Ящур это.
- Кто?
- Ящуры. Некроманты и их творения. Только от них может так отвратно пахнуть. Они часто бродят по всяким захолустьям и ищут себе добычу. Либо распространяют болезни. От скуки. Дурной знак. Нам пора бы уносить ноги.
- Это НПС?
- Нет. Полноценные персонажи. Ящуры – это члены команды Огня.
«Что-то знакомое…» - почесал куб Кич.
- Команды?
- Ты в Земле.
- И кто я?
- Ты Искатель. Земля – Искатели, Огонь – Ящуры, Вода – Мамбо, Древо – Губернаторы, Металл – Созидатели. Есть также индивидуальные титулы, которые тебе только предстоит постичь.
- И когда я это постигну?
- Когда перестанешь существовать, как НПС и сам станешь полноценным персонажем.
Ибо пока в ИП существует только один полноценный персонаж – только что он подключился к игре.
И игра началась. И сегодня, первого числа месяца Октобри, что эквивалентно людскому Октябрю, в день Люне, что эквивалентен людскому Понедельнику, она началась.
Тут Джефф тягостно вздохнул, протянув еще и такое драматичное «э-эх!», отведя взгляд и уперев руки в бока.
«Что-то не так?» - поинтересовалась Китти, заложив руки за спину. Выглядело это так, будто Джефф был заводной игрушкой, типа зайчика-барабанщика, и она выдернула из его спины ключ, а теперь еще и ехидничает, дескать, что случилось.
- Лижущий Меч! – вздохнул он с явно померкнувшим восхищением, сменившимся разочарованием, - Он был выкован в огненных землях, его удары быстры и метки, и он неимоверно быстро сокрушает своего противника, пожирая его душу, словно бушующее пламя в лесу, и всякое его прикосновение лижет противника языком пламени! Он великолепен, но против Ящура, увы, бесполезен. Толк сражаться огнем против огня? То же, что и падать в Бездну.
Он вновь вздохнул, оглядев артефакт в руках Кича.
- Но и с твоей битой на него лезть – самоубийство! НПС не может быть сильнее игрока. Исключение составляют только Короли и Правитель.
Тут у Кича что-то защемило под селезенкой, и тот бы непременно жадно облизнулся, будь у него язык, но взамен лишь вкрадчиво промолвил:
- Так может, ты дашь мне другое оружие, которым я смогу защитить нас всех?
Тот недоверчиво глянул исподлобья, поморщившись. Однако, быстро сломался, выдохнув.
- Да, ты прав. Если я не смогу снабдить тебя, то мы все погибнем! Была не была!
Он опустился на колени, залезая вновь в свой бездонный рюкзак, копаясь в нем, изредка бросаясь глухими комментариями «не то…», «это вообще защита!..» или «о, а я все думал, куда он потерялся?», и лишь нескоро он огласил свое победоносное «нашел!»
- Умоляю тебя, Джеффри, пускай это что-то не будет содержать в названии что-либо производное от «лизать», «сосать» и «нагибать»! – устало взмолился Кич, переминаясь с ноги на ногу.
Джефф фыркнул, наконец, изымая из рюкзака искомое.
- И что это?
- Колода Таро!
Надо же. Так просто и незамысловато? Хотя черт знает, Кичу на ум сразу же пришли финны, играющие хеви-метал. [3]
Он принялся тасовать карты в руках, продолжая под их бумажный шелест:
- Семьдесят восемь карт с изображением Жезлов, Мечей, Кубков и Динариев. Делятся на младшие и старшие арканы. Старшие – козыри, они сильнее младших, но они редко попадаются.
- Окей, окей, а как, по-твоему, они нам помогут?
- Черт. Ну ты «Покемонов» когда-нибудь смотрел?
- Нет, - пожал плечами Кич, - Я вырос на «Ракетной мощи»[4].
- Вот ведь. Как объяснить-то…короче, в бою карты применимы, как оружие. Но главным фактором при игре Таро является удачливость. Ты в «Морровинд» играл?
