Черновик. Часть 7

     Серёжа


               
    Стоял февраль. За окном мела поземка. Маленький таджик, выписывая метлой  крендели, боролся с мелким снегом, упорно сеющимся с неба. Работал он с удовольствием, щёки его раскраснелись. Когда же снег повалил крупными пушистыми хлопьями, он, закинув метлу на плечо, отправился прочь со двора.
«За лопатой пошёл», подумала Диана, с удовольствием наблюдавшая за ним. Она замурлыкала неопределенный мотивчик и занялась уборкой.      Сегодня, ближе к вечеру, обещала заехать Люся и привезти квартиранта.

    Люся с трудом уговорила  Диану сдать маленькую комнату мальчику, приехавшему на заработки из Еревана. Мальчику помогал  очень близкий Люсин друг, даже и не друг, а жених, хотя в преклонном возрасте слово это звучит странно и даже немного смешно.
Уже полгода Люся была свободна и счастлива. Сейчас она ждала своей очереди в ЗАГСе, чтобы документально оформить свои отношения с близким человеком.

    Теван Карленович был намного  старше Люси, имел собственную сапожную мастерскую, в которой с восьми утра до позднего вечера занимался починкой обуви. Немного можно отыскать сапожников, которые  делали бы свою работу также виртуозно и качественно, как он.
               
    Теван Карленович родился и прожил большую часть своей жизни в Сумгаите, на берегу Каспийского моря. В конце февраля 1988 года там же, во время массовых погромов армян, погибла вся его семья; жена, мать и две дочери заживо сгорели в своей квартире.
Теван выжил только потому, что в самом начале погрома получил  сильный удар по голове, и в бессознательном состоянии был госпитализирован. Он долго пролежал в больнице. Память медленно возвращалась к нему, но в конце-концов его могучий организм победил.
      
    Выжил он и после того, как узнал о гибели своей семьи, но оставаться в родном городе после смерти самых дорогих для него людей, не мог. Он уехал сначала в Пятигорск, а затем в Москву. Здесь на первых порах его поддержала армянская диаспора, а когда он сам «встал на ноги», то тоже активно начал помогать своим соотечественникам.   
         
    Познакомились они в мастерской, когда Люся принесла свои любимые старые сапоги, а Теван так их отреставрировал, что Люся подумала, будто он купил ей новые. Ей сразу приглянулся седовласый дородный Теван, понравилась  его добрая улыбка, бархатный ласкающий взгляд.

    Она поблагодарила мастера за работу и достала кошелек, чтобы расплатиться, но Теван большой мягкой рукой накрыл ее руку вместе с кошельком и пророкотал, - примите как подарок, в знак восхищения и глубокого почтения. Люся оторопела, а Теван продолжал,  - что так удивились? Красивая русская женщина. Мне приятно сделать для вас. Я в воскресенье выходной, в театр вас приглашаю.   
         
     Они встречались каждый вечер. Теван любил и умел делать подарки и комплименты.  Люся, не избалованная прежде  заботой и нежностью, теперь была счастлива. Похорошела она до неузнаваемости. Когда её прежний муж заехал, чтобы забрать какую-то забытую вещь, он не сразу сообразил, что за женщина открыла ему дверь.
     - Ты что, пластику сделала? – не придумал он лучшего вопроса.
     Люся рассказала об этом Тевану. Он приехал, сменил замки в квартире и предложил, наконец, покончить с их одиноким положением.

     Домофон,  Люсиным голосом  сообщил  о её прибытии, когда на улице  уже зажглись фонари.  Диана, открыв дверь, увидела Люсю и подумала, что мальчик  не приехал. Но, когда Люся в распахнутой шубе вошла в прихожую и заняла собой большую её половину, кто-то закрыл входную дверь, и Диана обнаружила худенького черноглазого мальчика, который это сделал.

     - Вот, привезла тебе постояльца. Знакомьтесь, это Сергей.

Растерянный мальчик,  хотел протянуть руку, но увидев на полу мокрые следы от своих кроссовок, покраснел и виновато улыбнулся.

     Диана никак не могла сообразить, что нужно сделать. В курточке, явно не для русской зимы, облезлых джинсах, мальчик  вызывал жалость и Диана, не придумав ничего лучше, спросила – как же родители отправили его зимой в такой лёгкой одежде.

     - Да у меня только мама и сестра. Отец погиб, когда мы были маленькими. Нам дедушка всегда помогает, а теперь я буду заботиться о маме и сестре Ане. А вас Диана Михайловна зовут? Мне Людмила Алексеевна о вас рассказывала.

     - Что же она тебе рассказывала?  Ну… давай, раздевайся и проходи. Подожди, я тебе тапки дам, - Диана покопалась в нижнем ящике шкафа, выдала мальчику папины шлёпанцы, и открыла дверь в маленькую десятиметровую комнату.

      Мальчик приободрился, осмотрелся в комнате. Он явно был доволен и тапками и комнатой и самой Дианой Михайловной.

     - А где твои вещи?

     - Ох! сумку-то я на лестнице оставил, - мальчик махнул рукой и рассмеялся.

     Принесли забытую сумку, сели пить чай.  Диана смотрела на Серёжу, и ей казалось, что она давно с ним знакома и не просто знакома, а очень хорошо знает и его маму и сестру. Он прихлёбывал чай, жевал пирог  и рассказывал о маме. Она нуждалась в операции,  и Серёжа приехал в Москву, чтобы заработать на это денег.

     Люся уехала и они остались вдвоём. Диана отправила Серёжу в ванну и спросила, что ему приготовить на завтрак.

     - Спасибо вам большое, я не завтракаю, - крикнул он  из ванны.

     - Как же ты голодный на работу пойдёшь?

     - А у нас дома все так. Потом, часов в одиннадцать перекушу.

     - Где ты работаешь?

     - Спасибо Тевану Карленовичу. Он меня в компьютерную фирму устроил.

Работа разъездная, я программы пользователям устанавливаю. Очень хорошая работа.

     - Серёжа, почему у тебя имя русское, ты по национальности армянин?

     - Это папа так захотел, он русский. Я – Сергей, а сестра – Анна. А похожи мы на маму...

     Они разговаривали через дверь ванной комнаты, и мальчик говорил громко, видимо считая, что иначе она его не услышит.

     Она слышала его, говорила с ним и понимала, что жизнь опять переменилась. Теперь она не может ходить по квартире в одной рубашке или драном халате, лохматая, выдыхающая вчерашний перегар.

     Серёжа вышел из ванной и спросил про зеркало. Она вспомнила, что давно спрятала его. Но куда?...  Вместе они нашли его за шкафом, отмыли и повесили в ванной. 

     Её жизнь действительно переменилась, в ней появилось некое подобие семьи. Она приучила мальчика завтракать по утрам и, когда он в семь часов выходил из своей комнаты, на кухонном столе уже стояла тарелка с кашей и турка с ароматным кофе. Он первым делом вдыхал этот аромат, чтобы окончательно проснуться, а уж после с аппетитом съедал кашу, пил кофе и мыл за собой посуду.

     Она провожала его, крестила в спину, хотя никогда не была ни верующей, ни суеверной. Так ей было спокойнее толи за него, толи за себя. Когда Серёжа отдавал ей деньги за полный пансион, она вдруг вспоминала, что это чужой мальчик и у неё щемило сердце и накатывались слёзы.

     В сентябре объявили, что в доме начинается капитальный ремонт и будут менять все трубы в квартирах. Диана Михайловна запаниковала: - деньги, которые она получила давным давно при обмене квартир, были запаяны в целлофан и подвешены на магнитах к ванне со стороны стены. Теперь они не могли оставаться на прежнем месте. Диана попыталась отодвинуть ванну, но силы были не те, что прежде. Тогда она растянулась на полу и попыталась рукой дотянуться до пакета, но и это ей не удалось.

     Хорошенько подумав, Диана принесла с кухни шумовку и  попыталась ею, на ощупь, соскрести магнит. Ничего не вышло! В конце концов, она достала заплесневелый пакет с помощью длинного старого зонта, но увидев, в каком он состоянии, запаниковала.  К её великой радости деньги не пострадали. Она зашила их в парусиновый пояс, надела его и не снимала даже на ночь. 