- Нет.
- Нда. В общем, суть в том, чтобы вытащить нужную карту. На тех же Ящуров, например, наиболее сильно воздействуют такие карты, как Верховный Жрец или Жрица, Солнце, Суд и Мир, а такие, как Дьявол или Смерть не возымеют негативного эффекта вообще, наоборот, только могут сыграть им на руку. В сем сложность высших арканов – никогда не знаешь, что выпадет, но одна удачная комбинация сможет переломить даже самую безнадежную ситуацию. С младшими арканами чуть легче, но они очень слабые. На них и отображаются мечи да жезлы. Это – карты призыва. Берешь Тройку Мечей – призываешь тройку мечей и сражаешься, вот так вот.
И тот решил продемонстрировать Кичу это оружие, расставив ноги на ширине плеч и попросив Китти отойти чуть поодаль, размяв шею одной рукой. Та глухо хрустнула.
- Итак… - он занес ладонь над колодой, которую он держал веером, рубашкой вверх, пройдясь по ней пальцами и выхватив одну наугад, - Вуаля! Двойка Жезлов!
Карта рассыпалась в мерцающую пыль, вспыхнув, и вот он уже сжимает в руке два скипетра, едва не роняя их на пол.
- Понял?
- Понял…
* * *
На обоях стояла стандартная заставка - пейзаж, осенний лес в оранжево-желтых тонах, тропинка сквозь него и некто, скачущий по лужам. Это умное приложение грузило новые обои на каждый месяц, в клишейно-стереотипном его понимании, чтобы даже после пьянки с мистером Тернером можно было глянуть на обои и хоть сориентироваться, какой сейчас месяц. Правда, Гувернеру доколе не выпадала такая эксклюзивная возможность - выпивать с математиком. Таким образом, осень была заточена под листопады и застеленное тучами небо, хнычущее дождем, зима - это снег, лед, камин и увешанная гирляндами елка, весна - еле пробуждающиеся после спячки деревья, велосипеды, цветы, ну и лето - солнце, пляж, курорты и счастье. Жаль только, что фотографы, запечатлевшие эти моменты, емко описывающие времена года, совершенно слепы. Потому что зима - это гололед, иней и обветренные губы, весна - слякоть, грязь и простуда, лето - зной, пекло и растаявшее мороженое, ну а осень... Осень, это то, что неприветливо выглядывало из окна - уже голые деревья и теплый воздух, порою натягивающийся на струнах холодного ветра и звенящий в ушах. Листьев почти нет - все куда-то делись, еще живые клумбы в садах резиденции и обиженно сопящий кот, обитающий там же. Осень, хуле.
Пятница - и сегодня Мьюр позвал всю их скромную тусовку на то, что он ласково назвал "обрядом", хотя по сути это будет самый настоящий сатанинский ритуал, и привлекать Вольху к нему совершенно необязательно. Но она согласилась. И Молли согласилась, с удовольствием. Но это будет вечером. А пока нужно подготовиться к предстоящему дню.
Выбираться из кровати - дело нелегкое, да и пересаживаться на коляску - тоже, но какими бы трудоемкими ни были эти занятия, надевать штаны все равно остается высшим пилотажем. На брюки всегда уходит больше времени, нежели даже на мытье ног. И ладно, были бы это обыкновенные брюки, но нет же. Это были брюки на подтяжках, а это особая морока. А это утро было особо ленивым. А эта осень была особо не осенней. Он тягостно и протяжно вздохнул, отбрасывая брюки и подъезжая к шкафу, схватив с нижней полки первые попавшиеся джинсы. Это, конечно же, неправильно - носить джинсы в школу, когда установлен единый дресс-код. Но из старшеклассников, право, этим никто не обеспокоен, и Камио, пожалуй, оставался единственным, кто по-прежнему носил форму, может, никто и не заметит, что он осмелился пойти против системы?..