     Начался ремонт с замены лифта. Сначала появилось объявление, что лифт в течение месяца работать не будет и что компания «Стальной канат» приносит свои извинения за временные неудобства. Через неделю лифтовую кабину опустили вниз и на ее крыше уселись рабочие, которые плохо понимали по-русски. Они стали что-то отпиливать пилой-болгаркой в шахте лифта, при этом фонтаны искр летели на все четыре стороны. Когда ремонтники со своей искрометательной пилой добрались до седьмого этажа, случилось то, чего все опасались. Из лифтовой шахты повалил дым. Рабочие моментально повыпрыгивали оттуда и по тому, что в руках у каждого была пятилитровая пластиковая бутыль, было понятно, что такое случается не в первый раз.

     Однако бутыли были пусты и когда эти джигиты, желая их наполнить, звонили в двери, никто им не открывал, видимо не осознавая всех возможных последствий.  Диана впустила рабочих, налила в бутыли воды, те  быстро поскакали вверх по лестнице и залили очаг возгорания. Но другие  жители все это время не бездействовали, к подъезду подкатили две пожарные машины, вызванные кем-то из жильцов. Пожарные обследовали подъезд. Огня уже не было, но остался дым и запах гари.

     Серёжа фыркал и смеялся, когда Диана рассказывала ему об этом кошмаре. Он ел пельмени с майонезом и, в свою очередь, рассказал Диане, что видел во дворе двух крепких мужичков, которые несли на своих плечах серые загогулины, напоминающие букву «П». Оказалось, что это новые полотенцесушители, которые они гнули сами из оцинкованных труб! Диана возмутилась, сказала, что лучше уж оставить старый. И всё-таки они решили, что в ближайший Серёжин выходной поедут покупать новый полотенцесушитель.

     К этой поездке Диана готовилась как к большому празднику. Она надела кожаное пальто, новые сапоги, но с папиной папахой расстаться не смогла. Серёжа удивлённо посмотрел на эту папаху, но ни о чём не спросил и это ей очень понравилось.

     На строительном рынке «Анди» они долго выбирали полотенцесушитель. Когда, наконец, выбрали, продавец спросил, какой им нужен диаметр трубы? Диана растерялась, она и не подумала, что трубы бывают разного диаметра, но оказалось, что Серёжа знал нужный размер. Продавец явно принимал их за близких родственников, и Диана была горда  этим.

    
     В ноябре в квартирах  долго и бестолково меняли трубы. Воды не было никакой, рядом с подъездом, на газоне поставили зеленую будку с белой крышей, -  биотуалет. Ключ от него, непонятно почему, передали женщине с девятого этажа, но когда один из жильцов, громко матерясь, пытался вырвать дверь, повесили дубликат ключа на пружинку от доводчика в подъезде.   
 
     Диана мужественно носила свой пояс с деньгами, несмотря на постоянный зуд, но ни жестом, ни почёсыванием она не выдавала своей тайны. Однажды ночью она подумала, что если долго не мыться, то под поясом могут завестись паразиты.

     Холодную воду пустили, но в ванной не было кранов - их должны были заменить. Старые смесители открутили, а с новыми - вышла задержка: толи их уже украли, толи ещё не привезли. Так или иначе, но, не имея возможности вымыться дома, вечером следующего дня  Диана и Серёжа отправились к Акулине Ивановне.

     Около замусоренного подъезда возвышалась гора, сложенная из старых унитазов.

     - Диана Михайловна, а почему у нас не сняли унитаз? – поинтересовался Серёжа.

     - Это только инвалидам меняют бесплатно, а я не инвалид.

    - А вы знаете, судя по количеству толчков, вы единственный здоровый человек в этом подъезде.

     - Да ладно тебе, - засмеялась Диана, - подумаем. Может, сами поменяем.


     С тех пор, как Серёжа поселился в Дианиной квартире, её отношения с Ерофеичем, Леонидом и Акулиной Ивановной изменились немного, но Васятка не мог пережить этих перемен. Он был с Дианой, как ему казалось, предельно вежлив и один раз в неделю приносил ей пакет картошки, морковку и лук. Никто его об этом не просил, но он решил это делать и точка!

     Как-то раз днём, в дверь затрезвонили. Диана знала, что так звонит только Ерофеич, будто за ним кто-то гонится и срочно войти в дверь – его единственное спасение.
     Ерофеич ввалился в квартиру с большим тюком.

     - Здорово! Армян твой дома? –  Ерофеич снял куртку и с сомнением посмотрел на серый пол, - разуваться не буду, всё равно у вас ремонт.

     - Не разувайся. Ерофеич, сколько раз я просила тебя не называть так Серёжу.

     - А чего тут плохого? Я их уважаю. Вот знаешь, знакомый у меня был, в будке сидел.
Ну, там ботинки чистил, подковки набивал. Раньше народ был экономный. Чтоб деньги за набойки не платить, подковочки – раз, прибил и цокай себе. Одни стесались, другие набил. Мне нравилось.

     - Я тоже помню такие будки.

     - А, ну да! Ты ж тоже не молоденькая. А я чего пришёл-то… Васька прислал. Отнеси, говорит, её армяну куртку. Он в секонхенде опять разгружал и взял за работу.

     - Знаешь, Ерофеич, а я и не подумала. Действительно холодно, а у него куртюшка тоненькая. Купить ему надо новую.

     - Ты, давай не фасонь, посмотри, - хорошая куртка. Васька сказал, … новая. У них там не всё ношенное. Есть какой-то сток. Чёрт их разберёт, да ты хоть глянь! Я и сам никогда у их не покупаю; вдруг с покойника продадут? А эта - вещь! Сама погляди.
     Ерофеич с трудом развязал узел на шпагате и вынул из бумаги красивый синий с красным пуховик.

     - Смотри – не врал! Только Васька сказал, чтоб не проболтались, что, мол, от него.
     Пуховик пришёлся впору, и Диана сказала Серёже, что это подарок  Акулины Ивановны и Ерофеича.


     В конце декабря ремонт в подъезде всё ещё продолжался. Ковши мусоропровода выпадали на ноги, входную дверь в подъезде выбили вместе с домофоном и унесли неизвестно куда, калорифер разобрали. Холодно, грязно, противно. На стекле перед входом большими черными буквами  кто-то написал матерное слово, хоть и по-английски, но понятно, что имели в виду.

     Приближался  любимый праздник Дианы. Серёжа собирался навестить маму и сестру, но новый год обещал встретить вместе с Дианой, Люсей и Теваном Карленовичем. Её это очень радовало. Она закончила готовить ужин, когда позвонили в дверь. Кто-то долго не отпускал кнопку звонка. Диана дождалась, когда прекратится этот звон, посмотрела в глазок и увидела согнутые, будто расплывшиеся, спины Ерофеича и Леонида. Ерофеич выпрямился и забарабанил в дверь ногой.

     - Открывай, дурында! Ты что там уснула, иль нет?

     Диана открыла дверь и отшатнулась в сторону. Мужчины втащили в тесную прихожую Серёжу. Он был без сознания, а вместо его милого Диане лица, была сплошная кровавая плюшка.

     - Быстро вызывай скорую, - скомандовал Леонид, но взглянув на Диану, сам взял трубку и набрал 03.

     - Пошли с Лёнькой пивка купить в Пятёрочку, - решил объяснить Ерофеич, -  а за остановкой его мутузят. Шпана какая-то!... Я по куртке его признал, а он уж на земле валялся, когда мы подскочили. Еле отняли. Вот мразь какая!  Целая толпа, малолетки, лет по пятнадцать, не боле. Друг перед дружкой… чтоб себя показать! – Ерофеич потрогал синяк на глазу и выругался.

     Скорая приехала быстро. Пожилой доктор осмотрел Серёжу, которого перенесли на Дианину кровать, и вызвал реанимационную бригаду.

     - Вы его мать? – спросил доктор окаменевшую Диану.
     И, поскольку она не отвечала, обратился к Леониду: - серьёзный случай, если выкарабкается, на лице пластику нужно делать. Матери я сейчас укол сделаю, и соберите её, пусть с ним поедет и… деньги возьмёт. Только, я вам ничего не говорил…

     Доктор был прав. Деньги решили многие вопросы мгновенно. В больничном туалете Диана разорвала свой пояс и выложила его содержимое в потрёпанную  сумку. Заведующий отделением принял её «по одёжке», но провожал с нескрываемым удивлением.

     Она оплатила не только услуги самого заведующего, но и отдельную палату, куда Серёжу должны перевести после реанимации, и сиделку для него. Заведующего она заставила поклясться, что тот будет сам следить за ходом лечения и найдёт лучшего пластического хирурга в Москве.