Вслед за джинсами - носки, далее - майка, за ним рубашка, галстук и свитер сверху. Зеркало. Может, устав школы и не обязывает носить непослушные брюки на подтяжках, но не причесаться перед выходом - это уже лежит на совести. Кудри тоже были проблематичным вопросом, как и брюки. Во сне они умудрялись путаться не хуже, чем гарнитура от плеера. Камио подумал - ломать систему, так ломать.
- Кам, привет!
Несмотря на радушное приветствие, Вольха выглядела не шибко радостно.
- Привет... У тебя что-то случилось? - высшей рациональностью было спрашивать об этом, когда еще вчера смеялся над пребыванием в тяжелом состоянии ее же родного братца.
- А у тебя? - обеспокоено вздохнула она, пригладив его растрепанные волосы. - Выглядишь так нездорово! Ты часом не заболел?
"Часом не заболел..." - протянул он в ответ, продирая сонные глаза.
"Так вот, у тебя глаза краснющие!"
Он лишь пожал плечами, пытаясь объяснить, что краснющие они из-за того, что Мьюр попросил порубиться в Героев на ночь глядя, грех отказать, правда, углубляться в эту историю он не стал – играли они в третьих, а не в пятых, в которых только и играла Вольха, ибо пятые – дело девчачье. Но ее взгляды он оскорблять не стал.
Мимо прошла Молли. Прошла демонстративно. Ей было вовсе необязательно выбирать именно эту дорогу, через второй этаж и лестницу, чтобы добраться до кабинета биологии, но, заметив на горизонте эту парочку, решила пройтись, гордо вздернув нос, мол, я здесь, смотрите, я зде-есь. И я иду с вами, не забыли, да? Она хмыкнула, прижимая учебники к груди. Сегодня она надела майку и шорты, выставив свой протез напоказ, и, как оказалось, не зря – вот и выпал случай обратить на себя внимание.
- Эмм…привет, Дженга! – помахал рукой Камио, - Ты ведь не забыла о нашей сегодняшней встрече?
Она остановилась, постояв вот так, в пяти метрах от него с секунду. Потом соизволила обернуться, пронзая натренированным безразличным взглядом мелких глазок, еще и щурясь.
- Встреча? Которая? – скучающе протянула та свою фразу, которую еще сегодня репетировала перед зеркалом в ванной, - А, та, с Хелкайтом? Ну, да, помню. А что? Отменяется?
Гувернер только пожал плечами, положив руки на подлокотники коляски.
- Нет. Но если не хочешь, можешь не идти.
- Что это значит – не хочу?! – возмутилась та, - С чего ты вообще взял?!
Та еще побесилась, пока Камио пытался есть растолковать, что ее тон как бы намекает, что она не хочет иметь никаких дел с Хелкайтом, покуда не прозвенел звонок.
После занятий, как и было обговорено, все сошлись на заднем дворике, куда последним, естественно, причалил сам Мьюррейн – заспанный и зевающий во всю пасть. Ясное дело – ночь он отвел на Героев, днем, как и всегда, собственно, он планировал проваляться в койке, ан нет же, тащись на всякие обряды.
- Идемте… - пробормотал он, снимая очки и потирая уцелевший глаз. Очки были его любимым аксессуаром, и носил он их под любой наряд, как бы сильно они не сочетались с ним. Огромные и квадратные – как и у Принца, только чуть-чуть меньше, да и не с целью чуть подкорректировать утраченное зрение, солнцезащитные – зеркальные, еще и в ярко-красной оправе. Носить их было гениальным решением, ведь они прикрывают повязку на лице, что так отпугивала людей.
Местом проведения ритуала был избран школьный чердак. Официально он служил кладовой для уборщиц, но совсем скоро был переквалифицирован в место сборищ товарищей учащихся-выпивающих, и ныне он пропитан стойким запахом перегара, и Мьюр со своим обрядом ничуть не пошатнет его ауру, только дополнив ее – об этом сигналило звяньканье из пакета, что он нес с собой.