     Диане выписали постоянный пропуск. Она поселилась в оплаченной ею прекрасной двухкомнатной, с душевой кабиной и туалетом, палате. Постоянное пребывание её в больнице было ненужным Серёже. В реанимационную палату, где он был, её не впускали, но целыми днями она сидела у её двери. Заведующего раздражало её присутствие, но прогнать её он не решался.

     Три дня Серёжа был в коме. В ночь на четвёртый день к нему вернулось сознание, а ещё через неделю его перевели в палату, где с ним постоянно находилась сиделка. Диана ещё сутки находилась рядом, чтобы убедиться, в правильном уходе и опытности сиделок.
Когда она вышла на улицу, всё поплыло у неё перед глазами, и она прислонилась к стеклянной двери, чтобы не упасть. Проходивший мимо мужчина остановился рядом с нею.

     - Вам плохо, бабушка? Чем я могу помочь?

     Её настолько возмутило слово «бабушка», что в голове сразу прояснилось, она гневно сверкнула глазами и попросила вызвать ей такси.
    
     Ключи от её квартиры были у Ерофеича, и она поехала к его дому. Чтобы расплатиться с таксистом, она открыла свою потрёпанную сумку и, порывшись в ней, выбрала пятидесятидолларовую купюру.

     - Возьмёшь? Других нет.

     Таксист взял, посмотрел купюру на просвет, потёр пальцем, помял.

     - Настоящая, -  успокоила его Диана, - берёшь?

     - Беру.

     Ерофеич и Акулина Ивановна не отпустили Диану, пока она не пообедала у них. Расспрашивать о Серёже её не стали, потому, что на саму Диану страшно было смотреть.

     - Я тебе, Динка, щас домой отведу. Васька там всё помыл, постелю твою его мамка выстирала. В кровищи всё было.

     Акулина Ивановна замахала на мужа руками, - ты что, старый хрен, совсем обалдел? Не видишь что-ль?

     - Извиняйте, не подумал. Пойдём, Дина.

     Из-за двери они услышали, как заливался звоном телефон. Звонила Люся.

     - Динка, я тебя целую неделю не могу вызвонить. Где ты пропадаешь?
Диана прикрыла трубку рукой и спросила Ерофеича: сказали ли Люсе о несчастье.

     - Ох! Ядрёна кочерыжка, Люське-то твоей мы не сообщили, а ведь у Акулины Ивановны есть её телефон. Да она всё день и ночь Богу молилась за армянчика, меня без конца в Церковь гоняла.

     - Алло, алло, что там у тебя, - кричала Люся.

     Диана, без ужасных подробностей, всё рассказала Люсе, та помчалась к Тевану на работу. Позвонили  в Минск, Серёжиному деду. Пугать не стали, сказали, что Серёжа в больнице, состояние среднее.

     Люся приехала к Диане и на следующий день не отпустила её в больницу, туда отправился Теван  Карленович.

     После таблетки снотворного Диана проспала почти сутки и, проснувшись, сразу вспомнила, что Серёжи нет дома. Люсе она сказала, что прекрасно выспалась, чувствует себя вполне нормально и после завтрака поедет в больницу.

     Серёжина палата находилась в торце коридора и она, нацепив бахилы на сапоги, медленно шла по длинному коридору.

     - Диана Михайловна, у Серёжи дедушка. Недавно прибыл, говорит из Минска. Я пропустила, -  весело доложила дежурившая на этаже медсестра. 

     - Сиделка не отлучалась?

     - Нет, что вы! Всё хорошо. Он сегодня даже попил из поилочки. Всё  хорошо.
Диана вошла в палату, оставила на диванчике в передней сумку, прошла мимо закрытой двери, за которой лежал Серёжа.  В ванной комнате вымыла руки и только тогда тихонько открыла дверь к больному.

     Медсестра поправляла капельницу.  Рядом с кроватью, спиной к Диане сидел щуплый старик с реденькими седыми волосами. Уловив движение за спиной, он быстро обернулся и удивлённо вскинул ещё тёмные брови.

     У Дианы перехватило в горле, она понимала, что нужно что-то сказать и не могла. Уйти она тоже не могла, -  ноги не слушались.
Старик всматривался в её лицо, пытался что-то вспомнить и не мог то-ли вспомнить, то-ли поверить.

     - Здравствуйте, Леонид Маркович, - чужим металлическим голосом первой заговорила Диана.

     Старик вскочил, опрокинув стул. Недовольная сиделка, не произнеся ни слова, подвела Леонида Марковича к Диане, насколько смогла деликатно вытолкала их в соседнюю комнату и закрыла дверь.
 
     Растерявшись от неожиданной встречи, они неловко пропускали друг друга к маленькому диванчику и, наконец, сели в разных его углах. Диана не могла поверить в реальность происходящего и смотрела поверх головы Леонида Марковича, словно жала, что сейчас кто-то войдёт и объяснит происходящее. Первым заговорил Мигдал.

     - Это мой внук Серёжа. Помнишь Беллу Курчину из Минска?

     - Конечно, помню, - слишком торопливо ответила она.

     - Прости, ты не знала,… Соня моя покойная  тоже не знала. У нас с Беллой  был сын. Она сама так захотела и даже настояла. Когда мы уехали из Союза, - ничего не знали друг о друге. Но как только представилась возможность, я приезжал к ним, а когда умерла моя Соня, мы с Беллой стали жить вместе. Сын тогда уже вырос, встретил девушку из Еревана, полюбил и уехал с ней.

     - Значит, у неё был твой сын, - она не смогла сдержаться, и Леонид Маркович почувствовал зависть и прежнюю её ревность к покойной теперь Белле, -  Серёжа говорил, что его отец погиб?

     - Да.…по глупости, - Леонид Маркович замолчал и уставился  в пол, - я тебе после расскажу, если, конечно, можно?... Спасибо за Серёжу.

     - Не надо, Лёня. Это моё личное дело. Как твои дети?

     - У детей всё хорошо. Получили прекрасное образование, востребованы, работают… Заняты своими семьями, детьми, друзьями... Ну, знаешь, как это бывает?

     - Нет!...

     - Да-да, прости. Они в штатах остались, мы же там долго жили. Я им больше не нужен. Нужен я, пока, Ане, Серёже и  их маме Наире. Я не осмелился ей сообщить,… как ты думаешь,… как это лучше сделать?

     За окном стемнело, они зажгли лампу на столе и долго молчали в полумраке. Из соседней комнаты в ванную прошла сиделка с судном, едва слышно перемещалась секундная стрелка на круглых часах.

     - А Белла? – наконец решилась спросить она.

     - Долго болела, умерла два года назад. Дина, я не знаю, как сказать. Сказать – прости… слишком мало. Ну не мог я тогда остаться, не мог!
Он выпрямился, расправил плечи и стал похож на прежнего Леонида Марковича.

     - Да Бог с тобой, Лёня, я тебя всю жизнь любила. Сама не знала, что любила. Только сейчас и поняла.

      Он внимательно вглядывался в лицо женщины, которая снова, как когда-то в далёкой молодости, говорила ему о своей любви. Попытался представить её своей женой, тогда, не сейчас, и не смог. Подумал, что он виноват в её одиночестве, что не нужно было заводить с нею роман и морочить ей голову. 

     «А как же теперь-то с нею быть? И не своя и не чужая. Да, уж это верно, что не чужая», подумал Леонид Маркович. В голове мелькнула нелепая мысль о бумеранге. « Раз он вернулся, пора его закопать»

     - Я вот часто думаю, Дина, в молодости всё кажется возможным, всё ещё впереди. Сегодня сделал не так, завтра исправлю… Вроде бы – сегодня  черновик, а завтра набело. А ведь ничего не поправишь, не вернёшь… Жизнь прошла.

     - Да, всё так, - горько усмехнулась она, и тут же с надеждой в голосе спросила, - а может ещё можно,… нет, не начать сначала, а сделать работу над ошибками. Помнишь, как в школе?

     Её покорность напомнила ему прежнюю Диану и он улыбнулся.
Диана тут же придвинулась ближе, положила голову на его жёсткое плечо и впервые в жизни ощутила абсолютный покой и счастье. Леонид Маркович почувствовал это и замер. 

     Два человека, на излёте жизни, сидели неподвижно, боясь спугнуть то общее чувство, которое они бессознательно ждали всю прошлую жизнь и ощутили сейчас, прикоснувшись, друг к другу.


     КОНЕЦ