- Это для настроения, - пояснил тот, доставая бутылки с пивом и протягивая в руки каждому по одной.
Молли обрадовалась, получив свою бутылку, хоть и старательно не подавала виду, а вот Вольха того явно стеснялась, ибо кроме шампанского под Рождество в жизни не пила. Кам тоже не был шибко рад – пробовать он пробовал, а потому знал, что повторять не стоит. Но не поддержать друга было нельзя.
Мьюр чуть отпил из горла, после взял мел и принялся водить им по полу, скрипя по кафелю, наказав всем остальным молчать и пить его пойло. И все молчали, только Молли изредка фыркала.
- Значит, так… - протянул наконец Мьюр, когда его художества были завершены, а руки испачканы в меле, - Суть жертвоприношения не в убийстве, а в муках в агонии. Поэтому ты умрешь не сразу, а предварительно захлебнешься собственной кровью и блевотиной, - спокойно протянул он, невероятно спокойно, сонно и малость пьяно, тянясь к коробке, из которой он изъял мешок, развязал его, и достал за хвост во всю сопротивляющегося кота. Вот так кот в мешке!
- Кот?
- Ну а что ты хотела? Младенцев и ягнят у меня нет, будем довольствоваться тем, что есть.
Ягненок был только один – и тот был человеком. Так окрестила Кукольных Дел Мастерица одного своего соотечественника. Он мало, чем отличался от Принца – тот же молчун из небедной семьи, тот же женоподобный и жеманный заморыш, тонкая полоска губ, обилие родинок и сросшиеся брови, которые почти не видны от светлого цвета волос, слабо выделяющийся на бледной коже. Далеко расставленные глаза с круглым разрезом, сама невинность и непорочность – настоящий Ягненок.
Камио нахмурился, высказав свое негодование в адрес Мьюра и того, что это будет уже вторая загубленная им ни в чем не повинная кошка. Тот лишь отмахнулся, попросив его вести себя потише – ритуал, как-никак.
Вольха спряталась за коляской Камио, не желая созерцать мучения несчастного животного. Камио пытался утешить ее, лепеча что-то заплетающимся языком про то, что убийство есть начало жизни, ибо все в нашей жизни соотносимо, о том, что умирая, душа освобождает другой душе место в этом мире и что миром правит монизм[5], но та не слушала его, завывая, слыша вопли и шипение кота. Молли наблюдала за ритуалом с выражением дикой усталости на лице, а-ля "я каждый день наблюдаю за подобным", а под потолком то и дело парила муха. Жертвоприношение длилось полчаса. После тварь[6] издохла.
- Блин, - хмыкнул Мьюр, вытирая руки о заранее подготовленное полотенце, - Слишком быстро. Так эффект может не возыметь. – А вообще, нужно было камеру взять. Был бы прямо как тот чувак из «Пленки из Пукипси»[7].
Вольха взмолилась, что это было бы уже слишком бесчеловечно. Даже для Мьюра.
- Ладно, отбросы. У меня еще немного осталось, - вздохнул тот совсем безрадостно, добыв еще одну бутылку пива из рюкзака, открыв и передав Молли. Ее было сложно напоить – закаленную пьянками. Отпив немного, она передала бутылку Камио. Камио долго гипнотизировал бутылку взглядом, размышляя – пить или не пить? Он чувствовал себя уже достаточно пьяным, чтобы клонило в сон, в голову проскальзывали чересчур легкие и праздные мысли и хотелось поболтать со всей этой компанией, но еще достаточно трезвым, чтобы вести себя адекватно и помнить этот день к завтрашнему дню. Поэтому от своего глотка он воздержался. За бутылку схватилась Вольха, осушив ее до дна в пару глотков, давясь и захлебываясь, но желая всем показать, что ей совсем не понравился ритуал.
Мьюр закуривает, с отвращением переведя взгляд на истерзанный труп драной, рыжей кошки, с пущенными кишками наружу. Впрочем, на ней он не задерживается, переводя взгляд на окно с выбитым стеклом. Ветер свистел в щелях, разнося запах мертвого тела по всей комнате. Тогда отвращение заполнило всех. Поэтому Молли тоже достала свои сигареты и тоже закурила, чтобы перебить этот запах. Оставшиеся – Гувернер и Маршалл невольно поморщились, и так невидимой гранью прошло разделение на плохих и хороших детишек.
- Мы вот Младшую Эдду[8] читали на литературе, - прошелестела Молли, затягиваясь, - Так там рассказывалось, как викинг путешествовал на колеснице, запряженной парой кошек. Прикиньте?
- А я мультик в детстве смотрела, - бормотала Вольха, решив продолжить эту тему, - Там в затхлый, такой, город приезжает цирк, а в цирке кот. И он когда на людей смммммотрел, то всех он видел в разных цветах…помню, кто врали – в фиолетовый, кто влюбился – в красный…во-от…
Камио насупился, обосновав это тем, что его цвет, как цвет игрока ИП – фиолетовый. Мьюр пьяно хохотнул – видать, свое он выпил еще до встречи.
- А красный у нас, вроде, кхм, Кич, - продолжил Камио, как знаток игры. – Если я не ошибаюсь, ты у нас синий, ты, Молли, розовая, - Мьюр опять хохотнул, - Ты…Воль, слышишь меня? Ты - желтая, и…других я просто по именам не помню.
Молли пожала плечами, выбросив бычок куда-то в сторону.
- Тернер – оранжевый. Первый модератор – коричневый, второй, который злобный – голубой.
- Еще была зеленая чувиха, чувак, который мудак – темно-зеленый и еще одна чувиха – серая, - доходчиво поделился познаниями Мьюр.
- И Шани бежевая, - дополнил его красочное повествование Камио.
И все вздохнули, как по команде.
* * *
Мда.
Это было так наивно – полагать, что первого шага в пункте инструкции хватит, чтобы чары подействовали, но она не теряла надежды, распарывая брюхо куклы и запихивая внутрь волосы с головы кое-кого. Удалось их осторожно состричь, правда, вряд ли он не смог не заметить этого. Он должен быть слепым, глухим и парализованным, чтобы не почувствовать, как кто-то пронесся пулей за твоей спиной и успел отхватить прядь волос по пути. По крайней мере, дело сделано.
Она вздохнула, тиская куклу в руках, воображая кое-кого на ее месте.
Надо бы еще ему что-то написать. Что-то безумно несуразное и нелепое, чтобы он чуть наклонился к монитору, почесал щеку и тихо спросил сам у себя «что я только что пхочитал?», но ответил.
Да. Именно так.
«Lol_Noob [три минуты назад]
Эмм
Lol_Noob [две минуты назад]
Хмм
Lol_Noob [две минуты назад]
Скажите
Lol_Noob [две минуты назад]
У нас
Lol_Noob [минуту назад]
Скоро ведь
Lol_Noob [минуту назад]
По математике
Lol_Noob [минуту назад]
Умфффф
Lol_Noob [минуту назад]
Зачет?»
Молчит. Прочел, но молчит. Наверное, как раз задает тот самый вопрос самому себе.
«Red_Simple [только что]
Сегодня она на удивление послушна. И это странно, ибо по обыкновению она считает нужным покорчить лишний раз из себя настоящую леди, а не дыру на ножках, и, кажется, Бену удалось сломить ее тщеславие. Он провел языком по ее нижней губе, чуть прикусив ее – так, символически, как пометку тому, кому она на самом деле принадлежит, а после отпустил ее, чуть подтолкнув, на что она плюхнулась на простыни.
- Как тебе, Луиза? – хехекнул тот, расстегивая рубашку, - Кажется, я все-таки победил?»
Дженнифер удивилась сначала от размера сообщения – обычно кое-кто любил все складывать в максимально лаконичные формы выражения, а тут – на тебе. Второе, что удивило – адекватная орфография и оформление. Ну а содержание сообщения просто сразило наповал.
«Red_Simple [только что]
упс
Red_Simple [только что]
я
Red_Simple [только что]
не совсем туда
Red_Simple [только что]
письмецо отправил
Lol_Noob [минуту назад]
Жюж
Red_Simple [только что]
так дженнифер
Red_Simple [только что]
забудьте о том что я написал
Red_Simple [только что]
срочно
Lol_Noob [минуту назад]
Эмм
Lol_Noob [минуту назад]
Наверное, гмм
Lol_Noob [минуту назад]
Я попробую»
Она встала со стула, чуть пошатываясь, подойдя к расправленному дивану – никогда его не заправляла, присев на его краешек. Нет, разумеется, о таком явлении, как НЦ-шные ролки она наслышана, но…он в них играет? И с кем, главное?
Глубокой ночью, аль поздно вечером, у Нервной есть традиция – садиться на кровать и шепотом материться.
Так. Кто же с ним вообще мог играть? У него во френдлисте не так уж и много юзеров указано…давай, Джен, реализуй свой дедуктивный потенциал. Луиза. Знакомое имечко. Такое не человеческое, таким только овец называют, и где-то оно ей уже попадалось. Она прищурилась. Не где-то, а в одной из словесных ролевых. Точно-точно. Это не может быть незнакомым. Ведь это…это…
Точно! Дженга! Надо бы ее обо всем расспросить! Только осторожнее. С ней нужно обращаться предельно аккуратно. Так же, как и с одноименной игрой – выдернешь один лишний блок и все рухнет…[9]
«Lol_Noob [минуту назад]
Жюж
Lol_Noob [только что]
Молли, скажи
Motheretic [только что]
Да , что ?
Lol_Noob [только что]
Ты же это
Lol_Noob [только что]
Ну
Lol_Noob [только что]
В ролки всякие, хмм
Lol_Noob [только что]
Играешь?
Motheretic [только что]
Ну , да , а что ?
Lol_Noob [только что]
Просто, хмммф
Lol_Noob [только что]
Ты же всегда одним и тем же
Lol_Noob [только что]
Персом играешь?
Lol_Noob [только что]
Луиза типа?
Motheretic [только что]
Ну , да , а что ?
Lol_Noob [только что]
Уммммф
Lol_Noob [только что]
Да так
Lol_Noob [только что]
Ничего, гмм
Lol_Noob [только что]
У нас же скоро гейм
Lol_Noob [только что]
В ИП, думаю, ты знаешь
Lol_Noob [только что]
Вот и хмм, интересуюсь.
Lol_Noob [только что]
Спокойной ночи, типа
Motheretic [только что]
Да , спокойной .»
Странная она сегодня. Страннее, чем обычно. Это нужно зафиксировать.
Хотя…а не черт ли с ней? Есть дела и чуть важней. Тернер не отвечает на пост, скоро зачетная сессия, опять не готова домашка по стереометрии (хотя кого это волнует?), да и все же голову мутит после этой гулянки. Еще и Хелкайт приставал, брр.
«Послушай, - протянул он так вкрадчиво, как лиса, - Мы же в одной команде ведь, правда же? Я ничего не путаю, ты тоже из Огня..?»
«Ну, да…я не особо в этом разбираюсь»
«Так вот, слушай…я подключился к игре. Самым первым. Сечешь? Хе-хе. Мы обязательно победим. Только тут один проблэм, но я рассчитываю на твою помощь, мон шер. Камьо заикался о том, что для победы в игре нужно убить Правителя какого-то. А он непобедим до тех пор, пока живы хотя бы двое. Так вот. Все умрут, один выживет и станет победителем, понимаешь, да? Так вот. Я решил пойти на одну милость. Мы будем помогать друг другу. Когда ты тоже подключишься, естественно. Ик. Прости. Так вот. Это не нечестно. Но мы сделаем вот что: ты умрешь. Вернее, сделаешь вид. В игре, разумеется. Все будут думать, что ты давно вылетела, и в самый решающий момент, когда останусь только я (ну я ж сильнейший!) и еще кто-нибудь, ты такая выскочишь и мы вместе его уработаем. А потом уж и определимся как-нибудь, кто победит, а кто не очень. Интеллигентные же люди, верно? Хе-хе…»
Предложение звучало крайне непривлекательно – иметь дело с Хелкайтом само по себе дело рискованное, а тут еще и проворачивать такие аферы. Дурак он. Будто не знает о существовании сервера, который на то и нужен, чтобы следить за тем, за чем не может уследить зоркий глаз модератора или остальные игроки. Потому серверные ролевые игры популярны, но мало населены, в сем и парадокс.
О сегодняшнем ритуале Молли не осмелилась ведать своему дневнику. Дневник, конечно же, вещица крайне конфиденциальная, и никто не смеет к нему лишний раз прикасаться, ибо стар и млад знает, что за такое бывает – презренный взгляд и игнорирование, но если мать все же полюбуется на подобные записи, девушке несдобровать. Молли всячески прятала от нее свои наклонности, маскируя их под розовой мишурой и поняшами. Так было удобнее. Розовый цвет смягчал любую жестокость. Даже сигареты у нее были розовыми – специально такие приобрела. Как укор тому, что мать ее на всем розовом и воспитывала, окружив мягкими игрушками и куколками. И ее дочь ничуть не повзрослела с тех пор(?)
_________________
[1] Dale
- Dale!..
Слово, на котором строится испанская традиционная песня для игры с пиньятой. Дословно – «дай, давай»
[2] Герои
Надо выдумать слово, которое подходило бы и для этой ситуации, и предпочтению пятых «Героев».
Серия игр «Heroes of Might and Magic»
[3] Tarot
Хотя черт знает, Кичу на ум сразу же пришли финны, играющие хеви-метал.
Tarot — финская группа, играющая хеви-метал.
[4] Ракетная Мощь
Я вырос на «Ракетной мощи».
Американский мультсериал студии Nickelodeon.
[5] Монизм
…о том, что умирая, душа освобождает другой душе место в этом мире и что миром правит монизм…
Философское учение, согласно которому кажущиеся различными виды бытия или субстанции в конечном счете сводятся к единому началу, общему закону устройства мироздания. В отличие от дуализма и плюрализма, предполагающих существование двух и множества субстанций, монизм отличается большей внутренней последовательностью и монолитностью.
[6] Тварь
После тварь издохла.
Имеется в виду подлинное значение слова – творение, употребляемо к животным.
[7] Пленки из Пукипси
А вообще, нужно было камеру взять. Был бы прямо как тот чувак из «Пленки из Пукипси»
Фильм в жанре ужасов. Серийный убийца с безумной дотошностью фиксирует свою кровавую карьеру в кадрах видеохроники. Во время очередного планового рейда полицейские обнаруживают в одном из обследуемых ими домов видеозаписи, содержащие тот самый «документальный» фильм маньяка.
[8] Младшая Эдда
Мы вот Младшую Эдду читали на литературе…
Младшая Эдда, Сноррова Эдда, Эдда в Прозе или просто Эдда — произведение средневекового исландского писателя Снорри Стурлусона, написаное в 1222—1225 годах и задуманое как учебник скальдической поэзии.
[9] Дженга
Так же, как и с одноименной игрой – выдернешь один лишний блок и все рухнет…
Фамилия Молли полностью созвучна названию игры, где из отдельных блоков выстраивается домик. Цель игры – извлечь максимальное число блоков, не разрушив домик.
Жил-был Тигр 1
© Copyright: Скотт Доу, 2013
Свидетельство о публикации №213043000875
Свидетельство о публикации №213043000875
Рецензии